*flashback*
- ВРАЧА!!! Уильям увидел тело подруги в грязи и ринулся к ней, как и полковник и некоторые солдаты из пехоты, что штурмовали высоту. По грязной воде в луже, в которую рухнула Эстель поплыли кровавые разводы, да такие, что вскоре вся вода окрасилась в красный. Медики, которые помогали солдатам, прервались и ринулись к девушке. Ее подняли и бегом унесли в полевой госпиталь. Уильям места себе не находил, его удерживали Айелло и Паркер. Дэниелс обеспокоенно глядел на товарищей, еще не до конца понимая весь ужас произошедшего. Пирсон, провожая взглядом медиков, которые уносили его Эстель, просто рухнул на колени, перед кровавой лужей, опустив голову: – Это моя вина… моя вина…*конец флешбэка*
Девушка, заметив понурость сержанта, мягко положила ладошку ему на щеку: – Эй… Я ведь тут… Уильям только положил ладонь на ее кисть, прикрыв глаза. Эстель шепнула ему, лукаво улыбаясь: – Ты ведь мне не откажешь, сержант Уильям Пирсон? Мужчина удивлено посмотрел на нее, ожидая инструкций. Девушка чуть покраснела, что на бледной коже смотрелось кокетливым розовым румянцем: – Поцелуй меня?… Мне станет легче, честно-честно. Пирсон улыбнулся – все-таки, это его лисёнок. Наклонившись, мужчина провел пальцами по щеке Жемчужинки, с нежностью целуя ее. Сержант не мог себе позволить потерять и ее. После смерти Тёрнера, она, последнее, что удерживает его от тьмы. Эстель шепнула, чуть погрустнев: – Прошу тебя, не пей больше… Мне больно тебя таким видеть… Пирсон лишь кивнул, обнимая ее и целуя в нос, лишний раз стараясь убедится, что она жива. Прошло уже 5 дней с момента ранения Эстель. Слабость у нее была просто давящей, поэтому она чаще спала, чем бодрствовала. Уильям все так же не отходил от нее, а друзья посещали по мере возможностей. Она более или менее, наконец, пришла в себя лишь на 5тые сутки, и, ее решили увезли в госпиталь, как и говорил Рональд. Пирсон провожал и лично помогал погрузить ее в машину. Девушка шепнула ему на прощание: – Скоро вернусь, не совершайте глупостей, сержант… – Есть капрал, – ответил Уильям, слабо усмехнувшись. – Я проверю, – хмыкнула девушка, погрозив ему кулачком. Один из медиков, произнес, проходя мимо сержанта и залезая в кузов к раненой: – Не переживайте сержант, все будет хорошо. Последующую неделю Эстель провела в больничной палате. Соседи уже выздоравливали, некоторых только привозили. Первым делом, медики, конечно, сделали переливание. Нужная кровь нашлась, совпал и резус фактор. После переливания голова сильно кружилась и девушка чаще спала, даже больше, чем в лагере. Ее лечили, постоянно меняли повязку на раненном боку, проверяли процесс заживления и прощупывали рану на предмет некрозных образований. К счастью, даже при недостатке крови в первые дни, рана неплохо затягивалась. Девушка попросила от скуки бумагу и карандаш. Но ее порадовали – один из сержантов, который был при госпитале, принес ей альбом, пару простых карандашей и даже акварельные краски и кисти. Девушка постоянно делала зарисовки, чем безмерно удивляя соседей по палате. Вот рисунок с Конроем, который усиленно теребит ухо, во время игры в шахматы, а вот окошко и птичка за ним, маленькая Анна с медвежонком. Но больше всего вызвал вопросов рисунок, на котором стоит грозный стаффордширский терьер, и сердито смотрит на испуганную лису, чья лапка застряла между камней. Эстель отшучивалась, а сама подавляла улыбку. Этот рисунок отражал их первую встречу с Пирсоном. Эстель вложила в этот рисунок много любви и внимания, и даже дату украдкой написала на обратной стороне – 07.26.1944. Она сделала еще пару подобных рисунков: пес с лисой спят вместе (та же дата), неловкий момент, когда они вместе рухнули на берегу речки (07.27.1944), первый поцелуй и Парижское свидание. Таких зарисовок становилось все больше, а Эстель намеренно экономила бумагу, рисуя по 3-4 иллюстрации на одном