5 stars

22 ноября, пятница

6:46

      Сынмин потягивается и кряхтит, сладко и широко зевая. Утро начинается, хотя начинать его нет ни желания, ни уж тем более сил — нет ничего роднее односпальной кровати в его квартире, особенно после сна на раскладном диване у Сонджуна дома.       Вчера они репетировали отчётный спектакль Сынмина, и получилось крайне погано, но Сонджуну всё нравилось, хотя обычно он тот ещё привереда. Он дописал свой диплом почти до половины, потому со спокойной совестью помогал Сынмину с его учёбой, а ещё сейчас нагло сопел на второй половине дивана — на той, которая в сложенном состоянии была спинкой и которая не была просижена и пролёжана; ему в спину не упирались пружины, и он наверняка за ночь выспался, потому что сразу мог лечь удобно. Сынмин сам себе говорит, что завидовать плохо, но не завидовать почему-то не получается.       Сонджун спит чуть крепче него, хотя у них обоих сон расшатанный, и потому Сынмин может сейчас спокойно встать с дивана, потянуться уже стоя и уйти в душ, чтобы ещё раз прорепетировать и подумать. Нет, не реплики играемого персонажа из пьесы — свои собственные слова, которые он скажет Сонджуну в их годовщину.       И попробуй пойми теперь, бегут мурашки по спине от того, что вода на секунду горячеет, или от резкого осознания того, что за эти два года изменилось, а что осталось неизменным.       Они оба давно уже не те мальчишки, которыми ступали на сцену впервые, они выросли, изменились и набрались опыта, они прошли долгую дорогу, но вовсе не дошли до её конца. Сынмину хочется верить в то, что они будут идти вместе, плечом к плечу и друг рядом с другом, ещё очень долго, что ещё не одну сотню раз выйдут вместе на сцену, что запишут ещё пару десятков и сольных, и совместных треков, и вера эта напоминает горьковатым привкусом ту, которую подарил ему в самом начале знакомства Сонджун.       Сонджун тогда буквально спас его — от вечных проблем в семье, от холодного равнодушия друзей и близких, от отсутствия надежды на свет в конце тоннеля, от серого монохрома перед глазами и от противного комка в горле, который всплывал каждый раз, стоило глянуть на себя в зеркало. Сонджун протянул Сынмину холодную руку с ободранными костяшками и улыбнулся разбитыми губами, и где-то, наверное, в этот момент у Сынмина началась жизнь — не перебежка от скандала к скандалу, не затишье между бурями, не механическое встал-пошёл-сделал, а настоящая, свободная жизнь.       Сонджун всегда бывал рядом, когда было трудно, делил последний кусок и пускал под крышу, сушил после дождя и отогревал с мороза, а ещё никогда не говорил, что Сынмин хреново читает — много поправлял и долго учил, но верил и давал верить самому в себя. Сонджун выкормил и поставил Сынмина на ноги этой верой в лучшее, ощущением чужой руки в своей руке и мягкой лисьей улыбкой; Сонджун стал самым главным и самым важным человеком, потому что не корил и не пытался врыть носом в землю. И сейчас Сынмину почти до дрожи страшно предположить, что стало бы с ним, если бы тогда Сонджуна не было рядом.       Они не помнят, в какой день познакомились, но помнят тот день, когда впервые вышли на сцену не как играющиеся дети, не как пробующие себя воробьята с хилыми перьями, а как уверенные в себе исполнители; помнят, как впервые зачитали вместе, как впервые в этот же день подняли в зале гул оваций. И именно в этот день Сынмину кажется правильным сказать обо всём том, о чём он, на самом деле, думать и не переставал никогда — о том, как сильно он Сонджуну благодарен, и о том, сколько Сонджун для него значит.       Ведь за эти два года не поменялось, кажется, ничего. Сынмин множество раз видел, как Сонджун подбирает слова для лирики, как он отстукивает карандашом бит и как проговаривает себе под нос строки, но каждый раз — одно и то же щемящее восхищение в груди, такое детское и удивительное. «Вау, смотрите, мой хён сейчас сделает очень крутую вещь!» — хочется говорить, но говорить некому, потому что Сонджун не может писать, когда его кто-то отвлекает; Сынмин — исключение, потому что без него ни в единой закорючке на листе бумаги нет смысла.       