— Асари? — спрашивает красивый мужской голос. Этот голос ассоциируется у Такеши с красными цветами, с запечатанными письмами и треском огня в камине, когда в особняке кроме них троих никого не было. Такеши не сразу понимает, что этот голос спрашивает что-то у него, погружённый в
несвои воспоминания.
Цветы растоптаны каблуками чёрных туфель. Запечатанные письма так и не отправлены никому, спрятаны в самую глубину души. Огонь трещит, заглушая крики брата и сестры. На деревянный пол падают серебрянные кольца.
Джотто улыбается.
— Я Такеши, — громко и твёрдо говорит он в пустоту. Пустота смотрит на него красновато-карими глазами его бывшего Неба. Такеши закрывается от воспоминаний, как от ветра, режущего глаза, и чуть не плачет, когда вспоминает.
Асари помнит их. Городок, в котором жил Амброс, разрушил ураган. Ураган был для маленького Амброса символом силы, он сам потом скажет. Сила маленькому Небу тогда была нужнее всего, и тыквенно-оранжевый окрасился алым, будто кровью.
Угетсу знает, что это неправильно — подстраивать события, чтобы заполучить себе Хранителя, но что он может сделать? Джотто сильнее, Джотто ближе к богам, и если он расскажет, пострадает мама. Угетсу клянётся самому себе, что будет приглядывать за маленьким Небом.
— Вирилит? — снова спрашивает этот голос и ему вторит женский, мягкий и плавный, словно текущая вода или лёгкий морской бриз. Совсем девочка по сравнению с Вирилитом, но взрослая, такая сильная, такая
человечная. Почему-то кажется, что это лучший комплимент из всех, которые он может сделать.
Латону знает Вирилит, и знает долго. Рождённая, чтобы стать одной из «I Prescelti Sette», чтобы следить за самыми главными источниками энергии, за Аркобалено, чтобы правильно передавать эту энергию богам. Отпушенная на землю в качестве проверки, чтобы помогать Джотто, и провалившая эту проверку с треском.
Ведь жившая исключительно ради богов полукровка влюбилась в человечество столь сильной любовью, что уйти уже не смогла.
— Такеши, — уже не так твёрдо отвечает Такеши. Это его имя, ведь правда? Пустота смотрит на него фиалковыми глазами, обнимает мягкими руками и улыбается. Такеши так же улыбается.
— Тиарайн? — спрашивает другой голос. Этот голос твёрдый, холодный и режется, словно лёд. Такеши мотает головой, прижимая руки к груди. Нет, нет, ему не хочется обо что-либо резаться, он не любит боль! — Тиарайн, пожалуйста!
Голос обретает очертания, метель прекращается и Такеши стоит перед горным родником, рядом кутается в цветастый плащ высокая женщина с белыми волосами. Одуряюще пахнет кровью.
Айкимару Тиарайн знает с рождения. У них одна мать. Айкимары и существовать-то не должно, но Тиарайн совершенно не против поделиться силой и влиянием. Тиарайн — солёная вода, океаны и моря, а Айкимара — родники и реки, ледники на высочайших горах.
— Моё имя — Такеши Ямамото! — в пустоту кричит Такеши и его голос отражается от чего-то, давит со всех сторон и Такеши падает. Он боится, так боится. Они — не он! Не он! Не он!
— Сынок, — плещется водой красивый женский голос, — Не бойся.
Мама.
И тут Такеши снова оказывается в прохладной морской воде, с чётким осознанием в голове. Он наполовину — бог. Никуда от этого не денешься. К воде двигался чей-то силуэт.
***
Хаято сидел на балконе, прижавшись спиной к стене, и размышлял. Это было одним из его любимых занятий, сразу после игры на рояле и составления химических уравнений. В химии Хаято всё же по большей был теоретиком, и лаборатории взрывал крайне редко.
Вопреки распространённым стереотипам об Ураганах, рассуждал он спокойно и про себя, лишь изредка записывая что-то в блокнот. В записях Хаято мог разобраться только он сам, поэтому за сохранность информации волноваться не приходилось. А информация была довольно важная.
Сочетание пламени у Хаято было максимально неудобное, даже опасное, причём для самого владельца в первую очередь. Разрушающий Ураган и создающий Туман влияли, как оказалось, почти на всё, начиная от питания, заканчивая психикой. Выяснилось это довольно неожидано: на встрече с психотерапевтом, когда собеседница внезапно встала и пошла к Озаки.
Озаки, закопавшаяся в документы и вылезавшая оттуда только поесть, и то не всегда, такому вниманию была не рада. Но она с удовольствием подтвердила, что да, Хаято Туманный Ураган, она же вроде говорила, даже записку медикам писала, чтобы те объяснили?
