Амнезия

       Миннесота как всегда не радовала хорошей погодой. Хорошей в ее понимании — это двадцать градусов тепла из привычных для нее тридцати двух. Едва они с Броком успели выйти с аэропорта, так их тут же подобрал черный тонированный джип с личным водителем, который Пит оформил еще в Нью-Йорке. Они ехали прямиком домой к Мэй, проезжая самые красивые места этого города. Нью-Йорк был далеко не таким. Он был шумным, оживленным… в этом городе все было иначе. Теперь Пит отчасти понимал, почему Бен так хотел сюда. Тут не было никакой суеты — это невероятно сильно успокаивало. После мафиозной жизни любое захолустье или деревня казались сущим раем на земле.       — И что ты ей скажешь? — раздался неожиданный вопрос от Эдди, пока Пит изучающе глядел в окно. Они проезжали мимо витрин, магазинов, университетов и парков… все выглядело живым. Красивым и цветущим.       — Понятия не имею. Буду импровизирвать, — хмыкнул Пит, действительно задумываясь о том, как же ему начать разговор с Мэй. Они не виделись очень долгое время… порой, он даже забывал, что у него есть кто-то близкий, помимо всей этой мафиозной компании. Что говорить и как себя вести? Как объяснить ситуацию и потребовать извинений за сказанные неприятные слова? Питер точно не знал ответ ни на один из вопросов, но понимал, что Мэй будет не менее обескуражена его внезапным появлением.       Домик действительно был довольно милым. Он находился почти рядом с озером Рейн, от чего создавалась небольшая прохлада, которую Пит тут же почувствовал, едва вышел из машины. Эдди поблагодарил водителя, рассчитываясь с ним, пока Пит просто смотрел по сторонам: сад, где росли прекрасные лилии и персиковые деревья, небольшой летний дворик… желтый фасад, кое-где уже отвалившиеся куски краски. Все как и хотел Бен. Уют. Спокойствие. Мир и тишина. И Питер тоже хотел этого для своей тети, потому что он действительно сильно ее любил, потому и был рад, что она отправилась сюда. Тут было спокойно и мирно. Никаких мафиозных перестрелок.       — Я, наверное, прогулясь чуток, — неловко произнес Эдди, пуская пятерню в волосы. Питер лишь скромно кивнул, понимая, что свидетелем этого разговора становится — такая себе перспектива.       Пит считал шаги до крылечка дома…       Первый шаг. Он помнил, как Мэй пекла свои пироги, которые никогда никому не нравились, но Бен настойчиво пытался жевать их, а пока та отворачивалась перепихивал в тарелку Питера, а сам парень пихал тому обратно. В итоге к концу ужина весь финиковый пирог оказывался в тарелке у отца Пита, который сидел с весьма недовольной миной, понимая, что чтобы не обидеть сестру ему придется все это съесть.       Второй шаг. Пит помнил, как они с Мэй выбирали вуз для поступления. Это было весьма круто, потому что Питер был достаточно умным парнем, и никакие из вариантов Мэй ему совершенно не нравились. Он пытался замахнуться на МТИ, потому что поступить туда было его огромной, и, казалось, несбыточной мечтой. Но Мэй всегда верила… всегда поддерживала Паркера и говорила что он умный мальчик. Что добьется всего, но нужно лишь немного подождать. Её вера в силы парня была сильнее, чем что либо на этом свете.       Третий шаг. Мэй потащила все семейство в театр на весьма скучную постановку, от которой сама была просто в диком восторге. Все представление она слушала с замиранием сердца, на трагичных моментах плакала, на веселых смеялась, и пока ее одолевали столь сильные эмоции, воспользовавшись тем, что Бен, Питер и отец сидят позади мамы и тети, мужчины рубились в морской бой по телефонам. К слову, Питер всегда обыгрывал их, но когда Бену удалось выиграть (на памяти Питера это был первый и последний раз), тот слишком бурно отреагировал, отвлекая внимание зала от концерта. Мэй еще долго ругалась, что тот сорвал выступление, хотя по-факту то оно продолжилось, но припоминала им это тетушка очень и очень долго.       Четвертый шаг. Мэй учила играть Питера на гитаре. Она всегда говорила, что струны — это отражение всех нитей, идущих к сердцу, и если их правильно дергать, но получится песня. У Питера ничего не получалось, но он искренне старался. Тогда они смогли выучить лишь одну песню, которая засела у Питера в голове. Эту мелодию сочинила сама Мэй, потому Пит… он иногда напевал ее себе перед сном. Напевал, и представлял, что Мэй рядом. Иногда он слишком сильно скучал по тетушке. Скучал по большой, шумной, веселой семье. Питер редко вспомнил о том, что когда-то у него была семья. Его жизнь разделилась на две большие главы, из которых в первой было счастье и покой. Была шумная и веселая жизнь, где Бен подкалывал его, отец иногда водил его на