Одна хитрая мысль.

В отделении было тихо и спокойно, как всегда и бывает под вечер. Теплое, весеннее солнышко неторопливо садилось за горизонт, и с той же неторопливостью Жилин листал вчерашнюю газетку. Пытался найти что-нибудь, что его заинтересует; он прочитал уже пятерку страниц, заполненную глупыми анекдотами, гороскопами и рекламными объявлениями, и все не сдавался. Такая борьба эффективно отвлекала от копошения под боком, в обезьяннике. Инженер сегодня был его единственным гостем, и слава богу. Так Жилину хотелось отдохнуть, что он уже был готов запереть дверь отделения изнутри, но совесть все равно не позволила. Иннокентий был хорошим гостем — почти не шумел, оставался вежлив, голоса не повышал. Этого молодого человека Жилин не раз видел, часто они с ним дело имели, и как-то неосознанно он на него глаз и положил. Вышло само собой, а что до чувств, так от них хорошо отвлекала любимая работа. Частенько этот молодой человек упоминал некую «Особу» в разговорах, так что и задней мыслью Полковник понимал, что шансов у него, кажись, никаких. Последние несколько часов, право, Инженер искусно капал на мозги, и его жалобы начинали надоедать. Попал сюда он благодаря так называемым «волосатикам», с которыми у Сережи даже диалога не получилось — разбежались, напуганные перспективой пропустить собственный концерт, кто куда. Но ничего, Полковник пообещал накрыть их за вылетевшие пробки прямо во время выступления; только если их музыка ему не понравится. Если хорошо выступят, то и черт с ними. Инженер извинялся, объяснялся, просил и «волосатиков» не ругать, и его отпустить, ведь виной всему — одно, большое недоразумение! Да только Жилину не хотелось расставаться так просто, так скоро. И он пытался делать вид, что читает газету, и ему совсем не слышно, как там молодой человек чуть не плачет, молит отпустить, ведь спешит на встречу с загадочной Особой. — М-может вы меня уже… вып-выпустите, а…? — шкодливо промямлил Кеша. Время не ждало, оно бежало, и перед глазами уже проносились все возможные развития событий, которые его совсем не радовали. Хуже и быть не может! Сережа сначала поднял на него глаза, как на не родного, а потом посмотрел как-то хитро и с прищуром, словно задумал что-то. О, и ведь что придумалось ему, эка недетская шалость! Немного страшная, но чем черт не шутит? Поправив свой выглаженный галстук, Жилин тихонько посмеялся. Да, это надо было предпринять уже очень давно, когда этот вопрос впервые встал так остро, как заточка в бок. — Выпустим тебя, голубчик, выпустим, но при одном условии, мале-ехоньком таком, несущес-с-ственном-с, — он начал издалека и медленно поднялся из-за стола. Инженер, подобно подневольной птице, весь заволновался, сильнее и ближе прижался к холодным прутьям, крепче сжал их в ладонях, а на лице появилась улыбка надежды. — Да! Да, конечно, а-а, условия я… условия могу выпол-исполнять! С превеликим у-удовольствием, вот. — От его псевдо-уверенного тона у Жилина все внутри начинало трепыхать, но на лице, конечно, ничего не отразилось. Меньше знает — крепче будет спать. — Тогда, мой дорогой, многоуважаемый гражданин, я вас сейчас из клетки-то выпущу, а вы далеко от меня не отходите-с, вот, уговор такой. Исполняйте-м, или… обратно вас… на пожизненное посажу, — Сергей мешкался с ключами, будто впервые видит такой причудливый замок, а на деле просто разволновался. Но волновался, как оказалось, зря — подневольная птица не упорхала, при первой возможности, в окно, а во всем его слушалась. Как-никак, блюститель порядка во всеоружии! Нужно быть отъявленным храбрецом и глупцом, чтобы попробовать убежать. — Хорошо, хорошо, а теперь-с… — Жилин по-свойски сел на свой стул, спину выпрямил, как и положено, похлопал открытой ладонью по своим ногам, и приулыбнулся, — присаживайтес-с, молодой человек. Иннокентий весь будто побледнел, цвета потерял. Не заподозрил неладное раньше, и