«На каменной стене храма было вырезано стихотворение под названием «Утрата», в нём всего три слова. Но поэт соскоблил их. Утрату нельзя прочесть… можно только почувствовать.»
[Мемуары Гейши. Нитта Саюри]
***
Ночь, как казалось мне, длилась бесконечно долго, и именно посему я не сомкнул глаз. Я читал, снова и снова, потом перечитывал, и так по кругу. Я как обезумевший трогал пальцами написанные строки, касался бумаги и пытался… Почувствовать. Я так долго тёр страницы дневника, что подушечки пальцев начало покалывать, они покраснели и начали зудеть. Перечитывая вновь и вновь самую первую страницу, я боролся с соблазном продолжить чтение дальше, не по кругу. Но меня останавливали мысли о том, что чем быстрее я дойду до конца, тем сложнее мне будет расставаться. Стопка спрессованной бумаги в обложке — единственное, что-то живое и драгоценное, что осталось у меня от Лу, и момент, время чтения хотелось растянуть. Именно поэтому я перечитывал одно и то же до того момента, пока, под самое утро, сон, тяжёлым грузом не закрыл мне веки. Я вырубился, не выпуская из пальцев ежедневник. Удерживая его, как самое дорогое и важное для меня.***
Разбудил меня громкий стук в дверь. Ворочался я долго, закутывался в одеяло, накидывал его на голову и закрывал уши. Хотел, чтобы источник раздражающего звука прекратился, но он продолжался и с каждым новым стуком, был сильнее. — Сакуса! Открой чёртову дверь, иначе я сорву её с петель, — стук, чёртов стук. — Сакуса, я серьёзно, и ты знаешь, что я ни капельки не шучу! Комори. Пришлось подняться на ноги. Задачей это оказалось прямо-таки скажем непосильной, но это лучше, чем сорванная с петель дверь. В глазах бегали мушки, было ужасно душно. Очень хотелось пить, а ещё больше — вернуться в кровать. Босыми ногами я дотопал до двери и повернул ключ. Дверь отворилась сразу же. Мотоя был сам не свой. — Господи… Ты что, не спал всю ночь? — он скептически окинул меня взглядом и остановился на дневнике, который я всё так же держал в руках. — Сакуса… Мотоя протянул было руку к дневнику, но я отбил её ладонью. Он нахмурился. — Я… Прости. Я отошёл от прохода, чтобы брат смог зайти в квартиру. Он осмотрелся по сторонам, и поморщился. — Запах такой, будто у тебя реально кто-то умер, — мы на секунду встретились взглядами, а когда он понял что сказал, тут же извинился. Мотоя открыл форточку, снял с себя сумку через плечо и уселся за стул. — Я пришёл потому что переживаю, к твоему сведению, ты проспал все уроки. — Тебя только это сейчас волнует? — он закатил глаза. — Да нет же, ты меня вообще слушаешь?***
Школа выглядела мрачнее обычного. Ярко-жёлтые стены взмокли от дождевой воды и потускнели, травянистые дорожки были залиты водой. Носок кроссовка то и дело утыкался в грязевое месиво, хорошо что взял сменные. Зайдя поскорее под крыльцо я отряхнул зонт от лишней влаги и зашёл в здание. Ни души. Обычно, в вечернее время, в школе оставались лишь сборища клубов по интересам, и спортивные. Видимо, погода многих распугала, но только не волейболистов. Всё было как обычно, душ, смена одежды и обуви, разминка. Единственное, что изменилось — лица сокомандников, стоило мне только зайти в зал. Это было неописуемо. Глаза, полные сочувствия, от которого ни жарко ни холодно, и молчание. Они боялись и слова сказать. Единственный кто решился — Иизуна. Он подошёл ближе ко мне, ещё до того, как мы начали выполнять упражнения. — Сакуса, — он положил ладонь мне на плечо, пытаясь приободрить. — Мне очень жаль твоей утрате, прими не только мои, но и наши соболезнования. Я кивнул, Иизуна тут же убрал руку. Тренировка приняла свой обычный темп. С каждым ударом я старался передать мячу всю свою боль, то что не в силах сказать в слух. Да, Лу была права, волейбол не только смысл моей жизни, он — моя отдушина. На площадке я могу не прятаться, быть собой. — Сакуса, — Комори окликнул меня, когда я опустился с прыжка. Я обернулся. Он незамысловато показал на собственные пальцы. «Забыл» Я отлучился, прошёлся по коридорам, направляясь к раздевалке. Ладони побаливали. Ноги повели меня мимо шкафчиков, где все ученики хранили свои вещи, как оказалось — очень зря. Один из шкафов выделялся среди остальных намного сильнее. Это был её шкафчик. Я застыл, боясь подойти ближе и глянуть, что там. Всё-таки подошёл, не смог себя сдерживать. На лицевой стороне шкафа были прилеплены на скотч фотографии, рисунки, записки, открытки. Я посмотрел на каждую из записок и открыток, прочёл все надписи. [Мы тебя любим, Лу] [Ты заслуживаешь самой лучшей жизни, пускай другая твоя будет долгая и радостная] [Мне жаль, я бы отдал бы тебе половину своей жизни, если бы мог ] [Девочки из клуба любителей рыбок любят тебя всем сердцем, твои гуппи] [Ты была ярче солнца] Надписей было так много, что и не сосчитать. Кто-то писал ручками, маркерами, а одна надпись была написана простым карандашом. Она была блеклая, но я присмотрелся. [Я хотел бы многое сказать, но мне жаль, что время нельзя обернуть вспять, Сакуса стал счастливее только благодаря тебе, спасибо, Лу. Мотоя] На тренировку я не вернулся. Залетел в раздевалку, переоделся наспех, собрал сумку и побежал на выход, даже не взяв зонт. Ноги несли меня домой. Ближе к Лу. Под дождём намокли волосы, все вещи что были на мне, в кроссовках была вода. На одном из поворотов я чуть не упал, поскользнувшись на грязи. В квартиру я забежал, закрывая дверь на все возможные замки и защёлки, которые только были. Я скинул сумку в ванной, даже не разобрав вещи. Переоделся в сухое, накинул на голову полотенце. Уселся за стол и схватил в руки ежедневник. Перелестнул страницы, глаза поплыли по строчкам.