как лунный свет разбивает белые волны

Каз Бреккер не был известен тем, что проявлял милосердие. Он был безжалостным, хладнокровным и жестоким, и это только усилилось с тех пор, как Ублюдок из Бочки стал ее Королем после изгнания Пекки Роллинса. Никто не понимал, как он это сделал, они просто знали, что не хотят злить Каза, иначе будут следующими, по чью душу он придет. Никто в бочке не знал, что вендетта Грязных рук против Роллинса была сугубо личной. Личные счеты было для всех негодяев настоящей неудачей, потому что ради личной мести Грязные руки был готов пойти на самые жестокие и решительные поступки. Убийство он припасал в том случае, когда проявлял милосердие. Пытки же оставлял для тех, кто доводил его до предела. Дети не были каким-то феноменом для Бочки, их можно было увидеть здесь в любом уголке. И Восточный, и Западный Обруч были домом для множества сирот, которые приходили и уходили, работали в клубах и магазинах так же, как когда-то давно начинал сам Бреккер. Большинство из них долго не продержатся. Каз никогда не видел причин заботиться о сиротах, он выжил в Бочке, еще ребенком, когда ему было всего девять лет. Грязные руки не верил в Святых, как это делала Инеж, но считал смерть милосердием для детей, которые быстро покинули этот мир не от обмана или побоев, а от холода или голода. Равным счетом ничего, из того, что беспризорники видели на улицах этого грязного города, сулило бы им что-либо хорошее, кроме как возможности стать сломленным человеком, в которого превратился он сам. Бреккер завидовал этим детям так же, как давным давно завидовал Джорди. Задолго до того, как он построил империю, выращенную злобой и местью. Еще тогда, когда у него ничего и не было, смерть была милостью. Вот только в душе Каза яро бурлила ярость и злость, которая не позволила бы умереть так легко. Каз сдал карты в две смены в Клубе Воронов, прежде чем наконец уйти оттуда. Он всегда был благодарен ночной тишине за возможность избежать большого потока людей. Но именно этот ранний уход из клуба заставил Каза наткнуться на двух крепких мужчин, которые явно не были из его Отбросов, в самом разгаре процесса убийства жертвы. Обычно Каз не остановил бы их, ведь такова была жизнь в Бочке. Но Грошовые Львы, а точнее то, что от них осталось, вторглись на территорию Отбросов, и Каза нервировала мысль, что он мог остаться без части прибыли. Он не терпел никого из прихвостней Роллинса на своей территории и никогда не потерпит. Крошечная сгорбленная фигурка лежала, свернувшись странным клубком, посреди переулка. На спину и бока приходилось большинство ударов, которые Грошовые Львы наносили этому хрупкому телу, и, несмотря на болезненные визги и хныканье каждый раз, когда удар попадал в цель, этот маленький комочек отказывался двигаться. В раскаленной донельзя вспышке ярости Каз понял, что эти ублюдки мучают ребенка. Глаза Бреккера ослепил красный цвет. Да, возможно, он и не заботился о большинстве детей этих улиц, но где-то в глубине своей души он все еще был одним из них. Если он когда-либо и подсовывал несколько монет, проходя мимо беспризорников в очередном лабиринте переулков, то оставался незамеченным, как и все его другие фокусы с монетами, секрет которых никто не мог уловить. Отбросы были негласной безопасной территорией для детей-сирот, Каз никогда не говорил об этом прямо, но вся банда знала, что любых детей, которые бродят по эту сторону Бочки, следует оставлять в покое. Боли и страданий было предостаточно, чтобы не навязывать их невиновным, которые все равно скоро умрут. В считанные секунды Грязные Руки обезоружили двух Грошовых Львов, метко врезав своей тростью по их затылкам. Один из них сразу потерял сознание, а второй рухнул на пол и развалился на спине, не теряя удобный момент Каз наступил ему на пальцы, скорее всего раздавив костяшки так, что этот парень вряд ли