Every move you make

Уэйд

Hook, line, and sinker, drop it down to the bottom Butterfly, float, flicker, soar to the top Kill for the thrill, cut it, stick it where you got him Circle rollin' under, runnin' red to the stop Where’s your mother? Fall down dead Dirty mind, dirty mouth, pretty little head I wish you were here, I wish you’d make my bed Dirty mind, dirty mouth, pretty little head Take a breath, my heart, and hold your tongue It’s just a cog in the year of all my love Take a breath, my heart, and hold your tongue It’s just a cog in the year of all my love Of all my love, all my love Крючок, леска и грузило, опусти его на дно Бабочка, плавай, мерцай, взлетай вверх Убей ради острых ощущений, разрежь, воткни туда, где ты его достал Круг катится под, становится красным пока не остановится Где твоя мама? Упала замертво Грязный ум, грязный рот, хорошенькая маленькая голова Я бы хотел, чтобы ты был здесь, я бы хотел, чтобы ты заправил мне кровать Грязный ум, грязный рот, хорошенькая маленькая голова Сделай вдох, мое сердце, и держи язык за зубами Это просто винтик в год моей любви Сделай вдох, мое сердце, и держи язык за зубами Это просто винтик в год моей любви Всей моей любви, всей моей любви Pretty little Head, Eliza Rickman. Встреча очередного нового дня походила на какую-то заставку низкобюджетного пилота от Нетфликс. Не хватало идиотского саундтрека с проигрышем. Сидеть перед помятым сонным барменом утром, пока его ночные постояльцы спали в своих не менее помятых кроватях… Люди, что к обеду просыпались в скверном похмелье, а затем, будто урбанистичные вампиры – оживали к темноте, стекались в чертову забегаловку, как зомби, чтобы искать заказы, переругиваться со старыми приятелями, потягивая средний виски, продолжать имитацию своих убогих жизней… Ох ну нихера ж себе, какое высокомерное превосходство! Пфф. Сам-то образец осознанности. Конечно нет, ведь Уэйд помнил, что и сам был когда-то таким, совсем недавно: когда забиваешь вечер хоть чем-то, прогорклым общением с незнакомцами, суетой, пустыми разговорами, лишь бы отвлечься от всепоглощающего чувства одиночества, которое почему-то начинает терзать грудную клетку с наступлением темноты. С тех пор утекло много воды, он понял что имитаторы близких отношений не являются заменой, что в случае чего ты все равно оказываешься один на один с проблемами, и сократил социальные контакты. Сейчас он приходил в «Сестру Маргарет» только по делу. Так было честно. Уэйд наблюдал краем глаза за заторможенным Джеком, которого поднять подняли, но явно не разбудили утром, размышляя, действительно ли тот является его другом… И не мог объяснить себе этой внезапной чувствительной сентиментальности – но наверное это был очередной кризис. Итак, Висл был как всегда недоволен. Даже сонный. Просто фоново и без какой-то четкой причины, хотя подобное настроение слишком часто стало привычным для него. А ведь Уэйд даже не будил его сегодня на рассвете, не прокрадывался в спальню, чтобы напугать при пробуждении, не заводил его телефонный будильник на пять утра, как дважды в марте и апреле, и даже не караулил его в темноте, пока тот дрочил в душе – поэтому логического объяснения скверному настроению приятеля найти не мог! Вокруг барной стойки валялись осколки и две печальные ножки разбитого стула, прочие части коего покоились в углу у туалета – Уэйд с грохотом запнулся о них, когда ходил ополоснуть руки от липкости чужой крови. Вокруг был невероятный беспорядок, пол был залит странными липкими субстанциями, хуже привычного. Видимо, вчерашний вечер прошел в Сестре более динамично, нежели обычно. Уилсон даже начал жалеть, что не застал потасовки, потому что вчера после полуночи пришлось смотреть повтор третьего сезона Клана Сопрано, а живой мордобой – в котором он, заметьте, не участвовал – мог бы стать прелестным освежающим вечерним шоу. Джек игнорировал его уже около пары минут, погрузившись мысленно в какое-то пережевывание инцидента, брови его были обреченно сведены к переносице, демонстрируя мрачность барменского бытия. {Неблагодарный говнюк не хочет внимать проблемам! Не ценит того, какой kpi он получил от нашей работы за последний месяц…} [Неблагодарные говнюки что-то подозрительно часто окружают нас в последнее время, не так ли?] – прохладно подкинул Белый. О, какой занимательный наблюдатель очухался! Уэйд тоже нахмурился. Притягивал ли он их, говнюков? Или же любой изначально нормальный человек становился неблагодарным именно после общения с ним? {Если ты про Паучка, то лучше завали… его благодарность была довольно воодушевляющей…} [Блаженны нищие… Готовы воспринимать любую подачку, как манну небесную. Это не благодарность, а чертово жалостливое манипулирование… ты же помнишь, чем все закончилось!] Ага. Все втроем они помнили, чем закончился вчерашний вечер. Тут стоит отметить, что все произошедшее всколыхнуло внутри него некий кислый микс из горячечного неуместного вожделения, смешанного с разочаровывающей горечью реальности. Все еще взболтать и не смешивать! Иначе рванет. Уэйду хотелось надеяться на то, что он может вызвать к себе что-то… помимо снисходительного отвращения, и при этом он был реалистом и осознавал безнадежность таких ожиданий… В конце концов, даже если отмести в сторону его восхитительную шкуру – он знал, что ничего ценного в общении с ним не найдет даже умирающий в хосписе одинокий бездомный… Он мог идиотски шутить, мог истошно орать, мог использовать сарказм как обоюдоострый нож, ранящий и его самого. Кому такое надо?.. Чувства будто существовали параллельно друг другу. Он не знал – кому какое чувство принадлежит, потому что Желтый в последнее время стал слишком не отличим от него самого – все мы знаем, на какой почве! – в то время, как Белый теперь иногда принимал сторону Желтого в вопросах жестокости! Ебаный нонсенс! В общем – сплошное безумие, садомазохистское смузи из ванильной горечи тертого имбиря. Висл тем временем достал из холодильника маленькую бутылку минеральной воды. –Вот что тебе от меня сегодня нужно? – хмуро пробурчал Джек, наливая себе минералки в заляпанный стакан. – Ты же помирился с Ал… Иди присядь на уши ей. Минералка в полдень? Что-то новенькое. –У нее я был вчера, – соврал он в ответ, – сегодня выпала решка, а значит твоя очередь! Уэйд демонстративно достал свой «удачливый» канадский пятицентовик – это был уже третий, если честно, он брал каждый раз новую монетку из вороха иностранных купюр, пустых гильз и мелочи на тумбе для ключей – когда тело или костюм сгорают, то искать в пепле оплавленную монетку несподручно! Но каждую из павших монеток Уэйд называл «счастливой». Каждой нужен свой шанс. –Схера ли я – это решка?! – Висл столь доебчив к словам, когда что-то не клеилось в его скрытой жизни. Той, кусочки которой он показывал лишь изредка. – Я полагаю, что могу претендовать на орла!.. После стольких лет, что терплю тебя… –Здесь нет орла, умник, есть только… бобер, сорян! – Уилсон улыбнулся и продемонстрировал оборот злополучной монеты. Джек убедился в его правдивости и удивленно выдохнул. –Чертовы шутовские деньги… Кто помещает на монету бобра? [У кого-то была тяжелая ночка помимо беспорядков, или же приступ похмельного падения серотонина?] {Интересно, на драку приезжали копы?} Вряд ли: посетители бара предпочитали решать проблемы, не связываясь с этими мудаками – все знали, что так практичней и быстрей – победитель потасовки всегда прав, и все, никаких претензий, к тому же стукачей тут отродясь не было. Плюс в случае общения с этими бюрократическими церберами – настроение Джеки было б на порядок дерьмовей, это у них было общим! –К делу, чувак! – Уэйд прочистил горло. – Мне нужно… килограмма два С4… Несколько gps-трекеров, с усиленным сигналом, помельче, и… возможно баллон с каким-нибудь… хуй знает, может зарином? Блять, нет, зарин смертелен же… Или нет? Смертельный не нужен!.. пока… Белый мрачно хмыкнул, не желая подсказывать ему нужное название. Висл кинул на него снисходительный взгляд, способный растворить в себе несчастный пятицентовик вместе с живым бобром в придачу. –Это все, что тебе нужно? – удивительно вежливо уточнил он, словно официант, предлагающий аперитив на изысканном фуршете. Уэйд наклонился ближе, будто доверительно сообщал тайну. В эту игру могут играть двое. – Эмм, к пятнице, точно, это нужно мне до конца недели! – прошелестел Уилсон полушепотом, на секунду задумавшись. – Иначе все обернется не очень хорошо… Висл кинул на него еще один взгляд, будто не мог понять, шутит ли Уэйд. –А телепорт тебе не нужно? – язвительно отозвался Хаммер. Он устало упер локти в край стойки, спутанные волосы скрыли его невыразительное лицо. –Только если он у тебя есть! – с воодушевлением воскликнул Дэдпул. Все еще не понимая, к чему тот клонит. –Пффф, – хмыкнул тот саркастично. – Не в этой вселенной, мужик, не в этой! – философски ответил Висл, затем звякнул кассой, и достал оттуда хрустящий блистер с какими-то капсулами. – Что это? Чертов допинг? Если мельдоний, не верь в его эффективность, – великодушно добавил Уилсон, но не получил реакции. Джек выбил две розовые капсулы в ладонь, затем снова убрал упаковку на место. – И к тому же, невежливо с твоей стороны - не предлагать мне напиток! Ты что, вырос в картонной коробке на окраине этого своего Квинса?.. – продолжал наседать Уэйд, требуя положенного внимания. Висл снова быстро взглянул на него, остро. Взгляд его внезапно стал параноидально серьезен, и он постарался оценить, шутит ли Уэйд: – Откуда ты знаешь, гондон ты рябой, что я вырос в Квинсе?.. Уэйд невозмутимо уставился в ответ в подозрительные прозрачные глазки за стеклами очков. Висл терпеть не мог, когда кто-то пытался по-настоящему выяснить что-то о его жизни. Бедный Джеки все еще полагал, что шутки про личное досье являются шутками. Эх. Отрицание действительности, вот главная проблема поколения! Причем любого… {Мы-то в этом знатоки!} неясно, чем гордился Желтый. Уилсон вежливо покачал головой и промолчал. Если бармен в таком дерьмовом настроении, то, чтобы добиться своего, придется притвориться сговорчивым дружком-пирожком. Притвориться он мог, да. К тому же, какие они друзья? Только дурацкие шутки и заказы связывали их на протяжении почти восьми лет… Что, если за городом у Джека Хаммера есть милейшая жена и двое веснушчатых детей с наследственной близорукостью?.. Они живут в доме с пасторальной зеленой лужайкой, зная, что «папа много работает в городе», потому навещает их раз в месяц – Уэйд замечал, что порой бармен исчезает. Что, если весь этот всклокоченный образ дрочилы-выпивохи лишь маска?.. Как его собственная. [Так, тебя занесло не туда, Пуаро, вернись на землю со своей подозрительностью!] стоит сказать, что от Белого было страшно слышать такие слова. Уэйд вздохнул, да, нужно как-то морально отдохнуть. Ебанный недостаток сна снова создает когнитивные искажения! –Нездоровится, чувак? – почти заботливо поинтересовался он, заглядывая Джеку в лицо, чтобы не обострять. Тот в ответ бесцветно кивнул, расслабился. – Сраная мигрень, – пожаловался Висл, затем закинул в рот таблетку, резко вскинул подбородок, чтобы она дальше скользнула внутрь его пожеванного организма. Волосы его были растрепаны сильнее обычного – не то что Висл был образцом вылизанного пижона. В то, что у Джеки был горячий перепихон с подвыпившей посетительницей Уэйд сомневался – кто на такое позарится. Хоть Желтый и выдвинул такую версию в защиту его потрепанности. – Итак… К пятнице столько не будет, – ответил наконец Висл на забытый всеми вопрос-запрос, прерывая его детективные наблюдения. [Схуяли не будет?!] –Схуяли не будет?! – повторил послушно Уилсон и увидел, как Висл лишь дернул уголок рта, в очередной раз по-гандоньи игнорируя. –Ты достал… – пробормотал Дэдпул, сжимая кулаки на своих уставших бедрах. Еще не хватало тянуть время впустую. Затем не выдержал, агрессивно откинул высокий табурет из-под своей задницы, бесцеремонно уселся на полированную липкую стойку, крутанулся на 180, сшибив одинокую пустую рюмку ботинком, и очутился ногами со стороны бара. Спрыгнул на пол одним плавным движением. Прям как в Гадком койоте. –Уэйд, у меня нет настроения на твои угрозы… – увидев его приближение нахмурился Висл, отпрянул, тем не менее быстро продолжил тараторить. – Про трекеры, чекну, у Гэрри оставалась часть партии с заварушки в Иране, но они дюйма полтора длиной… Может, они ему не нужны, и он согласится… перепродать!.. – принялся размышлять вслух Висл, успокоившись, что Уилсон повернул в сторону от него. Уэйд направился мимо, чуть не запнувшись о стеллаж в полутемном коридоре, раздалось жалобное звяканье. – Хренли ты делаешь, разобьешь чертов Mascaro своей неуклюжей задницей, и придется ждать следующей партии месяц… – безнадежно проныл бармен вслед. Уилсон проигнорировал его, и двинул дальше, в подсобку, осторожно обходя башню из коробок с бренди – поискать способ взбодрить своего унылого приятеля. У всех бывают плохие дни, он знал это как никто! Но для дела нужен бодрый Джеки! Кофеварка все еще работала подобно эпилептичному эякулирующему гейзеру в Исландии! Выстрелит, когда не ждешь! Десять минут спустя, когда он таки сумел сварить две сомнительные маленькие чашечки черной жижи – если бы у него были дети, он идеально играл бы в чаепитие! – под издевательства Белого, влить одну из них в себя залпом – принцип красных ягод и обезьян, "смотри я это пью, выпей тоже” — и вторую – наполовину в Джека: наполовину, потому что от шоковой терапии пережженным кофеином тот мгновенно излечился от своих мозговых недугов и более четко пояснил: –Итак, убери от меня это дерьмо и больше никогда не готовь ни единый напиток… – он отодвинул невинную чашечку на край стойки. – Могу попробовать спросить у Костаса, про взрывчатку, хоть он и зарядит цену в два раза выше!.. – это больше походило на разговор по делу. Да, чертовы греки со всей своей миролюбивой диаспорой брали за качество и сроки цену вдвое выше рыночной. Но в конце концов, нахера ему деньги, их и так накопилось неприлично много?.. В последние пару лет он тратил их на какую-то полнейшую херню! – Еще у меня есть экспериментальный образец… Эммм, скажем так, с непредсказуемым эффектом, слегка нестабильный! – Висл замолчал. – Никому другому я такое дерьмо бы не предложил, но ты понимаешь – тебе можно все… все равно ж не сдохнешь! – почти с умилением добавил он. Уэйд удовлетворенно кивнул: – Похеру на бабки, предсказуемость и прочее, главное, чтоб не ебануло пока я буду ехать на место, а то совсем не в тему… понимаешь? Джек помолчал мгновение, будто размышляя, продолжить читать нотации в сварливом настроении, или забить хер. Уэйд буквально наблюдал за этой борьбой – любой другой человек начал бы причитать о рациональности, о грядущем геморрое, но Висл был не «любым другим», именно поэтому продержался так долго. Потом бармен тяжко вздохнул, сдаваясь, под улюлюканье Желтого в голове. –И… Я не хочу знать, зачем тебе это все понадобилось, Уэйд, окей? – он поправил на носу очки. – Только не взрывай сраный Белый дом, хорошо?.. если след выведет на меня… Ну кто бы сомневался, что мерзавец просто притворится, что не в курсе всего, творящегося под его очкастым любопытным пронырливым носом! Точнее – не хочет быть в курсе. Номинально. Уммппффф… {Он не перечислил Пентагон, Капитолий… и прочие эти миленькие государственные учреждения с колоннами?! Как думаешь, это специально, или оговорочка?} *** Вторник. Паучок пялится на него своими гигантскими линзами, не мигая. В темноте на его новом костюме – еще недавно столь блистательном, подавляющем своей идеальностью, сейчас же уже потрепанном, всего за пару недель – видны мутные липкие разводы. Уэйд завороженно пялится в ответ, но в район его левой ключицы. Невинно. Это его новая тактика медитации. –Ну так что?..– невозмутимо повторяет тот. {Я, кажется, временно потерял слух… и сознание, еще раз – чо он?..