Песочник

      Мастера Драмма результат лечения заинтересовал не сильно. Как он сказал, на этом этапе важен не результат, а процесс. Поэтому мне было велено найти и вылечить еще не менее пяти таких пациентов. Один пациент, точнее одна старушка у меня была, осталось найти еще четырёх. Благо Нью-Йорк большой, и больниц тут много. Так что к вечеру я нашёл недостающих пациентов, точнее даже больше. В ближайшей больнице нашел одного мужчину, ещё двух в больнице чуть дальше. А в третьей лежали аж три подростка пострадавших в аварии.       Лишние пациенты оказались кстати, потому, что одна женщина, после моего лечения умерла так не до конца приходя в себя. Лишь потом, проводя осмотр, мне стало ясно, что сосредоточившись на голове больного, я упустил из вида остальной организм. А он был в плохом состоянии, вот и сердце не выдержало возвращения сознания.       Ещё один подросток не пришёл в сознание, не смотря на то, что здоровье тела было восстановлено.       И вот, тридцатого августа, девять утра. Кэтрин уже ушла на работу. Дочь лежит в своей постели, стою рядом. Мэй сидит в кресле, нервно теребит телефон в руке. Она решила, что подстрахует меня, и, если что, то вызовет скорую.       Сам я волнуюсь, не без этого. Но только слегка, и способности рационально мыслить не теряю. Лиззи полчаса назад плотно поела, и теперь доверчиво смотрит на меня.       Взмахом руки я накрыл дочь тонкой простынёй, созданной из моего песка. Вторая такая же простыня уже лежала под ней.       Однажды, посмотрев процесс укутывания пациента своим песком, я впечатлился и решил, что такой способ укутывания собой более эстетически приемлем, чем медленное наползание песка. Эдак можно и напугать… ну не дочь так Мэй. Хм.       В общем, две простыни соединяются и плотно укутывают девочку. Её пижама и белье нисколько не мешают мне, тем более теперь, когда радиус моего телекинетического поля вырос раза в полтора. Наверно лишь очень толстого человека я не смогу просканировать полностью, а детское тело проблемой не будет.       Дочь лежала спокойно. Дыхание и сердцебиение были ровными. В какой-то момент мне показалось, что она чувствует любопытство, но скорее всего, это было лишь мое воображение. По привычке вздохнув, я начал сканирование.       Поначалу я думал ограничиться только ногами, но затем решил, что не помешает узнать и об остальном теле, и не зря. Оказалось, что кроме слабого тонуса мышц из-за сидячего образа жизни, у нее наметился порок сердца. Я определил утончённую перегородку сердца на примере умершей после моего лечения женщины. Здесь тоже развивалась болезнь, которая в дальнейшем могла привести к гибели. Благо как раз такие дефекты печать ускорения метаболизма лечит неплохо. Осталось закончить сканирование и перейти ко второй части лечения.       Все же процедура сканирования жутко долгая, не смотря на то, что даже по сравнению с первым моим коматозником, сейчас все получается быстрее раза в полтора. Плюс размер детского тела. Точнее минус.        Мей все же не смогла усидеть на месте долгие семь часов. Впрочем, не удивительно. Мало кто смог бы. Даже не учитывая естественные потребности организма, часами смотреть на неподвижного мужчину и такое же неподвижное тело девочки нудно и не интересно. Ладно, хоть совсем не ушла. Лишь пару раз сбегала за чаем. Дочь же, чтобы не пугать и не волновать, я в самом начале погрузил в полусонное состояние.       Наконец сканирование было завершено. По его итогам получалось, что внимания требовали два момента. Первое — это ноги, и второе — это сердце. Предполагаю, что что-то упустил из вида, но нужными для правильной диагностики знаниями я не обладаю, поэтому пока ограничусь этими, явными болезнями.       