листе. Она решила сделать для себя эти рисунки, чтобы потом, когда война кончится, вспоминать с теплотой обо всех этих моментах… На нескольких листах появился и Джозеф. Жемчужинка уделила ему особенно много внимания, нарисовав как золотистого ретривера. Лейтенант на ее рисунках всегда улыбался, иногда смотрел на нее и остальных как снисходительный отец на щенков. Иногда эти рисунки вызывали у нее непроизвольные слезы. Время тянулось медленно, от чего Жемчужинка начала постепенно пытаться вставать. Сначала, она с ужасом обнаружила, что ноги не держат. Это был полдень, время обеда. Девушка хотела встать и сходить в уборную, но едва она встала, ноги подкосились, и она рухнула на пол. Парни в палате повскакивали, подбегая на помощь, один вскрикнул, подзывая врача. Ей тогда сделали выговор, мол, мышцы испытали атрофию после кровопотери, куда вскочила?! Пришлось ждать. Эстель продолжала зарисовки, иногда радуя ими ребят в палате. Временами, парни, что уже были в более или менее хорошей форме, таскали для нее тетради, акварельные листы или альбомы. В итоге, у нее накопилось порядочный склад бумаги. Но половина этой бумаги вмиг разлетелась – кто-то просил нарисовать семью, кто-то друзей по фото, кто-то просто хотел себе милую иллюстрацию. Так и проходили день за днем. А Жемчужинка иногда сжимала в кулачке кулон. Стайлз по ее просьбе один раз сфотографировал сержанта. Пришлось его долго уговаривать, но в итоге, ворча, Уильям согласился. Теперь у нее в медальоне была и фотография мамы и его. Временами, по вечерам, она подолгу смотрела на фото. Ее терзали сомнения – послушается ли ее Пирсон, будет ли осторожен? Вот и сейчас, пока одни пациенты ушли на обед, а вторые спали, она смотрела на лицо своего сержанта, держа в руке медальон. На фото он улыбался ей, правда, немного не своей улыбкой, а дежурной, для фото. Эстель вздрогнула от голоса: – Твой отец? Это был Рассел, которого сегодня должны были комиссовать. Девушка улыбнулась смущенно: – Нет… Это сержант в нашем взводе. – Любишь его? – Усмехнулся рядовой, глядя на девушку. Жемчужинка решила в кое-то веки не врать и не придумывать оправдания: – Да… Хотя знаем друг друга всего-то пять месяцев. Рассел хмыкнул: – И что? Я со своей девушкой познакомился всего два назад. Но у нас все взаимно. Эстель лишь мягко улыбнулась новому другу. Тот, хмыкнув, произнес, похлопав ее по плечу: – Ну, мне пора. Я еду домой. Выздоравливай давай, гром женщина. А, и спасибо за рисунок Паулы, я его сберегу! Жемчужинка усмехнулась: – Удачи, Рассел. Береги себя! – Обязательно! Когда минуло четыре недели с момента ранения и ее поездки в госпиталь, выпал первый снег. Эстель уже, наконец, могла встать. Она бродила, разминая конечности, устав от долгого лежания в кровати. Утром, 18 декабря, едва задерлась заря, она вышла на улицу чтобы, наконец, взглянуть на снег. Медленно ступая, она смотрела на крупные хлопья снега, которые не спеша покрывали все вокруг сплошным белым одеялом. Девушка подняла руку, слегка поднявшись на носочках, чтобы дотянутся указательным пальцем хоть до одного такого комочка. Они были холодными, но такими прекрасными. Девушка почти не чувствовала холода, не вольно кружась и смотря вверх, на то, как кружится в небе снег. Ее волосы уже немного были покрыты этими ледяными украшениями, белая кожа словно была соткана из таких вот снежинок, а белый больничный наряд лишь придавал ей сказочности. Эстель так увлеклась ловлей снежинок, что даже не заметила, как ее несколько раз сфотографировал Джо. Он попал сюда тоже с ранением, но, как и Стайлз, любил фотографию. Но если Дрю делал фото важных моментов, Джо предпочитал снимать эмоции. Вот и сейчас, завороженный тем, как белокурая девушка приподнимается на носках и тянется пальцами в небо, ловя снежинки, он щелкнул пару кадров. Некоторые проснувшиеся от его возни парни так же уставились в