} –Эмм, это не обязательно, – отвечает Уэйд быстро, внезапно занервничав от перспективы. – Скорее… неуместно!.. Да и общее настроение снова, будто железнодорожные стрелки, переключили на иные рельсы – чертов пьяный путевой разводчик. Адреналин передряги угас, оставив после себя грустное послевкусие. И немного опустошенность… От прежней язвительности теперь в его голосе ни следа. [Как и от малейшей осознанности, бля…] – Белый единственный опять пытается приземлить даже невинные фантазии и новый сценарный антураж. Что с ним не так? Тяжелое детство, однозначно. Слишком он много о себе возомнил после того, как они пошинковали Кеннета по его наводке… Прямо как самка богомола, только вот никакого иного акта, кроме убийственного не было, ахааа! Паук на этот раз нахмурился и упрямо помотал головой. Не собирался просто так отступать. Уилсон уже почти выучил эти его позы упертости, почти такие же как его собственные, не будучи уверен для чего. Боже, отчего он часто такой упрямый, когда не нужно! Растерянно думает Уэйд. Уэйд полагает, что он-то сам в данной ситуации оправданно упрям – защищает свое достоинство и оставшиеся физические границы, черт возьми! Он спас этого засранца, все, не стоит мусолить… Теперь он спасает остатки своей мужественности! –Не, тебе, наверное, уже пора домой! – фальшиво замечает он. Тактика выбрана – сопротивление. Нужно спровадить Паука и заняться своими делами дальше, без фантазий: –Ну, тебя там ждут родственники, сожители, друзьяшки и так далее... Правило полуночи и карета, превращающаяся в тыкву, Золушка. Поэтому навостри свои туфельки подальше… – Уилсон понимает, что опять нахамил, использовал несколько несмешных клише, но не сожалеет об этом. Паучок хмурится сильнее – это выглядит даже забавно – гладкую ткань его паскудной маски прорезает суровая складка между линз, точно вдоль тонкого узора паутины. Уэйд при всем внутреннем сталкерском монологе все равно незаметно пялится в ответ. Что еще ему остается? –Не ждут. Ничо такого, просто ответная услуга, – дипломатично отвечает Паучок, коварно сменив тактику. – К тому же, после… Эмм… твоего поведения, в плане, гуманного… я хотел сказать… Дэдпул чувствует, как в ответ на это под ложечкой что-то противно возмущенно переворачивается. Ох, вот только не надо про его слабохарактерность! Первичная его злость поутихла – как он неожиданно взбесился, влетев на звук выстрелов в здание, и увидев что клятая сине-красная фигурка опрокинулась спиной в провал… И алая пелена гнева и раздражения на самого безалаберного дурака заволокла его… Позже, когда он понял, что с Пауком все в порядке, он мгновенно остыл – и теперь его поддельная облегченная сговорчивость сослужила ему хорошую службу? [Жалкий приспособленец и слабак…] Одновременно с горячим стыдом, от того, что могло послужить причиной этому проявлению слабости, раз он не обезглавил перед Пауком того грязного мерзавца… А что, если в том были виноваты… новые ассоциации, что теперь сложились в его мозгу после маскарадных утех с незнакомцем?.. Бля, совсем пиздец. Уэйд не мог теперь отключить новых реакций собственного организма в ответ на невинные предложения и касания Паука. И он сам был виноват в этих ассоциациях – как чертов вуайерист, притаившийся в кустах. Тьфу! К тому же не хочется позволять Паучку обрести… новую власть – он не знает об имеющейся, и то благо… И к противно эгоистичному жужжанию надежды, что Паук действительно хочет помочь ему, присоединяется вожделение и… Желтый сцепляется с Белым. Желтый его адвокат. Белый – на стороне обвинения. Паучок предложил вытащить пули… Не то, чтобы Уилсон нуждается в этом. Хотя не физически нуждается – да. Он нуждается во всем, что Паучок решит ему предложить, стоит быть честным, вопрос примет ли он эти остатки! Уэйд сначала поперхнулся воздухом, потому что решил, что ослышался. –Окей, раз уж ты так… привязался! – быстро и бесстрастно отвечает Уэйд, решившись назло Белому, поддельно невозмутимо, будто просто не хочет тратить свое время на споры. –Я и сам бы справился… – небрежно бормочет он. [Чистое безумие соглашаться…] {Может, еще и садомазохизм, – добавляет Желтый задумчиво, – ну, так это не является расстройством! Целые клубы есть… Там все в кожаных масках, нас не выгонят даже!} Паук не обращает внимание на то, что Уэйд склоняет голову то на одну сторону, то на другую, будто прислушиваясь к невидимым собеседникам. Что значит будто? Ведь так оно и есть. А Уэйд только обрадовался, что они подзаткнулись с самого утра, пока они были на деле. Но нет, бля. Все на месте. Парень осторожно касается его предплечья, привлекая внимание. Посылая восхитительное тепло по его взмокшей под костюмом коже. Уэйд замирает. Ему кажется, интенсивности явно недостаточно. –Аптека? – уточняет вежливо Паучок – видать, вспомнил тот их романтичный дождливый вечер в Гарлеме. Пакет с антисептиками и бинтами… Мм-мм, восхитительные воспоминания для маленького героя. – Ну… перчатки… – добавляет он, словно возвращая Дэдпула на землю, раз уж он непредсказуемо притих. Не будем акцентировать внимание на том, что вспомнил Уэйд… Есть, что вспомнить. Вечер злоебучего откровения, ага, и грозит реверсивно повториться, хотя дважды в одну реку... Но что, если в этот раз какое-то проклятое озарение посетит паучью голову?.. Маленькую прелестную паучью голову, с четкой линией челюсти и столь выразительными твердыми губами, особенно верхней, потому что нижняя имеет мягкий капризный изгиб… [Какой нелепый шанс.] Который все же не стоит упускать… Дэдпул кидает вороватый взгляд на чужой, не скрытый маской, подбородок, и быстро отворачивается. С другой стороны – почему бы и нет? Он заслужил награду, компенсацию и прочее? Кожа под костюмом зудит в местах ранений, влажно и жарко. Никто не тянет за язык этого неудачливого малого! Хочет он смотреть на буквально внутренний мир Дэдпула – да на здоровье, хоть и не на психическое, здоровье. Бравада эта поддельная. –Неа, давай так, без них… – нервозно отвечает он, пока настроение снова не скакнуло в минус от идей притихшего Белого. – Все равно ж не грозит заражения… Паук оглядывается неуверенно – чертова темнота и стройка вокруг весьма красноречивы. Их привычные пейзажи. Они все на той же крыше полузаброшенного здания, откуда наблюдали минут пятнадцать за полицейской машиной и неотложкой у злополучной проходной. –Тут… немного темно, – саркастически констатирует Человек-паук. – Может эмм… ну, у тебя нет твоих этих тайных штаб-квартир поблизости? – парень схватывает налету, умник. К Уэйду домой еще не напрашивались супергерои… чтобы покопаться внутри его тела, в плохом смысле этого слова. В хорошем правда тоже не копались… [Мерзавец хочет выведать что-то? Наши скрытые берлоги?] – тянет Белый скорее недоверчиво. {Черт… Может, он просто не хочет устраивать анатомический театр под открытым небом! А зря – отличное развлечение в 18 веке было! К тому же… Чертовски жаль, что мы находимся в какой-то жопе мира! Представь, очередной вечер со всеми теми блестящими инструментами, и паучьими тонкими пальцами внутри твоего плеча… И почему мы не подарили ему ту голову, кстати…} Уэйд же мотает своей головой, что пока на его плечах, надеясь заткнуть Желтого. Ближайшая квартира в треклятом Бронксе. Да, детки, та самая квартира!.. Но. Бля, нет, это никуда не годится! Он не собирается валяться на несвежей постели, на которой занимался всяким-сами-знаете-чем в этот уикенд, даже нихера не сменив простыни, пока Паук ковырялся бы своими дрожащими пальцами в его… плече… {…ИЛИ о Господи – бедре?!! } – шепотом Желтый напоминает, что в сумме в нем около четырех пуль. Две действительно в левой и правой ноге. И даже мысленно это звучит на порядок более вдохновляюще, чем для любого другого человека? Эмм… нормального человека, поправочка! Кто столь гениален, что попал именно в это место, тот мужик, в которого они выстрелили вторым по счету? Много лучше плеча, да-да! О-боги-как-же-охуительно-это–может–быть… Нужно отмереть и что-то выдать, более вразумительное! И нельзя молчать, да? Боже, это похоже на аутичный приступ! {Итак, к нашим баранам… квартирам!} Есть еще одна поблизости в Бруклине, но там Уэйд не появлялся c три месяца и не уверен – не спрятан ли труп в ванной. Он не помнил, почему избегал ее, и убрал ли в прошлый раз после пыток грязного сутенера, убивающего своих работниц, и это было бы логично – возможно, уже мумифицировавшийся труп ! Шредингера! Он и есть и его нет. Тоже отмена. Пометка – проверить на днях, там высокие потолки последнего этажа и мансарды, и художник сосед. Приятное место. Если б не потенциальный труп… –Ээээ, обойдемся улицей… – выдавливает он наконец. – Докинь нас до светлого района? – говорит он вежливо, подбирая слова. – Что-то вроде пересечения Вест-сайд и 83-ей? – нейтрально уточняет Дэдпул. –Ну, подходящие места эммм… слегка заняты, – тактично старается пояснить он, потому что ему приходит в голову – вдруг Паучок решит, что Уэйд пытается избавиться от него. Это же ведь нихера не так!.. Просто… не охота волочиться через весь центр в ту стерильную белую квартиру, он и сам ее не любит, и Паучок может помнить прошлый визит. Это было бы плохо. Дерьмовые ассоциации еще не делали ничей вечер лучше! А этот вечер достаточно плох, чтобы усугублять. Паук неуверенно кивает, он молчалив, ежится, будто замерз – хотя Уэйд заметил, что тот приземлился обратно на эту крышу уже с высушенным костюмом. Роботизированная болтливая дамочка позаботилась, которая заменяет Паучку Белого с Желтым, но она много полезнее этих кретинов. Он осторожно поправляет рукав своего костюма, нащупывая браслет. И Уэйд смиренно ждет, когда тот будет готов и подаст сигнал. У Дэдпула есть определенные подозрения, с кем тот так загадочно трепался несколько минут назад… Хоть он и не смог много разобрать, сколько ни прислушивался, лишь тихое бормотание Паучка, недовольное при том. Тогда, с этой своей Мэй – Уэйду не терпелось выяснить кто она, но пока не было случая – Паук не соблюдал такую параноидальную осторожность, просто возмущенно шикнув на него… Сейчас же реакция на новый вызов была столь бурной, и Паук так всполошился, чтобы его собеседник не дай бог не услышал чего!.. Точнее кого – его, Уэйда Уилсона, не услышал! Ооооо. Это что-то новенькое! В плохом смысле. И Уэйд глубоко в душе испытал уязвленное раздражение, хоть и попытался заткнуть это чувство – что Паук столь невежливо оборвал их беседу, ну или спор, какая нахер разница… Неизвестно ради чего. Но факт несправедливого пренебрежения и игнорирования! Арррргх… Задел Уэйда. Белый, конечно, озвучивает иную причину возмущения, не чужое пренебрежение, неа, – неуместная ревность подходила больше… И одновременно грустное подозрение поселилось в его голове, будто интуиция чертовой лани предупреждает о притаившемся в кустах сраном льве, что перешибет ей шею… Именно оно не давало насладиться новым альтруистичным порывом Человека-паука. Отчего это Паук решил после начатого скандального выяснения, обвинения в потенциальном убийстве, побыть таким заботливым маленьким героем, спустив на тормозах нотации?.. И почему Уэйд всегда смотрит в сторону того, что обычно доставляет ему максимальные проблемы… В сторону недостижимого, того, что выпотрошит его и выкинет на асфальт, пустого и холодного. Деструктивное притяжение противоположностей? Жажда недостижимого? [Вряд ли, не романтизируй… слабоумие! И чертова бессмертная скука… Буквально бессмертная, обычно-то смертная.] Он тяжко вздыхает. Уэйд подходит и привычно обхватывает Паука поперек груди – и когда такое стало привычным – осторожно медленно укладывает ладонь левой на крепкое плечо, словно вор, открывающий сейф, палец за пальцем. Будто уточняя – можно ли. Тот кивает, вскидывает запястье, невозмутимый малыш. Уэйду в этот момент преступно хочется сжать объятия сильнее, нависнуть над стройной фигуркой героя… чтобы его ноющие после драки запястья сошлись на чужом солнечном сплетении с выпуклой эмблемой паука… наклонить голову ниже, упереться лицом в чужой кадык у края преступно задранной маски… и вдохнуть глубже воздух у чужого горла… Он неловко покашливает. –Надеюсь, твои стрелялки паутины не повредились от этого химического заплыва, и мы не пизданемся на перекрестке Гранд-авеню?.. Хотя если что, там недалеко очередное кладбище… – неловко шутит он вместо этого. Прижавшись к чужой твердой спине, подавляя внутренний неуместный трепет, Дэдпул чувствует, как чешется окровавленная грудь, кожу стягивает, и зудит бедро и несгибающееся колено. И думает, что еще больше пачкает чужой геройский костюм, но кажется всем на это плевать! Ветер резко ударяет в лицо, даже сквозь маску, когда рывком Паук перехватывает паутину, стреляя в другое здание. На высоте в пятьдесят футов над оживленным шоссе. Наверное, кожа вокруг ран уже полностью заросла… они слишком долго возились, разговаривая и споря, отстраненно замечает Уэйд. Чтобы добраться до маленьких металлических сволочей… Придется расковыривать… Пауку понравится эта практика для будущих самолечений… Желтый гадко хихикает. *** Блядский цирк в действии. Уэйд скептично наблюдает, как Паук неуверенно касается рукой в синей перчатке его плеча, у ключицы, чуть тянет за ткань – робко, двумя пальцами, осторожно отлепляя ткань от его уродливой кожи. Так, будто трогает умирающую бабочку на тротуаре… Бабочка не умирает – но она уже умирала сотни раз. Уэйд невольно замирает под этим прикосновением, таким непривычным, таким идиотским и щекотным одновременно, явно не предназначенным ему. Его член и за деньги так осторожно никогда не трогали… А затем, не выдержав, фыркает, чтобы разбить этот момент неловкости: –Ты что, листаешь Библию Гуттенберга в историческом Музее?! – Белый смотрел исторический канал, когда они заснули в воскресенье перед телеком. Паук отдергивает руку, будто обжегшись, и отстраняется. Уэйд готов спорить, что еще и краснеет, но этого мы не узнаем в темноте и под маской. Банальный студенческий ситком снова с нами. {Боже… ты такой мудак, что я удивляюсь, как Паучок еще не сбежал? Как вообще ему пришло в голову помочь нам…} [Просто… он дурак… Думает, что каждый раз кто-то помогает вытаскивать пули из этой рябой туши? Или манипулятор…] – аналитическая часть все же не сдохла, а возобновила свою работу. –Я… тут просто темно! – выдавливает Паук неловко, оправдываясь. Это, конечно, откровенный пиздеж, потому что они на освещенной крыше семиэтажного универмага в Ньюпорте. Оранжевые отсветы фонарей и яркие софиты мерцающей вывески итальянского ресторана напротив освещают их уголок достаточно. – И… не хочу сделать… ну, больнее… – эта поправка звучит уже более правдоподобно, Паук нервно сглатывает. –Мне не больно… – отвечает Дэдпул почти правдиво. И, кстати, Уэйд считает, что верный ответ на вопрос Желтого – первый. Паучок просто… дурачок. Сраная рифма. Хочет помочь в ответ на сегодняшнюю маленькую услугу – которая не сильно понравилась Уилсону, ибо он не любил незавершенных картин – или просто хочет потренироваться в фельдшерском деле на бесчувственном мутанте… Пока они летели над городом Уэйд все прекрасно рационализировал – высота отлично прочистила ему мозг, хоть оба варианта и не нравились ему. Дэдпул решает не издеваться над ним пока. –Помнишь последовательность?.. – хрипло уточняет он все же. Раз хочет тренироваться – кто запретит? Точно не Уэйд. {В искусственном дыхании он уже на тебе попрактиковался, не мог очухаться в процессе?..} –Нет перчаток, и антисептика… и пинцета, – невпопад отвечает Паук. – Помню… Уэйд кивает: –Лезь так, в своих, не снимай… Мало ли поцарапаешься обо что-то… – он мнется, не решаясь, – эм-м во мне!.. Дерьмово звучит, да? – нервно хихикает он, не удержавшись, упершись взглядом в чужое плечо. Желаете знать, в чем Уилсон трус?.. Он не хотел распознать истинную брезгливость – даже на нижней части лица, что Паук все еще рассеянно не скрыл маской, достаточно выразительной части, нужно отметить. Рот и губы его были столь подвижны… что Уилсон дважды залипал во время разговора. И… если Паучка затошнит, он не скроет это. Уэйд теперь упрямо не смотрел в чужое лицо, потому что боялся увидеть, что, самонадеянно приблизившись, Паучок рассмотрит его слишком внимательно, вдруг тот просто забыл за этот месяц, кто он и каков! Вспомнит, как он уродливо тошнотворно выглядел тогда: почти голый, жалкий, никчемный, вспомнит шрамы и бугристую кожу, что скрыта сейчас под благословенным костюмом… И Уэйд не был готов, что тот отшатнется в испуге, или вдруг – его вывернет под ноги, он не сдержится, как обычно – увидев его мерзкую розовую травмированную кожу в прорезях костюма. Он боялся, что чужие губы – которые он в фантазиях обводил по контуру подушечкой большого пальца – невольно скривятся в омерзении, когда глаза за маской разглядят его настоящего… И кто обвинит в этом Паука? Никто. Он медленно поднял руку с армейским ножом, а затем ловко развернул к себе острием и буднично вспорол кожу под ключицей справа, ориентируясь на влажную дыру в костюме, будто наказывая себя за слабохарактерность, только дыхание изменилось, он не издал ни звука. Кровь привычно полилась на грудь и живот, хотя он постарался сделать аккуратный надрез – кажется он ощущал, что пуля в дюйме от поверхности кожи. Он мерзко чиркнул острием ножа об ее край. —Смотри, не блевани на меня,—гнусно бросает он, не удержавшись. Это подло, он знает. [Тяжелая артиллерия, не сработало физически, хочешь обосрать все оскорблениями?] гений психологии блин. Паучок замирает на мгновение, Уэйд надеется, что он сейчас развернется и свалит, что это стало последней каплей для его терпения. —Боюсь, ты припозднился… — отвечает он ледяным тоном.