У Сонджуна тоже не поменялось ничего, потому что разливающаяся у него внутри гордость что на первом, что на (нет, не последнем) крайнем выступлении Сынмина одна и таже. Он гордился им тогда, когда он был ещё маленьким скромным птенчиком, гордится им и сейчас, когда Сынмин может многим дать огромную фору и всё равно победить. Не потому, что сам учил его и помогал ему, а потому, что Сынмин учился и эту помощь принимал, потому что смотрел искрящими надеждой глазами и потому что давал понять, что хотя бы кому-то в этом мире ему Сонджун действительно нужен.       Он не нужен был семье, не нужен был знакомым — все считали, что у него с головой не всё хорошо, что он заблудился в своём замке в облаках. Никто не читал его тексты и никто не искал между строк ту серо-чёрную из карандашных разводов печаль, которой там было в избытке — никому уж тем более эту печаль стереть не хотелось. Никто не понимал и никто не хотел понять, и Сонджун уже хотел опустить навсегда руки, но… Но кто же знал, что один-единственный сияющий взгляд от встрёпанного и испуганного мальчишки помладше — и Сонджуну будто тот самый свет в конце тоннеля включит?       Он тогда поймал его за руку и снова посмотрел в большие глаза, а на языке завертелся огромный ворох громких и красивых, но совершенно неподходящих слов. «Ты правда был крут на сцене», «я хочу услышать тебя ещё раз», «у тебя красивый голос», «я хочу слышать твой голос чаще», «я хочу написать для тебя лирику», «я хочу слышать свои строки твоим голосом», «я хочу жить и дышать для того, чтобы быть с тобой рядом» — сменились кучей друг за другом и ударили в отключившийся мозг. Сонджун держал своё вдохновение и свой стимул идти дальше за руку, мямлил что-то по типу дешёвого подката и просил номер мобильного, а испуганный мальчишка — то самое вдохновение с сияющим взглядом — почему-то не вырывался и не убежал, а остался по просьбе рядом.       Из мальчишки вырастает парень, который на сцене и клуба, и театра — сплошное загляденье; Сонджун смотрит с пятого ряда партера и из-за усилителя, пока возится с аппаратурой, и ему всё никак не надоест. Сынмин растёт и меняется буквально у него в руках, и загордиться бы от того, какой он сам хороший учитель, но Сонджун может только тихо вздыхать и улыбаться, когда у Сынмина пусть и мелочь какая-то, пусть одна-единственная из всего сценария реплика или всей лирики строчка, но получается. Он давно уже не держит его за руку и не тянет вверх за собой, чтобы не отставал — стоит рядом и даже, наверное, чуть позади, потому что для Сынмина ему не жаль ничего, потому что Сынмин — его самое в этой жизни дорогое и важное.       Сменились песни, сменились строки лирики, заученные к выступлению, поменялись биты в ушах и шмотки с летних на зимние, но то драгоценное, что у них обоих друг к другу есть, ни капли не утратило алмазного блеска, не потускнело среди повседневной пыли и не стёрлось в мелких ссорах. Сонджун для Сынмина — всё ещё яркий луч неугасаемой надежды и неиссякаемой веры; Сынмин для Сонджуна — всё ещё самая веская причина жить и быть живым.       — Джун… — Сынмин снимает полотенце с головы и смотрит на то, как Сонджун вертит его телефон в руках — выключал будильник. — Сядь, пожалуйста. Я хочу с тобой поговорить кое о чём.       В ответ неопределённое мычание сонным голосом и копошение на расстеленном диване. Сынмин садится на корточки напротив своего рюкзака и вынимает из него небольшую, но длинную коробку, с которой вместе, кажется, вынимает из головы все дельные мысли. У него есть канва и есть общая задумка, но ни одной конкретной фразы, а все чувства, которые сейчас описать бы, заменились и затмились остро бьющим по нервам волнением.       