Compulsion

"So what if you can see the darkest side of me? No one would ever change this animal I have become. Help me believe it's not the real me. Somebody help me tame this animal I have become". (с) Three Days Grace – Animal I Have Become

Музыка сдавливает горло, мешает дышать. Она насильно вжимает почти сбежавшего Сынхёна обратно во Вселенную, вибрируя вместе с натянутыми до предела нервами. Каждый шаг отдается в позвоночнике, кажется, что с него сняли шкуру, а обратно почему-то приладили нервами наружу. Он напрягается, с силой втягивая в себя воздух. Там. Одно слово, горящее под корой головного мозга так ярко, что аж слепит. Там. На внутренней стороне век отпечатан образ блондина. Сынхён знает, что он сейчас ТАМ, а значит ему нужно ТУДА тоже. Он словно пес стряхивает с себя окружающую докучливую реальность. Его тянет. Прямо и направо. Рука ложится на ручку двери. Джиён тихо всхлипывает, размазывая слезы по лицу. Все настолько паршиво, насколько это вообще возможно. Дверь тихо скрипит, и омега напрягается, ожидая чего угодно. Легкие шаги шуршат по плитке, неизвестный Джиёну омега замирает, видимо понимая, что в одной из кабинок не все в порядке. - Эй? - голос тонкий, похож на детский, - ты там как? В ответ Джи лишь жалобно подвывает и опускает голову на колени. Омега подходит и несильно дергает дверцу. - Дружище, если у тебя проблемы, то могу поделиться таблетками, я... - Дикий грохот сотрясает помещение,незнакомый омега падает на задницу и отползает куда-то в район раковин. Джиёна тоже трясет, но совсем по другой причине. Худший из его кошмаров, кажется, воплощается в реальность. Он прячет нос в складках кофты, но это не помогает. Острый, режущий запах Чхве Сынхёна окутывает его словно кокон. Дверца туалетной кабинки ходит ходуном и неожиданно слетает с петель. Джиён не решается поднять глаза. Ему кажется, если он сделает это, то все станет еще хуже. Хотя куда уж, если уже сейчас хочется одновременно провалиться сквозь землю и раздвинуть ноги прямо тут. Сынхён рычит что-то бессвязное и на запястье омеги сжимаются чужие пальцы. С тем же успехом он мог бы попасться киборгу. Не в силах больше сдерживаться, Джи тихо стонет и наконец поднимает голову, встречаясь с сумасшедшим взглядом Чхве. Зрачки альфы сужены до размеров точки и пришпиливают джиёнову душу прямо к воздуху. Губы моментально пересыхают, когда его одним движением стягивают с места и забрасывают на плечо, словно мешок. Вырываться нет ни сил ни смысла. Он с головой рушится в дурманящие волны сильного терпкого аромата и даже не пытается отсекать происходящее вне этого тягучего облака. Топ тащит его куда-то гораздо дальше той комнаты, где они были изначально. Они останавливаются около невзрачной двери и Сынхён сгружает едва стоящего на ногах омегу вниз. Джиён тут же сползает по стене, чувствуя как джинсы медленно но верно приходят в полную негодность. Его бросает то в жар, то в холод, и сердце готово прорваться сквозь грудную клетку. - Сынхён... Прошу, давай вернемся в агентство? Боже, как он только мог сморозить подобную глупость? Чхве резко разворачивается, хватая его за горло и вжимая в стену. У Джиёна перед глазами плывут разноцветные круги, и ноги не достают до земли. Ему страшно и одновременно так хорошо, как никогда еще не было. Сынхён неожиданно сминает его губы в сносящем всякие границы поцелуе, лишая последней возможности дышать. В происходящем нет ничего общего с тем скромным поцелуем на фотосессии, кроме, разве что, участвующих лиц. Даже странно, что такое вообще может происходить между людьми. Джиён обмирает, окончательно раскрываясь перед Топом, и неосознанно вцепляется в его плечи. Сынхён рычит, дергает дверь на себя и вталкивает его внутрь, наконец отпуская горло. Это, видимо, какая-то кладовка, потому что освободившиеся легкие тут же заполняет мелкая пыль. Альфа швыряет его на груду каких-то тряпок в углу и нависает сверху. Наконец-то он принадлежит ему. Этот блондин полностью принадлежит ему. Сынхён зарывается носом в его волосы, вдыхая пьянящий запах и шипит, чувствуя как собственный член отзывается, упираясь в плотную ткань джинсов. Ему мало, ему так до безумия мало, что впору сойти с ума. Чхве дергает на себя рубашку блондина и тонкая ткань трещит по швам. Без