баскетбольные матчи, Мэй все пыталась понять, почему ее финиковый пирог никто не ест, а мама лишь заботливо гладила Паркера по голове, помогая справляться со сложностями в учебе и разборе этой большой и трудной жизни. А во второй главе было лишь только насилие, кровь, жестокость, мафия, грязные дела… был лишь только холодный и бесчувственный Питер, от которого все требовали лишь решения проблем. От его прежней жизни не осталось ни следа: лишь только светлое напоминание в виде одного единственного человека — Мэй. Но и ее Пит успешно оттолкнул, просто потому, что хотел защитить. Защитить так, как не смог всех остальных. Порой, мысль о том, что если бы Питер хоть на долю секунды задумался не только о своем будущем в университете и посвятил время отцу и его работе… все было бы по-другому. Он бы не допустил этого, не позволил бы никому умереть. Парень всегда старался понять отца… но смог это сделать только после его смерти. И ему было правда жаль, что это произошло именно так. Больно и грустно.       Когда пришло время позвонить в дверь… он просто застыл. Что говорить? Что делать? Обнять? Поцеловать? Сказать, что кается? Просить прощения? Сразу уворачиваться от летящей сковородки?       Они не виделись столько времени… они просто потеряли его. Поспешный отъезд Мэй нарушил все планы Питера узнать подробности своей ушедшей из памяти жизни. Когда Паркер узнал, что та подделала свою смерть, то был просто в бешенстве. Не потому, что тетя не предупредила его, а из-за того, что не дала парню защитить себя. Питер бы кинул все свои силы на защиту этого человека, но она выбрала другой путь. Потому то он и заставил ее уехать — подальше от всей суеты. Он был зол, расстроен, обижен, ему несомненно требовалась помощь в том, чтобы возвести компанию, построить ее вновь и поднять с колен. Он сделал это в одиночку. Он смог. Смог, просто потому что шел по головам не боясь, что в следующий раз пройдутся по его голове. Мэй умерла для всех, но только не для него. Она все еще жила в Питере самым светлым лучиком среди всей остальной грязи.       Было очень много вариантов и ни одного ответа, потому Питер просто собрал с мыслями, понимая, что это нужно сделать, пересилив себя. Вознеся дрожащий палец над звонком, он неспешно нажал на него, ожидая ответа. И это ожидание было мучительнее всего на свете.       Где-то внутри дома послышались торопливые шаги, а затем послышался такой родной голос, который произнес: «Иду, иду!». Распахнулась дверь, показывая ему тетю. Питер вылупился на нее, буквально не осознавая, что сейчас она стоит перед ним: живая. Красивая. Несмотря на возраст, морщинки все так же не выступали, а женщина была элегантна, стройна… прямо как и пару лет назад. В нос сразу ударил запах уже знакомого финикового пирога, который он так сильно не любил… но за кусочек сейчас был готов отдать многое. Буквально целый мир.       Тетя долго смотрела на Паркера, не понимая, как реагировать. Пит бы тоже не понял, как реагировать, если бы увидел перед собой обнаглевшего племянника, заявившегося спустя пару лет. Паркер готов поклясться, что у него просто не было времени. Каждую секунду что-то случалось и откладывало это встречу на долгие и долгие месяцы.       — Привет? — неловко произнес Паркер, переминаясь с ноги на ногу. Тетя все также смотрела на него буквально непроницаемым, нечитаемым абсолютно взглядом, а затем расплылась в самой прекрасной улыбке, которую когда-либо видел Питер и произнесла весьма радостно:       — Ах ты засранец вонючий, иди сюда! — и Мэй притянула его в свои стальные тетушкины объятия. Питер сначала растерялся, потому что ожидал чего угодно, хоть удар крепкой тетушкиной руки, но затем смирился с мыслью, что тут его рады видеть просто так и искать подвох вовсе не надо. Он просто забыл, что значит слово семья. Не теряя ни секунды, он обнял ее так же сильно, пытаясь буквально вжать в себя всем телом. Он так любил эти объятия… так любил ее запах, ее улыбку, ее саму.       — Ну, ну, задушишь! Не приезжал ко мне столько лет, а теперь явился! Что, совестно стало? — она как бы и ругала и не ругала Паркера одновременно. Питер неспешно прошел в дом, где повсюду царил порядок и комфорт. Уют. Сейчас Паркер с легкостью мог сказать, что он действительно находиться дома. Дома, там, где всегда приютят. И где бы он не находился — его дом всегда будет там, где Мэй. Потому что это лишь маленькая, хрупкая частица всего былого, что осталось после всего кошмара в их жизнях. Питер так боялся запачкать её своими руками, которые были буквально по локоть в крови… так боялся, что это маленькую частичку его души кто-то затронет, что решил сберечь и спрятать. Решил, что эта частичка — весь мир для него.       — Я скучал, — протянул Питер, неловко улыбаясь. Он прошел вглубь дома, где увидел винтажную лестницу, ведущую на второй этаж, кирпичный камин, телевизор… вполне себе удобный на первый взгляд кожаный белый диван, на который парень буквально плюхнулся, наслаждаясь чувством того, что он в безопасности.       — Я тоже скучала, но ты мог бы и приехать за все это время! А вырос то как, налюбоваться на тебя не могу… красавец, только как обычно лохматый! — вновь ругала его Мэй, но по-доброму. По-другому женщина никогда не умела. Все было как в старые-добрые времена… хорошо. Было просто спокойно и тихо.       Он поговорил с тетей о всех своих делах в Нью-Йорке, мягко обходя мафиозную тему. Будто бы этого никогда и не было… она непременно спрашивала, не влезал ли он в плохую компанию, не курит ли он или не пьет. «Типичное тетушкино беспокойство», — отметил Паркер у себя в голове. Мэй успела накормить его на год вперед, кое-как уложить волос, параллельно рассказывая о своей надоедливой соседке Джен, о том, как за ней самой ухаживает обоятельный бизнесмен, и о своих прекрасных персиках в саду. Дела у нее шли спокойно и неплохо, чему Питер был особенно рад в первую очередь. Когда они вместе стояли и мыли посуду, парень подумал… подумал, что пора. Пора начать тот самый диалог, которого они избегали весь вечер, проведенный вместе. Часы с тетей летели незаметно.       — Ты же понимаешь, что я приехал не просто так? — начал Питер, на что Мэй сначала обеспокенно, а затем понимающе посмотрела на него, кивнув головой.       — Какие-то проблемы в компании? — мягко поинтересовалась она, заранее усаживаясь на стул, откладывая чистую посуду в сторону.       — Я бы не сказал, что в компании. Она процветает, увеличивается… мы переходим в другие штаты, полиция молчит. Все хорошо. Но я пришел не по этому вопросу… мне нужно, чтобы ты рассказала все что можешь о Говарде Старке и его отношениях с дядей и отцом. Может, у тебя остались какие-то документы, фотографии… я не знаю, Мэй. Что-нибудь, — Питер смотрел на нее с такой надеждой, с которой не смотрел ни на кого и никогда. Он уселся напротив нее за барную стойку.       — Смотря, что конкретно тебя интересует. Я так понимаю, твоя память не вернулась? — спросила она, вставая со стула и отходя к книжному шкафу. Питер лишь отрицательно покачал головой, на что она понимающе кивнула. Мэй что-то долго искала в шкафу, а затем вытащила оттуда фотоальбом, давно запылившийся и облезлый со всех сторон.       — Мой брат и твой отец, всегда был криминальной личностью. Еще в детстве он попал в плохую компанию, а после со своими друзьями организовал этот бизнес. Я не особо интересовалась его делами, потому и не лезла. После свадьбы, нам с Беном не хватало денег, и в тайне от меня, твой дядя, дери его черти в три короба, пошел работать в эту мафию. Сначала дела были не крупные, но после все закрутилось и поехало. Их мафия вышла на мировой уровень, громко заявила о себе, когда взяла под крышу почти все пабы Нью-Йорка и прилегающих к нему районов-боро, — Мэй сдула пыль с альбома, кладя его на стол. Открыв первую страницу, Питер сразу увидел там дядю и отца. Такие молодые… счастливые. Они стояли вместе на каком-то мероприятии, держа в руках бокалы и улыбались. Бен махал кому-то в толпе, но… даже через фотографию Пит видел его счастливые и живые глаза. Сердце невольно пронзила тупая, давно забытая боль от факта потери. Если бы… ох, если бы Пит помнил хоть каплю из того момента, когда их не стало, то боль была бы намного сильнее той, что есть сейчас. Сама тетушка невольно провела по фотографии пальцем, грустно улыбаясь. Ее взгляд заметно потускнел. Пит правда не хотел заставлять тетю вспоминать все это, но иначе дойти до правды было невозможно.       — Когда их мафия стала довольно обсуждаемой, то тут же появился Говард. Говард и Мария Старк. Их мафия была скорее семейным делом, которое они вели вместе. Мария была прекрасной, роскошной и красивой женщиной, которая всегда радовала слух и глаз. Ты бы слышал ее потрясающие шутки! На их любовь с Говардом стоило равняться. Она была чистая, искренняя… страстная, — Мэй перевернула еще один лист, показывая на изображение красивой пары, стоящей рядом с Беном, отцом Питера и самой Мэй. Они все были счастливые, молодые, но такие самонадеянные и глупые…       — Говард долго пытался вытеснить твоего отца с этого дела, было очень много стычек, драк… до поры до времени. Однажды он просто позвонил к нам в дверь с белым флагом и протянутой рукой, — Мэй указала на фотографию, где уже присутствовал Питер и все вышеперечисленные, сидящие за столом на их старой квартире.       — Я помню этот день. Помню звонок в дверь… а дальше пустота, — кивнул Питер, тщательнее рассматривая фотографию. Себя он почти не узнавал: он был тогда веселым мальчишкой с кудрявой головой, огоньком в глазах и округлыми щечками с едва заметным румянцем. Мэй обнимала Бена, который целовал ее в макушку, отец сидел рядом с мамой Питера, держа ее за руку. Говард был серьёзен, но улыбка все же проскальзывала на его лице среди всей гримасу общего недовольства. Видимо, эту фотографию делала Мария, раз в кадре ее не было.       — Все верно. Это было за два года до той страшной аварии, — Мэй опять погрустнела, перелистывая альбомный лист. — За разговором мы пришли к тому, что настало время положить конец вражде. Мафии объединились, становясь самой сильной чуть ли не во всем штате. Они наладили связь с иностранными поставщиками и мафиями… становились крупнее с каждым днем, — Мэй показала еще пару фотографий, где Говард, Бен и отец стоят вместе. Разные места, разные люди… с ними часто мелькал какой-то незнакомый мужчина, потому Питер спросил:       — А это кто? — он ткнул палцем в него.       — Это Обадайя Стейн. Никогда мне не нравился, но был хорошим другом Говарда. Руководил почти во всех делах вместе с самим Старком, — сказала Мэй, переворачивая еще один лист… и Питер просто впал в ступор, смотря на еле видные два силуэта где-то позади Мэй и Марии, стоящих совсем близко. Силуэты были до боли знакомые, кажется… один из них был Питер, но, чтобы не смущать тетю он не сказал ничего. Люди на заднем фоне стояли в обнимку, показывая безымянные пальцы, на которых были надеты, по всей видимости, обручальные кольца.       — Два года они сотрудничали в мире и добре. Но потом… Бен стал каким-то импульсивным. Он не спал ночами, его постоянно тошнило, он принимал успокоительные, которые мало помогали. Я не знаю, что произошло, но сам он говорил, что скоро случиться что-то очень страшное. Плохое. Ужасающее. — Она показала пальцем на фотографию, где сидел за столом Бэн, довольно сильно исхудавший, отец, грустный и поникший. Говард и вовсе смотрел куда-то вдаль, не обращая внимание на фотографа. — Он бредил мыслью о переезде. Купил впопыхах этот дом, стал собирать вещи. В тот вечер, когда я видела твоего отца и дядю, они собирались на последнее дело, после которого должны были уйти из этого бизнеса навсегда. Бен хотел переехать сюда, в Миннесоту, а отец забрать тебя и мать и уехать в Канаду. Все уезжали и подальше, при чем решение было настолько неожиданным и поспешным, что мы с твоей мамой ничего и не поняли. Мария беспокоилась за Говарда, она не хотела терять таких партнеров, да и вообщем-то тогда навалившиеся проблемы были нам ни к стати. Сам понимаешь, свадьба дело трепетное, — Мэй неловко улыбнулась. Питер не понимал ничего от слова совсем, но решил не перебивать тетушку и задать все вопросы потом.       — Они отправились в Бруклин, чтобы завершить сделку с одной мелкой компанией где-то там, но… на следующее утро никто не вернулся. Ни Мария, ни отец, ни Бен или Говард, ни твоя мама. Никого нигде не было, на звонки не отвечали… я беспокоилась. Все беспокоились. Мы не могли найти их двое суток, а потом, в один из дней, когда я пришла разбираться где мой муж и брат, в компанию завалился грязный, мокрый и порванный Обадайя, заявив, что была перестрелка. Что никто не выжил кроме него, — Мэй перелистнула еще одну страницу, стараясь не показывать племяннику, что с ее глаз текут слезы. Питер лишь приобнял ее, нежно целуя в макушку в успокаивающем жесте.       — Я не поверила Стейну. Я никогда ему не доверяла, а ты знаешь, что я умею разбираться в людях. Потому, взяв свои сумки и тебя, мы быстро собрались и решили уехать в Миннесоту. Ты очень сильно противился, но это было ненадолго. Это были временные меры, потому что я понимала, что все случится резко и неожиданно, если это действительно было покушение на всех нас. В ту ночь кто-то преследовал нашу машину, но я так и не нашла кто. Пока я пыталась вырулить по сложным дорогам и оторваться, спереди выехала еще одна машина. Я не заметила ее. Мы врезались, разбились. Эта авария произошла по моей вине. Я пострадала совсем не сильно… но ты, Питер. Ты потерял память из-за меня. Я не понимала, как такое возможно, потому что мы почти не пострадали, ведь я вовремя успела увернуться от удара, это чистое везение. Врачи сказали, что самый мощный толчок пришёлся в твою сторону, потому ты сильно ударился головой. Прости, Питер, прости… не надо было никуда ехать, не надо было… я не хотела, чтобы ты шел по их стопам… не хотела! Когда ты очнулся, меня к тебе долго не пускали… я