why do they hate me? why don’t I fight back?
— Мне кажется, ты меня ненавидишь. Это первое, что Разумовский говорит Олегу с прошлого дня. Они молчат, когда просыпаются: Олег — по первому звонку будильника, Серёжа — когда Олег с перерывами в пару минут несколько раз осторожно тормошит его по плечу; когда одеваются: Олег — в первую попавшуюся завонявшуюся в шкафу толстовку, Серёжа — во всегда идеально выглаженные рубашку и брюки; когда выходят в школу и случайно сталкиваются плечами в дверях, бормоча «ой» и «блять», но всё равно предпочитая помимо этого ничего не говорить. По пути Разумовский пытается придумать, что сказать, даже пару раз вздыхает и открывает рот, но сразу же его закрывает, понимая, что всё, что он скажет, лишь ещё больше напряжёт взвинченного и особо угрюмого сегодня Олега. Он прекрасно, блять, знает, что тот его не ненавидит, но вопрос сам возникает и сам срывается с губ. Олег хмурит брови и передёргивает губами, как делает каждый раз, когда ему говорят очевидную хуйню. — Чего? — Мне кажется, ты думаешь, что я слабый. Раз не даю сдачи. Раз терплю. Волков обводит взглядом гаражи, за которыми они всегда останавливаются перекурить перед первым уроком, стряхивает пепел и с усмешкой выдыхает дым через нос. — Несмешно, блять, — обиженно говорит Серёжа, отворачиваясь в сторону, и, будучи уверен, что разговор окончен, делает затяжку. — Успокойся, — фыркает Олег. — Да, я иногда тебя не понимаю, но не буду же я тебя за это ненавидеть. Слишком резкое слово ты выбрал. — А Валера меня ненавидит? А другие? При упоминании Маслова Олег сдерживается от того, чтобы не скрипеть зубами. — Они тебя не ненавидят, они просто любят тебя пиздить. — А ты любишь меня? Этот разговор у них случался уже несчитанное количество раз. Когда Олег попал в детдом, ему было почти четырнадцать; он знал, что у него была мама, что она его любила, что произошёл «несчастный случай», и теперь ему надо было выкручиваться самому. Он был так же одинок, как и все остальные его товарищи по несчастью, но у него было некое преимущество перед тем же Серёжей: у него были воспоминания. Его учили завязывать шнурки, слушали, как он заучивает стихотворения перед важным днём в школе, обрабатывали ссадины, когда он ввязывался в полусерьёзные драки с пацанами со двора. Олег помнил, как выглядит любовь. Серёже же шанса испытать её не довелось. Его первым воспоминанием была отвратительная манная каша с комочками, и это было уже в детдоме. Жизни до он попросту не знал. Щекастый рыжий мальчуган нравился всем воспитательницам, но потом он вырос, и на смену ему пришли другие мальчуганы, пощекастее и порыжее. Тогда Серёжа начал надеяться, что его заберут. Лежал по ночам в своей кровати, прокручивал в голове всякие советские мультики и представлял, что вот-вот, со дня на день, за ним кто-то придёт и будет любить. Ведь так не бывает на свете, чтоб были потеряны дети. Но приходили только за младшими светловолосыми лучезарными девочками, а Серёжа оказывался никому не нужен. И оставалось ему только сопеть носом под одеялом и тихо звать несуществующую маму, даже когда он стал серьёзным мужчиной тринадцати лет. Потом появился Олег. Он всегда был угрюм, нелюдим, но Серёжа ему понравился сразу. Во многом из-за того, что в глазах того ясно читалась надежда: на будущее, на счастье, на то, что несмотря на все трудности, он может стать чьим-то. Только с ним Олег мог иногда позволить себе пошутить, украдкой поесть сухарики, попробовать первую их сигарету, стрельнутую у парня постарше и разделённую на двоих. Серёжу даже не пришлось приручать: он сам, всю жизнь обделённый любовью, накинулся на Олега и стал проводить с ним целые сутки. А Олег не был против. Он винил себя за то, что не смог защитить мать, так что теперь решил защищать Серёжу. Со временем Разумовский поостыл, зарылся в учёбу, рисование и коды, а Олег остался настороже. Ходит теперь за ним, как чёртов телохранитель, и готов убить всех, кто покусится на Серёжу. Но тот специально замалчивает имена обидчиков: может, хочет их тем самым спасти, хуй знает. Ему даже как-то стыдно перед Валерой за то, что Олег узнал. Даже хочется извиниться. И хотя свободолюбивая натура Серёжи всегда пытается делать вид, что ей вообще на все жизненные трудности похуй и что она сама со всем может справиться, иногда в нём просыпается щекастый рыжий мальчуган, который хочет, чтобы его любили. Олег тушит сигарету о стену гаража, кидает бычок на землю, подходит ближе к Серёже и засовывает руки в карманы толстовки. — Ты как думаешь? Разумовский потирает левой рукой правое плечо, которое предательски болит от постоянного сидения за столом, и смотрит Олегу прямо в глаза. Думать тут нечего, ответ один.***
you're a high school has-been waiting to happen