окно, благо был первый этаж. Парни молчали, некоторые даже дышали через раз, чтобы не вспугнуть момент, не разрушить его сказочность. А Жемчужинка все кружилась в своеобразном танце, радуясь снегу как ребенок. Она брала огромные пригоршни снега, смотря, как он сверкает в свете уличного фонаря, подбрасывала, и стояла, подняв лицо, ощущая холодные, мокрые снежинки на коже. Наверное, она бы смогла еще долго смотреть за этим, если бы не начала ощущать, что мерзнет. Джо успел заснять последний кадр – как Эстель резко развернувшись, взмахнув длинными волосами, и только повернулась к входу, вся покрытая снегом, словно снежная принцесса. Она скрылась в здании, а парни чуть улыбнулись друг дружке, все так же молча – эта девчонка умудрялась находить красоту и радость в том, что уже не радовало глаз солдат.***
А после полудня всех ждал небольшой сюрприз – в госпиталь привезли детей, которые пережили налеты, но остались либо сиротами, либо разделены с семьями. Малыши были напуганы, и словно котята жались друг к дружке, напрочь отказываясь разговаривать со взрослыми. Эстель, заметив это начала что-то рисовать, используя полные листы из папки, которую ей позавчера принес Дэрел. Она рисовала, иногда посматривая в окно. Законченные листы складывала в пустую папку, оставшуюся с предыдущих рисунков. Когда она, наконец, закончила, то был уже вечер, и за окнами была глубокая, синяя мгла. Дети все так же молчали, не реагируя и пугаясь взрослых и персонала госпиталя. Девушка взяла одеяло и подушки и шепнула остальным парням, чтобы они дали другие лишние, пока не спят. Вскоре на полу образовался небольшой уютный лагерь из подушек и одеял, а в центр поставили зажженную масляную лампу. Жемчужинка спросила медсестер, могут ли они одолжить один из палаточных брезентов, который был достаточно большой. Удивленная медсестра Эржабет, узнав причину, только кивнула, махнув рукой – эти малыши не купятся на трюк с «палаткой». Парни помогли девушке с брезентом и вот, уютный лагерь был готов. Многим парням было очень интересно, что же такое задумала Эстель. Жемчужинка слышала в течение дня, как дети, еле слышно, переговариваются на немецком, и потому предупредила парней, что говорить она тоже будет на этом языке. Американцы кивали, понимая, что страх детей может быть вызван тем, что они не понимают никого. В восемь часов вечера все было готово. Положив папку с рисунками возле своего места, Эстель плавно и спокойно подошла к жмущимся малышам, и произнесла как можно мягче: – Хотите послушать одну сказку? Одна девочка, что сидела дальше всех, вздрогнула и посмотрела на нее. Дети неуверенно поежились, немного выпрямляясь, а немка продолжала, разговаривая мягко, но с немного удивленными и интригующими нотками: – Неужели, вам не интересно услышать сказку о Волшебном Зеркале? Природное любопытство пересилило, и малыши, осторожно озираясь, гуськом прошли мимо коек других солдат и шмыгнули в палатку, скрываясь, как им казалось, от посторонних глаз. Внутри, они уже были немного веселее и спокойнее, а Эстель, села во главе круга. Медсестры еще днем пытались раздать игрушки, но дети даже не смотрели на них. А вот Жемчужинке удалось – она протягивала игрушки малышам, говоря почти шепотом: – И если вам вдруг станет страшно, то у меня есть волшебные фамильяры! Они спасут вас от всего на свете! С такой установкой, ребята куда охотнее брали игрушки, прижимая плюшевых медвежат, оленей и собачек к себе. Девушка, чуть приобняла малышей, говоря: – Соберемся вместе… Кучнее! Малыши впервые с момента прибытия начинали чуть посмеиваться, садясь поближе к немке. Она достала папку, и заговорщицки начала свой рассказ, показывая сопутствующие иллюстрации, которые нарисовала. На самом деле она и историю то придумала сама, опираясь на классический рассказ о Снежной Королеве: – Итак… Давным-давно, когда наш мир был молодым, жил