***
В стародавние времена, когда ещё не все бабочки умели летать, когда люди скакали из одного городишка в другой днями и ночами на лошадях, когда солнце золотило колосья пшеницы на полях, а вода была слаще мёда и прозрачнее стекла, правила в волшебном царстве владычица Ниони. Сильной была, непоколебимой, властной. Мечтала все земли захватить и сделать своими, стать главной во всём свете. Жаждала, чтоб люди ценить и уважать фей стали. Лучшего для народа фей хотела Ниони, а потому решила она поработить людей. Повелела отбирать детей — мал-мала меньше — от родителей и отправлять их в царство фей, где росли бы они подобно скоту, в хлевах с гусеницами и тараканами, да учились преклоняться пред каждым, кто владел магией и имел за спиной крылья. Взамен феям позволялось оставлять людям собственных неугодных детей, тех, которые были от природы с дефектами: не могли летать, вызывать грозу и пламя, только плакали сутками да мешали родителям. Сейчас это кажется чем-то невероятным, но тогда никто не смел ослушаться приказа Владыки. Сотни людских детёнышей прибыли в нашу страну, чтобы служить при дворе и домах, городах и деревнях. Своих — недоношенных, чахлых, больных — оставляли людям, называя их обменышами. Они вырастали в угрюмых, недовольных, злых и некрасивых детей. Вечно корчили ужасные гримасы, воротили нос от супа и брокколи, обзывались и дрались и друг с другом, и людской мелюзгой. Непослушных детей феи грозились отнести в мир людей, сделав обменышами. Запугивали родители маленьких и слабых для того, чтобы те старались втрое больше, добивались успеха потом и звёздной пыльцой, чтоб учились и были лучшими из лучших. Но так было далеко не у всех. В доме Экскалибур случилось счастье: родился премилый мальчуган. Руки его были словно вылиты из стали, голос призывал сильный порыв ветра, а взгляд пленял и заставлял трепетать даже самое холодное сердце. Назвали его Морнэмиром — Чёрным алмазом — и горя не ведывали. Рос мальчик не по годам, а по часам, занимался упорней многих, сделался блестящим акватиком и превосходным огневиком. Дошла слава о нём до самой владычицы Ниони, и приказала она привезти того в главный дворец Сострии. Морнэмир, услышав новость, не поверил. «Как? Я — простой мальчишка, и на приём к владычице? Быть этого не может». Кивали на то родители, да и не верил никто из местных старейшин, но когда увидели гонца из столицы, обомлели. Золотая грамотка с витыми закорючками была до необыкновенного проста и изящна, а Морнэмир, её завидя, собрался и поспешил в Сострию. Сама Ниони вышла встречать его, как только узнала о прибытии. Мальчуган, не ожидав такого, неуклюже поклонился, но владыка крепко схватила его за руку и быстро повела внутрь дворца. — Слышал ли ты, Морнэмир, о Волшебном Зеркале? — петляя длинными коридорами, спросила Ниони. — Владычица Ниони, вы про то, которое показывает будущее? Конечно, каждый фей, от мала до велика, о нём слышал. — Знаешь ли ты, Морнэмир, как оно устроено? — Как ж не знать, Владычица Ниони? Всякий, кто в него посмотрится, увидит то, что его ждёт. Будущее своё узнает. — Не совсем, — покачала головой владычица. — Оно показывает то, от чего он погибнет, — они остановились напротив потайной двери, и Ниони принялась ощупывать стену. — Некоторые видят там реку с бурным течением, другие — лесные пожары, раскрашивающие небо в серый пепел, третьи видят собственное отражение. У всех по-разному. — А что видите вы? — с живым любопытством спросил Морнэмир, ничуть не задумавшись. Глаза Ниони недобро блеснули, а тонкие пальцы наконец нашли нужную выемку. — Тебя. Щелчок, и из тайника на мальчика накинули мешок. Пока Морнэмир боролся с феями гвардии, Ниони продолжила: — Понимаешь, я живу на свете долгие-долгие годы. Мне не страшны ни метели, ни тайфуны, ни потопы — их я переживала тысячи раз. Но ты… В тебе заточена огромная сила, не поддающаяся контролю. Ты опасен для фей, а потому отправишься к людям как обменыш. Дворцовые передадут, что ты пытался совершить покушение на меня, и, поверь, никто не усомнится в искренности этих слов. Морнэмир почувствовал, как ослаб, что борьба измотала его. Что-то горькое попало на язык. «Сыворотка забытья», — сразу узнал он. Сам пытался найти рецепт и сделать, но был всегда в шаге от победы. — Ты забудешь совершенно всё, что знал о нас, и будешь жить как самый обычный человек — не знающий о феях и боящийся темноты. Прощай. И скинула его в мир людской, и стал он обычным, скучным и неприметным среди сверстников. Только одного не учла Ниони: не всё он забыл из мира фей. Многое являлось ему во снах, нашёптанных восточным ветром, многое находил он сам, пытаясь разгадать шифры, возникшие в памяти. Он помнил главное: жгучее чувство внутри — месть, толкающая его искать информацию часами, днями, ночами, чтоб наткнуться хоть на крупицу чего-то стоящего. Шли годы, мальчик вырос в статного парня — красивого и сильного, смелого