Уроки проходят, как всегда. Серёжа даже не напрягается, потому что его гениальный мозг способен выдержать любые испытания, даже формулами по физике, в то время как Олег не напрягается, потому что ему чисто похуй. О будущем он не задумывается, так как когда-то давно оно у него уже было распланировано, а потом он попал в детдом, и мечтать стало казаться наитупейшим занятием. — Короче, я знаю, что ты такое не любишь, но это прям очень крутой сериал. Там про супергероев, но супергерои там — злодеи, то есть охуенно сделали, а положительные герои… Серёжа уже пересказывает какой-то новый просмотренный им «наивъебейший» сериал, а Олег покорно слушает, иногда, конечно, позволяя себе отключиться и полюбоваться весенним небом, когда на их пути материализуется квадратная фигура. — Гей-Сергей, как жизнь молодая? — широко улыбается Валера, обнажая зубы. — Отъебись, — отрезает Олег, ясно давая понять, что разговор окончен, и беря Серёжу под локоть, чтобы увести. — А что так критично? И я к Сергею вообще-то обращался… — Голос Валеры настолько бесит, что вороны на деревьях мрут, лишь бы избежать этой пытки. — Отъебись, тебе сказали. Теперь уже Серёжа держит Олега за рукав, когда тот срывается с места, преодолевает несколько отделяющих его от Валеры шагов и готовится сжимать кулаки. — Олеж, не надо. И так всегда. Если бы Олег мог, он переубивал бы нахуй всех, кто только посмеет что-то сказать в их адрес. Но Олег не может. Потому что Серёжа не хочет. Не разрешает. Потому что людей надо уметь понять. Потому что люди хорошие. — Олежа… Блять, пацаны, я сейчас реально расплачусь. — Валера делает комически расстроенное лицо и начинает вытирать невидимые слёзы. Жалкое зрелище. — Знаешь, Валер… — Олега снова пытается остановить Серёжа, но тот стряхивает его руку с груди. Разумовский остаётся стоять, широко распахнутыми глазами наблюдая за разворачивающейся сценой. — Что, Олеж? — Ничего. Просто знай, что ты жалкий. Школу мы-то переживём, и тебя переживём, и будем жить припеваючи. А ты так и останешься долбоёбом, смеющимся со слова «гей». На последнем слове Маслов фыркает, подкатывает рукава своего бомбера и делает шаг вперёд, в то время как Олег — шаг назад. — Это твой пик, Валер. Дальше лучше не будет. Адьё. И разворачивается, и делает Серёже жест следовать за собой, и кидает на Валеру взгляд победителя, и уходит, не дожидаясь, пока до того дойдёт смысл сказанного. Отойдя на безопасное расстояние и остановившись за гаражами для прощальной сигаретки, парни молчат. Вроде должно было стать легче, но Олег понимает, что поведение Валеры это не изменит, а Серёжа понимает, что потом ещё будет перед Валерой извиняться за произошедшее. Сам осознаёт, что прогинается подо всех, но остановить себя от этого всё равно не может. — Я в шоке, конечно. Красава, что ему это сказал, — раздаётся откуда-то женский голос. Олег поворачивается и видит кого-то ростом с Серёжу. В кожанке, с какими-то безумными стрелками, которые он никогда не понимал, с кольцом в носу и испытывающим взглядом. — Есть прикурить? — снова обращается незнакомка к Олегу, потрясая зажатой между пальцами сигаретой. Серёжа опять стоит в стороне, наблюдая за всем этим, и боится даже пошевелиться, потому что слишком уж много социальных контактов для одного дня, пусть контактируют и не с ним. Олег одобрительно мычит и тянется за зажигалкой. Подносит её к лицу девушки, загораживает огонь ладонью от ветра и ждёт, пока она сделает первую тягу. Серёжа напрягается. Казалось бы, блять, обычный жест, обычное проявление вежливости. Но что-то в грудной клетке будто падает, потому что он привык, что Олег даёт прикуривать только ему. Разумовского накрывает волна отчаяния. Он уже продумывает, как Олег влюбляется в эту девушку, которая намного красивее его, Серёжи, как Олег захочет кинуть его, как Серёжа снова останется один, и никто никогда не будет его любить, потому что единственную свою любовь он проебал. А Олег думает только о том, как, наверное, сейчас нервничает Серёжа. — Я рада, что хоть кто-то здесь разделяет моё мнение о Валере. Просто пиздец, а не человек, — нарушает тишину незнакомка. Курить молча, видимо, в списке её навыков нет. Олега бесконечно раздражают такие люди. — Есть такое. — Долго он до вас так доёбывается? — Достаточно. Серёжа продолжает стоять в стороне и чувствует, как к горлу подкатывает ком, потому что в его голове дело уже шло к свадьбе. — Как зовут? — Олег. — А тебя? — Девушка наклоняется чуть вперёд, чтобы рассмотреть пытающегося за спиной Олега слиться со стеной Разумовского, и её вопрос сносит его напрочь. До этого момента он был уверен, что она просто не признаёт его существования. — Серёжа. — Поняла. Серёжа. Незнакомка тянет к нему свободную руку. Он, очнувшись лишь через пару мгновений, слабо пожимает её, берясь лишь за пальцы. — Олег. Олег, держа сигарету в зубах и усиленно кивая, берёт её маленькую руку в свою, а другой берётся за её предплечье. Незнакомка наигранно делает вид, что она польщена, вынимает руку из крепкой хватки, делает последнюю затяжку и осматривает парней, будто пытаясь их внимательно изучить. — А я Марго.