— Все, что можно, я выблевал на себя час назад, на тебя ничего не осталось… Уилсон пораженно выдыхает. {Он только что… уделал тебя?} восхищенно шипит Желтый. И Уэйд на этот раз смиренно затыкается. Он неизящно развалился на металлическом покрытии крыши, согнув левое колено для опоры. И сейчас, когда снова страсти поутихли, Уэйд понял, что благодарен гуманитарному предложению парня... Ну, помимо повода оказаться к сострадающему дергающемуся Пауку так близко, ага. Пауку, который будет ненамеренно причинять ему боль, ковыряясь в его кровавом проклятом мясе, и одновременно сожалеть об этом, дергаясь, пропитываясь сочувствием, раз уж отвращение кажется он победил! ММммм… Чертово комбо. Ниточка между ними станет крепче. А так ему пришлось бы корячиться перед маленьким треснутым зеркалом, что он практично прятал под ванной любой квартиры, еще одна приятная часть – он не будет разглядывать свою кожу… Теперь же это все достанется альтруистичному Паучку. Последнее он отметил с легкой горечью. Мизансцена выглядела провокационно: Уэйд сидел, опершись спиной о выступ вентиляции, катаны уперлись в спину, Паук же стоял на коленях, склонившись к нему, будто трагичный полевой врач, над умирающим. При том – все еще неосмотрительно не вернув край маски на ее законное место – Дэдпул полагал, что чертов глицерин склеил всю тонкую паучью кожу. Мысли об этом были щекотными, поэтому он постарался не вдумываться в это тщательно… –Плохо видно… – Паучок запнулся, прикусил нижнюю губу в сомнении. – ММмм, может снимешь… верхнюю часть… костюма? – он снова неуверенно потянул вниз ткань на плече Уилсона, заставив того зашипеть и отпрянуть. Не от боли, от возмущения. В голове выстроилась очередь из ответов разной степени оскорбительности и пошлости… Уэйд подавил нервный смех. –Что?.. – быстро забормотал парень. – Я… я же видел тебя, ну… в сорочке… – спасибо, что напомнил о том, что Уилсон мусолил в своей гладкой черепной коробке последние пятнадцать минут. –Сниму, если… ты снимешь свою? – неторопливо проговорил Уэйд, понизив голос. Ответ был выбран не самый провокационный. В номинации победил ответ Желтого - “могу снять и штаны, чего уж мелочиться”. Но он не мог их снять, потому выбрал безопасный и увидел, как Паук дернул уголок рта вниз. – Я же тоже видел тебя… Провоцировать было весело, подумал Уэйд, неплохо отвлекало от острых вопросов. –Я же… просто пытаюсь помочь, – не скатился в оскорбления Паучок. Затем он все же придвинулся ближе, решив видимо игнорировать огрызающегося раненого «пациента» – чертова сестра милосердия в спандексе. Чем показал Уэйду, что можно продолжать нести всякую ерунду, выводя Паука и проверяя, взбесится ли он. – О чем тебя, если ты забыл, не просят… – коротко и мягко проговорил Уилсон, не удержавшись. В ответ донесся тяжкий вздох. Уэйд наконец решил заткнуться, раз уж согласился, и не трепать нервы бедному маленькому Пауку. Окей, это был жалобный совет Желтого. –Заткнись и давай действуй, – обрубил его метания Уилсон. – На́ вот нож… Если хочешь расширь чертову прореху в костюме… или прореху в моем… ммм-м эпидермисе… – желчно добавил он, затем развернул массивную рукоять армейского швейцарского от себя и впихнул в чужую руку. Затем смиренно расправил плечи… Как хороший мальчик. Большой хороший мальчик. –Ну? – нетерпеливо поторопил он. Паук замер над ним, но нож не уронил, видимо пораженный суровой реальностью. Ну ясен черт… кто ожидал иного. Не стоило и травмировать чужие тонкие эфемерные принципы, это все его упрямое благородство. Ляпнул, не подумав, или от чувства вины… Белый сказал, чтоб он поднимался. Ну вот они и всколыхнули засранца… –Я б сам дома вытащил, я не просил… – выдохнул Уэйд и понял, что серое разочарование сменило его предвкушение в очередной раз. Так бывало частенько в обществе Паука. Разочарование, наверное, от того, что Уэйд порой оказывался очарован? Хммм. Ага… В ответ на его мрачные выводы, Паук вдруг пихает его коленом в голень, весьма бесцеремонно, словно велев заткнуться. –Нет уж! – более нервно восклицает Паук, голос его удивительно решителен и недобр. – Я… я сейчас!.. да. Ну допустим. –Уж хватит мяться… в конце концов, это я тут ранен и теряю кровь! – более драматично бормочет Уэйд. …иначе ему придется вскрывать рану в одном и том же месте каждые десять минут!.. Не то чтобы это было невозможно… Но точно не идеальный вечер вторника. Такой вечер он устраивает обычно в “печальный четверг”! –Нащупать… – Паук бормочет себе под нос инструкцию, успокаивая сам себя, будто перед прыжком со скалы в воду. Смешная аналогия с учетом того, что безответственный кретин не умеет плавать… Не умеет, но лезет. Уэйд краем глаза внимательно пялится, размышляя, сколько тот будет собираться с духом. Но тут Паучок весьма неожиданно упирается левой ладонью в его солнечное сплетение, подцепляет перевязь катан, фиксируя уверенно и твердо своей чертовой паучьей силой, видимо, а правой поддевает одеревеневшую, покрытую высыхающей кровью ткань вокруг раны… С иным настроем. Осторожно ощупывает регенерирующую кожу, неуверенно проходится большим пальцем по краям… К Уэйду приходит неуместное желание пробормотать «достал»… Потому что осторожное поглаживающее движение будит в нем аналогии отнюдь не вскрытия дохлых животных… Но тот сам засовывает указательный в рану, нож он временно отложил. Вот и хорошо. Уэйд почти не чувствует боли, шершавое копошение по стенкам дыры в его груди – да, не то, чтобы приятно, но привычно – вместо этого он, все же пользуясь случаем, завороженно пялится на чужой оголенный подбородок, замерший в футе напротив его ключицы. Ведь его обладатель благословенно занят! Паук наклоняется так близко, надеясь в темноте уловить необходимый блеск, осторожно двигает чуть глубже… Ткань перчатки шершавая, это ни черта не нитрил или латекс, это не так, как он привык, будто в рану запихивают тряпку, будто чертов Копперфильд в финале вытащит из него милю связанных платков... И Уилсон случайно задерживает дыхание, борясь с желанием закрыть глаза. И стараясь сосредоточиться на тепле второй ладони на своей груди, спасительном, что в противовес создает осторожные случайные поглаживания его ребер костяшками… Тепле, случайно доставшемся ему по благотворительному спасительному порыву, жалкое плацебо… Все, что у него есть. Жалкий Уэйд Уилсон. Подопытная лягушка для препарирования, в красном кожаном костюме… –Прости-прости-прости… – начинает вдруг хрипло бормотать Паук,. Уэйд почти чувствует тепло от его бормотания на чувствительной коже у кровавой раны. Спустя десять секунд, левая рука его начинает подрагивать – это значит, что у него не получается, Уэйду кажется, что это импровизированный массаж сердца, ха. А может, Паучок вспоминает свои ощущения?.. Уэйд, например, сейчас столь же мучительно борется с картинками, что Желтый провокационно подбрасывает ему в качестве вспышек-идей – что, если опрокинуть Паука на себя, пока тот так отвлечен этими сомнительными хирургическими экспериментами?.. Просто легонько пихнуть опорную руку под локоть… Мм… и как он может неловко ткнуться своим острым подбородком прямо в его ребра… запинаясь, отшатнуться от крови… Запутаться в своих же локтях, коленях Уэйда… Пиздец какой. –Ой, да сколько можно? – теряет он терпение и твердо обхватывает неуверенное паучье запястье правой, притягивает ближе к себе. –Я не… – но не сопротивляется, не упирается в ребра второй. Ближе, пачкая, марая паучью синюю перчатку в собственной крови, в собственной поганой жизни. – Выше на полдюйма… с твоей стороны – стрелка на два часа, добавь большой палец и обхвати, – хрипло бормочет Уэйд, отвернув лицо резко влево. И Паук вдруг перестает тянуть руку на себя, послушно растягивает стремительно заживающую рану, с мерзкой тянущей болью, тащит скользкий кусочек сучьего металла… Уэйд не может вспомнить, чтобы кто-то добровольно предлагал вытащить из него хоть одну чертову пулю за десять лет работы… При том, что сам он несколько раз вытаскивал из товарищей. Отчего-то люди не спешили предлагать ему ответную услугу… Может, они не были его товарищами?.. –О Господи, да!.. – восклицает вдруг Паук радостно, непозволительно близко склоняется прямо к маске Уэйда и пялится внезапно прямо в лицо Уилсона, так что тот не ожидает. Если бы на них не было масок, можно было бы почувствовать чужой выдох на подбородке… Так, будто впрямь не брезгует. Даже Белый признает это, в недоуменном шоке. Уилсон внимательно пялится в ответ, зная, что его зрачки не видны, как и его взгляд – он опасается, что в нем сквозит какая-то безнадежная жажда. И его собственный ужасающий подбородок тоже закрыт, отстраненно приходит ему в голову, он не мешает чужой острозубой улыбке своим отвратительным видом. Одни плюсы от этих ебучих масок по сути… Паук встряхивает его плечо, здоровое, словно переживая от затянувшегося молчания: –Уэйд, ты чего?.. С тобой… все хорошо?.. – уточняет тот. И у Дэдпула что-то неприятно проворачивается в желудке – какие-то шипастые печальные осколки терзают его внутренности… – наверное, просто хочется жрать. – Смотри!.. – тихо бормочет парень тем временем, убедившись, что Уилсон видимо не сдох – на этот раз. Уэйд переводит взгляд и видит, как Паучок победно держит между указательным и большим мелкую сволочь 30-го калибра, влажно поблескивающую его собственной ядовитой кровью. Держит гордо, будто рыбак, поймавший двадцати фунтовую форель!.. Губы его кривятся в улыбке, искренней и удовлетворенной. Желтый неуместно шепчет, что это второй раз, когда Паук так улыбается им. Белый отвечает ему, что задрот просто радуется отличной лабораторной работе. Уэйд же вдруг вспоминает, что все еще слабо держит чужое запястье, будто опасается, что Паук ударит его. Резко разжимает пальцы, отпускает. Мог бы – отшатнулся дальше, только чертова бетонная стена воздуховода и так за спиной! Он снова становится печально молчалив, закрывается всеми своими амбарными замками обратно. Он сыграет свою роль «принцессы в беде» как нужно – не пизданув лишнего, и впитав то, что ценно. –О… Мда, спасибо, чувак, – фальшиво бормочет он, попытавшись хоть откинуть голову подальше, добавляя голосу равнодушия. – Возможно, тебя бы взяли волонтером в ветклинику… Паучок хмыкает, как ни странно не обижаясь. Он удивительно сговорчив в противовес вернувшейся паранойе Уилсона, словно сглаживает опасные углы – не замечать этого Уэйд не может. И это великодушное поведение… –Ты несправедлив! – отвечает он. – Это лишь первая пуля… В плане вытащенная! С остальными будет легче! – и он с нездоровым энтузиазмом отличника окидывает Уэйда с ног до головы обжигающим взглядом! Обжигающим для Уэйда, взглядом, что дарит ему поддельную надежду и мелкие мурашки на груди и спине, взглядом, пробравшим даже через чужие злоебучие линзы анонимности… и слои его чертовых кожаных тряпок. Плохо. [Нет, он однозначно потек крышей… даже не знаю, твое ли это влияние! Стокгольмский синдром?] – кажется, Белого тоже проняло, и на том спасибо. Уэйд нащупывает остатки своего самоуважения и предпринимает попытку подняться, пока у него есть на это поддельная решимость. А ведь отпиливая ту прекрасную темноволосую голову он был так собран, будто тугая пружина, наполненный жгучей яростью и желанием… Отпала только ярость. И… голова в багажнике Допиндера… Да, нужно забрать ее попозже. У него планы на нее. –Эмм, слушай, Паукан, я... оценил твой милосердный порыв… Ты потренировался на мне… и в следующий раз сможешь провернуть это с собой, если место ранения будет подходящим! – неловко бормочет он, разрушая свою же иллюзию, в которую залип. – Если неподходящим – набери мне… Да, отлично, Паук вытащил чертову пулю. Один-один. Они квиты. И нельзя раскисать тут, лежа… Одно дело домашние фантазии – а вот тут, совсем не к делу такие поводы… Паук вдруг замирает, Уэйд чувствует, что тот упрямо не отпускает перевязь, упирается кулаком ему в солнечное сплетение, твердо удерживая его на месте. Воу. –Ты… Ты типа думаешь, что я… захотел потренироваться на тебе? – уточняет он негромко, заглядывая ему в лицо... Дэдпул прислушивается к голосам – ублюдки молчат. –Ну… Я же согласился на то, чтоб ты… потренировался, – примирительно бормочет Уэйд, вдруг растеряв уверенность. Но заткнуться так просто не хочет. – Просто с остальными… справлюсь сам, ты ничо не должен… Повисает пауза, во время которой Уэйд терзается тем, что при появлении чертова Паука начинает вести себя совершенно не так, как планирует в одиночестве,. И он выглядит, как страдающий биполяркой! А он, заметьте – НЕТ! Герой не отодвигается, словно плевать хотел на нового ворчливого саркастичного Уэйда, ждет, когда тот перестанет огрызаться. –Я хочу вытащить остальные, не чтобы потренироваться… – говорит Паук серьезно и медленно. Словно ебучей азбукой Морзе пытается донести до Уилсона какую-то скрытую мысль. Если и пытается, то конечно зря – если с сурдопереводом Дэдпул еще более-менее знаком, то все прочие невербальные языки им не изучены. Белому же вообще знаком лишь язык ненависти… Он чувствует, что очередная точка невозврата пройдена. Паучок не хочет его отпускать. И кто знает, какие там мотивы намешаны… факт остается фактом. Сегодня он проиграл в этой ментальной битве, снова. Факт же в том, что Паук не хотел ничего плохого, будто чертова тефлоновая сковорода отталкивает от себя все безумные обвинительные набросы Уэйда. –Хорошо, – коротко кидает Уэйд, он чувствует, что плечи устало опускаются. – Бедро и спина твои… Колено – нет!.. На средневековые пытки от тебя я пока не подпишусь… - голос звучит грубее, чем обычно. Губы Паука трогает слабая улыбка: –Ты же знаешь, что сказал «пока»?.. Вместо ответа Уэйд пододвигает к нему скользкий нож, что был оставлен на сухом металле крыши. Хочет играть в хирурга-интерна – пусть сам делает всю грязную работу теперь. Саботажник внутри него надеется, что Паук откажется. Саботажник внутри него делает ставку не на ту карту. Паучок почти уверенно берет нож, но задвигает основное лезвие и по одному выдвигает прочие инструменты, подбирая более удобный… {Как думаешь, куда он упрется второй рукой, когда…} – оживает несвоевременно Желтый. И чертов Человек-Паук бесцеремонно усаживается на его левое бедро, устраивая пятки по обе стороны… чтобы не загораживать свет фонарей – спиной к нему… Его вес давит на мышцы восхитительно провокационно… Почти грязно в своей невинности. Так что Дэдпул вдруг решает, что… можно в общем-то и не дышать – в конце концов – дыхание – сомнительная услуга эволюции… Паучок твердо упирается ладонью выше защитного наколенника, обхватывает его бедро пальцами – ведь ранено как всегда второе колено, невезучее правое – и переносит свой вес сильнее вперед, стискивает ногу Уилсона своими бедрами, а затем тонким лезвием-шилом вонзается в его кожу… И тут уж Уэйд от неожиданности не сдерживает глухого мычания и дрожи – совсем не пафосно впечатляющего. –Прости, все еще, – снова негромко бормочет тот. На этот раз – с градусом сострадания ниже. В конце концов, Уэйд сам этого хотел, не так ли?.. Осторожность и сочувствие ему не понравились, раз он пытался съебать? Паучок как ебучее зеркало – отражает запрос? Уэйд в жизни не признается, что благодарен боли и тому факту, что Паук уселся спиной к нему – можно бесцеремонно пялиться на его маленькие лопатки, гибкий позвоночник… и не только. Боль же и отвлекает от навязчивого искушения «случайно» согнуть левое колено и притереться чертовым щитком к чужой заднице… Нахера он вообще его носит? Никто никогда не бьет их по яйцам, обычно стреляют между третьим и четвертым ребром… или в голову! {Чтобы скрыть чертов неуместный стояк? Не то, чтобы он бывает неуместным… Это как… рыгнуть в конце трапезы в азиатской культуре – комплимент хозяину!..