вот, приплыли. — Проблемка… — тихо проговорил он. — Давайте-давайте, сюда прямо, ко мне лицом, да, как и договаривались… Слушайте-с, — может, Жилину тоже было стыдно говорить все это, но он хотя бы не жаловался! Кеша недолго помаялся на месте, и, глубоко вздохнув, направился к Сергею. Неловко ойкая, будто любое неправильное движение будет закононаказуемо, и, в конечном итоге, оказался к Жилина на коленях. Он растерянно и пугливо разглядывал все, что есть на стенах, рядом, в окне, а на Серёжу посмотреть боялся. — И-и что ж мы… Ч-что ж мы делать-то будем… — заикаясь пуще прежнего поинтересовался он, пока прижимая руки к себе. — Мероприятие планируется-с, напряже-ение снимать-с вам будем! — руки легли на талию, притянули к себе, вызывая растерянный вздох. — Д-да…? Ой, да только… вы уж меня простите, но я и… не-не напряжён совсем, — у Кеши тут же стал заплетаться язык. Говорил он неуверенно и словно неохотно, но так зажался от стыда, что уже было подумал, что ему и впрямь не помешает выпустить пар. — Дурной в-вы… — А по правде сказать… Дурной я давно, от вас-то, Иннокентий, — не было времени жалеть о сказанном, хоть и хотелось. Полковник Жилин мягко переместил одну руку на затылок Инженера, с удовольствием зарываясь пальцами в мягкие кудрявые волосы, и приблизил его лицо к своему. — Ой… — Кеша заикнулся и умолк. Все его внимание притягивали губы Жилина, находящиеся сейчас так близко к его собственным. Страх был все ещё силен, поэтому он застыл, нерешительно заглядывая Жилину в глаза. — Неп-неправильно это все… — Молодой человек, спокойно. Глаза можно закрыть, если так боитес-с, — Сергей перешел на шепот, интимный и обволакивающий. — Все правильно, пока я с вами. Не обижу-с, расслабьтесь. Ему, на удивление, удалось убедить Инженера. Он устроился поудобней, покашлял, мученически простонал, попытался вспомнить, а почему вообще согласился… Небольшой багаж опыта вытягивал все силы и уверенность из тела; ему оставалось только довериться Жилину, у которого навыков, несомненно, больше. Его статность вызывала уважение, мягкие на вид губы — манили, взгляд — бросал вызов. Кеша тяжело вздохнул, чувствуя, как страх выветривается из него, как недуг, оставляя с ощущением любопытства. — Хоро-хорошо, — Инженер прикрыл глаза. Подрагивающие веки не разомкнулись, даже когда тепло рук Сергея обвило его тело со спины, чтобы сократить расстояние между телами, а сухих губ коснулись другие, мягкие и нежные. Это был поцелуй, неторопливый, прямо как закат за окном. Кеша выдохнул, чуть запуганно, руки удержали его на месте. Тягучий и сладкий, как мед, поцелуй, тянулся медленно, но не мучительно, даже невинно, пока язык не попытался толкнуться внутрь. Обескураженный Иннокентий чуть было не подцепил этот самый язык зубами, открыл глаза и встрепенулся. — Ой, Сер-сережка, все, я уже тако-ой расслабленный, ты себе даже… подумать не представишь бы…! — щеки заливались румянцем от одного только вида Жилина сейчас. Он был так расслаблен, так доволен и так внимателен. Его руки уверенно скользили по спине, украдкой спускаясь и дразнящими движениями касаясь кромки джинс. Ладони переместились с копчика ещё ниже, под ягодицы, аккуратно подхватывая их, отчего Инженер краснел, как варёный рак. — К-как же так, тов-товарищ Полковник… — Не боись, Иннокентий, не отталкивай, — Жилин также перешёл на имя, как и Кеша чуть ранее. Конечно, ему нравилось, когда его зовут Полковником, но звать по имени — это вещь более интимная. И пусть они творят невесть что прямо за рабочим столом в пустом отделении, он готов приложить все усилия, чтобы Инженер почувствовал себя так комфортно, словно находится в собственной спальне. Кеша удивлённо охнул, когда эти же мягкие губы, что он недавно попробовал на вкус, приникли к шее, упрямо зацеловывая мягкую кожу, не обходя стороной даже щетину, под скулами; затем, как они перемещаются в сторону, к уху. Руки