Как оказалось, голова у Хаято была всё-таки немного дырявая, а записку потеряли. Момент, когда Озаки вздохнула, поднялась и направилась куда-то, видимо раздавать оздоровляющие пинки, до сих пор был отпечатан у Хаято в мозгах. Ему, конечно, тоже влетело, но как-то без огонька.
Потому что такая забывчивость была для Туманных Ураганов, уничтожающих собственные воспоминания, которые подсознание считает ненужными, вполне характерна.
Теперь у Хаято были расписанные по дням таблетки, в весёленькой красно-фиолетово-синей коробочке, с не менее весёленькими эффектами. Но они правда помогали: история, которую он не любил и которую никогда не мог выучить, сколько бы ни старался, наконец начала укладываться в голове, пусть и тупой зубрёжкой.
Но эти улучшения вывели на первый план другую проблему, которую Хаято и пытался решить. Ему было жизненно необходимо обуздать собственный Туман, причём на уровне, когда он контролируется даже подсознательно. Без человека, который научил бы его основам, такое оказалось невозможным.
Хаято, доверявший весьма ограниченной группе взрослых, среди которой Тумана не было, был весьма расстроен этим фактом.
Под балконом мелькнула знакомая макушка и Хаято заулыбался, осознавая, что он крайне удачлив. Он попросит Мукуро позаниматься с ним. Проблема была в том, что Мукуро попросит за эти занятия, но в тот момент Хаято как-то пропустил этот пункт в собственных рассуждениях.
— Эй, Мукуро! — Хаято поднялся и перегнулся через оградку балкона. — Научи меня использовать пламя Тумана! Мукуро запнулся от неожиданости, запнулся о собственные ноги и полетел на землю. Из соседнего окна послышалось сдавленное хихиканье, а потом оттуда высунулась Кимико.
— Я тоже могу, — обратилась она к нему. — У меня Туман — второй атрибут, — Хаято наклонил голову. Ага, если у него будет два учителя с разными подходами, то обучение получится куда более разносторонним. Зачем выбирать, когда можно получить сразу двоих?
Мукуро внизу поднялся, посмотрел на Хаято внимательным взглядом, из-за которого тому внезапно стало неловко, а потом совершенно по-детски показал Кимико язык, будто говоря: «А меня первым выбрали!».
— Ничего же, если мы будем заниматься все втроём? — обратился Хаято куда-то в воздух. Теперь уже Кимико показывала погрустневшему Мукуро язык. Вся ситуация была настолько комичной, что Хаято не выдержал и рассмеялся во весь голос. Боже, он обожал этих двоих!
***
Вытаскивать Такеши из воды было так же привычно, как дышать. Такеши обожал воду, это Кёя знал отлично. Они часто сидели у речки, и у Такеши в такие моменты глаза загорались каким-то потусторонним светом.
Но до такого ещё не доходило.
— Ты чокнулся?! — полушёпотом рявкнул на него Кёя, хотя на язык лезли куда более тяжёлые выражения. — Ты, блять, представляешь, как я запаниковал, когда тебя не нашёл?! А что было бы, если первой проснулась Тсуна?!
Такеши сидел в воде, явно не заботясь о сохранности одежды. Кёя в тот момент тоже не заботился, успел только скинуть кроссовки, а потом уже не раздумывая ринулся в воду, доставать идиота.
Кёя не знал, что подняло его посреди ночи. Но был крайне благодарен.*
— Такеши! — негромко позвал Кёя, потянув Такеши за руку. На него тут же уставились два светящихся глаза. Такеши даже не моргал.
— Да, я Такеши, — пробормотал он и Кёя вздрогнул: его голос звучал мёртво. Он начинал паниковать. Адреналин в крови успокоился, и Кёя чувствовал, что ещё пара минут — и он скатится в совершенно безобразную истерику.
— Вставай, Такеши, — голос дрогнул, но Кёя упорно продолжал тянуть чужую руку. В глазах Такеши что-то мелькнуло, и он медленно поднялся, даже послушно позволил вести себя на берег. Но отпускать его руку Кёе всё ещё было очень боязно, поэтому он сжал пальцы покрепче и продолжил идти.
К тому моменту, когда они вышли на берег, у Кёи совсем не осталось сил, будто он прошёл не несколько метров, а несколько километров. Чувствовать себя беспомощным было неприятно, не понимать при этом от чего — ещё хуже.
Они просто стоят так несколько минут, молча и не разжимая рук.
Объятия оказываются для Кёи полной неожиданностью. Такеши тёплый, хотя и промок насквозь, но очень тёплый.
— Спасибо, — прошептали ему куда-то в макушку и Кёя вздрогнул. Объятия стали только крепче. — Я бы не ушёл без тебя. Не смог бы. Спасибо, — фразы у Такеши рваные, негромкие, но его голос звучит привычно тепло, а не безжизненно. Это хорошо.
