this life hurts me every day

      Дазаю всегда казалось, что Токио — самый грязный город Японии. Возможно, кто-нибудь сказал бы, что это не так. Токио — самый прекрасный город. Он как сердце: организм без него не выживет. Это Токио перекачивает кровь, Токио — это и сердце, и мозг Японии. Но эти люди были бы не правы. Токио — лишь кусок земли, на котором живут люди, именуя это место домом.       Именно поэтому, когда Дазай только вышел со станции, его тело пришибло невероятным желанием вернуться в поезд и уехать обратно в Йокогаму. Но Осаму стойко выдержал настойчивый голос в голове и размеренным шагом двинулся к такси.       За рулём сидел мужчина лет пятидесяти. Его большие морщинистые руки крепко держали руль, а проницательные, повидавшие жизнь глаза мягко смотрели на Дазая через зеркало заднего вида.       — Куда направляетесь? — Голос был низким, довольно хриплым, и по частому дыханию можно догадаться: этот человек много курит.       — Не знаю, — решил честно ответить Дазай.       Когда он принял решение уехать в Токио, Осаму не удосужился даже забронировать номер в отеле, отдав предпочтение судьбе. И она его не подвела.       Мужчина скривил иссохшиеся губы в усмешке. Видимо, не в первый раз видит таких людей, как он.       Осаму даже не удивился. Он уверен, что не единственный такой человек, ушедший из дома в попытках найти себя.       — Я знаю один дешёвый отель неподалёку, — дрель мотора заполнила салон, заставив Дазая приподнять бровь. — Могу туда отвезти.       — Я не против.       Всё же чувство отвращения вскоре сменилось чистым интересом.       Освещённые неоновыми вывесками улицы, большие здания, огромная толпа народу. Дазай не особо жаловал людей, но всё это казалось таким красивым и наигранным, что невольно напомнило ему его самого.       Дазай Осаму — человек-загадка. О нём никто ничего не знает. Даже сам Дазай. Он столько лет играл роли, столько лет притворялся, что уже разучился отличать игру от настоящего себя. Дазай Осаму — неполноценный человек, постоянно теряющий, слабый, не умеющий любить или прощать. Дазай Осаму — воплощение боли. По крайней мере, так считал сам Дазай. И в попытках найти среди тысячи масок своё лицо этот человек забрёл сюда.       Номер был, мягко говоря, не в самом лучшем состоянии. Обшарпанные стены, куча трещин, старая скрипящая кровать, запах дыма дешёвых сигарет из соседней комнаты. Но Дазаю это всё нравилось. Ему было комфортно. Он привык жить в таких условиях. В не самых лучших, но и не самых худших. В принципе, эту комнату можно охарактеризовать, как самого Дазая.       Старого в душе, с кучей шрамов, со множеством прошедших через него людей. Дазай Осаму — дешёвая комната в дешёвом отеле, не несущая абсолютно никакой ценности.       Решая не задумываться о вечном и не грузить свой мозг мыслями, шатен принял решение отправиться в душ.       Холодная вода приятно жгла кожу, смывая усталость от поездки, неприятный запах вагона и пота вперемешку с запахом травки, которую курил один из пассажиров. Одет он был, кстати говоря, довольно прилично. Наверняка он ничем не отличается от серой массы мира. Такой же незначительный, чёрствый эгоист, пытающийся скрасить свою жизнь кайфом, женщинами и дорогими подарками.       «Какие же они все идиоты…» — подумал Дазай, выключая кран и выходя из кабинки.       Встав напротив раковины, Осаму решает сделать то, что так ненавидит делать: смотреть на своё тело. Оно напоминает ему о том, где он жил до мафии. Где был его дом. Чёрт, как же он ненавидел это всё.       Перед глазами крутились воспоминания, руки тех людей, что блуждали по обнажённому телу ребёнка. Руки, что постоянно трогали, трогали и трогали, заставляя каждый раз плакать, кричать, звать на помощь. Но никто не помогал. Вообще никто. Кажется, его даже никто не слышал. И в какой-то момент внутри что-то сломалось. С хрустом рассыпалось в щепки, оставляя за собой бездонную пустоту. Черноту, в которой тонул Дазай. Ещё ребёнком он познал всю тяжесть жизни. И как же он ненавидел свою мать, что родила его. Проститутка, залетевшая от клиента. Родила его и умерла, почила, оставив своё дитя на истязание миру.       — Она сдохла из-за тебя, — противный голос управляющей заставил вздрогнуть и замереть на месте. — Мне пришлось оплатить врачей, а она сдохла, так и не отдав деньги. Чёрт.       Точный удар линейкой разрезал воздух в сантиметре от бледной кожи Осаму. Женщина скривила свои губы в усмешке.       — Теперь будешь работать за неё, — жёстко схватив за подбородок мальчика, она принялась крутить его лицо.       Как же Дазай ненавидел свою красоту. Красивым людям всегда живётся труднее страшных. Это он понял ещё в тот момент.       Губы женщины расплылись в отвратительной улыбке. Жадно облизнувшись и стерев чуть красной помады, женщина хищно глянула в глаза ребёнку.       — Думаю, всякие извращенцы и педофилы отдали бы за тебя большие деньги.       Осаму буквально выбежал из двери, подбегая к чемодану, начиная вытаскивать всё, ища то заветное, что заставляло чувствовать себя в безопасности. Бинты.       На скорую руку обмотав тело и одевшись, Дазай лёг на кровать. Какое же облегчение. Он в безопасности. Его кожи больше никто не коснётся.       Его больше никто не тронет. В груди разлилось приятное тягучее чувство умиротворения. Разум канул в мир снов, оставляя в физическом мире лишь свою оболочку. Именно сейчас, в полудрёме, Дазай почувствовал себя собой. И такое чувство он испытывал лишь во время очередной попытки самоубийства.