Там, где кроме разбитой коленки нет другой боли

      Туфельки на ногах непривычно велики, и при каждом шаге они сначала отрываются от пятки, а затем громко шлепают по ней, вызывая несколько неприятные ощущения. Белые гольфики сползают по тощим ногам, и их обладателям явно лень их поправлять.       Они бредут по полю лютиков, которые невинно щекочут их ноги. Кожа их украшена раночками, ссадинками, синячками. Кажется, не скоро их ряды пополнятся. Но нет. Хината не замечает камушка на своем пути, цепляется за него носком и падает на колено.       — Ушибся?       Кагеяма привычно протягивает руку, старший ее благодарно принимает. Оба оглядывают разбитую коленку, с которой ползет маленькая капля крови, оставляя за собой алый след.       — Нет, — хохочет Хината, а у самого по щеке ползет слеза. Тобио аккуратно смазывает ее большим пальцем.       На душе легко и свободно. Ветер треплет их волосы.       Они видят цвета намного ярче, чем те есть на самом деле. Трава кажется неоново-зеленой, солнце — раскаленно - белым, а лютики — ядовито-желтыми.       Мальчишки помнят так дверь их подъезда — мрачную и угрюмую, но даже она кажется красочной и приветливой. Вообще, все вокруг казалось радостным и далее несколько торжественным, когда один из них ждал другого.       Тобио допивает свое молоко, косится на Шое, который неуверенно, но все же держится на ногах. Тот улыбается и жестом показывает, что все хорошо. Кагеяма облегчённо вздыхает.       Хината срывает один цветок, преподносит к лицу, разглядывая. Лепестки едва колышутся на ветру. Пчела улетает вместе с собранной пыльцой. Сам же лютик едва ощутимо благоухает. Мальчик срывает ещё несколько цветов, а затем ловкими отточенными движениями начинает сплетать их стебли. Выходит венок.       Он ищет глазами Кагеяму, чтобы надеть ему на голову свое творение, но не находит. Тихо выдыхает, прежде чем на его голову приземляется такой же венок. Шое оглядывается, замечает Тобио, который по-доброму улыбается. Рыжик тихо смеётся в ответ и надевает на голову друга такой же венок из лютиков. Естественно, когда тот слегка нагибается.       Синие глаза озорно сверкают, но Хината не успевает спросить: Тобио подхватывает его так, что Шое повис прямо у него на плечах. Он смеётся, смеётся много, так, что воздуха не хватает. И ничего, ничего не болит.       — Хината?       — М? — вопросительно мычит старший.       — Давай мы ещё сюда придём?       — Давай, — тихо шепчет.

◉◉◉

Несколько лет спустя

      — Хей, Кагеяма? — шепотом спрашивает Шое.       На их головах привычно покоятся жёлтые венки. Закатное солнце светит, но не греет. Греет плечо пока что друга, которое вплотную прижато к собственному. Их щеки красные: то ли кровь прилила, то ли освещение такое.       — Да? — тихо, стараясь не спугнуть что-то эфемерное в моменте, отвечает Тобио.       Цветы тихо шелестят у их ног. Птицы почти не летают. Они не видят цвета такими же яркими, как и тогда, но кажется, будто сейчас все становится ярче. Дышится полной грудью.       — Я люблю тебя.       На колене Хинаты теплится кровь. Большой палец Тобио стирает выступившую слезу с румяной щеки. Они прижимаются ещё ближе. Загораются первые, самые яркие звёзды.       — И я тебя.       Солнце полностью скрывается за горизонтом. Они смотрят на друг друга непозволительно долго, прежде чем слиться в нежном трепетном поцелуе.       Они навсегда останутся там. Там, где оставили свои сердца. Там, где все хорошо. Там, где кроме разбитой коленки нет другой боли.

Боли вообще нет места.