на свете добрый но старый волшебник – Время. Грустно ему сталось видеть мир неизменным. И чтобы поменять мир, он выковал он Волшебное Зеркало из первородного метала и семь дней усердно полировал. Жемчужинка показала им первую иллюстрацию – стоит сгорбившийся старичок в мантии и полирует зеркало в форме остроконечной арки. Дети сидели затаив дыхание, слушая сказку: – Начистил он его до блеска, чтобы оно отражало саму суть вещей. А потом передал своим дочерям, Царицам времен года. Сказал им, смотритесь в него, сестрицы, да не залюбуйтесь. У каждой из вас есть всего три месяца, чтобы налюбоваться. Наказал им строго беречь его! На следующей иллюстрации старичок протягивает зеркало четырем девушкам. А потом достала еще четыре, чтобы увидели малыши, как выглядят Царицы времен года: – И вот, первая сестра, Весна, смотрится в зеркало, – На картинке стояла девушка с русыми волосами и с улыбкой смотрела на зеркало, в котором отражался весенний сад. – И видела она в нем свои владения и угодья. Видела цветы, как распускаются почки и ручьи бегут. Как звери просыпаются, как мир оживает! Эстель изобразила жест с открытыми ладонями и широко расставленными пальцами, изображая волшебство. Второй шла иллюстрация с танцующей блондинкой, с золотыми волосами до земли, в зеленом легком платье: – Второй, смотрелась Лето. Она видела, как солнце питает мир и сады, видела бескрайные луга и теплые моря, грозы, что поят землю. И свои плоды – как всходит золотая пшеница, как созревают плоды и ягоды и как животные резвятся под ее ласковым взором. Следующей на картинке была девушка с рыжими кудрями, на ее пальцах, в волосах и на одежде были золотые украшения, и платье было усеяно рубинами, но она была словно разбойница: – Когда Осень смотрелась в зеркало, то видела как деревья и трава становятся как золото и рубины, что ей так любы! Она видела румяные яблоки, пузатые тыквы и как звери, уставшие от долгого года, уходят спать. Она властвовала над этими днями как добрая матушка, что готовила весь мир ко сну! Жемчужинка улыбалась, рассказывая и показывая на рисунок. Последней на очереди была иллюстрация с девушкой, с белой кожей и волосами, которая статно и спокойно глядела на белоснежные дали: – Самая старшая сестра, Зима, клала мир спать, заботливо укрывая белым пуховым одеялом из снега. Когда она глядела в зеркало, то любовалась своими творениями – снежинками, что кружились и падали на землю, Ледниками, которые словно кристаллы вздымались суровыми стражами мирского покоя. Она любовалась застывшими морями, покрытыми снегом лесами и горами. Некоторые дети указали на нее и запищали: – Ты Зима! Жемчужинка улыбалась и прикладывала палец к губам, от чего малыши замолкали, в нетерпении ерзая. Уж больно детишкам хотелось узнать, что же будет дальше! – И вот, некоторые сестры, уставая, отдавали зеркало Зиме раньше, чтобы отдохнуть и вволю нарезвиться. Зима благосклонна была к сестрам, ей не в тягость было править чуть дольше. Но однажды, Весна не пришла вовремя, чтобы забрать его, – немка показала рисунок, на котором Зима неловко прижимает к себе зеркало, осматриваясь. – Долго Зимняя Царица стояла и ждала сестру. Беспокоясь, обернулась она ветром, и ринулась искать ее, осматривая каждый уголок. На картинке была Зима, вернее ее тело и голова, а остальное было нарисовано как ветер, и то, как она летела, прижимая к себе это зеркало. – Но Весна заболела. Слаба она была, и упросила сестру оставить себе Зеркало, пока не поправится она. Долго Зимняя Королева не соглашалась, но, да делать нечего – без Весны не править, ни Лету, ни Осени. Осталось у нее Волшебное Зеркало, до поправки сестрицы. Девушка показала иллюстрацию детям – задумчивая Зима около зеркала, поправляет корону. – Но Весна никак не поправлялась… Шли дни, складываясь в недели, недели в месяцы, а те в год. Зеркало стало покрываться инеем, ведь не