} –Ебаный Желтый… – еле слышно бормочет Уэйд в маску. –Ты что-то сказал? – Паук нашел чертов пинцет в этом ебическом чуде швейцарских военных!.. Victorinox… И выбрали они его не потому, что рукоятка была красного цвета! [Надо было брать тот, что с пилой по дереву…] –Я сказал… глубже, – истерично восклицает Дэдпул, сдерживая идиотский смешок. – Эта засела… глубже на полдюйма! Десять секунд спустя Паук победно оборачивается, ерзая задницей по его бедру и Уэйд думает, что взгляд его, наверное, отрешенно остекленел, все еще – хвала маске. –Смотри! В этот раз почти чисто… и вроде быстрее!.. – он держит в руках очередную пулю, на этот раз кажется 40-ый калибр. Чертовы охранники там что, музей оружия держат в подсобке? Уэйд пялится на чужую улыбку, как оторопевший инъекционный наркозависимый под кайфом. Он чувствует, что под его ногой собирается теплое пятно от крови, она подсыхает. –Ты ведь прям любишь учиться? – внезапно спрашивает он, не успев прикусить язык. Паук пожимает плечами, его ягодицы все еще без тени приличия сидят на бедре Уэйда, и видит бог, он не собирается менять этот факт своими комментариями, даже если Желтый перейдет на ультразвук. –А что… разве это плохо? – отвечает он вопросом, чуть смущенный. Он склоняет голову, размышляя над этим мгновение. И Уэйд знает, что попал в точку. Он вспоминает про чертов паутинный состав… про физику… про сраный законченный колледж. Паук целеустремлённый, и эта сцена подтверждение. –Не, не плохо… – бормочет он быстро. –Так… эмм… следующая?.. – Паук мгновение пялится на вторую ногу Уэйда, словно забыв об уговоре, что эта пуля не его забота. Уилсон же сглатывает вязкую горячую слюну, что вдруг скопилась в его пересохшем рту, наверное от перевозбуждения новым тактильным опытом, затем поворачивается в сторону резкого шума с улицы. Окей, позабавились и хватит? –Чего… хотел Старк? – Уэйд слышит холод в своем вопросе, решает разбить эту сомнительную идиллию воображаемого госпиталя, в который они играли. Он буквально также видит холод, прошедший по чужим плечам. И тот же холод касается его окровавленного бедра, резко осиротевшего, когда резко Паучок поднимается. Ну, он и добился чего хотел, не так ли? Всегда сам вырубает тумблер. –Я… скажу эээм… позже. Обещаю, – тихо отвечает тот. Говорит прямо, не уворачиваясь и не начав что-то пиздеть. Ебать голову или отпираться. Но тем не менее, Паук внезапно не поднимает на него взгляда, будто позабыл, что на них чертовы маски. Лицо его смиренно опущено, он пялится в крышу, ожидая ответа Уэйда. Будто Уэйд сейчас начнет орать на него и швырнет с крыши. И тон его голоса, и это скорбное «обещаю», как на клятве скаутов, расстраивают Желтого до такой степени, что он начинает причитать, чтоб они пошли домой, на протяжении следующей минуты. –Окей, позже так позже… – отвечает Уэйд, нейтрально, не показывая, что все, что ему хочется – это съебать в уютный грязный Бронкс, в котором никому нет дела до его костюмированного ебала, устроить жуткий мордобой в переулке – сломанные кости и выбитые зубы, никакого оружия, а затем попытаться напиться в компании Висла. Одна мысль все же греет его в этом ледяном молчании. Всё же он не настолько тупой, чтобы в угоду собственных влажных фантазий превратиться в смиренного молчаливого головореза на привязи у пацана, схавать любое дерьмо из его рук. Его недооценивают многие… но он все еще не идиот. Печальный псих – это да. Умный. Чутка размякший. Раз уж атмосфера счастливого будущего проебана… [Сам-то себя слышишь? Какое будущее?] Уилсон с кряхтением поворачивается спиной к мнущемуся Пауку, упираясь взглядом в серую бетонную стену – показывая, что ожидает выполнения заверений. Осталась третья пуля. Он возьмет от этого прощального вечера все. Паучок молчаливо кладет на его спину ладонь, сдвигает вниз и правее ножны с катанами, потому что они точно мешают. Уэйд доверчиво наклоняет голову ниже – чтобы лучше натянуть ткань костюма и кожу на спине, сутулится. Все чертовски символично. Уэйд чувствует, как тот перебирает ткань на его спине, будто слегка поглаживает его лопатку, но Уилсон не обольщается – наверное тот пытается понять, где нужная траектория раны. Дэдпул задумчиво молчит, ожидая завершения этого ритуала по поиску металла в его теле, чужие пальцы осторожно давят на мышцы, в поиске твердого плотного участка. В голове становится почти мучительно пусто, все тревоги он вынес сам своим вопросом, на который получил ответ. Нет никаких жертв, кроме жертв самообмана… {Старый ублюдок дернул поводок, на котором держит паукообразного!} – с неожиданной прозорливостью и грустью бормочет Желтый. И рациональность его вывода такова, что кажется, они объединились с Белым в этой грусти. Уэйд слышит, как внизу на улице кто-то истошно сигналит, потом слышатся возмущения по поводу занятого парковочного места – вот проблемы у людей. Уэйд кидает взгляд на свое запястье – время без четверти полночь, удивительно, что парень не торопится домой. Он чувствует, как его лопатки осторожно ощупывают позади… затем шершавая влажная ткань чужой перчатки ныряет в прореху костюма, протирает его кожу осторожно и медленно, он упрямо старается не вздрагивать. Уловив мрачную перемену настроения, Паук позади него отчего-то медлит, тянет время. Он не вонзает нож в спину Уэйда – охуеть, какие метафоры! Ебаный Шекспир вертится в могиле! То, что вечер наполнился неуловимой хрупкостью и настороженностью, будто песочные часы, отсчитывающие оставшееся время, невидимо замерли над их головами, становится очевидно обоим. Не той настороженностью, с которой они подшучивали и издевались друг над другом в течение месяца, проверяя границы допустимого, а новой – горькой и отчаянной, неотвратимой, раз самому Паучку не нравится происходящее. Будто Уэйд пизданул что-то вроде «у тебя ширинка расстегнута», только в каком-то апокалиптическом варианте – публично на международном приеме в посольстве. И отчего он был виноват в этом?.. Тем, что угадал, не оказался идиотом, еще не полностью растворил свои мозги в своей новой трепетной влюбленности? Что?.. Что он блять только что подумал?!.. –Почему… ты стал… наемником? – спрашивает позади Паук внезапно, прерывая маленький цунами, поднявшийся в голове, возвращая и заземляя его на ебучую крышу. Голос чужой звучит глухо и напряженно – Уэйду кажется, так, будто тот долго размышлял над этим вопросом – вот уж быть такого не может – это не просто праздное любопытство. Этот тон звучит так, будто его волнует ответ… Дэдпул замирает, к чести своей даже не изменив позы, он старается, чтобы шея его не напряглась, потому что этот вопрос ничего особо не значит. Он ощущает, как чужая горячая ладонь, влажная от его крови, даже сквозь кожу костюма это заметно, замерла на его позвоночнике, будто ища опоры, давит на его мышцы, он старается не шевельнуться, чтобы тот не подумал чего крамольного… –Если б я был волонтером в благотворительной ночлежке, в выходные занимался сортировкой мусора, а утром воскресенья пел в церковном хоре, это заставило бы тебя дружить со мной, не мучаясь этическими нормами?.. – шепчет с вежливым интересом, таких ответов у него - жопой жуй. И еще Уэйд каким-то чудом удерживает себя от того, чтобы обернуться, проверить, что тот затеял, он чувствует, что Паучок тянет время, копается дольше нужного. –Если твой сарказм был бы на том же уровне, то даже орден Красного креста не помог… – отвечает парень. Чужие пальцы легонько прощупывают мягкое место под лопаткой ближе к боку и подмышке, он удерживается от дрожи, это щекотно, он боится щекотки, давят сильнее, пытаясь обнаружить что-то инородное, чтобы вытащить это из Уэйда. Помочь. Уилсон упрямо молчит, затем чуть шевелит плечом, подгоняя – и чувствует, как в его кожу уперлось острие холодного металлического лезвия – которое он доверчиво вручил проклятому супергерою… Вообще мог и сам вытащить, не так уж и помог, словно передумывает он… Наконец, поняв, что нормального ответа он не дождется, Паук решается и осторожно делает разрез под лопаткой – горячее течет ниже, кожу щиплет, чужие пальцы же осторожно раздвигают ткань костюма шире. –А разве не все мы выбираем то, что у нас получается лучше всего? – вопросом на вопрос сипло отвечает Уилсон, все же отмерев. Ему кажется, что голос его звучит с сомнительным неуместным пафосом. А он вообще не пафосный чувак… Он – тот, кто борется со всеми видами напыщенных проповедей и девизов! Прикрывающих гнилую изнанку мира – припудрить разлагающийся труп. Он антипафос по сути. –Я… не уверен в этом, – философски отвечает парень. Он медленно пытается нащупать пулю под кожей, много осторожнее, Уилсон чувствует, что тот будто играет в «Операцию»: неверно коснулся бортика и загорается красная кнопка! Уэйд всегда ненавидел эту игру! Благо у него больше нет этих кнопок… точнее – остались только ментальные. В сухожилиях спины проще заблудиться, чертовы фасции, кости близко… Хоть Паук и нащупал пулю сквозь кожу, вытащить ее наружу сложнее. Уэйд помнит трудности по прошлому разу… тогда он потерял много крови, засрав всю чертову ванную с салатовым кафелем, плюс тянуться было неудобно, и он чуть не разбил рукомойник! –Жизнь… это коробка с шоколадными конфетами, да? – вместо этого начинает он хрипло. Он чувствует слабый выдох Паука, когда воздух касается его кожи в прорехе костюма – тот опять почти уперся носом, чтобы лучше видеть. И продолжает: –Так говорят нам на шоу Опры и… социальные педагоги в школе? «Никогда не знаешь, что окажется в каждой новой! Не сдавайся!» – Уилсон чувствует, как в нем разгорается какой-то яростный огонь. Одновременно он чувствует, как Паучок сильнее обхватывает его левое плечо своими тонкими сильными пальцами, неясно, в поддержке или предупреждении. – Только… что, если… – он подбирает слова. – Некоторым из нас с рождения попадается коробка, в которой конфеты… а теперь спойлеры – сплошь… с дерьмовой начинкой?.. – Уэйд не оборачивается, но чуть склоняет голову. – Берешь одну – там дерьмо!.. Откусываешь вторую – сверху шоколад, внутри дерьмо, снова!.. Он слабо усмехается, он чувствует, что позади него Паук чуть задержал дыхание. –Кто-то умирает от лейкемии в младенчестве из-за хуевой системы здравоохранения и страхования, кого-то сбивает машина в детстве из-за коррумпированности местного судьи… Но большая часть – те, кто живут дальше и продолжают ждать, что в конфетной коробке в следующий раз… попадется что-то хорошее… Уэйд вдыхает вечерний воздух, набирает его в легкие, он пахнет выхлопными газами – только что снизу проехал дизельный внедорожник с мурчащим мотором – невольно чуть поворачивает голову, чтобы увидеть чужое колено, упершееся в металлическую обшивку, левее его опорной растопыренной ладони, и продолжает. –На восьмой конфете ты перестаешь ожидать, что следующая будет нормальной!.. Только дураки верят дальше, – он чувствует тепло чужого тела, столь близко и далеко по их положению в жизни – будто что-то невесомо пульсирует позади, пусть и не касается его. Параллельные прямые не пересекаются, но пересеклись по ошибке. Уилсон слышит, что Паук сзади гулко сглатывает, будто во рту его пересохло, молчит, не перебивает. –На десятой ты понимаешь, что кому-то достается такая коробка как тебе, а кому-то полностью с шоколадом… Такова эта жизнь, правда же, Паучок? Уэйд замолкает. Потому что внезапно ему кажется, что он звучит жалко… Будто бездомная побитая голодная собака, заглядывающая в лицо незнакомца в надежде, что ее погладят. Тьфу. Но Паук не прерывает его… он так внимательно слушает – это можно понять по тому, как напряженно он замер и по быстрому ритму его дыхания. Он… кажется не испытывает никакой гнусной жалости, нет – он пытается понять. –И у тебя остается выбор… Жить и смириться с этим ебаным дерьмом, что тебя окружает и выпадает тебе из раза в раз. Либо же… Бороться с ним, да, малыш?.. Уэйд делает паузу, размышляя мгновение, что ляпнул «малыш», вдохновившись моментом. Но кажется, тот ничего не имеет против. –И… Я… выбрал… бороться? – тихо произносит Паучок сзади. Неуверенно, будто не отвечает на вопрос, а задает его. Хотя и вопросов ему никто не задавал. Он не звучит укоряюще – мол, посмотри, малодушный ублюдок!.. я смог! Вот он я, стою в белом пальто супергеройства! Пока ты, скорчившись с вываленными на асфальт внутренностями, ждешь, когда брюхо срастется, и ты сможешь встать и добить сраного наркоторговца! Паучок мало говорит "я" обычно. А сейчас он звучит с состраданием. Так, будто осознает, что не в курсе, сколько дерьмовых конфеток досталось Дэдпулу прежде чем тот стал тем, кто он есть. Он не задает вопросов, но Уэйд знает, что может ему рассказать многое, хоть и не станет… Уэйду хочется обернуться полностью. До боли. Посмотреть хотя бы на чужие губы… Но он сдерживается. Мало ли, чего ему хочется… Уэйду ко всему прочему хочется увидеть глаза его, например… Мало ли, чего ему хочется. Ведь еще… Ему дьявольски хочется узнать его имя. Мало ли, чего ему хочется. О да… это новая идея последних двух дней… Коробочка открыта. Как это имя будет ощущаться на нёбе? Есть ли там буква «Р»? {Французский язык испортил твое отношение к согласным…} Как чужая точеная голова будет невольно поворачиваться, если Уэйд будет произносить его имя? Точно не так, как он видел до этого… Имя это что-то настоящее, не прозвище. –А я… не мог смириться, и не желал бороться… за себя… – Дэдпулу кажется, что голос его звучит, как сухая наждачная бумага крупной фракции, трущаяся о металл. Металл чужого сопротивления. Уэйд молчит мгновение, затем добавляет: – Я решил убирать тех, кто раздает эти ебучие отравленные конфеты насильно… Повисает невероятно драматическая пауза. Уэйд погружен в пучины мрачных ожиданий. Паук мягко толкает его в плечо, будто тормошит. – Ты не можешь знать, что все конфеты дерьмовые! – говорит он вдруг занудно, Уилсон чувствует, как чужой палец мстительно ныряет в рану на его спине, настолько болезненно и жестоко… что он просто… – Это просто возмутительно… – Оммф… полегче, – жалобно бормочет он. Трагическое амплуа мгновенно перехвачено чужой синей перчаткой, отнято. – Ты щас что, типа впарил мне поддельный парадокс теории вероятности? Коробки Бертрана? – с нарастающим воодушевлением говорит Паучок. –Чо… – Со мной эта херня не пройдет, Уэйд!.. – внезапно шипит он, будто Дэдпул только что совершил какое-то осквернение истин. – Твое гнусное… объяснение, это психологическое искажение, “Ошибка игрока”. Он упрямо подцепляет край пули внутри его кожи, Уэйд сжимает зубы, чувствует смятение и горячий недостаток воздуха. Божечки, это чем он его так взбесил, своими чудесными принципами? – Если в повторяющихся исходах случайного процесса наблюдается отклонение от ожидаемого поведения, тогда будущие отклонения в противоположном направлении становятся более вероятны с каждым разом…– занудно цитирует Паук, будто отвечает билет на экзамене и с каждым словом сильнее давит на спину Уилсона. – Какие отклонения… – бормочет он, смущенный. Уэйд на этот раз поворачивается, изогнувшись… потому что ни черта не понимает, на каком языке говорит парень, чертов занудный ботаник. Что он… Раздается легкий металлический звук, будто что-то маленькое упало на поверхность крыши. – Это противоречит теории вероятности – поясняет тот, объясняя простым языком, наконец. – Все события случайны, а не являются связанной цепью, шанс из двух вариантов всегда одинаков, не дергайся! – командует Паучок бесцеремонно и осторожно в противовес резкому тону сжимает его лопатку, сводя края раны вместе, чтобы она быстрее затянулась, упрямо держит пальцы. –То есть… вытащенные предыдущие дерьмовые конфетки не создают тенденций… Но по честному, и не повышают шанс на следующую хорошую. Шанс всегда 50 на 50. Хотя… Про теорему Байеса я тебе не скажу, не дам тебе преимущество… – бормочет он себе под нос, будто дразня Дэдпула своим зазнайством. Он бесцеремонно опирается локтем на его плечо, чуть не касаясь виска Уэйда. Как на тумбочку опирается, ага, так небрежно. Оглядывает свою работу удовлетворенно – кровь остановилась. –Твоя философия жизни – это чистая депрессия, мистер, – и он отвешивает щелбан Уэйду, пока тот обнаружил, что вновь перестал дышать от такой невиданной циничной наглости. – Тебе придется поискать новую… Паучок снисходительно белозубо улыбается ему, торжественно, будто победил его в тяжелой схватке. Уэйд на этот раз готов признаться, он втюрился… *** Получасом позже, когда Паук собрал в горсть все вытащенные из измученного тела Уилсона пули: он стянул перчатку, и розоватые от чужой крови лунки ногтей почему-то не смущали его нисколько. А Уэйд с благоговением краем глаза пялился на это жуткое и священное зрелище. Собственные руки по сравнению с тонкими чужими пальцами казались неуклюжими клешнями. Особенно, когда он выковырял пулю из правого колена, ультимативно не позволив Пауку посмотреть, хотя тот настойчиво заглядывал за плечо – тот и так достаточно пропитался кровавыми экспериментами вечера. Зрелище, как Уилсон чуть не вырезал кусок коленной чашечки, потому что торопился, лишь слегка зашипев – могло разрушить хрупкое паучье отношение к боли Уэйда, чего он неожиданно не хотел. Пули завораживали Паучка, он будто драгоценные камни, перекатывал их из руки в руку, или может дело в смертоносном смысле, что они несли в себе. Но отчасти Уэйд чувствовал и неуместное легкое возбуждение, мысленное – что тот так бережно прикасается к металлическим ублюдкам, побывавшим в его теле… не брезгуя. Отсутствие отвращения до сих пор кажется ему жестоким розыгрышем… и, наверное, будет казаться всегда. – Как думаешь, по твоей мрачной предопределенной философии?.. Паук замолкает, подбирает слова. —Ну… – подбадривает его Уэйд. —Почему я такой… неудачник, правда?.. – он отворачивает свое лицо, глядит на оживленный вход ресторана – посетители периодически выходят подышать свежим воздухом. Уэйд недоуменно поворачивается к нему: —Не понимаю, о чем ты, конкретнее… —Ну, ты и сам сегодня сказал, что я лажаю, как идиот. Типа… раньше отчего-то все шло легче. А тут череда невезений, ранений, и черт знает еще чего, – голос его не звучит жалко. Но напряженно. Уилсон понимает, что настал его черед… эммм… поддержки? Так это называется?.. Что-то неправильно собранное можно увидеть только со стороны, если у самого взгляд замылился… —Своего первого… эм, свою первую цель, которую мне приспичило захватить живой, – о, он знает, как это звучит, но честность же. – Я смог упаковать в багажник пикапа с третьей попытки. С третьей… Как понимаешь, это произошло не столь давно, и предыдущие две закончились моей смертью… Но этот… он нужен был мне живым… способным говорить, сечешь?.. {Это ты про того уебка, вербовщика… который до последнего не сдавался?