снова решится взять оружие в руки, не то, что бить ребенка. — Это не твое дело, Грязные руки. Отпусти ребенка. Он наш, — у этого человека все еще хватало наглости ответить ему, и Бреккер только сильнее надавил ему на ладонь. — Это моя территория, лев. Здесь все принадлежит мне, — Каз сплюнул, размозжив пальцы и на другой руке этого человека, и мучительно медленно повозил ногой, дабы убедиться, что его слова в полной мере дошли до мужчины. Человек вскрикнул от мучительной боли, и Каз снова крепко прижал сапог к пальцам, а точнее к тому, что от них осталось, пока бывший подопечный Пекки не потерял сознание. Его другу повезло больше: он давно умер из-за треснувшего черепа. Каз с презрением попятился, он попросит Пима забрать его для допроса, но это будет позже. Грошовые Львы разбежались как крысы, кто куда, с тех пор, как ушел Роллинс, но тот факт, что они набрались храбрости, чтобы вторгнуться на территорию Отбросов, не был чем-то, с чем Каз Бреккер готов был мириться. Вместо этого он повернулся к комочку позади него. Ребенок беззвучно глотал слезы, его одежда была залита кровью, и Каз почувствовал, что его сердце на секунду стало тяжелее, рухнуло вниз, когда он осознал, что, вероятно, нет никакого способа спасти этого бедолагу. До Клёпки оставалось еще несколько улиц, а что толку, если ни один медик не справился бы с задачей спасти жизнь в такой короткий срок. Ну да ладно… Это был не первый раз, когда ничего нельзя сделать, хотя этот факт не делал испытание легче. — Пожалуйста, не надо, — мальчик захныкал, и тяжело задышал. Его глаза были едва открыты, и он не мог понять, что разговаривает с самим господином Грязные руки, но Каз предполагал, что в этот момент любой, кто прикоснется к ребенку, будет для него таким же, а может и еще большим монстром. На этот раз Каз Бреккер не мог найти в голове достойный ответ. Грязные руки развернулся бы и ушел, думая, что спасение жизни мальчика было просто непомерной услугой, но он молчал, вместо этого Каз Ритвельд выскользнул из крохотной щели. — Я не причиню тебе вреда, — сказал Каз. Его голос, каким бы скрипучим он ни был, был необычайно нежным даже по отношению к самому себе. Мальчик в изнеможении перевернулся на бок, и Каз с тошнотворным чувством отшатнулся, он понял, почему мальчик находился в столь неудобном и странном положении все время, пока Грошовые Львы причиняли ему боль. У него на руках был младенец. Спящий или без сознания, Каз не знал, но он видел, как ребенок дышит, и узел, о котором он и не предполагал, а может попросту давно забыл, с бешеной скоростью развязался в его груди. — Где твои родители? — Спросил Каз своим угрюмым, но все же пропитанным мягкостью голосом. Мальчик выглядел очень болезненно, но ответил еле разомкнув рот, булькая кровью: — Они убили их. Наших маму и папу. Они хотели от нас денег. Каз тяжело сглотнул. У мальчика явно были переломаны ребра, и он уже ускользал из этого мира. Затем его пронзительный взор снова обратился к Казу, отчаянно умоляя. — П-пожалуйста, — вскринул он, — моя сестра. Каз перевел взгляд с мальчика на ребенка. — Н-не позволяйте им… причинять ей боль, — он умолял превозмогая собственные боль и слезы. Вдруг в сознании Каза промелькнуло лицо Джорди. Он был не на много старше этого мальчика. Этому пареньку, судя по всему, было всего одиннадцать. И все же это было в точности так, как если бы Джорди смотрел на Каза через глаза этого ребенка. Умоляет об уходе на тот свет, но еще держится, защищая свою сестру. Каз наконец опустился рядом с мальчиком, не обращая внимания на его протестующее колено, и осторожно положил руку в перчатке на голову ребенка. Потребовалась целая вечность, чтобы даже так просто прикасаться к людям — незнакомцам — через перчатки, но сейчас он мог справиться с этим. Каз все еще не до конца понимал, зачем он это сделал. Грязные руки не знал почему. Грязные