***
— Мамку твою я вчера ебал, понял? — Оскорблять мать человека, у которого нет матери, очень низко даже для тебя, Валер. Серёжа сидит на подоконнике в залитом солнечным светом пустом классе, где помимо него только Маслов. Сам Разумовский задержался, чтобы подождать Олега, собравшегося героически отшивать Марго, а Валера, видимо, решил его тут подсторожить. Залетел, захлопнул дверь, опять начал выкидывать свои любимые оскорбления. А Серёже смешно. И легко. И так тепло. Вчера он засиделся за сочинением, напрягая зрение в свете одинокой старушки-лампы и игнорируя тихое сопение Олега, всегда вырубающегося сразу же, как ложится. Решил покурить перед сном, часа в три ночи. Максимально тихо забрался к окну и наполовину высунулся через него в улицу. Со своего второго этажа увидел внизу двух едва освещённых луной и одиноким стариком-фонарём людей и незамедлительно узнал в них Валеру и Юру — парня на год младше их, попавшего в детдом лишь пару месяцев назад. И те стопроцентно целовались. И абсолютно определённо обжимались. Просто очень забавно было осознавать, что Валера, терроризирующий его последние два года, сам оказался пидором. Ну или просто решил поэкспериментировать. Поэтому, вперив в Маслова взгляд кошачьих жёлтых глаз, Серёжа напрямую говорит ему, что знает, чем тот занимался вчера ночью. И упивается моментом, когда Валера понимает, что проебался: щёки и шея сразу заливаются краской, шея передёргивается, руки сжимаются в кулаки. — И чем же я тогда занимался, раз мамка твоя не может обеспечить мне алиби? — Да что ты заладил: мамка, мамка, — недовольно морщится Серёжа. Ему откровенно надоели эти дешёвые оскорбления. Попытался бы хоть что-то новое придумать, было бы намного интереснее выслушивать. — С Юрой ты сосался. — Нет. — Да. — Пизда. — Судя по твоим действиям, хуй. — Ты не борзей. — Валера подрывается, стремительно приближается к подоконнику и одним резким движением хватает Серёжу за рубашку на груди. — Чего лыбишься? — Просто теперь наконец понимаю, почему ты так себя ведёшь. — Да никак я себя не веду. Серёжа чувствует, как держащая его рука подрагивает от ярости, как от разгорячённого Валеры исходит жар, и чувствует лишь счастье. — Ведёшь, — злорадно ухмыляется он, ощущая, что следующие его слова точно выведут Маслова из себя. — Как пидор. Валера, тяжело дыша, стаскивает Серёжу с подоконника и с силой кидает на скрипучий пол. Правую лопатку прорезает боль от удара. Серёжу как будто проясняет, и, понимая, что сейчас ему станет не очень весело, он забивается в угол рядом с пыльным шкафом, наивным жестом пытаясь заслониться от приближающегося тела. — Мразь, — цедит сквозь зубы Валера, рывком за неловко брыкающиеся в воздухе ноги оттаскивает Серёжу из угла и садится на его колени, руками хватаясь за плечи. — Разговорчивый сегодня слишком. — И заносит правый кулак для удара. — Мы ему отплатим когда-нибудь. А сейчас просто закрой глаза. Серёжа сильно зажмуривается и добровольно проваливается в темноту.***
Олег ещё некоторое время после разговора с Марго остаётся за гаражами и думает. О том, почему слушается Серёжу, даже несмотря на то, что у того, очевидно, едет крыша, почему отвергает красивую, достаточно умную и, пускай местами раздражающую, но в целом приятную девушку, которая только что его поцеловала, почему ведёт себя не так, как в сложившейся ситуации повёл бы себя абсолютно любой другой семнадцатилетний крепкий парень. В мыслях крутится одна логичная и вполне закономерная догадка, но Олег настойчиво её отвергает. Отряхивает головой, достаёт пачку из кармана, тянется за второй сигаретой, но передумывает и кладёт коробок обратно. Сука, как же сложно.***
— Блять. Олег поднимается в класс, погружённый в мысли, не заметив практически столкнувшегося с ним на лестнице Валеру, поэтому вид полулежащего, прислонившегося к батарее и запрокинувшего голову Серёжи оказывается для него совершенно неожиданным. Что же такого могло тут произойти, что Маслов позволил себе отпиздить Разумовского прямо в школе? — О, привет, — практически шепчет Серёжа, краем глаза заметив вошедшего Олега. Натянуто и виновато улыбается. Олег подбегает к нему, берёт его лицо в ладони, со всех сторон оглядывает и приходит к выводу, что никаких серьёзных повреждений точно нет. — Где бил? — Один раз в челюсть, промазал, потом немного подушил… Ничего особенного, в общем. Переживу. — Я был уверен, что хотя бы здесь он тебя не тронет. — Олег глубоко вздыхает и потирает переносицу. Голова начинает трещать. — Прости. — Не извиняйся. — Лучи солнца пробиваются через аппликации каких-то деревьев на окне и озаряют глаза Серёжи зелёным. Олег, сидя на полу, пододвигается чуть ближе и