и умного, — непохожего на остальных обменышей. Глаза его были всё также живы, руки сильны, а чёрные волосы гладки, да только сердце работало на яде проклятья, жажде отомстить заносчивой владычице и вернуться домой. И однажды его самое заветное желание сбылось. Родители Морнэмира прознали, что сын их вовсе не враг владычицы, не приставлял нож к её горлу, не пытался избавить страну от лидера. Отправившись в очередной раз на землю, они оказались прямо в новой комнате Морнэмира, узнали сына, но действовать решили скрытно. Это они посылали ему шёпот, подкидывали загадки и головоломки, следили, как продвигаются поиски. Наконец, решив, что он достаточно силён, они оставили последнюю записку: «Следуй за сумрачной звездой и попадёшь ты в отчий дом». Дождавшись первой звезды на небосклоне, Морнэмир пошёл. Его не волновало, как долго он идёт, куда и зачем. Он чувствовал: то, что он делает, — правильно. Остальное казалось незначительной мелочью. Когда на стопах лопнули кровавые мозоли, когда колени и бёдра заныли от долгой нагрузки, когда глаза заслезились от непрекращающихся потоков ветра, Морнэмир вдруг понял, что… летит. Необыкновенное чувство полёта захватило душу, ветер, переменившийся на попутный, подгонял его, а крылья, выросшие за спиной, приятно тяготили. Смех, невольно сорвавшийся с губ, только усилил поток свежего, тёплого ветра. Ощущение свободы и счастья вскружило голову юнца, но тупая боль в сердце напомнила об истинной цели — мести. За опороченную честь семьи, за сломанное будущее, за жадность и трусость владычицы Ниони. За всё должна была она заплатить. Волшебная страна осталась неизменной — цветущей, лёгкой, воздушной. Всюду сновали бабочки и резвились малютки-феи. Подходил Морнэмир к каждому и допытывался: «Где владычица Ниони?», а они лишь пожимали плечами. Скрытно и незаметно, спрашивал он в городе — никто не ответил. Расстроился Морнэмир, но пошёл дальше, в деревню. В одном доме не знают, в третьем не ведают, а пятый пустует. Долго ходил Морнэмир мучился, но наконец набрёл на поселение, где жили его родители. Обрадовались они, что сын вернулся, а когда тот вопрос о Ниони задал, злобно шикнули, горестно закочав головами. — Как она тебя отправила к людям, сразу растворилась в пучине. На её место пришла Титания — точная её копия. Убедила всех ведьма в собственной смерти, а сама вновь на трон вступила, но под другим именем, будто это способно спасти. — Так как же мне найти её? — взмолил Морнэмир мать с отцом. Те переглянулись и, подумав, решили: — Не спеши. План есть у нас. Слушай…***
— Госпожа Мрелия, а что дальше было? Что придумали родители Морнэмира? Как решили отомстить? — нефритовые глазки сверкали неприкрытым любопытством. — О, это был очень умный план. Мать его решила устроиться во дворец фрейлиной, а отец — дворцовым стражем. Мать очень сблизилась с Титанией — стали они подругами-неразлучницами. Доверила владычица ей самое дорогое — своего наследника, премилого принца. Велела сидеть с ним днями-ночами, рассказывать сказки да обучать наукам разным. Она поправила одеяло на Лауриндиэ, обернув вокруг туловища, и отстранилась, подойдя к двери. Стукнув три раза с разным интервалом, Мрелия продолжила: — Отец его был, по наказанию матери, приставлен к дверям спальни наследника. Так что же они придумали? Украсть у владычицы собственное дитя и… — Отправить его в мир людей? — подал голос Лаур. — Нет, это слишком просто. Решили использовать его как оружие. Самое мощное и не поддающееся корректировке. Как пленника. — Зачем? — недоумённо хлопал глазами будущий наследник трона, как раздался взрыв. За окнами вспыхнуло ало-красное зарево, способное посоревноваться в яркости с ушедшим блинчиком солнца. — Узнаешь, — хитро сверкнула она глазами и, схватив Лауриндиэ, выпорхнула прямо в окно, прочь из дворца. Ливень гранат обрушился на стены Большого замка Сострии, а крылатые создавали хаос. Дым и гарь тянулись по улицам едкостью и горечью, остающейся на кончике языка. Мрелия бежала, будто ничего из этого не было ей в новинку, будто она привыкла к крикам и плачу подожжённых фей, к жестокости и краху, к трупам и казням армии её сына. — Морнэмир, — завидев шикороплечую фигуру, подбежала она к нему. — Вот он, Лаур. Смерив притихшего ребёнка тяжёлым взглядом, Морнэмир усмехнулся. Он столько раз представлял этот момент величия правды, столько лет ждал и на земле, и на небе, столько работал для того, чтоб план был идеальным. Каждая мелочь продумана, любая неожиданность предсказана, любой ход владыки предугадан. Он мысленно улыбнулся сам себе, но быстро сменил эмоцию на непроницаемую маску. — Отлично, — Морнэмир отвернулся, чтоб скомандовать отряду. Бой за Сострию только начался, а все козыри он уже собрал. Ночь предстояла долгая, но он ничуть не сомневался в своей победе, был спокоен и решителен, воинственен и непоколебим. Добро ведь всегда побеждает зло, верно?