даром у всего есть свой срок. Сестры ничего не смогли с этим поделать – нет Весны, не сможет прийти Лето, а нет Лета, не сможет ее заменить и Осень. И вот, зеркало треснуло и лопнуло на тысячи маленьких осколков! Немного резковато повысила голос Жемчужинка, показывая иллюстрацию с этим моментом и с соответствующим жестом. Вся малышня испуганно и одновременно восторженно ахнула, прижимая плюшевые игрушки к себе. Девушка, выдержав небольшую паузу, с легким прищуром оглядела детей, доставая следующую картинку: – Эти осколки подхватил Северный Ветер и понес по миру. Впились они в глаза и сердца людей, озлобляя и делая их жестокими и холодными как самая лютая стужа! Стали они злыми, непохожими на самих себя. Малышня съежилась от проникновенного рассказа, прижимая к себе фамильяров. А Эстель достала еще одну иллюстрацию: – Долго ли, коротко ли, но вернулась Весна. Зима передала сестрице корону, дабы могла она вновь править и вернуть людям тепло, но, ни ее приход, ни наступление долгожданной весны не усмирило тех, кому попали осколки. Они лишь стали угрюмее, злее и жестче. Не смогли помочь ни последовавшая Лето, ни Осень. На следующей картинке все четверо стояли у старичка, о чем-то его вопрошая: – Пришли они к отцу за советом, как же быть, как спасти их и вернуть Зеркало? Почесал тогда Время в густой бороде и повелел Зиме, как старшей из них: Найди осколки и собери их. Тебе одной под силу найти их. Едва соберешь их, и восстановишь зеркало, то вернется в души людей покой. На следующей картинке Зимняя Королева, обратившись ветром, рыскала по земле. – Долго она искала, высматривая в душах людей холодный блеск, и многие зимы у нее ушли на поиски. Заглянет она в душу к человеку, и если начнет таять - не нашла осколка. А если нашла, то сверкнет он холодной злобой, и станет мир холоднее. Долгие годы уходили на поиски, порой бывало, что ни одного не найдет. Следующей шла иллюстрация, где Зима засыпает, прижимая к себе полу собранное зеркало. А Жемчужинка продолжила: – И вот, однажды, когда оставалось найти совсем немножко осколков, грянули ужасные времена. Словно осколки раздробились, и все-все люди носили их в себе, став жестокими и злыми в одночасье! На картинке Зима с ужасом следила за боев танков и людей, прижимая ладонь ко рту: – Не знала она тогда, что в том вина всего пары оставшихся осколков Волшебного Зеркала. И что едва она их соберет, то прекратится Бесконечная Пора, и к людям вернется покой. Малыши даже вытягивали шею, слушая рассказчицу, благоговейно молча. А Эстель, вновь выдержав паузу, прошептала, показывая последнюю иллюстрацию, на которой Зима заглядывает в окно к ним и смотрит на их шатер: – Она и сейчас ищет! Прислушайтесь, выгляните в окошки, она там, среди снежинок и холодных ветров, рыщет в поисках последних Осколков. Дети поерзали, а Жемчужинка чуть улыбнулась, наблюдая, как они потихоньку вылезли из палатки, и пошли прямо к койкам солдат – ведь окна были у них возле кроватей. Парни помогали малышне взбираться, и придерживали, пока дети выглядывали в окна, всматриваясь в падающий хлопьями снег. Некоторые всматривались положив ладошки на стекло. Эстель же произнесла, вставая с малышкой которая первой к ней потянулась: – Вот увидите… Когда Королева Зимы соберет последние осколки, мир обретет покой. Мы вернемся, и все будет хорошо. К ней повернулся мальчик, которого придерживал Льюис: – И война кончится? И я смогу вернутся к маме? И люди станут добрее? – Да солнышко, разумеется! Малышня долго переговаривалась, смотря на солдат и нее, обсуждая, что в них-то точно нет осколков. Вскоре, от разговоров и разморенные эмоциями от сказки, они начали засыпать, прямо на койках рядом с американцами. Парни не были против этих комочков, укрывая и оберегая их. Эстель же, довольная результатом вернула подушки и одеяла парням, пошла спать – она и сама порядком устала…