увидела тебя лишь тогда, когда выписали из больницы. Тогда то ты уже помнишь, что мы поругались… и я ничего не успела тебе объяснить. Я понимала, что мне нужно ехать. Понимала, что мне нужно скрыться… потому через своих хороших друзей подделала свою смерть. Потому тогда так поступила, понимаешь, милый? — Мэй уже откровенно плакала, совершенно не скрывая этого. Питер помнил это. Он все помнил. Он прекрасно помнил время, проведённое в больнице, помнил ссору с Мэй и ее спешный уезд. Тогда он разозлился настолько сильно лишь только потому, что… потому, что не хотел такого. Он хотел верить, что Мэй в безопасности и это не было вынужденной мерой. Подставная смерть… Он сам хотел ее защитить, сам! Защитить так, как не защитил отца и дядю. Маму. Никого.        — Я все понимаю, Мэй. Всё, — он крепко поцеловал плачущую тетушку в макушку, сильнее прижимая ее к себе, поглаживая по дрожащим от слез плечам. Ей не требовалось много времени, чтобы прийти в себя, потому уже спустя пару минут она перестала плакать от больных воспоминаний прошлого. Паркеру самому хотелось зарыдать, но он держался ради тети.       — Почему ты приехал один? — Мэй хлюпнула носом, утирая слёзы. — Твой банный лист не захотел меня видеть? — она усмехнулась, снова улыбаясь. Да, Мэй была очень сильной женщиной.       — Что? — откровенно не понял Питер, непонимающе смотря на женщину.       — Тони где? Боится меня после того случая с окном? — Мэй посмеялась, вставая, убирая альбом в шкаф. Она все также выжидающе смотрела на Питера, ожидая ответа от племянника… но Питер не понимал. Откуда она уже знает про то, что они со Старком были вместе? Да и тем более, всего-то перепихнулись два раза… это же не значит, что он должен таскаться за ним по пятам всюду. Ладно, тот это делал в Нью-Йорке после того, как Пит кинул его во второй раз, но не приедет же он сюда!       — При чем тут Старк? — все еще не понимал Питер. А Мэй, кажется, все поняла, едва посмотрела на ничего действительно не подозревающего племянника. Она медленно вытянула более мелкий альбом с полки, кладя перед парнем. Медленно открыла его, показывая цветные и веселые фотографии.       Питер окаменел.       — Я думала, что ты не забыл… такое невозможно не помнить. На тот случай Обадайя дал мне обещание, что расскажет все тебе… и даже Тони молчал? Как такое возможно? — дрожащим голосом произнесла Мэй. Питер смотрел на ту самую фотографию, где он стоял рядом с Тони-мать-его-Старком и показывал безымянные пальцы, на которых были надеты обручальные кольца. Фотография была сделана с другого ракурса, что позволяло более тщательно разглядеть их счастливые и влюбленные лица. Глаза с тем самым живым огоньком внутри.       Питер смотрел. Долго смотрел. А потом просто накрыл глаза ладонями, пытаясь сильно-сильно зажмуриться и проснуться. Нет, это не могло быть правдой. Это не могло быль по-настоящему реальным фактом. Он никогда не мог быть вместе с Тони. Он. Не. Мог.       — Вы начали встречаться с Тони спустя четыре месяца после заключения договора с Говардом. Я ничего не знала о вас долгое время, а потом увидела, как он вылезает через окно в твоей комнате. Спустя год он сделал тебе предложение. Когда я решила увести тебя с собой… Тони встал против и сказал, что увезет в Шотландию и там вы распишетесь. Обадайя отговорил вас от этой затеи, сказав, что пока они устаканивают происшествие никакой свадьбы не надо. Тони послушался его, да и ты был слишком подавлен, чтобы куда-то ехать и праздновать свадьбу.       Мэй переворачивала лист за листом. И еще. И еще. И еще. Фотографии с помолвки, фотографии с семейных ужинов, с мероприятий… голова шла кругом. Все просто шло кругом.       — Этого не может быть, — прошептал Питер, вырывая фотографии из рук Мэй, судорожно листая альбом, — ты шутишь! Ты просто шутишь, да? — истерично спрашивал он, отрицательно качая головой. Это был фотошоп. Точно, это был просто глупый розыгрыш!       — Нет, дорогой, — Мэй была растреяна. — Я не знала, что ты не вспомнил. Я думала ты остался тогда только из-за Тони, потому и слова лишнего не сказала. Я знала, что с ним ты в безопасности, что он тебя убережет. Тони всегда был готов сжечь весь мир ради тебя…       — Да он убить меня пытался все это время! Он пытался меня убить в месть за своего отца, Мэй! Это кровная месть! Кровная! Он сказал, что его родители погибли по вине дяди и отца, чему я не поверил, потому пришел за объяснением! И это все наговорил ему Обадайя! — выпалил Питер. Брови тети свелись в переносице.       — Питер, никогда не верь Обадайе. Твой отец никого не убивал, никогда. Он был криминальным человеком, но не убийцей. Никогда. У вас с Тони была любовь, и очень сильная. Она была невероятная, и я очень радовалась тому, что ты смог найти ее так рано. Радовалась, что ты под защитой. Радовалась всему… боже, Питер! Он пытался тебя убить? — взвизгнула Мэй.       — И не раз, Мэй! Не раз! Моя память, даже ее отрывки начали потихоньку беспокоить и Тони и меня только сейчас, — Питер накрыл лицо ладонями. Он плакал. Плакал потому, что было больно. Было странно и боязно. Парень боялся неизвестности, Пит боялся, что Тони… боже, раньше он любил Тони. Его чувства, свадьба… все это всегда был только лишь проклятый Старк. Все это было на самом деле, но казалось, что вовсе не с ним. Значит… значит все действительно было так. От осознания этого Пит испытывал странные чувства.       — Питер, — Мэй подошла к вскочившему племяннику, усаживая его на диван. Она заключила того в крепкие и теплые объятия… Пит любил в них прятаться. Раз — и никаких проблем. Нет никаких ссор и никакой мафии. А уж тем более никакого Тони Старка. Пит плакала навзрыд, словно маленькое дитя. Он потерял семью, потерял любовь, потерял все в один гребаный момент… все рухнуло. Исчезло. Пропало, словно этого никогда и не было.       — Питер, слушай, — начала тетя, когда парень чутка успокоился. Он лежал на ее коленях, пока она трепетно поглаживала его волосы, — чувства никогда не бывают забыты. Это как кататься на велосипеде, один раз попробуешь — всегда будешь помнить об этом. И где-то в глубине тебя есть эти чувства, есть эта любовь, есть Тони, с которым вы любили друг друга три тысячи раз, — от знакомого слова Пит встрепенулся, вопросительно глядя на Мэй заплаканными красными глазами, — так говорил Тони. Я не знаю вашей любви, не чувствовала ее, но я ее видела и могу рассказать. Вы любили нещадно и страстно. Любили бесконечно и до конца. Любили так, что сжигали все и всех вокруг. Тони носил тебя на руках, заботился о тебе, защищал. Всегда защищал. Он говорил тебе о своей любви каждый день. Я помню, что когда вы поссорились, он каждый день носил к порогу нашего старого дома розы. Красивые розы с его сада, которые он срывал, а Мария его вечно ругала. Ты хлопал дверью перед его носом каждый раз, а потом убеждался, что он уходил и забирал букет. У меня остались те сухие цветки, к слову. Ты тогда сделал какой-то раствор и погрузил их туда. Они до сих пор сохранились, — Мэй улыбнулась, вставая и уходя куда-то. Она вернулась спустя пару секунд с баночкой, в которой были мелкие алые розы. Алые, словно кровь… Такие же, какие и росли в саду около дома Старка. Прекрасные цветы. Питер рассматривал их очень долго, пытаясь вспомнить хотя бы лепесток… хоть немного… но в голове было все так же пусто и ясно. Также ничего.       — Питер. Тони сделал тебе предложение, когда мы были на приеме в гостях Старков. Он встал на одно колено прямо посреди зала, и признался тебе в вечной любви. Это было самое прекрасное признание, которое мы когда-либо могли услышать. Вскоре была помолвка в близком кругу, ты буквально светился от счастья. Накануне мы долго болтали о том, как не ошибиться в выборе своего человека… ты сказал мне о том, что твой челвек — это Тони. И твой дом там, где Тони. А еще ты не мог спать без него. Мы как-то уезжали на море, и Тони жил у нас две недели. За это время вы настолько свыклись друг с другом, что просто потом не могли спать отдельно. Ты постоянно говорил мне, что твоя кровать холодная и одинокая, потому Старк каждую Божью ночь пробирался к тебе в комнату через окно. Это было весьма мило, но для вида строгой тети я его гоняла мокрой тряпкой, — Мэй тихо посмеялась. — Всей истории я не расскажу, но Тони поможет тебе вспомнить. Вместе вы способны буквально на все, Питер.       Питер думал. Он думал и не знал, как поступить. Тони был прав, когда сказал, что у них было общее прошлое. Тони был во всем прав, потому иногда он казался идеальным. Казался родным, казался близким. Его движения казались правильными. Потому Питер высыпался рядом с ним. Потому Питер чувствовал себя в безопасности и спокойно. Потому он никогда не мог сделать Тони больно. Сердце помнило… сердце все помнило. Оно чувствовало и знало, что его место рядом со Старком. Именно поэтому Питер верил Старку. Именно поэтому случались еще тысячу разных вещей со Старком. Потому что сердце Питера его никогда не забывало.       — Я понимаю, что это сложно, что это тяжело… но, Питер. Слушай, слышишь меня? — Мэй взяла его за лицо, заставляя смотреть заплаканными глазами на себя. — Ты очень сильный. Ты был и остаешься самым сильным для меня мальчиком, Питер. С Тони или без — ты тот, кто ты есть. Сейчас в твоих руках большая сила, большое знание… твое право, как этим распорядиться. Твое право. Но таких как Тони не упускают. Он тоже помнит, он тоже любит… но где-то далеко в сердце. И неважно, что все это было в прошлом. Неважно, что все это осталось позади. Ваша история никогда не кончится, никогда! Такое случается всего лишь один раз и никогда больше. Ты уверен, что готов сделать шаг, который навсегда оставит вас в забытом прошлом? — Мэй говорила правду. Чистую и искреннюю правду… Питер не мог не верить ей. Просто не мог. Все это казалось диким сериалом, выдуманной историей, которая точно не про Питера. Но это было так на самом деле. — Каждое лето вы с Тони устраивали себе медовый месяц. Собирали по рюкзаку и уезжали куда-то далеко и надолго. Даже на звонки не отвечали, засранцы, — Мэй по-доброму хмыкнула, — ты очень любил лето. И Тони ты тоже очень сильно любил. Когда я узнала, что Старк тоже попал в аварию, то не думала, что и у него пропадет память. Судьба играет с вами в опасные игры… испытывает на прочность. Она делает странные вещи, но… наверное, так и надо. Вы с Тони могли преодолеть абсолютно все, Питер, и я сомневаюсь, что с этим вы не справитесь. Все будет хорошо, зайчонок, — тетушка нежно поцеловала его в лоб, пока он льнул к ней, словно брошенный и мокрый котенок.       Питер проплакал на коленях у Мэй целый вечер.

***

       Вечером он позвонил Эдди, прося придти к ним. Брок ночевал в доме у Мэй точно так же, как и Питер, потому что оставалось слишком много вопросов и мало ответов. Пит просто устал и не мог функционировать нормально, потому было принято решение заночевать в Миннесоте, а завтра днем отправиться в долгий и длиннный путь к неизвесности. Она пугала Паркера, несомненно… но он всегда был борцом. Он был им и будет бороться за то, что когда то у него отняли. Ну, а еще они решили остаться, потому что Мэй сказала, что нечего расхаживать по ночным улицам, вдруг их кто-то украдет и просто не выпустила из дома. Факт того, что ее племянник чуть ли не самый опасный человек во всем Нью-Йорке ее не смутил. Пит навсегда останется для Мэй лишь ребенком с пухлыми и румяными щечками.       Утром Питер переоделся в ту одежду, которая любезно выдала ему Мэй. Эдди уже попивал кофе и болтал с тетушкой, когда Пит спустился вниз. Вчерашний день, казалось, превратился в один большой и страшный сон.       — Доброе утро, спящая красавица, — улыбнулась Мэй, ставя перед Питером омлет в виде улыбочки. Питер скучал по таким завтракам особенно сильно.       — Пит, тут твоя тетя нашла документацию от твоего отца, — сказал Брок, — тут очень много интересного, чего стоит изучить. Думаю, мы с ее позволения заберем эти бумаги. С них что-то можно накопать. У нас сейчас море информации, — Эдди улыбнулся Паркеру.       — И еще, Питер, — тетя потормошила его за плечо, — я собрала коробку… связанное с Тони. Там все фотографии, письма, вещи… изучишь на досуге, может, твоя память вернется. — Она нежно посомтрела на Паркера, целуя парня в макушку. Питер лишь мягко ей улыбнулся, благодаря одним взглядом. На немой вопрос Эдди, Пит лишь пожал плечами, что означало, что он все расскажет позже.       — Мэй, у меня еще осталось пару вопросов. Получается, этот Обадайя наврал Тони про наших родителей и наши отношения. Но зачем это было нужно? — спросил Питер, жуя свой завтрак.       — Я не знаю, Питти. Но ему явно есть что скрывать. Обадайя постоянно где-то лукавил, влезал туда, куда не надо… мне кажется, он всегда хотел быть главным. Он очень сильно бесился, когда Бен и брат примкнули к мафии Говарда. Он не хотел этого, хотел быть единственной компанией подобного рода, — ответила Мэй, заправляя диван, на котором Эдди спал сегодня ночью. Видимо, диван был крайне неудобным, потому что Брок то и дело болезненно морщился, пытаясь сидеть ровнее за кухонным стулом.       — А авария? Зачем надо было пытаться убить меня и тебя? Мы не имели никакого отношения к мафии, — снова спросил Питер.       — Я думаю, что кто-то хотел перебить всех, кто хотя бы косвенно мог принимать в этом участие. Не хочу ничего говорить, но мне кажется, что Обадайя тут явно замешан. Я не смогла найти никаких доказательств, но надеюсь, что их найдете вы. Он единственный выживший. На этом последнем задании выжил он… странным образом. Он так и не сказал, как. Я и ты могли быть непосредственными наследниками всего бизнеса. Если сейчас в компании управляет Тони, то вполне возможно, что Стейн хотел установить его единственным властителем этой компании. Ну, или когда Тони не получилось убить аварией, Стейн просто решил манипулировать Старком, словно марионеткой. То, что ты распустил весь старый состав и собрал новый — стало ударом для Обадайи… планы его нарушились, потому он подстегивал Тони тебя убить. Я считаю, что это вполне логичная теория. А чтобы никому ничего не мешало… он заставил вас забыть. Только не знаю, как ему удалось спровоцировать такой отшиб памяти у вас, — Мэй пожала плечами.       — Сейчас Тони руководит вместе с Обадайей, — подтвердил Питер.       — Значит, Обадайя мог все спланировать. Как-то это сделать. Но это все теории, мальчики. Только лишь теории, — Мэй снова пожала плечами, убирая одеяло в диван.       — Все размыто и не понятно, — буркнул Эдди.       — Но это логично. Непонятно только то, как Обадайя мог спровоцировать потерю памяти. Он мог стереть все документы о сотрудничестве наших родителей, убрать мои фото со Старком и всю нашу историю, мог сделать все. Даже убрать людей, которые хоть как-то помнили о нас всех, — заключил Питер. — Просто оборвал все связи. То, что я распустил старый состав сыграло ему наоборот на руку. Нет людей, которые могли бы помнить. Кроме тебя. О твоем существовании Обадайя не знает, он думает, что ты мертва.       — Но зачем Обадайе все это делать? Только ради власти? — спросил Брок. — Он и так у власти, если руководит вместе с Тони.        — Старк всегда слушался Обадайю даже больше, чем отца! Пит, ты всегда возмущался по этому поводу, —произнесла и улыбнулась Мэй. Теплые воспоминания нахлынули на нее с головой. — Хорошее было время. Спокойное. Ты был мальчишкой, сбегал к Тони по ночам, Бен был счастлив, все жили в достатке… так вспомню родной Нью-Йорк и слеза накатывает, — Мэй тепло улыбнулась, поглаживая руку Паркера.       — Поехали в Нью-Йорк, — вдруг выпалил Питер. Мэй лишь удивленно на него посмотрела. — Правда, тетушка. Поехали. Теперь я уверен, что смогу обеспечить тебе полную защиту. Я смогу все исправить… и ты мне поможешь. Ты поможешь мне в этом, — Пит улыбнулся, умоляюще смотря на тетю.       — Дорогой… я все ценю и понимаю. Но я не могу. В Нью-Йорке слишком опасно для меня. Если все это действительно проделки Обадайи… я не смогу там спокойно ужиться. Тем более вся моя жизнь теперь тут. Лучше ты прилетай ко мне почаще, — она мило улыбнулась, оглаживая щеку Питера. Парень все понимал. Парень все это ценил. — Если все действительно настолько серьезно, как я думаю… сейчас вам придется нелегко, мальчики. Начнется самая настоящая война.       — Вроде бы все выяснили, — Эдди покачал головой, не отрываясь от бумаг. — И к слову, Питер. Ты знал, что твой старик оставил тебе наследство? — Брок улыбнулся. — Это даже не деньги или дом. Это координаты, наверное. По крайней мере очень на них похоже, — мужчина протянул Питеру один из документов, осматривая содержимое. — В папке с ним лежал конверт, — Эдди так же протянул парню конверт, где отцовским размашистым почерком, таким старым и родным было выведенно: «Для Питера».       — Ты вообще не разбирала вещи? — удивился Питер.       — Не поверишь, но я ничего не разбирала. Половина документов была тут, другая половина в доме Нью-Йорка. Тогда я похватала по мелочи и быстро уехала. Я морально не смогла притронуться к бумажкам… которые фактически убили близких мне людей. Так что на все твоя воля, — Мэй попыталась натянуть улыбку, вставая со стула. — Я не знаю, осталась ли жива старая квартира. Даже если и осталась, думаю, никакой документации там точно нет. Но сходить проверить будет не лишним. Все эти коробки с документами Бен привез сюда незадолго до смерти. Может, они тогда еще все знали.        — Спасибо, Мэй. Нам пора возращаться домой, — произнес Пит, так же вставая и убирая за собой грязную посуду.        Уезжать было больно. Питер всем сердцем хотел остаться рядом с тетушкой… но просто не мог. В Нью-Йорке его ждут дела и проблемы, которые нужно решать. А еще ждет Тони, с которым тоже нужно что-то делать. Мэй он пообещал прилететь, как только решит все свои дела… и он надеялся, что это будет очень и очень скоро. Едва они сели в машину, то Пит поспешил выложить все Броку. Эдди знатно подахуел от их с Тони историей, но промолчал. Молчал долго и сосредоточенно, а потом выдал:       — И что теперь делать? — он развел руками.       — Не знаю, Эдди. Понятия не имею. Я не хочу пока что говорить Тони ничего… нужно встретиться с ним и узнать за историю его аварии. Нужно попытаться раскопать что-то более стоящее и понять, что же завещал мне отец. — Питер говорил состредоточенно. Он думал, что по итогу этой поездки у него пропадут все вопросы, но их стало только больше. Правда ли Обадайя виновен во всем? Правда ли они с Тони так серьезно любили друг друга? Зачем кому-то надо было забирать их память? Зачем нужно было убивать их родителей?        Зачем?