Наконец, самый ответственный момент — слияние с телом дочери — которого я больше всего опасался, завершился. Все оказалось до странного просто. Даже в самом начале, когда я погружал дочь в полусонное состояние, уже сопротивления не было. Теперь же, я вдруг понял, что могу даже управлять ее телом. Для пробы пошевелив пальцами, я снова почувствовал чужое любопытство. Вернее не чужое. Сосредоточившись на его источнике, я узнал Лиззи. Оказалось, что она наблюдала весь процесс сканирования, но шока, или какого либо другого стресса от этого не испытывала. Не удивлюсь, если при этом умудрилась все запомнить. А значит, пусть наблюдает дальше, недолго уже осталось.       Наложив светящуюся печать метаболизма на грудь дочки, я сосредоточился на ногах. Кости и сухожилия, не говоря уж о мышцах уже зажили. Проблемы были с нервными клетками. Некоторые были разрушены, но большинство просто повреждены. Из-за этого целые цепочки из этих клеток не работали, хоть и потихоньку восстанавливали связи, но иногда не со своими окончаниями и цепочками. Думаю, в этом и кроется причина тремора и слабости.       Как такое лечить? Не думаю, что современная медицина умеет работать на таком уровне. А маги говорят, что надо сделать «как было».       Работать с той паутиной, которую представляет собой нервная сеть, было бы невозможно, если бы не возможность подавать легкие импульсы, так сказать для определения адреса привязки. И работало это в обе стороны.       В принципе не особо-то сложно. Нахожу клетку, определяю, куда тянутся ее отростки. Там нахожу подходящее окончание и соединяю. Организм под воздействием печати сращивает повреждение. Вот только без нюансов не обошлось. Самый первый, это то, что рана не свежая, и успела зарубцеваться. Из-за этого было сложно понять, где правильное продолжение цепочки. Ну и необходимость разрыва неправильно сросшихся цепочек, а это вызывало дикую боль. Благо дочь её не чувствовала, все доставалось мне.       Работа потихоньку спорилась, я уже стал прикидывать, как долго она продлится, как до меня дошло, что не обязательно работать с каждой цепью отдельно. Необязательно пытаться восстановить всё как было, можно научить мозг тому, что некоторые нервные окончания теперь работают по-новому. Для этого пришлось повысить напряжение импульсов, таким образом, создавая новые ассоциации по основным линиям. Вторичные дочь изменит сама по мере эксплуатации, так сказать.       Повышение напряжения дало и другой плюс — стали проявляться неправильные соединения, вызывающие тремор. Так их не нужно было искать и рвать, достаточно просто синхронизировать с основной цепью.       В общем, мне удалось закончить операцию до прихода Кэтрин.       — Ну как, получилось? — не утерпела Мэй задать вопрос, едва я убрал песчаную простыню с Лиззи.       — Получилось, — кивнул я, и погасил печать. — Все оказалось немного не так как меня учили, а гораздо проще. Оказалось, что надо срастить основные линии нервов, а потом научить мозг правильно определять их.       — А что с Лиззи?       — Сейчас разбудим, и сама у нее спросишь.       — Тётя Мэй, я всё-всё видела и запомнила, — полился восторг из дочери.       — Так, детка, — решил я приостановить этот поток слов. — Давай-ка я свожу тебя в туалет, и пойду. А то скоро придет твоя мама, что-то мне не хочется, чтоб она ругалась. Потом тётя Мэй тебя покормит. И ещё. Пока о лечении никому не говорите, пусть в больнице думают, что ты сама выздоровела. Завтра приду, и мы попробуем встать. Пора уже по новой начинать учиться ходить.       На следующий день я немного задержался на охоте. Вампир попался жирный в плане энергии, и отходил я после него дольше обычного.       Мэй и Лиззи встретили меня у порога и с нетерпением проводили в комнату.       — Все отлично, — сказал я после осмотра. — Можно пробовать вставать.       Я поставил дочь на ноги и медленно отпустил, чтобы нагрузка не была резкой.       — Не болит, — прошептала девочка, и уже увереннее сделала первый шаг.       Гипс я снимать не стал, не хватало ещё скандалов от Кэтрин. Но это не особо-то мешало шагать. Чем дочь и пользовалась, правда не долго — мышцы за полтора месяца потеряли тонус.       — Кэтрин сказала, что придет сегодня пораньше, она записалась на прием к врачу. И попросила меня помочь в поездке, — сообщила Мэй.       — Понял, уже собираюсь.       — Подожди, Ричард, — остановила меня Мэй. — Может, подождешь меня как обычно? Чаю попьем. Да и поговорить про Питера хочу.       — Неужели он созрел поговорить с тобой?       — Сама удивляюсь. Ну, так что? Подождешь?       — Давай лучше я загляну вечером. Скажем часиков в восемь.       — Ну хорошо, — вздохнула женщина.       О чем она хочет поговорить я предполагал. Наверное, Питер все же решился признаться ей о том, что он и есть Человек-Паук.       Заняться было особо нечем, и я решил воплотить свою задумку с вкусовыми рецепторами. Само устройство луковицы рецептора было несложно, труднее было решить вопрос с передачей сигнала в мозг, так как его не было. Однако постройка новых ассоциативных цепочек для нервных окончаний Лиззи показала, что электрические импульсы я чувствую прекрасно, а значит, электрохимические датчики мне подойдут. Главное найти правильные эталоны вкуса, такие, которые бы не раздражали никакие другие рецепторы языка, кроме нужного.       Однажды в прошлой жизни, переболев вирусной болезнью, я столкнулся с проблемой неправильного восприятия вкуса. Тогда, при лечении этой проблемы, я столкнулся с методикой трех капель. Это когда на определенные области языка наносят растворы глюкозы, соли, лимонной кислоты и хинина.       Сейчас, воспользовавшись этим знанием, я подобрал способные вырабатывать ток реагенты под эти раздражители, и собрал из них датчики луковицы диаметром в два миллиметра. Затем разместил их внутри своего телекинетического поля, и стал попеременно раздражать их, по памяти создавая ассоциации с определенным вкусом.       Первичная настройка не заняла много времени, так что к Мэй я не опоздал, даже пришёл чуть раньше. Однако за чаепитием понял, что новые ассоциации необходимо долго калибровать, так как горечь я не чувствовал совсем, а чай казался слишком сладким. Тем не менее, даже от такого вкуса, я получил огромное удовольствие.       Мэй встретила меня в халатике. Не слишком коротком, но на грани приличия. Влажные волосы говорили о том, что она недавно была в душе. Открыв мне дверь, она шагнула на встречу и крепко обняла, прижавшись соблазнительным третьим размером. Затем она посмотрела мне в глаза, и я уловил запах ее дыхания. Оказалось, что мои рецепторы могут ощутить особо сильные запахи. Но здесь пахло вином. Это объяснило странное поведение и осоловевшие глаза.       — Привет ещё раз, — поздоровался я.       — Привет, — ответила женщина. — Ты рано.       — Извини! — неожиданно для себя я смутился. — Не подумал, что для тебя двадцать минут будут критичными.       — Тогда не обессудь, дальше приводить себя в порядок не буду, — она приглашающе взмахнула рукой в сторону чайного столика.       — На мой взгляд, ты выглядишь отлично. Как-то моложе даже, — заметил я, устраиваясь на привычном диванчике.       — Спасибо! Это приятно, — улыбнулась Мэй, и села рядом, проигнорировав кресло на котором сидела раньше. — Прежде ты мне не говорил комплименты.       — Это потому, что я их не умею делать, и говорю что вижу, — пояснил я, наслаждаясь вкусом чая, хоть и неправильным.       — Да? И чем отличается то, что ты видел раньше и сейчас?       — Ну, самое очевидное — возраст. При первой встрече мне показалось, что тебе около сорока, — Мэй недовольно поджала губы на такую оценку. — Теперь же больше тридцати пяти не дам.       — Всё равно не угадал.       — Да? И, прости за вопрос, сколько тебе?       — Да чего уж. Мне ещё рано стыдиться своего возраста. Весной исполнилось тридцать один. Просто после смерти Бена я перестала следить за собой. Да и все эти переживания в связи с похоронами, переездом, а потом и проблемы Питера…       — Понятно. От чего-то мне казалось, что Бен был старше Ричарда.       В ответ на мои слова, она заливисто засмеялась.       — Да нет. Тебе все правильно показалось. Когда мы поженились, мне было двадцать один, а Бену тридцать два, — Мэй задумалась, и, судя по выражению лица, мысли эти были отнюдь не веселые. — А через пару месяцев они оставили у нас Питера, чтобы погибнуть на следующий день. Им было по тридцать, — тихо закончила она.       Вид загрустившей женщины подтолкнул меня обнять её в попытке утешения.       — Знаешь, я ведь первое время была не рада его появлению у нас, — грусть Мэй перешла в тихие слезы. Какое-то время она тихо всхлипывала. Затем, чуть успокоившись, продолжила. — Хорошо хоть он, погружённый в свое горе, не заметил этого. Потом, когда я узнала о своем бесплодии, я пересмотрела свое отношение к нему. И подарила всю возможную материнскую заботу, которую смогла. Наверное, поэтому он вырос несколько инфантильным. Иначе не объяснить то, что его регулярно поколачивали в школе. По крайней мере, до тех пор, пока не стал Человеком-Пауком.       — Он рассказал тебе?       — Да. Ох, какой разнос я устроила этому обалдую. Бедненький, — противоречиво сказала она. Потом вздохнула, и, выбравшись из моих объятий, направилась на кухню. Вернулась с бутылкой и рюмками в руке.       — Это что? — спросил я.       — Кондитерский ликер. Тридцать пять градусов. Вообще-то надо разбавлять, но сегодня я хочу так, — ответила она. — Мне надо выпить. Будешь?       — Наливай, — решил я составить ей компанию, заодно проверить рецепторы. — А тебе плохо не будет? Ты же явно уже выпила до этого.       — Мне явно это нужно. Столько новостей, — покачала головой Мэй, смакуя из своей рюмки. — Крепкая!       — Интересно, каких?       — Ну, вчера странное лечение Лиззи, а вечером разговор с Питером с его шокирующей информацией. Потом сегодняшнее обследование в больнице. Кстати, врачи сказали, что ноги полностью здоровы. А по дороге домой, маленькая болтушка проболталась маме, что ее вылечил папа. Ну и мне пришлось признаваться в соучастии. Затем мы с Кэтрин выпили две бутылки вина, и уже она рассказала, что ты на самом деле не Ричард, а Уильям, с песчаной способностью менять внешность.       М-да. По секрету всему свету.       — Я могу надеяться, что ты не будешь распространяться обо мне?       — Конечно! Мог бы и не спрашивать! — и выпила очередную стопку.       — Спасибо       — А ты можешь показать мне настоящего себя? — м-да, а язык-то у неё уже заплетается. И кого ей показать? Флинта Марко, каким он был в тюрьме? Или старичка Дмитрия Михайлова? А, ладно, покажу ту, смешанную версию, где тело Флинта, а голова Димы лет в сорок.       Смена внешности прошла привычно. Мэй с пьяным любопытством смотрела на меня.       — А ты красавчик! — заметила она.       Ну, не красавчик, конечно, просто симпатичный. Плюс мускулы Флинта.       — А ты можешь, пока мы наедине, быть в этом образе?       — Могу, но это опасно. Мы с тобой встречаемся достаточно часто, а значит я могу привыкнуть, и в какой-то момент забыть сменить внешность, — я вернул образ Ричарда. — Поэтому, извини, но лучше я останусь таким.       — Ну ладно. Теперь-то я знаю, какой ты на самом деле, — и полезла обниматься, а затем и целоваться. В первый момент я на секунду замер, ведь её действия оказались довольно неожиданными, но потом подумал, и решил, что это шанс на близость желанного тела. Почувствовав мою заминку Мэй слегка отодвинулась, и, не поднимая глаз почти шёпотом сказала:       — Люби меня, Ричард. Мне это так нужно. Люби меня, я же вижу, что нравлюсь тебе.