} Дэдпул молча кивает. Пришлось выслеживать его каждый раз заново. —У тебя же… нет возможности сдохнуть пару раз, прежде чем добиться своего? Паук недоуменно мотает головой, будто ему не приходило подобное объяснение. —Для тебя победа – это не проебать свой единственный шанс на жизнь после очередной передряги… —Не победа это! – шипит упрямец. —Ой да не спорь блять со мной!.. – вздыхает Уилсон. – У тебя нет даже единой смерти в запасе, усек? Это как… в видеоигре!.. Нулевой баланс… нужно пройти все сраные уровни с первого раза. Аналогия с видеоигрой доходит лучше. Паук погружается в размышления. —И… и что же делать… – задумчиво вопрошает он, растерянный, будто не он десять минут назад строил из себя доминирующего всезнайку – не то, чтобы Уэйд не вдохновился этим амплуа больше допустимого… —Для начала, – занудно начинает Уилсон, загибая палец заскорузлой от крови перчатки. – Признать очевидное, ты привык к соперникам иного формата… В ответ ему доносится молчание. —Во-вторых, принять тот факт, что лучше будет получаться с каждым разом. Это не одноразовый подвиг, муторное методичное выслеживание… эммм, работа на разных уровнях, да, – Белый шипит, чтоб он не пизданул случайно про сегодняшнюю часть, что он уже взял на себя. Самодовольство никого еще не спасало. – В-третьих, наметить слабые места, которые приводят к одному и тому же результату… Уэйд суеверно скрещивает пальцы, чтобы Паук не решил выяснить у него, какие именно слабые места тот имеет в виду – перечисление приведет к скандалу. Но расстроенный супергерой слишком вымотан и растерян. Он прикрывает рот ладонью, скрывая зевок, плечи его расслабленно опущены, еще немного и он соскользнет с чертова края на асфальт. Уэйд задается вопросом, отчего тот не идет спать к своей суровой комендантше… -Иди спи уже… – говорит он, скрывая неуместные нотки печали. Потому что по правде, сам он был бы не против, если б Паук положил свою маленькую легкую башку ему на колени… и проспал на них чертову вечность, свернувшись под боком… Уэйд был бы готов поклясться не притрагиваться к чужой маске вообще никогда… и поклясться в чем угодно, только бы это был реалистичный сценарий. [Горячие твои мечты старшеклассницы… Он еще не озвучил главного дерьма.] Черт побери… Уэйд за всеми этими трепещущими переживаниями почти и забыл… Целеустремленный же парень так просто не собирался сдаваться: –Я хотел бы… попросить тебя об одолжении, – тихо проговорил маленький герой. Сказал он это коротко и сухо, но с новым неуверенным замиранием, будто опять опасался реакции. Кажется даже сон слетел с него, потому что он очнулся этого ложного очарования беседы… Плечи его напряглись. Чертовы песчинки в тех самых часах закончились, да? Уэйд понял это, потому что разобрал особые нервные металлические нотки в паучьем голосе. Повисла небольшая пауза, пока он мгновение размышлял о грядущих проблемах… –Ну и что те надо? – более опасливо и грубо, чем рассчитывал, сказал он. Паук невозмутимо пожал плечами: –Во-первых, закатай маску, как я, а то это нечестно… ты видишь, как я говорю и артикулирую, а я нет… – заявил тот спокойно. Уэйд опешил от такой наглости. –Ты… это чего… наглотался своего парафину?.. – недоверчиво уточнил он. Ну типа, какой псих захочет лицезреть его рот, ребята?.. Все эти психи в Аркхеме! {Теперь моя очередь говорить, что не та вселенная, и все они в Кингс-парк , у нас тут реализм?!} –Кингс-парк закрыли из-за сомнительной этичности экспериментов в 96-м, – не удержавшись прошипел Уэйд тупому Желтому. Парень сделал вид, что не слышал его безумного бормотания в очередной раз, или же просто привык. –Глицерину, он по сути спирт, – занудно поправил Паучок, криво усмехнувшись. – И давай не заговаривай мне зубы!.. Уэйд не собирался сдаваться так просто. –Ты вообще видел маленькие прозрачные глицериновые свечки, нашпигованные цветами?! Из обоих делают свечи! – набрав воздуха в легкие начал Уэйд возмущенно. – Так что по сути… В ответ ему донесся скептичный звук покашливания, будто Паук прочистил горло и сейчас зарядит лекцию по химии. Мало ему было математических поражений. –Кстати, ты-то свою не зачехлил, потому что не понравился косметический спиртовой эффект на своей бледной нордической шкурке?.. – провокационно огрызнулся Уэйд, стараясь сместить фокус. – Волосы прилипли к паучьей шапочке?.. Схуяли твой босс не предусмотрел самоочищения?.. Паук нахмурился и рот его стал недоброй жесткой линией. –О, хочешь побеседовать о моем комфорте? – с многообещающей угрозой проговорил он. – Если ты полагаешь, что автоматическая просушка костюма подразумевает… эм-мм… высушивание и всех деталей одежды, что… под костюмом, то ты ошибаешься!.. Да, мне не понравился эффект… – и он неловко поерзал, затем оттянул плотную ткань костюма сбоку от бедра, словно поправляя что-то. – И нет, мне не нужно никаких наночастиц, мне и так неплохо… Желтый поперхнулся – если не воздухом, то точно потоком слов. Уэйд готов был поставить левое яйцо, что Паук ни черта не имел в виду того компрометирующего оттенка, что в итоге вышел. Просто пожаловался совершенно в другом бытовом смысле… –Ты… – Уилсон откашлялся. – Ты… только что сказал, что сидишь во влажных боксерах, потому что робот-дамочка Старка их недосушила?.. – Уэйд приподнял бровь, зная, что маска прекрасно отразит это. Он даже из вежливости не добавил эпитета к фамилии железного. Паук никак не отреагировал. –Ты не выведешь меня этими дешевыми издевками, Уэйд, я разного наслушался за этот год, – четко сказал Паук. – Хотел, как лучше просто… Уилсон хотел разразиться тирадой, что совершенно не собирался его ничем подобным выводить… просто… факт был в том, что он сопротивлялся как мог, чтобы не показывать своей ебаной кожи больше, чем то было необходимо… Он сегодня издергался совсем. Однако он с внезапной остротой понял, что Паук просто… эмм… заботился о его комфорте. Не хотел, чтобы в летний теплый вечер Уэйд задыхался в чертовой плотной маске, когда он сам мог дышать и смеяться, не закрывая кожи. И если он предлагал такое, то ему было все равно? По логике? И Дэдпул заткнулся на полуслове… –Лааадно, мерзавец, – протянул Уилсон, завел руку за затылок, и на пару сантиметров расстегнул молнию от шеи, затем потянул ткань с подбородка... И с наслаждением вдохнул ртом свежий воздух, который вдруг показался ему слаще ебаного карамельного мороженого! Бля!.. какое блаженство… и как влажно и душно дышать сквозь ебучую кожаную тряпку. Десятки часов подряд… когда вдохи и выдохи мешаются между собой и невозможно ощутить в легких прохладу и запахи улицы. Вот кажется в ресторане напротив разожгли гриль? Мммм… Он вдруг обнаружил, что Паук пялится на него с легкой улыбкой. Будто понимает, что только что испытал Уэйд. Тоже мне умник нашелся. [Просто решил расслабить тебя, чтоб ты перестал быть ворчливым куском возмущения, НЛП, мать вашу!..] – ну спасибо за авторские сноски, да. –Итааак, – протянул Паучок, на этот раз менее невозмутимо, с неловким хмыканьем. – Эмм, ну так, к теме Икс… Уилсон вздрогнул и вскинул на него взгляд, анализируя. – Бля, никогда не называй так ничего, пожалуйста, – пробормотал он, потому что убедился, что это идиотское совпадение, а Паук внимательно уставился на него, не понимая что такого особенного ляпнул, что вызвало такую опасную реакцию. – Х-хорошо, — проговорил тот медленно. И не задал ни единого вопроса. И Уэйд вдруг решил разрядить обстановку, сменить тему, потянуть время еще… Не хотелось узнать об очередном неприятном сюрпризе вот прям щас… Особенно связанном с боссом этого героя. Уилсон иногда желал бы быть дураком – безболезненней. А то только параноиком быть надоело. Ему только что пришло в голову кое-что. Есть и еще один вариант защитного слоя, пластыря… чертова солома-настелить-заранее… сделка. –А что я… получу взамен? – так же быстро по-деловому бросает он, он решает перевести этот мерзкий переломный разговор в другую плоскость. Раз уж предстоит что-то дерьмовое, стоит выторговать заранее условия получше и страховку. Можно также обесценить все эти выдуманные Уэйдом псевдо дружеские моменты… Если включить режим торговли и обменов. Если все это станет похоже на сотрудничество, да? Уэйд любил многослойные конструкции. Они сидели на пыльном оцинкованном парапете, как в ту ночь… только на этот раз без защитного поручня, получается присесть на самый краешек и болтать ногами, поверхность металлическая и скользкая – можно спрыгнуть прямо кому-то на голову, если вечер перестанет быть томным. ММм-м воодушевляюще!.. Уэйд вытягивает шею, чтобы рассмотреть, есть ли тротуар прямо под ним. Лететь всего шесть этажей, неплохо. Если что – отличный выход. Паучок резко поворачивает лицо к Уилсону – как неосмотрительно не закрыть маской этот возмущенный рот, выдающий с потрохами все его чувства. Сам-то оптимистично Уэйд полагает что его лицо выражает ноль эмоций. Угу. –Ты… ты хочешь денег?.. – недоуменно спрашивает он. В голосе его почти священный ужас. Уэйд в очередной раз хмыкает, потому что операция по выворачиванию разговора наизнанку начата, и он пока не намерен сворачивать с намеченного курса. При всем сочувствии к Паучку. –У тебя значит есть де-ееньги?.. – тянет он, будто размышляя. Будто уродливая двухметровая проститутка, ломающаяся перед потрепанным клиентом. Паук уязвлен и смущен одновременно, ожидаемо. И Дэдпул ожидает предсказуемой внутренней борьбы. А Уилсон знает, что никаких нахрен денег у того нет… и это просто очередная конфетка с дерьмовой начинкой… в его паучьей жизни!.. Он не сомневается, что имя им – легион, в плане -дерьмовому дерьму, что бы там Паучок не нес про случайности. Он не задает ему вопросов про то, почему так сложилась его юная жизнь, что он является героем без ставки, что вынужден работать на какой-то поганой работе, судя по всему, в перерывах между своим несчастным колледжем, загадочными семейными обязательствами и жизнью… Жизнью при том по «остаточному принципу»… Не удивительно, что парень даже не завел отношения в этом ебаном цейтноте!.. Не то, чтобы Уэйд был бы счастлив, если бы Паучок был благополучно женат… или еще хуже, менял возлюбленных, как перчатки – как поначалу до встречи он обиженно навесил ярлык. Эгоистично, Уэйд был рад тому, как все сложилось. Иначе никто бы не зависал с ним. Уэйд обо всем этом поразмыслил на досуге, но не вываливает эти прозорливые догадки. Потому что иначе все скатится в спор, когда он попадет в яблочко. Не если, а когда. А сейчас Уэйд играет в осторожную игру… –Ну… я могу… эмм… узнать, – начинает мычать тот, видимо судорожно размышляя, кредитнет ли его Старк, или есть ли бюджет на аренду Уэйда?.. Да, только вдумайтесь… Какая дичь. Уилсон даже не знает – льстит ли ему подобный подход. Типа… не думают же они, что его может купить любой? [Буэээ… Тебе надо поработать над репутацией! Не все в курсе. Думают, ты и жопу продаешь, поди…] Уэйд решает не мучать героя, это не его маленькая паучья вина, не стоит срывать зло, это несправедливо. –Пффф, ты же не считаешь меня полным идиотом? Я же столько раз издевался, что ты нищий, а трещина на экране твоего телефона напоминает мне формой шрам юного волшебника!.. Паучок возмущенно вскидывается: –Да что… Когда это ты… –Ой да завали, всем плевать! – мягко бросает Уилсон. – Как понимаешь, получать деньги я могу… разными способами, и хмм… суммы вроде пары миллионов ты точно не зарабатываешь, получая цент от старушки за снятых кошек, без обид!.. – и вот пусть кто-то скажет, что в этой фразе нет правды. – А деньги твоего Железнохуего мне не нужны… – Уэйд проверяет реакцию на новое прозвище Старку. Полет нормальный. Паук задет еще больше, но так как у него есть своя цель, не взрывается праведными нотациями и отрицанием собственного небогатого существования. –Ну и зачем тогда издеваться?.. Нравится меня оскорблять? – шепчет он. И Уэйд удерживается от того, чтобы озвучить, что Паука оскорблять ему нравится на данный момент больше, чем оскорблять кого бы то ни было, из всего семимиллиардного населения этой планеты. Комплимент ли это? Это его аналог дергания за косички, видимо… не то, чтобы всех, кого он оскорбляет ему хотелось бы тра… – Чего ты хочешь? – спрашивает Паучок напрямик, прерывая его романтические горячие грезы. – Ну… и мы найдем способ… как этого ммм добиться, да? Уилсон фальшиво задумывается, будто мысленно подсчитывает сколько нулей написать на счете, что он предъявит за свои услуги. Моральном счете, конечно же. –Хмммм… – был бы шанс, очки бы нацепил. – У тебя есть все шансы добиться этого… Показушно валяет дурака, скрывая неловкость, опасаясь потенциального отказа… Хотя Белый нашептывает продолжить мучить Паука, раз тот будет это терпеть, просто проверить до какой степени. Чертов мученик-мессия… забесплатно при том. {А что если Белому тоже нравится изводить Паучка по каким-то… романтичным мотивам? Вот это был бы поворот…} –Как тебя зовут, Паучок?.. – кидает он коротко, делая свою ставку. Дэдпул играет по-крупному. Они же сегодня говорили про “ошибку игрока”? Он обреченно подозревает, что попытка его провалится, но попробовать стоит! Он предпочитает сожалеть о сделанном, чем о несделанном! Он видит краем глаза, как Паучок перестает беззаботно болтать ногами, и будто выдыхает весь воздух из своих маленьких возмущенных легких, словно его подло ударили под дых. Парень явно ожидал не этого, потому что он идиотски открывает рот: –Что? Я не… Да-да, старые сказки. Уэйд поворачивается, хочет видеть его рот, когда тот будет объяснять ему. Хочет смотреть, как будут двигаться губы, когда тот будет четко произносить «нет-чертов-мудак-дэдпул-я-не-скажу». Ведь так это и работает да, так Хоукай читает по губам*? Ему нужно нечто подобное, раз звуки не доходят до него. –Да брось, от одного имени ничего не будет, – Дэдпул чувствует себя невезучим змеем-искусителем, не может впарить ебаное яблоко, но и отказ пока неявный. Уэйд видит, как Паук судорожно сжимает в руке горсть с четырьмя пулями, костяшки белеют, будто он собирается бороться. Ха. Вот, что тебе достается, борьба – тебе, смирение – Железному Уебку! –Бля, да если ты мне скажешь, что ты… Джон… Билли… Тим… Как?.. из миллионов подобных имен в Нью-Йорке я смогу найти тебя, ну как? Это совершенно нелогично… Ведь ты же любишь логику! – горячечно восклицает он, прибегая к последнему аргументу. Уэйд чувствует, что в голосе его пробивается хриплая печаль. Абсолютно неуместная. Ее он вообще не собирался озвучивать, оно произошло как-то само, блять. [Надо было заткнуться после первого «нет»] В ответ ему доносится неуверенная тишина. И Уилсон решает, что все же не может заткнуться – он уже далеко зашел, уронив эту первую костяшку домино, весь единый ряд сыпется прямо под ноги. –С другой стороны, если ты какой-нибудь Терренс, Гилрой или Джамал, это сузит рамки поиска до нескольких сотен!.. – задумчиво продолжает Уэйд, заполняя неловкую паузу. – Охуенно, что Уэйдов несколько тысяч… я типа посередине между Томами и Джермайями… Господи, неужели он недостоин даже элементарного объяснения? Его-то имя он мог узнать в любой момент… Это несправедливо! –Я… – начинает парень, затем резко распрямляет плечи, словно приняв решение. – Да не могу сказать, понял?.. – зло бормочет Паук, внезапно. Он будто намеренно обрубает спор, и гнев в его голосе звучит неоправданно остро, словно Уэйд сказал какую-то гадость. И жестоко. Уэйд затыкается, мгновенно, от этого горячечного несправедливого... Что, чертовы маски вежливости сброшены?.. Никакого неловкого студента, Паук ничего общего не хочет иметь с ним, вот и он настоящий… Он чувствует, будто в лицо ему плеснули кипятком… –Я… я понял тебя… – бормочет Уэйд нейтрально. Белый в голове насвистывает какую-то триумфальную симфонию. Паук пялится на него какое-то мгновение, затем качает головой. Пихает его кулаком в бицепс, грубовато, привлекая внимание. А Уэйд не собирался строить из себя драма-квин между прочим. Он тянет носом воздух, наполненный запахами копченой еды, остывающего асфальта, слабого химического – от супергероя… и бензина от прогоревшего глушака… Будто пытается продышаться. И принять то, что является реальностью, просто перестать бороться. – Это… не только моя тайна!.. – вдруг тише добавляет Человек-Паук, он снова подпихивает его под локоть. – Слышишь? Уэйд упрямо поворачивается в противоположную сторону. –Дело не… в недоверии… – тихо повторяет Паук. – Ты спасал мою шкуру несколько раз… два, так уж точно… и сегодня в том числе. Ладно, неплохое вступление. –Три, – ворчливо поправляет Дэдпул: он вспоминает тот случай, когда ему прострелили горло. Но все равно такого объяснения недостаточно. Или дело в том, что он все же навоображал чуть больше допустимого? Он печально молчит, раздосадованно. Потому что заткнуть обиду от такой острой несправедливой реакции он не может… его ментальный регенерирующий фактор не столь силен, да. –Эй, хватит нагнетать, и так тяжелый вечер, – бормочет Паук, стараясь снять напряжение от отказа. И Уэйд наконец поворачивается.