руки считал это пустой тратой времени, особенно когда ребенок все равно умирал. Каз Ритвельд не был бессердечным. Он вспомнил, как желал, чтобы кто-нибудь положил руку ему на голову и подарил хоть маленькую каплю доброты, когда он и Джорди заболели чумой. Он вспомнил, как скучал по своим папе и маме в те жуткие моменты перед смертью. Этот мальчик был слишком невинен даже на последнем издыхании. Он все еще надеялся на доброту даже в таком гнилом месте, как Бочка. — Мне жаль, что я не могу… — мальчик пытался заговорить. Он поднял руку и в последний раз потянулся к сестре, словно хотел прижать к себе и поделиться теплом, прежде чем снова повернуться к Казу. Его глаза были дикими и отчаянными, так он приносит извинения сестре, которую вынужденно бросает одну в этом проклятом городе. — Пожалуйста… — спросил он еще раз, и Каз, в конце концов, коротко кивает. Мальчик лишь тихонько вздохнул, боль и облегчение в его хрупком тельце смешались вместе, прежде чем, наконец, из его груди вышел последний вздох. Каз тяжело сглотнул и закрыл глаза мальчика. Похорон не будет. Но где-то в закрытой под семью замками частью своего сердца, которые даже сам опытный взломщик никогда вскрыть не пытался, Каз Ритвельд оплакивал мальчика, который так много боролся, чтобы защитить свою маленькую сестру, как когда-то Джорди пытался защитить его. Затем малышка проснулась, как будто почувствовала, словно что-то не так. Как будто она знала, что ее последний родственник, маяк, освещающий кромешную темень будущего, умер. Она плакала, и Грязные руки подумывал оставить ее там или же, что еще проще, так это просто убить, дабы избавить ребенка от уже подстерегающих за углом страданий. Бочка безжалостно убивала детей до того, как они достигли совершеннолетия, и здесь самое неподходящее место для такой крохи. По какой-то причине он не мог. Голос Джорди шептал ему на ухо. Так выглядит освобождение и прощение Джорди? Каз принял мгновенное решение. Впервые он ничего не просчитывал или вообще не думал. Каз Бреккер, Грязные руки, Ублюдок из бочки всегда продумывал каждую мелочь. Он взял на руки малышку, которая пережила гораздо больше ужасов, чем она должна была пережить менее чем за первый год своей жизни. Он не осознавал, что именно сделал, когда десять минут спустя прибыл к Клёпке с плачущим ребенком прикрытым его пальто. Но он это сделал.

***

Инеж никогда не знала, чего ожидать, когда дело касалось Каза. Она была в курсе многих его секретов, он сбрасывал свою броню только ради нее и только перед ней в промежутках между визитами капитана Гафа в Кеттердам на протяжении многих лет, но ему все же удавалось каждый раз застать ее врасплох. Он всегда старался ради нее, и пускай со всеми его недостатками, для девушки этого было достаточно, потому что она сама не была идеальной. Инеж вернулась из плавания за неделю до этого и ужинала в особняке Ван Эк. Она знала, что Каз сейчас занят в Клубе и, скорее всего, к ним не присоединится. Девушка делила с ним чердак в Клёпке, еще за два года до того, как они поженились. Инеж знала, что увидит Бреккера чуть позже, поэтому отложила свое возвращение до наступления глубокой ночи, когда Джеспер и Уайлен в очередной раз наконец перестанут заставлять ее смеяться до слез. Она жутко скучала по ним, всегда скучала по друзьям, когда была в море. Тихо проскользнув в его окно, Инеж открыла рот в тот момент, когда она увидела Каза, парящего над крошечным свертком в их постели, и медика из Отбросов, который был явно сбит с толку не меньше ее самой. Медик не заметил девушку, когда закончил говорить Казу, что с ребенком все в порядке, она здорова и вряд ли что-то запомнит в силу малого возраста, девочка просто очень напугана. Когда член банды наконец ушел, Инеж повернулась к Казу, приподняв бровь, и задала ему вопрос. На этот раз Каз Бреккер выглядел так, как будто у