Брату же очень сложно вырывать волосы — они живут в разных краях особняка, и никто никогда не видит их вместе. Не сходятся, братья-близнецы, а не сходятся.*
Может, Бельфегору тоже хотелось семью как с глянцевых журналов, которые периодически читала мать: обнимающих при каждом удобном случае родителей, нормального брата, драться с которым можно только за новый велосипед, нормального себя. Это, знаете ли, не очень приятно, когда тебя пичкают таблетками при обострении. Слуги в этот момент кривятся, не таясь — Бельфегор ничего не может им сделать. Он просто лежит, кровать слишком мягкая, полотенце на голове пропитано каким-то странным, чуждым пламенем. Бельфегор ненавидит обострения. Единственной отрадой становятся книжки. Книжки про рыцарей, про принцесс и про драконов. Принцессы часто заколдованы злыми ведьмами и колдунами, короли всегда властные, у рыцарей всегда есть длинные мечи и они всегда принцы. Значит ли это, что любой принц — рыцарь? Брат заходит в комнату, когда там нет Бельфегора, и вырывает все страницы, где находятся смазливые принцы, не делающие в истории ничего. Бельфегор даже не видит смысла в собирании страничек. Он берёт белые листы и рисует на них своих принцев. Все они, по неведомой причине, имеют светлые волосы и чёлку на пол лица.***
У Скуало в квартире на пятнадцатом этаже на очень многих поверхностях стоят будильники. На тех, что без будильников, лежат детские раскраски. Бельфегор никогда таких не видел и не раскрашивал, поэтому почти каждый вечер в квартире они проводят за весьма странным действом: Скуало на полу, Бельфегор на полу, раскраски и карандаши на полу. Скуало периодически отрывается, делает несколько глубоких вдохов и выдохов. Бельфегор никогда не спрашивает об этом, потому что это до боли напоминает его обострения. Они оба вообще не болтливые, если так подумать. Скуало разговаривает только о насущных проблемах, не волнуется о судьбе народов и цивилизаций. Скуало волнуется о том, какой светильник купить взамен сломанного. Но он любит рассказывать сказки. Не те, которые читал сам Бельфегор, совсем другие. О смелой девушке, пошедшей против сильнейшего Неба своего времени; о брате и сестре, вместе создавших семью; о болезненном мальчике, мечтой которого было стать главой своей семьи и о ледяной волшебнице, поклявшейся исполнить мечту вместе с ним. Скуало рассказывает о богах, о вечных, страшных и безжалостных существах. О полукровках, готовых на всё ради «родителей». Живущих только засчёт выпивания чужого пламени. Они не отличаются от людей ничем, кроме отсутствия любви, вместо которой только имитация. И о том, что те полукровки, что влюбляются, считаются предателями. И их убивают. Это страшные сказки. У Скуало загораются глаза, когда он рассказывает. Иногда он оговаривается и Бельфегор узнаёт имена: обрывочные и странные, но красивые, как и имена Скуало. Брата и сестру звали Амбросио и Мелина. Болезненного мальчика — Элиджио. А ту простолюдинку, пошедшую против сильнейшего Неба — Латона. — Можешь считать, что нянькой, — хмыкает Скуало, когда Бельфегор спрашивает о работе. Они сидят на маленькой кухоньке, Скуало строгает бутерброды, а Бельфегор читает документы какой-то вырезанной семьи вместо учебника. У Скуало странные методы обучения. — А у кого? — У наследника Вонголы. На моего прошлого босса похож, такой же долбоеб. — и добавляет, с каким-то странным сожалением в голосе. — Но я не позволю повториться его судьбе. Бельфегор впервые открывает рот и спрашивает о чём-то личном прямо. Принцы так не делают, принцы плетут кружева из слов, и Бельфегора немного коробит. Но он знает, ему ответят. Рыцари же честные. — Сколько тебе лет? — Скуало выглядит на тот же возраст, что и его кузены — на шестнадцать с хвостиком. Скуало замирает секунд на десять, потом смеётся. Даже нож откладывает. — Дай мне пару минут, я посчитаю, — произносит он, а потом начинает сосредоточенно бурчать что-то себе под нос. Через пару минут действительно замолкает. — Около девяти тысяч… Может больше, — Скуало пожимает плечами, а Бельфегор мотает головой. Люди, даже принцы так долго не живут. Это он и говорит, правда в другой форме. — Ты же не Аркобалено? — Скуало мотает головой, протягивает Бельфегору его бутерброд. Несколько минут Бельфегор сосредоточенно жуёт, всё ещё смотря на Скуало. Лицо Дождя (теперь принц знает, что значат все эти слова!) какое-то странное: он то ли вспоминает, то ли пытается не вспоминать. — Как считаешь, что самое важное в готовке? — внезапно выдаёт Скуало. Бельфегор чуть не давится, но неуверенно говорит. — Ингредиенты? — Нет, — припечатывает Скуало. — Ножи. Буду учить тебя готовить. Ножи, правда, для нарезания чего-либо не подходят совершенно, зато отлично кидаются. Бельфегор наматывает на них леску для ловли акул, которую Скуало кто-то подарил, и кидает, кидает, кидает. В стену, в шкаф, в зеркало. Скоро по квартире становится трудно передвигаться, но Скуало каким-то невообразимым способом делает это без особого неудобства. Только за разбитое зеркало ругает. На день рождения Бельфегор получает ещё более тонкую и лёгкую леску и набор ножей странной формы.