крепко прижимается к тощему телу своим. Щекой чувствует едва пушащиеся волосы, грудью — едва ощутимое дыхание Серёжи. Вдруг притягивает его к себе ещё сильнее и зарывается носом куда-то в ключицу. Не хочется отпускать. Серёже, собственно, тоже. Но через пару мгновений они всё-таки отстраняются. На губах у Серёжи глупая одурманенная улыбка. Он чувствует себя хорошо. Даже несмотря на то, что после Валеры к мозгу только сейчас окончательно подступает кислород. Серёжа устало потирает глаза обеими руками и уже вытягивает их в сторону Олега, чтобы попроситься пойти домой, когда видит на его губах отпечаток бордовой помады. — Вот же мразь-то, а. — А, может, и извинись. — Я думал, мы друг перед другом не извиняемся, — глупо ухмыляется Олег, всё ещё чувствующий тепло, исходящее от Серёжи. — Не извиняемся до тех пор, пока уверены, что друг друга любим. А ты только что сосался с Марго. Олег на мгновение замирает, вперяет взгляд в пол и пытается понять, какие у Серёжи сверхъестественные способности, раз он как-то узнал. Непонимающе смотрит на него. Но уже прекрасно знает, что врать не станет. — Она сама. Мы только… чуть-чуть. — А, ну и на том спасибо. — Серёжа резко поднимается на ноги, опираясь рукой о близ стоящую парту, а Олег сразу подрывается помочь ему встать. Серёжа лишь отбрасывает его руку в сторону. — Мне нужно, чтобы ты сейчас мне раз и навсегда кое-что прояснил. — Конечно. — Ты меня любишь? Впервые после этого постоянно звучащего в их отношениях вопроса Олег выдерживает едва заметную паузу. Но Серёжа удовлетворённо её подмечает. — Разумеется. — Мы никогда с мёртвой точки не сдвинемся, если он продолжит так отвечать. — Нет, не разумеется. — Серёжа вплотную подходит к Олегу, смотрит прямо в глаза, чуть склонив голову вправо. — Ты мне скажи напрямую, если тебе не стыдно. Мне вот не стыдно. Я тебя люблю. Олег опасливо озирается на закрытую, но незапертую дверь класса. Это же конечная, если кто-то это всё услышит. Но потом переводит взгляд на Серёжу, который смотрит выжидающе и в некоторой степени угрожающе. — Я тоже. — Выдох через нос. — Тебя люблю. — И почему ты тогда сосался с Марго? — Я же сказал, она сама… Я почти ничего не делал. И какая разница вообще? — Олег трясёт головой, немного отшатывается в сторону и с возмущением разводит руками. — К чему, блять, эти разговоры о любви? Да, я тебя люблю… — Ой, как разошёлся. Новую фразочку выучил. — … но мне до сих пор как бы семнадцать, и у меня есть свои потребности, и их надо иногда удовлетворять, и не буду же я с тобой сосаться… — Почему нет? — фыркает Серёжа. Олег резко останавливает свою тираду, руки безвольно падают по бокам, и он вообще забывает, о чём только что говорил. — Потому что… — И не может придумать ответа. Серёжа цокает, отходит от парты, на которую облокачивался всё это время, и скрещивает руки на груди. — Я могу тебя целовать. И тебя ебать, ну или ты меня, тут как получится. Если тебе не хватает моей любви такой, как сейчас, я могу любить тебя так, как захочешь. Просто скажи. Олег чувствует, как в ушах стучит кровь от напряжения. Что они несут вообще? Куда, блять, зашёл разговор? Серёжу только что душили, почему они об этом не говорят? Олег делает несколько размеренных шагов по классу, проводит пальцем по выцарапанным на обратных сторонах стульев надписям, и чувствует, как шестерёнки в голове крутятся, сервера гудят, и… снова та же самая догадка в мыслях. И, видимо, абсолютно верная. Возможно, он любит Серёжу немного не так, как думал до этого. — Поцелуй меня тогда. Сейчас. — Нихуя. — Не шутишь? — ухмыляется Серёжа. — Нет. — Олег подходит ближе, смотрит в отливающие золотом глаза и чувствует, как тепло разливается по груди. Происходит что-то страшное, если бы он понимал, что это такое, но он не понимает, что это такое, но это что-то — определённо правильно. И целует. Сам. Насколько может, нежно. Пытается передать всю свою любовь. И чувствует, как щемит сердце, как в животе что-то взрывается, как перед закрытыми глазами горят фейерверки. Как ему открывается его предназначение. Любить. Серёжа ошалело моргает, когда видит лицо Олега непривычно и за гранями всех формальностей близко. Ощущает его губы на своих, зажмуривается и чувствует, как всё тело обмякает. Руки Олега крепко держат его в объятиях, сам же Серёжа, обвив свои вокруг крепкого торса, шарит ладонями по спине друга. Или не только друга. Или похуй вообще. Когда отстраняются, молчат. Оба мысленно задаются вопросом, почувствовали ли одно и то же. Оба понятия не имеют, что будет потом. Но оба знают, что ни за что на свете друг друга ни на кого другого не променяют. — Неплохо. Совсем неплохо. И друг ради друга сделают что угодно.