не выпускают из своего тесного плена, Кеша чувствует, как по всему телу разливается жар, и беспомощно приникает навстречу, водрузив руки уже на плечи Жилина. Из груди начинали вырываться сдавленные полустоны, которые он усилием воли пытался удушить на основании и не выпустить (ключевое слово здесь — пытался). Пальцы завораживающе игрались с пуговицами рубашки, но не смели их расстёгивать, затем ловко выправляли ткань из джинс и осторожно, как на пробу, оглаживали голый торс. Испытывая смесь страха и любопытства, Кеша подавался навстречу, пока каждое прикосновение отражалось в его теле электрическим разрядом, от которого он чуть ли не подпрыгивал на месте. — О-ой, что же это я… ой, ёшкин… — Кеша бормотал бессвязно, вряд ли осознавая, что говорит это вслух. От горячих, свойских поцелуев в область шеи и ключиц, до которых Жилин добрался, лишь когда расстегнул несколько пуговиц клетчатой рубашки, в голове поднимался белый шум, как страшная лихорадка нападала дрожь во всех конечностях, обезоруживала. Ойкая, как бы чувствуя глубокую вину за все те звуки, что он издает, хныкая, извиваясь и убегая от обжигающих прикосновений, Иннокентий сжимался, как попавший в беду котенок, не понимающий, что ему делать, ведь ситуация — из ряда вон, а ощущения — приятные, да настолько, что крышу сносит. Жилину казалось, что он готов вечность (или даже две вечности!) слушать Кешу, как он его боится, но одновременно принимает, не возражает, опасливо подставляясь. Мягкую, чувствительную кожу хочется сминать, кусать, пометить Инженера, как своего и больше никому его не отдавать, но он позволяет себе только скромные засосы чуть ниже ключиц, потому что Инженер, кажется, где-то в перерыве между охами и вздохами, пробормотал что-то вроде «мне потом на работу надо как-то», и такую уважительную причину Жилин мог принять во внимание. Стало до одури жарко — душно в одежде, душно в костюме из плотной ткани. Захотелось раздеться, но было что-то и в том, как этот жар посылает мучительные электрические разряды по спине, усиливая возбуждение. Жилин успел заметить, как рука Инженера неуверенно скользнула вниз, до того, как окончательно слетел с катушек. — Сер-сережа, прости, но я… ум-м, мне… тяжко мне, — его аккуратная кисть сжала ткань джинс, Кеша непроизвольно зажмурился и резко выдохнул. — Кажется, дело серьез-зное… — протянул Жилин. Он бы соврал, если бы сказал, что не хочет помочь своей голубе прямо сейчас, но решил вытерпеть, ещё немного понаблюдать, послушать, как он будет пытаться снять напряжение, которым его зарядили все эти ласки, — Кажись, слишком трудно удержаться? — Трудно, да, да, очень трудно… — чуть ли не задыхаясь отвечал ему Кеша. Руку он с места не сдвинул, продолжая сжимать ткань между пальцев, будто ждал разрешения от подполковника. О, такой чуткости человек не способен ни на какие преступления! — Тогда уж трогайте, многоуважаемый, помогите себе, как душе угодно, — он снова тихо усмехнулся, припал к шее. В воздух взмыл ещё один жалобный стон. Тогда Кеша уже чуть смелее, на толику уверенней, принялся себя поглаживать, чуть с опаской, боясь, как бы ненароком не зашуметь, но Жилин убедил его своими жаркими поцелуями в шею, затем — в скулу и уже после в губы, что в сдерживании себя нет никакой необходимости. — Громче, голубчик мой, не недотрог-недотрожьте, — сипло сказал Сергей, сам с трудом справляясь со своим вожделением. Оно у него тоже бурлило где-то в грудной клетке и периодически подкатывало к горлу. Жадно хотелось большего, в том числе — больше голоса Инженера, — вы ж скромняга, но только на первый взгляд! Я-то вас наскво-озь просмотрел уже… И уловка сработала на ура. Жилин, по правде, мог только надеяться, что его догадка окажется верной, но Кеша и впрямь после его слов осмелел — неуверенно, но упорно толкаясь навстречу горячим губам, он расстегнул пуговицы на своих джинсах, взвизгнула