– Я бы… если бы я был совсем один, то возможно сказал бы… Тот смотрит в его лицо, внимательно, нервно облизывает уголок губы. И говорит спокойно и медленно, словно объясняя что-то отсталому – точнее такое саркастичное описание кидает Белый. Потому что обиженному Уэйду, кажется, нужно именно такое объяснение… – А что… что если ты узнаешь кто я, а потом кто-то узнает, где я живу, может не от тебя, а каким-то иным диким образом… и моя… – он запинается и Дэдпул знает, почему. И знает, какое имя он проглотил. – Что если мои близкие пострадают, а?.. Он в возмущении поворачивается к Уэйду. Линзы на его глазах зло сужены. Уилсон внимательно смотрит в ответ, на сжатые костяшки пальцев... На то, что парень как чертов заряженный 17-ый Глок. И готов практически отказаться от любых переговоров, если Дэдпул продолжит давить… И возмущение это его – трепещущее, дрожащее, злое, скрывает под собой разноцветные слои. И гнев чужой поначалу обжег его, потому что лежал верхним, первым слоем. Но теперь, Уэйд поднимает прочие. И под всеми ними лежит самый главный – страх. Он защищает другого. –Скажи, Уэйд, ты – бессмертный… и ты наемник… готов спорить, врагов у тебя – пальцев двух рук не хватит перечесть, пока еще живых. Ты… живешь с кем-то, за чью жизнь ты переживаешь?.. Кого любишь? – Паук больше не звучит зло. Он звучит грустно. И рационально. Уилсон замирает. И слышит слово “любишь”, пусть это и родственник Паука. И он только теперь понимает, что конечно ошибся... Потому что слова Паучка случайно попадают прямо в цель – в мягкое болезненное место, спрятанное за фасадом фальшивой горькой иронии и годами одиночества. Уж Уэйд знает, что бывает, когда ты не один… и когда переживаешь не за себя. И… юный Паук уже сейчас взрослее и адекватнее, чем был Уэйд, когда косячил ранее… он ведь ранее не скрывал особо своего имени. И… к чему это привело… И он только что этим вопросом и давлением будто… навел прицел на… сестру Паучка? Так тот воспринял этот вопрос? Повисает напряженная пауза. Каждый из них размышляет. Уэйд – о том, что он совершенно не вкладывал такого смысла… И что теперь вместо обиды на нем лежит неловкая досада. –Я… эмм… – он прочищает горло, в смущении. Признавая чужую правоту. – Да, сорри, Паучок, ты прав. Я тупанул, честно… Забыл, что ты не такой одинокий волк, как я… сейчас… – добавляет он коротко. Это справедливо. Не сверх откровенно, не расшифровано, почему «сейчас» такое важное слово. Но и Паук не сильно впускает его в личное… приходится играть в шахматы. Считать ходы и территории. В столько ебаных ментальных настолок они переиграли за этот месяц! Уэйд не знает, что теперь можно выторговать за сомнительное гнусное одолжение, что от него хотят… он даже не знает о его сути!.. Вдруг он не согласится ни за какие обещания?! Мгновение висит вежливая тишина. Паук же, кажется, понимает, что несправедливо вспылил. Что у Уилсона-наемника было много шансов причинить какой-то реальный вред. Так кажется Уэйду, когда он наблюдает за тем, как парень медленно вздыхает, уголки его рта опускаются в раскаянии. –Эм, да. Ты… ну, можно придумать какую-то иную услугу, которая… – примирительно говорит тот в ответ. – Если это не будет связано как-то с тем… кто я, то, да, конечно… я окажу тебе эту услугу!.. Уэйд молча кивает. Он больше не чувствует уязвленности. Он даже не испытывает удивления, что сидеть на крыше и трепаться с мелким героем больше не является для него нонсенсом. Удивительное течение времени и обстоятельств! И он не может не признать, что наслаждается даже их взаимными пикировками… это… будто делает его внутренне живым. –Эм… да, можно… я, подумаю над этим на досуге…– дипломатично бормочет он. За всем этим пиздостраданием, погрузившись в мысли, он опять забывает, с чего начался их разговор. Он отстраненно размышляет, является эта загадочная Мэй действительно сестрой Паучка?.. Но почему тогда она звонит так ультимативно? Старшей сестрой? Уже более правдоподобно. У них настолько близкие отношения, что они вместе живут? Или у чувака, почти ставшего Мстителем, нет денег на аренду даже комнаты?!.. И поэтому он живет у нее, и она диктует правила проживания. Уэйд хмурится. Вопросов больше, чем ответов… –Ну так… вернемся к… моей просьбе… – Паук гулко сглатывает. Он такой, знаете ли, такой отважный упрямый боец, который боится реакции, но прется вперед. – Это, наверное, не очень приятное одолжение… [Ох, ну а то мы не поняли по прелюдиям]. Мрачное тяжелое ожидание гулко оседает в желудке Уэйда. {Я не хочу никаких одолжений… Ведь все было весело и так!.. Скажи ему, что мы заняты… у нас запланирован большой БАМ!..} – Желтый трусливо ноет. Про Белого же Дэдпул знает – тот ждет момента, чтобы похоронно воскликнуть – я предупреждал. Сучий параноидальный предупреждальщик… –Давай не тяни барсука за яйца, черт тя дери… – бормочет Уэйд нарочито грубо. Паук набирает воздух, будто собирается нырнуть. –Ты… эмм…. посетишь лабораторию Старк Ин… на полчасика?.. – скомкано быстро вываливает Паук. Одним словом, будто прожевав половину букв. – Им необходимо взять у тебя какие-то образцы… эмм… во-благо-науки-и-исследований!.. И на этот раз Уэйду кажется, что тут он точно страдает слуховыми галлюцинациями. Не час назад, когда Паук предложил достать пули, неа… а сейчас. –Чо бля?.. – он резко оборачивается, впивается взглядом в чужое лицо, широко распахнутые линзы маски. [Я ПРЕДУПРЕЖДАЛ!] – ебаный Нострадамус теперь не упокоится и под галоперидолом… Паук сутулится, с сожалением, обреченностью… и упрямством – готов нести этот свой месседж, как Иисус крест… Смотрит в ответ смело. Теперь, когда это озвучено – он готов защищать свою правду. Уэйду же кажется, что у него наступила новая стадия принятия реальности – ощущается, что все это сон, дерьмовый при том. Драмкружок сраного абсурда на выезде. –Я… я пойду туда с тобой, Уэйд!.. – бормочет Паук сбивчиво, словно читая по шпаргалке доводы. – Я знаю, как ты ненавидишь эту идею, и как ты ненавидишь эмм… Старка, – дипломатично упускает тот «мистера». – И… может быть, ненавидишь меня… Паук ерзает, будто сидит на чертовых иголках, или же влажное нижнее белье неприятно прилипает к его заднице. Хммм. Даже эта мысль больше не развлекает. Рука его все так же, судорожно сжимает злосчастные пули, будто ища в них моральную поддержку. Уэйду же кажется это все белым шумом. Будто его ударили пыльным мешком по голове. И нужно осознать все, что несет это предложение, и как оно меняет действительность. На данный момент он не может разобраться в своих выводах… Потому что пытается разобраться в мотивации. Сраный Белый заткнулся, не сказав ничего ценного. Уэйд же расплетает ебаные запутанные проводки этой грязной бомбы, что Паук скинул на него… –Ты… – кажется, он нащупал первый проводок. Он вдруг приближается в плотную к чужому лицу, хватает Паука за плечо, чтобы тот не сбежал, пусть мерзавец поближе видит его рот, это решение дается ему с острой болью под ложечкой. И снова кажется, что он не может вдохнуть полной грудью. Паучок не сопротивляется, позволяет бесцеремонно трясти себя, лишь вцепляется в его костюм в ответ, стараясь, чтобы они не рухнули на тротуар… – Ты тут… притворялся моим личным медбратом, потому что хотел заставить меня… согласиться? – тихо бормочет Уэйд. Он чувствует себя уязвленным, оскорбленным и обманутым, и ничего не может поделать с этим. С ним проделывали разные мерзкие штуки, но никто никогда… не делал таких мерзостей. – Моральная взятка, чтобы я отсыпал сдачи, да?.. Решил смягчить мою трепетную душу своими спасительными разговорами?.. – Уэйд понимает, что его несет. Он сплевывает вниз, презрительно, надеется что на голову кому-то… Слова вырываются из него сухо и зло. Остановить это он не может, потому что степень предательства кажется ему… Оооо… –Уэйд, постой… Паук же осекается на полуслове. –Да кем ты возомнил… –Нет. Я хотел помочь тебе и без… – неуверенно запинается он. Волна разъедающей досады омывает Уэйда изнутри, ожигает скулы унижением, что он позволил себе размякнуть. Из всех гнусных просьб… он не ожидал от Паука такого. Его несет дальше: –Эти сообщения сегодня, пойдем-поймаем-похитителей-бомжей… – Белый перестал орать я-же-говорил и теперь скептически шепчет, что Уилсон ведет себя как разочарованная истеричка. Чертова брошенная невеста у алтаря – камон, никто не звал тебя ни к какому алтарю, ты сам все нафантазировал! Или в этом все и дело? Это нелепо и показывает то самое: уродливое и кровавое – что нельзя показывать, черт дери! Что Паук и не подозревал о таком содержимом его твердой искореженной скорлупки! А он все вывалил… Уэйд внезапно понимает это, и от этого во рту расцветает отравленная горечь: –Какой же ты лжец… – понимает вдруг он основную мысль. – Я думал… Внезапно Человек-Паук вцепляется в его перевязь голой ладонью – со звоном катятся пули по металлу – и жестко встряхивает его, так что Уэйд вцепляется в металлическую кромку крыши, чтоб не пиздануться, не договорив. –А ну заткнись! – внезапно рявкает Паук, прерывая его возмущение и праведную волну обжигающего горя и боли – неясно откуда взялись оба последних. Чертов герой поворачивается к нему всем корпусом: – Злосчастный Тони – Паук откуда-то тоже нахватался ядовитого шипения, – позвонил мне, когда мы были на крыше!.. Что за чертову ахинею ты несешь?.. На своей любимой невменяемой волне… От неожиданности Уэйд замолкает, он видит, что Паук сдерживается, чтобы не встряхнуть его, снова сжимает в кулак руку без перчатки, тяжело дышит, упираясь костяшками в бетон крыши. И Паук продолжает: –Я спас тебя из лаборатории в Берген-бич не потому, что кто-то мне сказал это сделать, мне было запрещено это делать… – припечатывает он, словно ставя точку в дебатах. – И ты САМ преследовал меня как чертов неуклюжий сталкер, сломавший мои Кассио… – Паук судорожно вдыхает, но еще не завершил свою отповедь. – И ты сам мог бросить меня тогда в подворотне, не спасая меня от тех головорезов!.. Это все выбор, слышишь? Он окидывает Уэйда взглядом – тот готов поклясться, что испепеляющим, в плохом смысле. И снова испытывает неуместное трепетное желание посмотреть в чужие глаза, ведь так можно проверить, да, дело в этом? – Если у тебя нет бескорыстных приятелей и ты находишься в режиме паранойи все время – я сочувствую тебе… – говорит парень тихо и грустно. Логичность доводов, неожиданно остужает пыл Уэйда, он обмякает, чуть разжимает пальцы, что вцепились в паучье плечо. Он замирает, прислушиваясь к встроенным детекторам лжи… –Я… не врал тебе… – просто говорит Паук. Уэйд пялится на его губы. И ничего не чувствует. Ему нужно переварить всю эту информацию, одному. И не слушать Белого… Паук продолжает, раз уж решил вывалить все карты. Идет ва-банк. –Старк сказал, что ему нужен образец твоей крови и… Он сказал это в день, когда я узнал… твою фамилию… и получил этот костюм. – слова даются Человеку-Пауку с трудом. Он заставляет себя говорить четко, прямо и коротко. Дэдпул замечает это. Это хороший прием. Он работает, только если сам веришь в то, что говоришь, да, это он тоже знает… Прием ли это вообще? Но так можно наебать полиграф. –Я… я пойду вместе с тобой, – говорит Паук тише. – Если тебе нужны гарантии… Уэйд присматривается к его рту. Паук отпускает крепление катан, отодвигается, Дэдпул в ответ быстро отдергивает руку от чужого плеча в ответ. – И пока ты… не выйдешь из здания, я не потеряю тебя из поля зрения… – задумчиво добавляет герой, словно обдумывал это заранее. – Такое условие тебя устроит?.. –Гарантия безопасности?.. – бормочет Уилсон и кривится в злой усмешке. Уэйд задумчиво пялится вниз, на шоссе. Вспышка его осталась бесплодной, но и досада не улетучилась до конца. Он чувствует себя все равно использованным. То, о чем просит Паук – это большое одолжение. Нет, даже не так, нужно иметь огромный кредит доверия, чтобы просить о чем-то подобном, даже друзей. А они даже не приятели… Дэдпул испытывает разочарование. Он не знает, чего ожидал от неприятной просьбы, но уж точно не такого… Это подрывает все его пустые надежды, который он отчего-то не похоронил… Будто смывает построенный замок на пляже огромной волной. –Ты помнишь, что государственные дружки твоего босса делали в той лаборатории?.. – желчно бормочет Уилсон, не желая смиренно молчать. Слабо огрызаться – вот все, что он может сейчас, пока все внутри замерло. –Помню. И также я знаю, что это те люди, против которых он борется, – говорит тот в ответ. – Это возможность сделать хорошее дело, Уэйд… К этому ли спрашивал Паук про выбор профессии?? Может ли быть он настолько коварен?.. –Не интересует, – бросает бесцветно Дэдпул. – Что, если твой сраный Железный патрон решит пойти по пути наименьшего сопротивления, насрет на все ваши договоренности, и запрет меня к херам в той же газовой подсобке на минус пятидесятом этаже, а?.. Чтобы в его распоряжении был опытный образец на долгие годы… Навсегда… Уэйд любит размышлять логично. И точно не страх лежит в основе его доводов. Делать выводы из полученных уроков – особенно мерзких, гадких – нужно. Такие уроки обычно самые полезные. Они помогают учиться лучше!.. Пусть и не оставляют на нем больше следов. –Ответь мне, безымянный Паучок, решивший благоразумно сохранить в безопасности своих близких… Такой благородный… – герой в ответ молчит, он не прерывает горечь Уэйда. –Что ты сделаешь, если твой босс решит изменить правила игры в процессе? – шепчет Уэйд провокационно. Он хотел бы услышать ответ. – Ты помешаешь ему?.. Пойдешь против своего названного геройского отца? Я фигурально, помню, ты не любишь аналогий… –Он не сделает этого, – уверенно говорит Паук. Уэйд слышит слабое опасение в его голосе, будто опасные семена сомнения были посеяны ранее. –Именно поэтому ты обещаешь ходить со мной за ручку, потому что полностью ему доверяешь?.. – спрашивает Дэдпул. Шах и мат, бля!.. Паук шумно выдыхает. Он не подумал об этом, решив, что просто уговаривает наемника? Не подумал, как это выглядит. Будто он сам не доверяет… –Что сделаешь ты?.. Гипотетически, конечно! – повторяет Уэйд с ледяным спокойствием. – Мы же все тут размышляем в сослагательном наклонении! У него много времени – ведь его никто не ждет к полуночи домой!.. К счастью ли… Повисает пауза. Паук молчит несколько мгновений. –Я не позволю ему сделать это, – еле слышно отвечает он. - И мои слова... для тебя. Про гарантии. Уэйд отворачивается. Ага, хотелось бы верить. –Ну конечно… Слова поперек не скажешь, а тут бля, просто юный Скайуокер против своего Оби-Вана!.. – подтрунивающе бормочет он. Внутри он чувствует опустошенность. Он даже не корит себя за дурость, идиотизм и то, что его глупое сердце привязывается к людям так быстро. Казалось бы, каждый раз после смерти должно отрастать новое сердце, ведь так? Но оно каждый раз одно и то же. Он знает ответ на эту огромную просьбу еще в первые мгновения, как Паук спросил… Он знает, что вот, конец всей этой ебучей