него не было никакого хитроумного плана. Его рубашка была залита кровью, как и одежда ребенка, и от этого в голове Инеж возникало только больше вопросов. — Грошовые Львы. Родители были в долгах, — Каз коротко объяснил, не дав Инеж сказать и слова. — Ее брат умер, защищая ее. Я не знал, что еще делать. Инеж смягчилась, ведь знала, что это ложь, за столько лет она научилась хорошо читать Каза Бреккера, чтобы понимать, что он не думал о том, чтобы разыскать и отправить ребенка в ее семью, прежде чем пришел с ней прямо в Клёпку. Казалось, вместо этого Каз сделал самый импульсивный выбор, на который вообще был способен. Этот факт заставил ее сердце пропустить удар и наполниться теплым чувством. Каз был хорошим человеком, даже если сам совсем не верил в это. Она подошла к девочке и увидела, что та засопела и уснула, ее личико было красным, как будто она долго плакала. — Кто-нибудь знает? — Роджер вернулся час назад. Разузнал, что ее отец часто бывал в Изумрудном дворце. Полагаю, Грошовые Львы преследуют старых кредиторов, выбивают из них долги, ведь Пекка оставил дела, а если должники отказываются платить, их забивают до смерти. Инеж кивнула. Она уловила горечь, которая все еще оставалась в голосе Каза, когда он произносил имя Пекки, но на этот раз она знала, что это было не из-за его личного. Ее глаза все еще были прикованы к несчастному ребенку, пока он продолжал говорить. — Я послал Анику, чтобы удостовериться, что о теле ее брата позаботятся. Я… — Он заколебался, и Инеж повернулась, чтобы посмотреть на него: — Я думал послать Ротти, чтобы завтра похоронить его на Черной Вуале. Глаза Каза были насторожены, когда он смотрел на спящего рядом ребенка. Инеж знала, что он вспоминает Джорди. Его мучает тот факт, что у брата не было ни достойной могилы, ни пепла, который можно было бы развеять у моря. Это был Каз, пытающийся спасти другого ребенка от его собственной истории, и она искренне гордилась его попыткой. Когда Инеж ничего не сказала в ответ, Каз продолжил: — Пим взял в заложники одного из Грошовых Львов. В последнее время их стало слишком много рядом с нашей территорией, словно это их место, я хочу знать, почему. И ты хочешь причинить им боль за то, что забрали семью этой девочки. Инеж услышала невысказанные слова Каза. Эта ситуация была слишком похожа на его собственную с Джорди, вплоть до той самой банды, которая разлучила семью. — Что мы будем с ней делать? Каз даже не моргнул, когда она использовала местоимение «мы». Они были преданы друг другу уже много лет. Какое бы решение ни принимал Каз, Инеж была с ним, и наоборот, это сослужило им хорошую службу, когда она была в Отбросах. Это по-прежнему хорошо служит ей как капитану Гафа и ему, как Королю ублюдков из бочки, и они будут работать вместе, чтобы справиться с этой ситуацией. — Я не знаю… — в конце концов ответил Каз. Инеж моргнула и затем снова. За все годы ее знакомства с Казом Бреккером он ни разу не произнес эти три слова и по правде имел ввиду их. У него всегда был план. И Инеж полностью осознала, что Каз действительно сделал выбор в пользу того, чтобы унести ребенка от лап смерти, импульсивно. Он все еще умело скрывал, что в глубине его души теплится доброта, но Инеж и это понимала прекрасно. По этой же причине она могла угадать его выбор даже раньше, чем Каз сам его осознавал. — Приюты не позаботятся о ней. Она умрет меньше чем через месяц, а я… — Каз опустил взгляд вниз. Инеж аккуратно села рядом с ним, и он взял ее за руку, — я обещал ее брату, что она не пострадает. Инеж знала и то, что в Казе много мерзостей, он далеко не безгрешен. Но лучше всего она знала о нем то, что он всегда держит свое слово. Он не давал обещаний, которые не мог бы сдержать. Лучше страшная правда, чем добрая ложь. Она знала это лучше, чем кто-либо. — Тогда я полагаю, что лучший способ сделать это — защитить ее самим.