our love is god

dear diary: i believe i'm a good person. you know, i think that there's good in everyone!

      Олег смотрит на Серёжу и думает, какой он красивый. Сидит себе, рисует что-то в тетрадке, время от времени поправляя спадающую на глаза непослушную прядь рыжих волос. Наблюдать за ним — одно удовольствие. Олег, усмехаясь, вспоминает, как ещё каких-то пару часов назад вымывал куски грязи из этой шевелюры и мазал вонючей мазью синяки на трясущемся от тихих рыданий крошечном теле. Представляя себе мерзкую рожу Валеры, который решил покуситься на его Серёжу, парень почти что даже не чувствует гнева: настолько его умиротворяет вид занятого любимым делом друга.       Разумовский, уже несколько раз кинув мимолетные взгляды на товарища и убедившись, что тот бесцеремонно его разглядывает, резко поднимает голову и смотрит ему прямо в стеклянные тёмные глаза.       — Не надоело?       Олег будто выходит из транса, зажмуривает глаза и потряхивает головой.       — Что?       — Вылупил на меня. Зачем?       — Просто.       Вот и поговорили.       В комнате снова наступает тяжёлая тишина, нарушаемая лишь размеренным дыханием Олега и звуками карандаша, выписывающего пируэты на шершавой бумаге общей зелёной тетрадки. Окно открыто на проветривание, с улицы слышится отчаянное мяукание ничейных котов и разгорячённые разговоры ничейных людей. Уродливые тяжёлые шторы, которые легко могли бы убить обоих парней, если бы решили рухнуть, раздражающим жёлтым пятном сияют на стене у стола. Обои, во многих местах порванные, почти не видны за множеством бумажек, которыми Серёжа попытался одомашнить их жилище. Рисунки, расписания, списки дел, записки друг другу, какие-то цитаты и чёрно-белые кадры из любимых сериалов. Олег обводит их взглядом, а потом снова переключается на Серёжу.       Была бы его воля, он бы убил этого Валеру с его отвратительными жёлтыми зубами, которые так и порывало выбить. Но у них с Разумовским было негласное правило: делать вид, будто ничего нет.       Будто в школе их не толкают в стены, будто все не называют их пидорами, будто Серёжу не пиздят с завидной периодичностью за гаражами, будто Серёжу не пиздят в туалете, будто Серёжу не пиздят в раздевалке, будто Серёжу вообще не пиздят.       Пиздят почему-то только его. Олег пытается сутками быть рядом с Разумовским, пытается объяснить ему, что если они разлучатся даже на пару минут, рано или поздно может случиться непоправимое. Но свободолюбивая натура Серёжи заставляет его постоянно куда-то испаряться, и поэтому свободолюбивую натуру Серёжи продолжают пиздить. Олег хочет пришить его к себе, чтобы никогда-никогда не покидать его, чтобы всегда-всегда быть способным его защитить.       Вот Олега обижать боятся. Он крупный, широкоплечий, грозный, а ещё по школе ходят слухи, что он настолько наупотреблялся всякого, что стал чуть ли не мутантом. Конечно, это всё были слухи, хотя Олег любил иногда сыскать себе немного гашиша, но вплотную подходить к нему всё равно боялись практически все, даже, блять, Валера.       А вот такого козла отпущения, как Серёжа, найти было редкостью, поэтому все и вымещали на нём свои смертные грехи. Невысокий, худощавый, прости господи, рыжий, длинноволосый, болезненно-бледный, умный, хуйню ещё всякую рисует... Он как будто одним фактом своего существования пытается нарваться на неприятности.       А ещё он искренне верит, что люди хорошие. Дебил.       — Опять.       Разумовский захлопывает тетрадку, откидывает карандаш и в упор смотрит на Олега. Тот на этот раз взгляд не отводит. Смотрит в зеленоватые глаза, в которых, несмотря на все выплаканные ими слёзы, теплится надежда, и чувствует, как горло сдавливает.       — Реально, ты иногда меня пугаешь. Типа сидишь весь такой тёмный, загадочный, пялишь на меня, будто глазами раздеть пытаешься, не то чтобы я был про...       — Это Валера был?       Серёжа замолкает посреди слова и замирает. Появившаяся было подленькая улыбка на его губах медленно тает. Глаза тускнеют, брови съезжаются в какой-то очень-очень жалостливый домик. Он обеспокоено смотрит на Олега и затрудняется придумать удовлетворивший бы его ответ.       — Что ты имеешь в ви...       — Когда я тебя у рощи сегодня нашёл с синяками и волосами вырванными. Это Валера был?       Разумовский опускает взгляд. Олег — не просто его лучший друг. Он его единственный друг. И он его единственный человек.       С улицы продолжают доноситься пьяные возгласы ничейных людей, а Серёжа ощущает на себе взгляд того, кому он добровольно принадлежит, лишь бы не быть ничейным, и не осмеливается что-то сказать.       Олег бывает злым. Это факт. Идеалистичной натуре Серёжи не нравится слишком критичное отношение Олега к человечеству, которое тот всей душой ненавидит. Свободолюбивой натуре Серёжи не нравятся такие допросы и то, что друг постоянно его контролирует, требует знания его местоположения в любое время дня и ночи и порывается следить за его благополучием, даже когда он чуть ли не на толчке сидит.       Но Серёже единому нравится, что с Олегом он чувствует себя защищённым. Что тот готов за своего человека жертвовать нервами, временем и сном.       — Да, — вздыхает Разумовский, резко поднимается, выключает настольную лампу, ложится на кровать, зарывшись носом в одеяло, и сразу же отворачивается к стене, оставляя Олега сидеть в кромешной темноте.       Валера редко его бьёт, чаще словесно оскорбляет: наверняка развивает свои коммуникативные навыки, ведь хочет стать журналистом. Сегодня Серёжа сам нарвался. Шёл встречать Олега с тренировки, курил на ходу, сплюнул и случайно попал в шаге от новых белых кроссовок Маслова. Тот сначала, как всегда, пообзывал его с безопасного расстояния («я думал, Волков научил тебя сглатывать» и всё в этом роде), а потом, захотев погрозить напоследок и мирно разойтись, сделал шаг вперёд и наступил в плевок. Потом был удар, потом второй, провал в памяти, и Олежа, бьющий его по щекам и бормочущий «пиздец, пиздец, блять, пиздец» под нос.       И даже несмотря на всё это, Серёжа верит, что Валера хороший. Просто запутался в жизни пацан. Может, в раздевалке на боксе кто-то его жопу увидел, и это ущемило его маскулинность. Может, у него в семье что-то плохо — Разумовский не знает, что именно в семье может быть плохо, так как у него есть только Олег. Все мы срываемся, все мы люди, так что можно иногда и пиздиловку потерпеть, если это означает, что потом Валера вырастет, одумается и станет хорошим человеком (или журналистом).       А вот Олежа Валеру ненавидит. Серёжа сто раз слышал пассажи о его жёлтых зубах и даже шутил про то, что начинает ревновать парня к нему (шутки эти оказались, конечно, непризнанными). Разумовского искренне пугает, что в человеке, в котором он видит единственную в своей жизни поддержку, может быть столько гнева к другому человеку. Поэтому после ответа он прячется в кровать, заглушает учащённое дыхание одеялом и сквозь стук крови в ушах пытается расслышать, чем занимается Олег.       Тишина. Долгая. Скрип кровати. Пара шагов. Шорох куртки. Пара шагов, уже ближе. Скрип окна. Звук зажигалки. Глубокий вдох.       — Понял.       И этот ответ пугает Серёжу еще сильнее.