ширинка. Разгоряченный выдох пришелся прямо в губы, ровно перед тем, как Сергей инициировал поцелуй, полный чувств и внутренних переживаний, которым не будет выхода. Глотнув воздуха, как в последний раз, Жилин вновь попытался проникнуть глубже — Инженер, расслабив челюсти, внезапно, позволил ему это сделать — и французский поцелуй был успешно освоен. Кеша двигался неумело, его дыхание сбивалось от собственных, немного нервных движений рукой, но столько стремления и упорства в нем вдруг стало, что Жилин даже удивился, и хотя и знал лучше, как и что делать, позволял Иннокентию вести. Вот, что бывает, когда страсть побеждает над страхом! Сергей посчитал это чуть ли не собственной заслугой. В штанах недвусмысленно пульсировало, начинало ныть и покалывать, и то, с каким энтузиазмом но бессознательно Инженер ерзает на нем погоды не сделало. Прервав долгий, влажный поцелуй, Сережа отвлекся на собственные брюки, ставшие ему, по ощущениям, на размер меньше. Сквозь туман в мыслях и пелену перед глазами Кеша почувствовал чуть ниже тепло, прижимающееся к нему вплотную. Опустив свой взгляд вниз, он стал на несколько порядков краснее предыдущего, но поделать с собой ничего не смог. Он поперхнулся воздухом, почувствовав, как ещё одна, теплая рука, накрывает его собственный член, а вторая рука, наконец-то, отпускает его шею и обхватывает член самого Сергея заодно. — Вместе будем, голубчик мой… Кеша вновь зарделся и застонал, стоило Жилину начать движение. Тот старался много не шуметь, заглушал звуки, рвущиеся из самой груди, с заметным старанием. Это не могло уйти незамеченным от чуткого Иннокентия. Превозмогая сомнения, жуткое волнение и стыд, он наклонился, чтобы поцеловать Жилина, и только в этот момент он позволил себе промычать нечто нечленораздельное, обозначающее степень его желания. Звук прошёлся вибрацией по губам, беспрепятственно проник под кожу, тем самым распаляя обоих ещё сильнее. Горячее, глубже, сильнее. Жилин давно хотел подарить все это — прикосновения, тепло, поделиться жаром. Инженеру всегда с трудом давалось дарение, и он учился принимать — оказалось, это безумно приятно. Настолько, что, благодаря всем этим страстным поцелуям, движениям, громким стонам и всхлипам, из головы выветрились все запланированные дела с Особой, что завтра надо на работу, а в водолазке Весной душно, поэтому синеющие засосы будут у всех на виду. Захлебываясь в новых, прекрасных ощущениях, Кеша уже помогал Сереже снизу, двигая ладонью несдержанно, рвано, пока теплые губы снова и снова терзали чувствительные места у него на шее, а зубы прикусывали и отпускали, играя в странную игру; вроде вот-вот откусит, а вроде просто испытывает. Сергей уже не мог ровно дышать, терял концентрацию, упёрся мокрым лбом в клетчатую рубашку и прикрыл глаза, пока перед ними в успокаивающей тьме вспыхивали фейверки. Нечто феноменальной силы обрушилось на плечи двоих мужчин практически одновременно; выгибаясь почти неестественно, Кеша вскрикнул и отдал концы, когда как Сергей догнал его лишь немного погодя. По телу ещё долгую минуту бежала дрожь, а сил не находилось даже на то, чтобы поменять позу. «Забава удалась, да с лихвой,» подумал Жилин, когда к нему вообще вернулась способность думать. Он и не думал, что однажды испытает что-то настолько острое и невероятное. И тем более Полковник не ожидал, застегивая брюки и параллельно пытаясь отыскать салфетки, услышать, как слабый, шкодливый голосок Инженера у него спросит: — Серёженька… Мне понравилось очень. Мож-может мы, ну, это, как-нибудь мы… — Повторим, хочешь сказать? — он довершил это предложение, когда почувствовал, что Кеша не сможет закончить его, и был прав. Обернувшись, он увидел, что лицо Инженера все залито румянцем — возможно также, что это прошлый не сошел с лица, — мнется на месте и только под ноги себе смотрит. — Да, хочу сказать… Это и хочу. Сказать. И по-доброму улыбнулся.