авантюры… которая даже и вылилась никуда. Ну что ж. Такова жизнь. –Ну, если бы эмм… мистер Старк хотел, он бы отловил тебя насильно, у него много костюмов, и возможностей… – невзначай бормочет Паук, видимо считая, что это очень льстящее заявление, будто провозглашенная свобода выбора в Руанде!.. –Коммивояжер из тебя так себе… – парирует Уилсон. Он больше не пытается подколоть его. Даже наоборот. Никто не виноват, что Уэйд навоображал себе чего-то за спиной юного перспективного ученика филантропа. Который в иных обстоятельствах не плюнул бы в его сторону. Напряжение чуть спадает. –Прости… что не сказал сразу, в плане сегодня, потому что ты бы сразу взбесился… – бормочет Паук. Он все еще перебирает пули в ладони. – И мы бы не вытащили этот металл из тебя!.. Дэдпул невесело хмыкает. –Вот только не поднимай эту жалостливую тему… – обрывает Уилсон. – Не надо больше стараться, я понял… –Ты такой мудак, Уэйд…– внезапно бормочет Паучок, так разочарованно и бесцветно, что Уилсон резко поворачивается к нему. – Схера ли это я еще и виноват… – Ты просто ждал до чего бы доебаться, признай? – говорит парень прозорливо и сухо. Он действительно очень умный. – Не это, так что-то иное "выбесило" бы тебя да?.. Сколько не бейся в сраную стену – результат один – все вокруг твои враги… Уэйд возмущенно вздыхает. Это чертовски похоже на то, что несколько раз говорила ему Ал. Это до возмущения похоже. Он ненавидит эти темы!.. Не надо играть в эту вшивую психологию. – Я… я так не думаю, хорошо, – говорит он неискренне. – Я услышал тебя… и подумаю над этим… Паук кивает: –Я прошу на данный момент… сделать одолжение… мне, и… – Паук мнется. – Не знаю, есть ли… эм… у тебя какой-то доверие к тому, что говорю я?.. Не Тони… Не какие-то неизвестные люди… Уэйд и так это понял сходу, оттого и взбесился. Не страх лежит под его реакцией… Он выберется из любой передряги, рано или поздно, из любой клетки, куда его могут запихать. Тело его восстановится. Но он сам, внутренне... Уэйд боится, что окажется прав. Что Белый разложит все как по нотам накануне, самый пессимистичный расклад… Что он увидит своими глазами, как Паук смиренно будет кивать Старку, ловя каждое его слово, что он выстрелит Уэйду в самое сердце из крупнокалиберного охотничьего, если Железный попросит его… Что воскреснув, он разочаруется во всем этом настолько, что жить ему расхочется пуще прежнего. А он не может решить эту проблему, как мы помним. – Мое слово, - говорит маленький герой устало. Он тактично не протягивает руку, как ранее. Будто опасается нарушать его расшатанные границы. Будто чувствует, насколько Уэйд зол, уязвлен… Если и так, то эмпатии в нем достаточно. А Дэдпул как ни странно не отказался бы от чужого прикосновения в тот момент, когда он больше всего нуждается в этом. –Твое слово… против любой идеи Железного Мудозвона в его цитадели, нашпигованной оружием… которую никто не помешает ему реализовать… – Я помешаю… – шипит многообещающе Паучок. И Уэйду… хочется в это верить. Будто в его грудную запустили пушистых котят, что впиваются в его органы изнутри... Ему нравится быть даже безответно влюбленным… *** Уэйд наблюдал, как методично двигаются узловатые высохшие пальцы Джасинто над мерцающим маревом горячего воздуха. Он размышлял – станут ли его собственные пальцы такими же? Скрючит ли их артритом? Через двадцать лет? Пятьдесят? Сто? Сколько потребуется ему, чтобы его тело все же изменило свой вид? Или он навсегда останется тридцатилетним?.. Джо шикнул, потому что раскаленное масло на плоской жаровне для овощей брызнуло на его предплечье, пролепетал на выдохе «mierda», быстро стирая с кожи, не обращая внимания на ожог, а также размеренно продолжая спрашивать Уэйда, как его дела, бывал ли он в каких-то новых интересных местах в последнее время. Если бы у вас вышло представить, что мистер Мияги вдруг стал мексиканцем – то это был отличный шанс проиллюстрировать портрет старого сквернослова. Джо был всегда невозмутим, будто они виделись с Уэйдом каждый день, даже если по правде они не встречались больше полугода, он приветствовал его одинаково тепло и спрашивал, не желает ли Уилсон изменить свой привычный заказ. Они были знакомы с Джасинто более трех лет. Уэйд слишком хорошо помнил первую встречу. Даже сейчас, после вышибленных десятки раз мозгов, этот отдел памяти оставался неизменен. Знаете, бывают в жизни переломные моменты, когда ты стоишь на развилке, и происходит что-то, что делает все дальнейшее внезапно ясным и четким. Так, что можешь рассмотреть замершую снежинку на отвороте куртки в сумерках Лафайет-стрит, в глухих ее переулках. Январь первой жестокой зимы после того, как с Уэйдом произошло ТО САМОЕ. Вот когда они познакомились. Паршивая зима. Необычно снежная для Нью-Йорка, но паршивая конечно не от этого, а от того, что Уилсон не знал пока как жить дальше с новым собой. Зеркала квартиры, что он незаконно занял, были разбиты в первый же вечер. Уэйд неловко натягивал капюшон каждый раз, как выходил из дома, а делал он это исключительно в темное время суток, именно тогда ему пришла в голову гениальная мысль - чертова лыжная маска. Он ходил дышать морозным воздухом с наступлением ночи, засунув руки поглубже в карманы тонкой куртки, что он одолжил у кого-то с сушилки. Ебучая терапия пешими прогулками, чтобы прочистить башку. Однажды таким промозглым мерзким вечером, переходящим в ночь, он заставил выйти себя из заброшенной квартирки на Бедфорд авеню – здание было под снос. Прошел мимо закрытого филиппинского кафе, в котором его уже знала хозяйка и не верещала от ужаса, и двинул дальше. Он не хотел заходить в магазин, поэтому планировал найти открытую забегаловку… Чертов желудок сводило от голода – хоть умереть от этого он и не мог. На перекрестке с Квинси-стрит он обнаружил работающий замызганный ларек с заклеенным старыми баннерами окошком – излишне высоко, почти на уровне его подбородка. Маленькая пристройка выглядела так, будто держалась на честном слове, словно кто-то незаконно пристроил ее к углу ремонтной мастерской. Однако вывеска гласила Joe`s tapo. Оранжевый теплый свет от тусклой лампочки над жаровней все же проникал наружу сквозь щель и ложился узкими полосами на мокрый асфальт – кулинарная жизнь кипела внутри. Раздавался звон металла и аппетитное шипение. Нерешительно он замер. Желтый - пока еще робко разговаривающий в его голове, он только появился пару недель назад, посоветовал постучать. Уэйд послушал. Желтый еще не превратился тогда в вульгарный комок циничного юмора и пошлых комментариев. Скрипнула петля покосившегося окошка. –Mierda! – донеслось, как потом узнал Уэйд, излюбленное Джо восклицание на все - от выигрыша в лотерею до метеорита во дворе. – Я... У меня в кассе только тридцать баксов, сынок, среда не тот день, – донесся до него старческий голос с акцентом. – Так что… игра не стоит свеч… Уилсон от неожиданности открыл рот, потому что забыл, как на него реагируют люди, когда он в чертовой маске. А уж как они реагируют когда он без нее! И неуверенно потянул нижний край, он не хотел быть грубым. –No, espera… (Нет, постойте) Внезапно пожилой мужик замолчал, рассмотрев кожу Уилсона сквозь прорезь для глаз и часть подбородка, замолчал с мягким сочувствием и сожалением – что оскорбил незнакомца, Уилсон был знаком с этой сочувствующей замешкой, когда человек собирается с силами, чтобы невозмутимо продолжить разговор, поэтому и узнал ее… И в ответ на это Уэйд отмер: –Оу, нетушки, сэр, я пока еще не настолько пал, чтобы... убить за буррито!.. – он нервно хохотнул, скрывая новообретенную хриплость голоса. – Я эмм… искал где бы перекусить!.. Взгляд пожилого мужчины смягчился, он живо окинул его фигуру, потрепанные кроссовки и испещренные шрамами руки – Уэйд буквально почувствовал кожей его взгляд, поежился, но отшатнулся. –Тогда другое дело, парень, – он кинул взгляд себе за плечо, затем глянул на часы на запястье. – Подожди с десять минут, я поставил противень энчилады, в полночь автобус с Гексан-Инж, кажись, тебе перепадет порция, делаю с запасом… Уэйд пока ничего не понимал в том, что втирал ему мексиканец. Но не прерывал его. Он все же почувствовал, что этот человек не пытается его задеть, а он довольно давно не говорил ни с кем так просто, будто незнакомцы в очереди. Ничем не обязывающая болтовня – как делают обычные люди… –Кстати, если тебе требуется работа, быть может ребята подскажут… – мужик убедительно попытался заглянуть ему в глаза, но не настаивал. Уилсон окинул себя взглядом, вдруг понимая, что он и впрямь выглядит бродягой – он так параноил по поводу своей рожи, что считал никто не обращает внимания на потрепанные шмотки с чужого плеча, что он стащил на заднем дворе… –У меня… есть работа! – ответил он запоздало и фальшиво, уткнувшись взглядом в свои забрызганные ботинки. «Джо», если на вывеске было действительно его имя, не стал спорить, чертова невозмутимость старости. –Всегда ставлю на полночь, – проговорил седой мужчина. Уэйд социопатично хмыкнул, соглашаясь, потому что кажется отвык от легкой болтовни. А раньше его было не заткнуть. –Не у всех работников есть дома возможность готовить...– зачем-то пробормотал старик. Затем оживился, что-то вспомнив. – Будешь кофе, ты кажется не хочешь спать ночью? – спросил он, на что Уилсон отрицательно помотал головой. – Тогда сделаю себе… Джо чуть прикрыл окошко, чтобы не впускать холод в миниатюрное помещение, в котором витали запахи острого и жареного мяса – но не полностью, будто оставляя для Уэйда широкую полоску света в утешение. Будто заботясь о том, чтобы Уэйд не подумал, что перед ним закрывают дверь… Уэйд же стоял в промозглой темноте на тротуаре, прислушиваясь к звукам проезжающих машин. Он засунул руки поглубже в легкую ветровку, пар вырывался изо рта, кажется правый кроссовок прохудился – он чувствовал холодную влагу от мокрого асфальта. Неожиданно он ощутил, что внутренняя суета и черное беспросветное липкое горе, давящее его грудь последние недели, померкли. Что этот легкий бессмысленный разговор, неловкость и прочее отодвинули от него костлявые руки, душащие его ночами в своих объятьях, будто любовника. Он словно чуть вынырнул на поверхность из темной глубины, чтоб глотнуть воздуха… Машины проносились изредка мимо угла перекрестка – непопулярная улица, спальный район, ночами тут лучше не ходить. Уэйд в скуке уставился на аляповатую вывеску – зеленый с фиолетовым, и идиотские розовые кружочки по периметру – с загадочным tapo в центре, думая, что бы это могло значить… Действительно, как старикан и обещал, через несколько минут от дальнего конца переулка раздались приглушенные голоса. –Сállate! (Заткнись)– и последовал смех. Мексиканский, смесь диалектов – чоль и киче, юг страны вроде, но Уэйд не был специалистом. Молодые ребята – пять человек, белозубые усмешки, стоптанные ботинки, хохот от пошлых шуточек – не все слова он мог разобрать. Совершенно автоматически Уилсон сделал быстрый шаг назад, в тень, не хотел, чтобы его заметили. Когда они подошли ближе, показалось, что на улице стало светлее на три кельвина . Уэйд стоял в тени расписанной граффити стены и не решался выйти на пятно света, но не чувствовал себя уязвленным, он на обочине, это справедливо. Самый юный на вид и высокий – с пробивающимися над верхней губой усами – вежливо постучал в окошко, пока остальные похлопывали себя по карманам, в поиске кошелька и мелочи. –Hola, senior Jacinto, – раздалось нестройным хором. Слабые усмешки. Шуршание молний на сумках. Уэйд не сильно говорил по-испански, но понял, что старик перебросился фразами с плотным пареньком в белой кепке, что-то про чье-то здоровье, а затем вручил ему еще один сверток, помимо первого, замотанный в бумагу, и когда тот протянул ему купюру сурово помотал головой. В этот момент один из парней – в очках и светлой куртке, главный шутник, он уже направлялся дальше в переулок, замер как вкопанный – заметил в темноте Уэйда в паре футов от них и предупреждающе воскликнул: –Deja de hijo de puta! (замри, ублюдок!) – голос его не был так уж решителен, как слова. Уэйд понял, что парень испугался, не приметив его сразу, и сделал шаг вперед, выходя на свет и прекрасно понимая, какое впечатление он производит своим видом, вынужденно беря на себя эту смелость. –Tu eres el bastardo! – (сам ты ублюдок) – прошипел Уэйд автоматически. Мгновенно атмосфера сменилась, и пять пар глаз враждебно уставились на него. Замерли, готовые к неприятностям среди ночи. –О, Este es mi amigo, мой голодный друг – внезапно проговорил старик Джо повторно, не по-испански, словно обращаясь к Уэйду. – Он ждет своей очереди, пока вы разойдетесь, увальни… Передавай привет матери, Хуан!.. – отрезал он, словно внося свою лепту в положение дел и закрывая тему. Уэйд не проронил ни слова, внутри него даже не всколыхнулось возмущение. Напоследок очкастый несколько раз с опаской оглянулся на него. Но все же прочие утянули его за собой. –Не хотел… быть грубым… – начал Уилсон, обращаясь к пожилому мексиканцу, на юнцов ему было насрать. Когда парни, переговариваясь, отошли на десяток футов, старик проговорил, глядя в глаза Уэйду своим черным живым взглядом: –Молодая горячая кровь, – он кивнул, поняв, что Уэйд не обижается, отвернулся, зашуршал чем-то под стойкой. – А Бернардо – мой крестник, поэтому... переживает вдвойне… Уэйд начал суматошно шарить по карманам, спохватившись, когда понял, что старик действительно собирает и ему сверток, ничем не отличающийся от тех, что выдал шалопаям. –…Меня ограбили на прошлой неделе, в пятницу, хорошая была выручка… какие-то юнцы… – он поцокал языком, затем резко завернул пластиковый контейнер в шуршащую тонкую бумагу. – Тыкали в меня пистолетом… невежливо! – вынес он вердикт. И осторожно – будто еда была великой ценностью – протянул Уэйду сверток, так чтобы тот его не перевернул, придерживая за дно пакета. Уилсон вдруг обнаружил, что у него с собой несчастные семь долларов и несколько центов, потому что больше по правде и не было. –Эм… приятель, это все что есть, прости, я... занесу на неделе… – пробормотал он неловко, чувствуя, что такого унижения давненько не испытывал. –Tómalo con calma, (успокойся) – проговорил тот. – Как говорите вы, гринго, первая доза бесплатно… И в уголках его черных внимательных глаз собрались морщинки, хотя он оставался абсолютно серьезен. Уэйд осторожно отступил от окошка, скрывая свои искореженные руки, хотя старик и не пялился особо теперь. –Эмм… а, что такое «tapo»? – поинтересовался он задумчиво, чувствуя, что голосовые связки его почти перестали хрипеть. –Это... мое фирменное блюдо, которое ты держишь и позже съешь с удовольствием, – ответил тот, но в голосе его звучала улыбка. Затем отступил под лампу в своем закутке, поднял кружку и отпил глоток кофе, будто теряя к Уилсону интерес. Уэйд ожидал объяснения с упрямством. Джо высунул голову наружу, глянул на вывеску, будто забыл, что она там есть: – Бракованная вывеска, в типографии неправильно написали слово «taco», и она стала не нужна, не пропадать же… Мария нашла ее в мусорном контейнере прошлым летом… – добавил старик, на этот раз усмехаясь криво. Уэйд хохотнул, неожиданно для себя, затем быстро заткнулся, словно не ожидал, что его смех будет звучать так. Руку его приятно тяготил пакет с горячей пряной едой, которую этот мужчина отчего-то решил подарить уродливому замерзшему незнакомцу. Даже не взяв у него несчастные семь баксов. И Уэйд чувствовал, что в мотивах его нет жалости. –Джо, – позвал он, на этот раз более уверенно. Тот кивнул ему, отзываясь на это имя, будто старому знакомому, показывая, что слушает. Возможно это был его привычный кивок - десяткам людей, которые невзначай окликали его днем, считая не более чем фоном... –Так… тебя на самом деле не так зовут? А я как дурак... Наверное, тут Уэйд сломал стену. Тот так широко улыбнулся на этот раз, с долей лукавства и гордости, будто кто-то разгадал его величайшую загадку – беззастенчиво показав отсутствие задних зубов. И наличие одной металлической коронки. –Джасинто, вот мое имя, – говорил он почти без акцента, теплота в его голосе на этот раз не сопровождалась сожалением – как разговаривают с инвалидами. – Джо еще неплохое совпадение. Уэйд усмехнулся. –До завтра, сеньор Джасинто, – проговорил Уэйд и вежливо кивнул ему. Затем накинул на голову капюшон ветровки, балаклавы ему было недостаточно. На следующий день Уэйд не смог найти этот переулок, хотя прихватил с собой денег – пришлось позвонить чертовому Вислу, чтобы тот выдал ему какой-то аванс, и оставить пачку наличных в почтовом ящике своей съемной квартиры. Новая вывеска Jacinto`s tapas понравилась Джо