***
Весна 1634 года. С того дня я приказала самой себе, больше не срываться, терпеть эту боль до конца своих дней, закопать её в самую глубину души. Я ждала, ждала милости падишаха, его любви, но он был далек от меня. Его холод и равнодушие резали меня изнутри. Единственным утешением являлась Кая. А что насчет Айлин, венгерка потребовала вернуть ей дочь, Мурад одобрил её рвение, но все то было лишь для того, чтобы показать Мураду какая она хорошая. На самом же деле, ни разу не поинтересовалась девочкой. Я уже около получаса наблюдала за просыпающейся природой после затяжной холодной зимы. На душе стало легче. Моя зима тоже подошла к концу. Потеря детей сильно подкосила меня, но я не сдамся! Никогда не сдамся, венгерка мне заплатит, за всё расплатиться! — Султанша, повелитель пожелал видеть вас и Каю султан. — Раздался приятный мелодичный голос Лалезар калфы, обернувшись я кивнула. Значит, всё же скучает. Это хорошо. От Фарьи и недавно появившейся Санавбер толку мало. Будем бороться снова. — Кая, моя луноликая султанша! — Падишах нежно погладил семимесячную дочь по темной головке и прижал к себе. Я наблюдала за этой картиной стараясь вести себя непринужденно, естественно, но вместе с тем пыталась казаться доброй зайкой и улыбаться. Как же я отвыкла от этого притворства. Но куда же без него? Я должна родить наследника престола, иначе будет плохо. Плохо не только мне, но и всей династии. Отсутствие прямого наследника осложняло положение, люди начинали волноваться. Но кажется, Мурад был настроен жестоко. Несколько недель назад он лично казнил нескольких бунтующих. Ещё сотню убила стража, на улицах Стамбула. Он оставил жен вдовами, а детей сиротами. И был счастлив от этого, от того, что свершилось его правосудие. Его меры я откровенно презирала. Это была неоправданная жестокость. Он смотрел на меня теперь по-иному. С любовью смотрел. Было странно, почему он так быстро сменил гнев на милость. Быть может, разочаровался в своей драгоценной Фарье? Кто знает? Есть и другая причина, любовь ко мне. Ведь я родила ему троих детей и смогу родить ещё столько же. В тот день меня позвали на хальвет. В тот день всё поменялось.***
— Айше султан. — Достаточно громко сказала венгерская змея и вышла из ташлыка. Она погладила свой округлившийся живот, ставя на этом акцент. Да, она опять беременна, что неудивительно. Вот только тебя мне не хватало. Набросив улыбку на лицо я повернулась к ней лицом. — Чего тебе? — Вы наконец вышли из своих покоев, что-то важное случилось? Вы жили затворницей столько месяцев… — Теперь это в прошлом. Кстати, как тебе новая наложница падишаха? — Я указала взглядом на Санавбер, которая опустила голову вниз, стоило мне только заговорить о ней — Понравилась? Мне очень. Думаю, вы с ней подружитесь. — Венгерка раскрыла рот, но я уже зашагала прочь, довольно улыбнувшись. Иногда её надо ставить на место.***
Месяцы любви и нежности, которые я дарила Мураду пролетали один за другим, наступило жаркое лето. Радость переполняла мою грудь, ведь я вновь ношу ребёнка. Светло-сиреневое платье облегало мою точеную фигуру. Зайдя в покои падишаха я объявила радостную весть. Султан был очень рад и целый день не отходил от меня. Я старательно избегала общества назойливой венгерки. Стоило мне только выйти в ташлык, так и она тут как тут. Я порой удивлялась, сколько желчи и злости может уместиться в одной женщине. Фарья открыто кичилась своим положением в гареме. Убеждала, что теперь родит наследника и станет матерью главного шехзаде и всё это при мне. Наложницы, конечно побаивались поддерживать венгерку, но понимали, что это вполне возможно. Девушки уважали меня и любили. Жизнь в гареме была для них раем. Мурад по прежнему ставил в приоритет общество принцессы, но я решила включить режим «Хатико» и ждать, ждать столько сколько потребуется. Султан ведь от меня не отвернулся, так же навещал меня, только теперь чуть реже чем раньше. Любовь к нему мешала мне здраво мыслить, хотелось придушить Фарью. А собственнические чувства мне не чужды, как я посмотрю. Но придушить венгерку я всегда успею. А вот выносить здоровое дитя, с таким окружением вряд ли. Мой живот уже закрывал мои ноги и я очень плохо видела их. Как и при предыдущей беременности, ноги отекали. Мне постоянно хотелось соленого. Мне казалось, что я могла есть соль ложками, да что там ложками! Половниками! На лице стали появляться высыпания, кожа стала сухой. А что насчет Каи, девочка упорно пыталась бегать по всему дворцу, вместе с Айлин. Айлин хоть и была чуть старше моей дочери уже во вовсю скакала по дворцу, няньки бегали за ней и иногда даже теряли маленькую султаншу из виду. Однажды она забежала и ко мне в покои. Я спокойно читала книгу, погрузившись в собственные мысли и тут вбегает это чудо. — Ой. — Пролепетала малышка оглядываясь по сторонам, понимая что забежала куда то не туда. — Потерялась? — Обратив на девочку внимание спросила я, отложив книгу. Малышка кивнула. Внезапно я испытала прилив любви к этой девочке, наверняка гормоны бушуют. — Иди ко мне. — Только сейчас я обратила внимание на то, что девочка была прохладно одета и кажется была босой. Никакого присмотра и контроля над ребёнком! Я усадила Айлин рядом с собой на тахту и взяла её маленькие холодные ручки в свои. — Холодно? — Девочка кивнула. — Сейчас я тебя согрею милая. — Завернув малышку в плед я прижала её к себе. Спустя пару минут я позвала слуг. — Рана, отведи султаншу к её матери. Но Айлин заупрямилась и схватила меня своими маленькими ручонками за платье. У меня сердце кровью обливалось. Фарье, что совсем безразлично как её дочь? В итоге, я оставила Айлин у себя. Стемнело, но никого не было. Всем было плевать на ребёнка. Как же мне было жалко бедняжку, такая маленькая, а уже никому не нужна. А у неё, горели голубые глазки, она ловила каждое мое слово. Она смеялась, звонко, как и все дети. Мы с ней так и заснули вместе. Иногда чужой ребёнок становится родным. Айлин стала мне дочерью, моей отрадой, моей нежной розой, моим дыханием, моей жизнью. Так же как и Кая. Я не видела между ними различий, обеих я любила, обеих целовала, обеих укладывала спать и читала сказки. Я заберу её у Фарьи! Точно, заберу. А Фарья даже не волновалась, что её дочь не пойми где, даже не разу не спросила. Венгерку больше волновал её ещё не рожденный малыш, который должен был вскоре родиться. Срок подходил к концу. Скоро решиться судьба Османской империи.