разницы. Он тут же впивается губами в обнажившееся плечо, оставляя на нем свою метку. Кожа сладкая, словно сироп и альфа, не выдерживая, трется о нее скулой, а потом кусает. Блондин дергается, пытаясь отползти и кажется стонет, но Сынхён наотмашь бьет его по щеке, крепко сжимая тонкие запястья. Он слишком долго убегал и сейчас получит за это сполна. Альфа спускается ниже, не переставая оставлять на теле под собой алые пятна засосов, а потом одним движением стягивает с него штаны до колен, одновременно расстегивая собственную ширинку. Блондин снова пытается вырваться, но его усилия столь смехотворны, что Сынхён не принимает их всерьез. Он окончательно сдергивает с омеги влажные джинсы и подтаскивает его задницу ближе, не давая передышки. Он так долго ждал. Щеку саднит после пощечины. Это должно быть хуже, чем было тогда с Донуком, но Джиён почему-то практически в эйфории. Обжигающе-горячая головка чужого члена встает ровно между его ягодицами. - Нет... - шепчет он, потому что это слово достаточно коротко, чтобы можно было его шептать, и, вопреки всему, сам разводит колени шире. Чхве усмехается, въезжая в него одним движением, и Квон шипит, до хруста в шее запрокидывая голову назад. До безумия больно и так же приятно, хотя раньше он и не замечал за собой склонностей к мазохизму. Сынхён наклоняется, кусая его за ключицу, и тут же начинает двигаться. Не давая привыкнуть, мешая вдохнуть. Каждый толчок заставляет зубы омеги стукаться друг о дружку. Джиён выгибается над кучей тряпья, заменяющей ему кровать, и, кажется, даже кричит. Он позволяет альфе делать все, что тому захочется, но кажется, этого мало. Сынхён низко урчит, устраивая его ноги на своих плечах, и с силой натягивает его на себя, приподнимая вверх. На талии скорее всего останутся синяки. Может быть, по ним даже можно будет провести дактилоскопическую экспертизу, но какая к черту разница? Джиён когтит пыльное тряпье за своей головой и томно закатывает глаза. Альфа неожиданно замирает и шлепает его по заднице, опуская вниз. Джиён непонимающе хлопает глазами и тянется ближе. - Перевернись, - кажется, это - первое слово, сказанное Сынхёном осмысленно. Джиён поднимается на дрожащие руки и Чхве, не в силах больше ждать, сам грубо хватает его, бросая на тряпье животом. Ноздри тут же забивает мелкая пыль, но Квону не до того. Сынхён вынуждает его встать на четвереньки и входит в него снова одним размашистым мощным движением. Джиён не против... он не против, совсем нет. Просто немного больно где-то в районе грудной клетки, но это такая мелочь по сравнению со всеми остальными ощущениями. Ему впервые так_как_надо. Впервые он заполнен полностью и до конца. Каждый вдох рассыпает миллионы мурашек по пояснице, а каждое движение заставляет волоски на загривке вставать дыбом. Словно бы услышав его мысли, Сынхён вцепляется зубами в его холку, и Джиён не может сдержать стон. Толчки становятся все сильнее, альфа вцепляется в его волосы и резко тянет на себя, вынуждая прогнуться в позвоночнике. Что-то опасно хрустит, когда Сынхён прижимает его к себе, стискивая с нереальной силой. Джи вытягивается гитарной струной и кончает до сумасшествия сильно. Так, как никогда еще в жизни не кончал. Чей-то полу-крик полу-всхлип взрезает напряженный воздух. И только проваливаясь в темноту под гнетом всей боли, нахлынувшей после оргазма, Джи понимает, что кричал, кажется, он сам. Тонкий жалобный вскрик омеги резонирует с голосом блондина, рожденного на обратной стороне его собственной радужки. Сынхён вздрагивает от неожиданности, кончая так сильно, что в глазах темнеет, а спину скручивает тугой дугой. Он успевает лишь выскользнуть из Джиёна прежде, чем станет поздно, и... Джиёна? Топ медленно проводит языком по губам, собирая солоноватые капли пота. Все события предыдущих тридцати минут встают под ним в кристальной пугающей ясности. Он отшатывается от свалившегося на тряпки лидера и в ужасе смотрит на свои ладони, все еще не до конца веря в то, что только что натворил. - Блять... - шепчет он, стискивая зубы, и, что самое паршивое, понимает, что совсем не против продолжить, - блять! Сынхён неуклюже прикрывает тело Джи своим пиджаком, холодея от увиденной картины. Квона хватает только на то, чтобы прохрипеть что-то