May be May

      Путь в неизведанное начался с первого вдоха. Горло першит от соли, глаза уменьшились до размера крохотных щёлок. Тело не слушается.       Новый вдох.       Шею ломит, но на поворот не хватает сил. Нет, всё не может так кончится…       Голоса? Шепчут о тайне, о храбрецах, от которых остались лишь гладкие черепа, о далях, в которых непременно нужно побывать, чтобы…       Указательный, кисть, предплечье, локоть, плечо. Тонкими иголками вонзается и ползёт ближе. Слизь неприятно холодит руку, скинуть бы эту мерзость.       — Я слышу, как ты дышишь, — резонирует в голове железным прутиком для высекания. — Чувствую, как бьётся твоё сердце. Так почему же ты не приветствуешь меня, путник?       Задержка дыхания не пошла на пользу: кислород не хочет браться из ниоткуда. Вода вскипает вокруг, пузырьками устремляясь к куполу неба.       Шип впивается в вену, молния мгновенно растекается по телу, сокращая мышцы. Дрожь и крохотные потоки электричества, вольно путешествующие от рук до груди, — всё, что есть. Всё, что реально. Настоящее.       — Встань.       Ничего не видящие глаза распахиваются, лёгкие наполняются водой, но она не давит, проходит сквозь. Необычные ощущения.       Подпираю рукой коралл, помогая себе встать. Тремор не позволяет сосредоточиться, как следует, но одна мысль пульсирует, заглушая чувства: «Встать-встать-встать».       Вторая особенность — грязно-зелёная, тяжёлая, неподвижная. Листообразные чешуйки перекатываются, отражая тусклый свет рыбы-удильщика. Странно.       Последние воспоминания: прощальный поцелуй Анны, горькие слёзы, неспокойное море, буйство волн, величавый «Эйприл» с паровым двигателем, не способный противостоять ветру, крики матросов, пробоина справа, жуткий холод, щупальца, утаскивающие в пустоту. Вдох.       — Сюда.       Кровь привычно разгоняется, плавники и жабры только увеличивают манёвренность, разрезая толщу воды. Потоки блуждают в волосах, выгребая из них ил и водоросли, выметая осколки коралловых деревьев, обвивают корпус мягкой волной. Почти не удушливой, нежной и ласковой. Подчиняющейся малейшему движению пальцев, лёгкому наклону.       Вода больше не враг, не друг, не стихия. Мы — единое целое, дышим в унисон, подчиняемся общим законам соли и сумрака. Выдох.       Поднимаю глаза и присаживаюсь в реверансе, готовый служить, отдавать ей всего себя и ждать ответа столько, сколько потребуется. Время лишь иллюзия. Его нет, как и всего вокруг.       — Решение принято не тобой, не тешь себя ложью.       Киваю, отрицая каждое сказанное слово. Это не так. Обоюдно, с согласия, при благословении морского дьявола.       — Хорошо, пусть будет так. Вернёмся к этому разговору позднее, а сейчас плыви.       Взмах раздвоенным плавником хвоста. Новые потоки энергии облепляют. Скорость и свобода — то, чего так не хватало. То, что теперь в избытке. То, от чего больше нет нужды отказываться.       Глубина охотно скрывает улыбку, расцветшую на устах; она понимает, знает, чувствует, что не подведу. Доверяет так же, как я ей доверил свою душу, молясь на залитой солью палубе.       На губах застывает то, что сорвалось тогда, перевернув привычный мир:       — Даруй, Владыка, мне жизнь, где любые напасти будут разрешимы, где из любой передряги я буду выходить сухим. Подари мне спасение, а взамен забери душу и сердце.       Я просил о сказке, идиллии, а получил то, о чём и мечтать боялся. Пусть Анна считает, что пучина меня поглотила. Я же буду оберегать покои морских держав, присягнув не правителям, рыбам и китам, нет. Сама вода взяла меня в подчинение, а значит, не всё потеряно. Выход на сушу будет найден. Непременно.