сочетанием синего и зеленого на белом фоне, способностью светиться. Он сказал – старая тоже была хороша. Подходила. И в этом была его собственная жизненная правда. То, что функционирует – подходит. *** Уилсон задумчиво пялится на полностью седого жилистого мужчину, лицо испещрено мимическими морщинами, особенно лоб, черные глаза его все так же живо изучают маленький кусочек улицы и покупателя. Из того самого окошка доносятся острые запахи жареного и специй, вот то, что не портится в этом мире. –Новый костюм?.. – стариковский палец твердо указывает на его грудь. Дэдпул заглядывал к нему месяца два назад, поэтому да, для Джо этот костюм – новый. –Должно же у меня хоть что-то меняться!.. – миролюбиво отвечает он. – Мелкие с Мэддисон больше не беспокоят? – так он называл малолетнюю шпану, которая периодически проверяла границы допустимого. С тех пор Уэйд забесплатно решал некоторые проблемы у честных продавцов, мелких арендаторов, которых притесняли незаконно. Это был его вклад. Уэйд смотрит на протянутый ему сверток с горячей едой – Джо всегда осторожно придерживает пакет, когда передает покупателю. Уэйд чувствует, что начинают слезиться глаза, наверное, от острого порыва восточного ветра, что стонет в переулках Бруклина. Погода дерьмо – летний циклон. Интересно, не срывает ли ветром Паука в такую погоду?.. –Держи, – говорит Джо, привлекая его внимание. – Передавай привет своей подруге!.. Уилсон вежливо кивает в ответ. *** Эти несколько недель тянулись с их последней встречи… последней встречи, мать ее… Любой суеверный человек сказал бы с «крайней», не так ли? Что если все чертово дерьмо в этом мире происходит от того, что мы говорим «последней» вместо «крайней»? Уэйд хмурится. В паршивые мрачные моменты время тянется, будто мрачная тягомотная жевательная резинка, которая потеряла свой вкус сотню тысяч секунд-«жевков» назад. И как ебейше быстро оно пролетает, когда ты в каком-то исковерканном смысле наслаждаешься моментом? Из того факта, что последние пара недель пролетели для него молниеносно, можно сделать выводы… – Время – последняя сука, – бормочет Дэдпул себе под нос. Он разбирается в течениях времени лучше прочих. Он в конце концов обычно кладет на время огромный болт – ну окей, не огромный, но больше среднего. Ведь время его не может убить, да?.. В ответ же получает бесконечно долгие мучения и несправедливо быстро проносящиеся приятные моменты… Справедливо. – Ты страдаешь какой-то редкой формой нарколепсии? У Мелани Ходжинс была подобная беда, жаль ни разу не видала, как она бьется своей птичьей головой об игровую доску скрэббла!.. Полнейшая тишина, и тут – БАМС! Звук, скажу я тебе был преотличнейший! Готова спорить, и зрелище… Ал отхлебнула чая из своей невообразимо огромной кружки, нелепой, будто сделанной вручную гончаром-эпилептиком, поморщилась, затем подняла голову к потолку, словно прислушиваясь к чему-то. Желтый полагал, что она получает сигналы из космоса. Уэйд деловито зашуршал пакетом, выгружая свертки на стол перед ней. – Как слепая может играть в скрэббл? – подозрительно поинтересовался Уилсон, не поддавшись на оскорбление. – Не заговаривай мне зубы… –Мальчик мой, в этом проклятом доме терпимости слепые должны были присутствовать на уроках рисования, глухие – на пятничном хоровом кружке, а безногие колясочники на субботних танцах!.. Говорю тебе, эта богадельня призвана уморить оставшихся пенсионеров раньше времени! Или поразить Альцгеймером тех, кто случайно остался в своем уме! Кстати, оцени керамический кружок! – она многозначительно качнула кружкой. Хмм… это объясняло сочетание оранжевого с фиолетовым. Уэйд нахмурился. Упрямая старуха продолжала жаловаться на свои вынесенные невзгоды, будто изводя его. А он полагал, что эту тему они исчерпали в прошлый раз. –Окей, я к тебе по делу! – пробормотал он. Он протянул руку, вытащил сверток и впился зубами в квадратик кесадильи. – Если ты хочешь есть, старая, то рекомендую, пока не остыло окончательно… Ал презрительно цокнула. –Ну ясен хрен, неужто ты добровольно зашел бы ко мне по какой-то сентиментальной причине?.. – Уэйду показалось, или в ее голосе все же прозвучала слабая досада. – Еще и пытаешься задобрить меня… [Она ж сама отказалась с тобой жить!] –Ну… неделю назад я подкинул тебе на чердак обратно твою чертову пушку и… старый костюм, свой, не твой! – с оскорбленным достоинством ответил он, запихивая в рот остаток лепешки. Так что голословное заявление, что он не навещает ее – абсолютная клевета. Навещает. Просто не видит ее лично… и эммм… не спрашивает, как дела! И может быть, не разговаривает… Но факты на его стороне! Любой юрист подтвердит. Просто у него нет сил много общаться с ее въедливым амплуа, он любит ее на расстоянии. –Оуу… – слегка разочарованно тем временем воскликнула старая, – значит, я зря посоветовала обратиться Кэт к психиатру: она клялась, что по мансарде ночью бродят еноты-насильники… Или просто еноты… или просто насильники, – она нахмурилась, припоминая. – А это был ты, негодяй… Ал тем не менее потянулась и деловито нашарила сверток с буррито. Подозрительно ощупала его, но удержалась от скабрезного комментария про фаллические формы. –Не мог сделать это, пока ее не было дома? Мне и так пришлось скинуть ей три сотки за прошлый инцидент под кодовым названием «извращенец в халате», ты и так в долгу перед пожилой больной женщиной… – Ал добавила излишнего драматизма в последнее предложение. Затем зашуршала бумагой. – И чем тебе нравится мексиканская… {Кого имеет в виду этот седой Терминатор, призванный убивать все живое? Пожилая и больная это точно не про нее!} – резонно возразил Желтый. [Меня больше интересует, понравился бы старой деве «извращенец без халата»?..] –Ох, вот только не надо, я знаю все твои приемчики о старой больной леди… – Уэйд потянулся к поясу, вытащил оттуда маленький пульт, затем положил на краешек стола. Размером с пейджер. Есть тут еще кто-то столь же старый, что помнит его размеры в нынешнее время?!.. –Что это? Ты снова приволок чертову бомбу в мой дом?! – проговорила она обвиняюще. Затем удивительно бодро впилась вставными зубами в подрумяненную лепешку. [Если бы мы были знакомы с ней в ее молодости, она была бы тем, кто притаскивает эти самые бомбы…] –Неа, – Уэйд не поведется на это ее ворчливое говно. – Мне будет нужна твоя помощь… –Помощь старой больной женщины… – вставила она невнятно, продолжая жевать. Нет, выслушивать это бесконечно было сложно. {Она стала занудой, вернувшись из своей страны престарелых фей.} Уилсон поднялся, зашуршал пакетом, добираясь до дна, сквозь салфетки и слои бумаги. Затем положил перед ней еще один сверток, на этот раз не с едой. Внушительный, плотно скрепленный резинками… Ал потянула носом воздух, словно настоящая ищейка на службе у кинологов. –Это что… ты принес мне деньги?.. – недоверчиво пробормотала она. Уэйд в изумлении уставился на нее. –Ты… только что определила по запаху наличные? Серьезно, Ал?.. {Это ее суперспособность?!} Она утвердительно кивнула: –Да, от этих твоих даже не несет кровью и смертью, – она сделала еще один внушительный укус, потеряв интерес к новому свертку… –Там десять тысяч, ты должна оценить щедрость этого предложения… Ал продолжила жевать, меланхолично постукивая пальцами по скатерти. –Не интересует!.. – проговорила она, затем нащупала чашку и сделала глоток чая, затем неприлично рыгнула, прикрыв рот ладонью, как кокетливая школьница. [Она набивает себе цену…] – неуверенно протянул Белый. Но он звучал неубедительно. От Ал в ее скандальном настрое можно было ожидать мозгоебли. –Что значит «не интересует»? – спросил Уэйд мягче, поняв, что нельзя действовать привычными запугиваниями, если он хочет договориться. Ал нахмурилась – печально пожала плечами, на этот раз непритворно. Будто сдулся шарик ворчания и гнева. –Ну что ты заладил… Нужны мне твои деньги… Куда мне их тратить, скажи… – Взбодриться отборным коксом как на фестивале хиппи в 68ом? Чтобы занять себя чем-то, Уилсон поднялся, налил воды себе в стакан, сделал глоток, готовясь к дебатам. –Хорошо, – проговорил он медленно. – Чего ты хочешь?.. Ему самому показалось, что это чересчур, звучит расчетливо. Хотя Паук давеча задал ему тот же вопрос. И оскорбленным Уэйд себя от него не чувствовал. Старая тем временем не смутилась: –Чего я хочу… я хочу человеческого отношения!.. Думаешь я нажму незнакомую кнопку от детонатора, чтобы рванул Капитолий?! – она удивительно прозорливо поняла, что от нее примерно требовалось. Уэйд удивленно замер. –И нечего там кривить свои сквернословные губы! Я что, по твоему, идиотка?! – она презрительно фыркнула. – Чтоб ко мне ворвалось ЦРУ, и вздернуло как какого-то Бенладана… {Она перепутала с Хоссейном… но ладно, не в политике речь! Ты оскорбил старушенцию равнодушием!.. Прямо как меня обычно…} А Уилсон вдруг взбесился, не хватало еще этого подпевалы. –Херли раз такая умная, ты такая бедная?!.. В эту-то игру они могли играть бесконечно – пинг-понг оскорблений, на выносливость. Пока один не получал то, что хотел. –Потому что подобные тебе циничные засранцы относились ко мне, как к пешке, всю мою жизнь, даже зрячую! – торжественно проговорила она. Уэйд выдохнул, уперся кулаками в цветастую скатерть, отмечая как уродливо сочетается пятнистая кожа его рук с кровавыми цветочками на ситце. Ебучие гештальты не закрыла. –Хорошо, – протянул он, будто поняв стратегию. Не исключено, что Белый подкинул ему нужный тон. – Ты… мне нужна твоя помощь, – выдавил он из себя, затем цепко посмотрел в ее морщинистое печальное лицо. Слабая улыбка появилась в уголках ее рта. Не торжествующая, а скорее снисходительная, будто он был упрямым учеником на ее сраных факультативных занятиях. –Уже лучше, – ответила она. – Как поживает твой новый друг?.. – поинтересовалась она, будто старая гнусная ведьма-сводня из платного агентства. Желтый гадко захихикал от этого ее вопроса, Уэйд окаменел. Он всегда знал, что она просто притворяется немощной старухой, как бы ни любил ее Желтый. Её паскудное шпионское прошлое так просто не отпускало, да? Она желает, чтобы он побыл ее личной Шахеризадой, развлекая историями из жизни? –У меня нету... никаких новых друзей… – холодным тоном ответил он. {Эта женщина умеет определять деньги по запаху… уверен, как и твой пиздеж!..} –Странно, Допиндер сказал, что ты теперь работаешь с Пауко-челом?.. И ты жаловался мне в прошлый раз, что тот динамит тебя! – она свела свои криво нарисованные брови – кто, черт дери, рисует ей по утрам брови, что это за сраный альтруист?! И как она смеет так лгать? Никогда он ей не жаловался! Стакан скрипнул в ладони Уэйда и он быстро разжал руку, чтобы не разбить его вульгарно крошевом осколков на пол. –Господи, почему вы… сиротливая кучка моих немногочисленных знакомых, умудряетесь общаться между собой ко всему прочему… Сраный Висл, который кажется может работать смм-проектировщиком соцсетей?!.. Ты, обсуждающая за спиной с Допиндером мою личную жизнь… – начал он пафосную обличительную речь. –Твою личную жизнь? – переспросила она невозмутимо. Уэйд заткнулся. –Мою обычную жизнь… я хотел сказать, моих друзей… – проговорил он, уточняя. Ему не понравилось ее вежливое подозрительное внимание. Как чертов двусторонний скотч - прилипает не туда, куда надо! Ал засмеялась. –Мне нравится твоя страсть, малыш, продолжай!.. Много лучше прошлого депрессивного настроения!.. – снисходительно проговорила она. И эта ее мерзкая гнусная всезнающая манера!.. Арргх! –К-какая страсть, ты что, снова на транквилизаторах? Я… просто… не доверяю Железному Гондону в его фаллическом замке и... Человеку-Пауку… отчасти! – он подчеркнул его настоящее геройское имя. – Смотри хоть иногда телек, чтобы быть в курсе повестки, а?.. Ал проигнорировала выпад про телек. –Ты же знаешь, что для дружбы с кем-либо необходима толика доверия? – с ноткой скучных нотаций проговорила она. Затем потрясла опустевшей кружкой – намекая, чтобы он снова сделал ей чаю. Боже правый, эта старуха что, возомнила себя Елизаветой II?.. как можно пить столько ебаного Эрл Грея?! –Мы… мы и не дружим… – возмущенно проговорил Уэйд, поднимая чайник. – Доверие не обязательно с обеих сторон… Ал на этот раз не подняла брови, а просто утвердительно покивала головой. –А, ну да, для всего прочего подойдет режим твоей привычной паранойи и адреналина! – сговорчиво согласилась она. – Это придает остроты, не правда ли… Уэйд уставился на нее, она невинно пялилась в пространство. Ее слова не звучали оскорбительно. Но в них будто было двойное дно. Какое? Он не знал. Уэйд всегда падал на одно дно. И снизу пока не стучали. Ему пришло в голову, что она каким-то образом добилась своего и вывела его на чистую воду. Хотя он ничего такого не сказал ей!.. {Дьявольская старческая интуиция, смирись!..} –Кто-то говорил тебе, что ты старая манипуляторша, Ал? – чайник зашумел. – И вообще, почему ты не готовишь чай в микроволновке? – решил он перевести тему. –Я что, похожа на второгодницу из Милуоки?.. – парировала она. – Профессиональное прошлое на всех из нас оставляет следы, Уэйд!.. Постарайся сделать так, чтобы на тебе они были не такими яркими… [Можно было бы сказать, упс, уже поздно… Приходится скрывать следы… Но зато жив. В противном случае черви уже обглодали бы твое лицо.] Только Уэйд конечно понимал, что она имеет в виду, метафорически. Он в размышлении умолк. –Конечно, я помогу тебе, – видимо, должный уровень смирения был достигнут, и она протянула руки к свертку с двумя толстыми пачками сотенных купюр. Уилсон удовлетворенно кивнул сам себе, рыба забрала наживку в свои ручонки, именно этого он и ждал с начала разговора – вопрос был в количестве его нервных окончаний, что она потреплет, пока согласится, и моральной жертвы, которую потребует позже. –Ты же сказала, что деньги тебе не нужны, – кисло кинул Уэйд. Он достал пакетик чая, залил его кипятком. –Кто я такая, чтобы отвергать твои душевные порывы? – она деловито провела пальцами по купюрам. И прошелестела себе под нос, но достаточно, чтобы было слышно. – Бедный мальчик вляпался в такое дерьмо, как ты… Уэйд замер, эта старая притворщица достала его на этот раз, а затем прошипел: – Ты что-то сказала, я не расслышал?.. – с угрозой уточнил он. Ал повернула к нему лицо, притворно улыбнулась: – Я говорю - бедный ты мой мальчик, вечно вляпываешься в дерьмо! Дэдпул секунду переваривал информацию. Наконец, решил не тянуть время, а действовать четко. –Ну, раз мы договорились, – с этими словами, Уэйд положил три чайные ложки сахара в ее кружку. Поставил перед ней подчеркнуто заботливо. Затем обернулся, прагматично ища пакет, в котором принес еду, обнаружил около мойки, вытряхнул из него салфетки и зубочистки, встряхнул расправляя. –Итак, у нас есть… около пары часов, верно? – уточнил он, кидая взгляд на циферблат висящих у холодильника часов. Он следил за чертовой соседкой Ал два дня подряд, чтобы знать нужный интервал. – Надеюсь, хватит!.. – пробормотал он себе под нос. С этими словами он резко стянул маску со своего затылка, чтобы не испортить, прохладный воздух остудил его лицо, бросил ее на чертову цветочную скатерть. Подошел к центру кухни, огляделся, примеряясь, затем встал на колени, как ебаный самурай – скрипнули защитные крепления наколенников – и надел на голову пакет. Стараясь, чтобы он плотнее прилегал к шее и подбородку. Мгновенно шуршание окружило его голову. В пакете все еще пахло специями и острым соусом… –Ты чтой-то делаешь?.. – подозрительно поинтересовалась Ал, затем звякнула ложечкой о край чашки, размешивая сахар. – Дрочка с асфиксией?.. Перебор даже для тебя. Уилсон проигнорировал ее издевку. –Проверь речь, это главное, если будут проблемы, позови Висла, он... вернет меня в норму… – с этими словами Уэйд достал из бедренной кобуры пистолет, затем, будто опомнившись - измятую бумажку, похожую на скомканный мусор, или обрывок от обоев, недолго думая, он запихал это за пояс, как приклеивают детям стикер с адресом родителей. О… Уэйд играл с огнем, да. Как всегда. Но вот она, его небольшая страховка. Он приставил дуло к затылку, что оказалось неудобно – он конечно был в хорошей накаченной форме, но не так гибок, как сами-знаете-кто – видели все эти видео, как качки не могут снять стикер со своих лопаток? – вывернул локоть назад с третьей попытки, чертыхнулся и… нажал на спусковой крючок. Раздался оглушительный выстрел, затем шуршание и глухой звук упавшего замертво тяжелого тела. –Вот же засранец… – проговорила Ал в тишину, приложила палец к уху, потерла. – Десять кусков даже недостаточно… Как всегда сначала делает, потом думает… Затем невозмутимо сделала маленький глоточек обжигающего чая.