бессвязное, и он отрубается, порядком пугая Чхве. Дрожащими руками Сынхён нашаривает свои брюки и достает из них телефон. Пальцы сами нажимают на нужные кнопки, а рука послушно подносит мобильник к уху. - Алло... Хён? Кажется, я сделал что-то непоправимое. Прости меня... Я... Помолчи, дай мне сказать. Клуб "Ферзь", подсобка... Я... Мне жаль. Забери Джиёна, прошу. Он нажимает на сброс, не дожидаясь ответа и выключает телефон. Квон вяло шевелится, тщетно пытаясь спрятаться под его пиджаком, и тихо стонет, морщась от боли. У Сынхёна внутри перекручивается комок колючей проволоки с повышенным уровнем опасности. - Господи, Джи... Прости. Он втискивает ноги в брюки и на ватных ногах выходит из комнаты. Донук вбегает в здание клуба одновременно с Сынри, которому он почему-то позвонил сразу же после того, как принял входящий Чхве. У того кожа настолько бледная, что синяки под глазами выделяются будто нарисованные тушью. - Он сказал кладовка или подсобка, - Севен поджимает губы, вертя головой, уши тут же закладывает от басов, звучащих с танцпола. - Я найду кого-нибудь, кто подскажет где это, - Сынри на удивление немногословен, и старшему хочется его за это расцеловать. Мелкий убегает к барной стойке, а Донук, ведомый тяжелым предчувствием, поднимается на второй этаж. Да. Он определенно тут был. Они оба были. Запах такой сильный, что шибает в нос будто крепкая выпивка. Севен морщится, но идет дальше, он уже знает, куда Сынхён затащил его омегу. Его ли теперь? Перед обшарпанной старой дверью он замирает. Рука ложится на прохладный металл ручки, но он не спешит ее поворачивать. И не хочется признаваться самому себе, но все-таки ему страшно. Голос Сынхёна в том коротком телефонном разговоре... Черт. Если все хотя бы в половину так плохо, как плох был тот голос, то их дела в полной заднице. Из-за двери раздается тихий стон, и Донук резко дергает ее на себя. К черту, Джиёну плохо. Омега лежит на грубом подобии ложа в позе марионетки, которой вдруг перерезали нити. Запах секса едва ли не туманом стоит в воздухе. Донук морщится, склоняясь над израненным телом, и все слова застревают в горле. На запястьях омеги сорвана кожа, все тело в красных, а то и фиолетовых гематомах, а кое-где видны следы зубов. Некоторые с запекшейся кровью. - Джи, - срывающимся шепотом зовет Севен, осторожно приподнимая парня, - эй, Джи... Квон самоотверженно пытается сказать хоть что-нибудь, но в итоге лишь страдальчески кривит губы и резко выдыхает сквозь зубы. - Ребра, - слышится из-за его спины, и Донук подпрыгивает, инстинктивно прикрывая тело Джиёна собой. Но это всего-лишь Сынри. Сынри с удивительно пустым взглядом на вдруг разом повзрослевшем лице, - сломаны. Одно или два. Положи его, хён, дождемся скорую, я уже вызвал. - Но... - Донук обводит растерянным взглядом фигуру омеги, - нужно его... Хотя бы одеть? - Хватит и того, что на нем сейчас, - макнэ поджимает губы и достает телефон, - прости, мне нужно позвонить нашим и менеджеру Джи-хёна. Севен кивает на автомате и только в самый последний момент замечает сжатые до побелевших костей кулаки парня. Одно Небо знает, чего ему стоит держать себя сейчас в руках. Пока мелкий звонит, Донук держит ладонь Джиёна и ощущает смутное "не так". Это чувство зародилось, стоило ему только войти в клуб, а сейчас оно стало практически материальным. - Ты тоже, да? - оказывается, Сынри уже закончил и присел рядом, не решаясь смотреть на своего лидера. Севен непонимающе смаргивает, задирая брови. - Чувствуешь, - поясняет макне, - наклонись. Донук послушно наклоняется быстрее, чем задумывается, зачем он это делает. И все понимает. От Джиёна больше не исходит тот манящий аромат, но от него не пахнет и Чхве Сынхёном. От него сейчас вообще ничем не пахнет - и это так жутко, что по лодыжкам пробегается мгновенная волна дрожи. - Мне страшно, - Сынри не стесняется озвучивать то, что у него на сердце и Донук инстинктивно приобнимает его рукой. Плечи парня напрягаются, и Севен мысленно готовится к тому, что его оттолкнут, но мелкий лишь тяжело вздыхает опуская голову вниз. - И что теперь будет? Джи-хён поправится? У Донука нет ответов на эти вопросы, он переводит взгляд на изломанную фигуру Джиёна и закусывает нижнюю губу. У него нет никаких ответов вообще.