Шумный выдох; Сынмин поднимается, идёт к Сонджуну, пока тот сонно трёт глаза, и не удерживается от того, чтобы слегка взъерошить чужие спутавшиеся за ночь волосы. Садится сбоку, подгибает поудобнее ногу и…       — Мин?.. — у Сонджуна в руках, спрятанная от первого взгляда, оказывается такая же точно коробка, только другого цвета и слегка помявшаяся сбоку. Они оба неверяще смотрят друг на друга, на коробки в руках и снова друг на друга. Ведь они оба помнят про их годовщину, и они оба хотели порадовать другого, сделать приятно и показать, что нужен, что любим и что важен, что не просто так рядом, а чтобы и дальше спасать и вытаскивать, чтобы и дальше вместе через все преграды и трудности.       Сонджун протягивает коробку в чужие руки первым, Сынмин следует за ним, дрожаще принимая и передавая. Он осторожно подцепляет картонную крышку и снимает её, а внутри под слоем бумажной упаковки видит… микрофон. Золотистый микрофон с матовым корпусом, тяжёлый с непривычки, но идеально лежащий в руке, как будто для Сынмина и делался. Он смотрит на него, но всё ещё не верит в то, что этот микрофон — теперь его.       У них почти не было своей техники и аппаратуры, были только разномастные кабеля и переходники да ноутбук Сонджуна, на котором они сводили треки. Микрофоны брали в клубе из тех, которые покупали туда ещё лет пять назад — те, которые фонили и шипели поменьше, которые ещё не начали отключаться посреди читки и от которых не отходили провода. А записывались на арендованной общественной студии, где оборудование хоть и было поприличнее, но всё равно оставляло желать лучшего.       И будь у них хотя бы микрофоны, было бы уже немного лучше — было бы слышно голоса, было бы слышно их самих, а не фонящее эхо. Не пришлось бы таскать за собой смотанный в руке провод, чтобы кабель не выдрать и чтобы об этот же провод не споткнуться. Микрофоны, кстати, ещё из зала было бы видно, и их бы запомнили лучше, потому что не безликие и не серая масса, потому что есть яркая и броская деталь, которая цепляет и больше не отпускает.       И они оба так подумали. Оба подумали, что денег на хороший микрофон, который не зафонит минимум несколько лет, из которого не будет выпадать кабель, об который не запнёшься, не жалко, а особенно их не жалко для самого близкого и самого важного человека в жизни. Сонджуну не жалко было для Сынмина, Сынмину не жалко для Сонджуна.       — С годовщиной, — Сонджун улыбается, слегка поднимая уголки губ. — Нравится?       А Сынмин сказать ни слова не может в ответ, только смотрит так, как будто ему не микрофон подарили, а весь мир в руках принесли. Он хочет отчитать Сонджуна за то, что потратился, хотя сам выложил не меньше, он хочет сказать, что не стоило, что не надо было, что он бы обошёлся, что его и так всё устраивало. А ещё он хочет повиснуть у Сонджуна на шее, обнять крепко-крепко и долго благодарить всеми словами, которые знает. Отчитывать не начинает, но виснет всё же, обнимая и пряча лицо в сгибе чужой шеи, туда же вышёптывая всё, что хотел сказать.       — А ты? — когда на расстояние локтя отодвигается. — Тебе нравится?       Сонджун пока не знает, потому что свою коробку так и не открыл. Он делает это лениво, с лишь ему присущим оттенком раздолбайства, но аккуратно и по-своему бережно. В его коробке оказывается такой же точно микрофон, как у Сынмина — той же фирмы и той же модели, с теми же характеристиками и функциями, — только корпус не золотистый, а ярко-красный. Сонджун смотрит на подарок с нескрываемым довольством и улыбается ещё шире.       — Ты знал, что нужно мне дарить.       — Как и ты, — Сынмин улыбается в обратку, перехватывает свой микрофон поудобнее и выставляет его вперёд. Они осторожно стукаются ими вместо бокалов, празднуя то, что в их жизни начинается очередная полоса на пару оттенков светлее той, что была до этого. И им обоим хочется, чтобы эта полоса не кончалась как можно дольше.

***

8:21

[ 5 stars ]

BIC: Утречко-добрютречко Как спалось?))) Как у кого начался день?))) jjjae: Мимо Совершенно Прям как сахар мимо кружки

[ @jjjae // @fair_b ]

fair_b: ГОДОВЩИНА У НИХ СЕГОДНЯ ГОДОВЩИНА ПРИКРОЙ ХЛЕБАЛЬНИК И ПОЗДРАВЬ ИХ, ДУРИЛА

[ 5 stars ]

jjjae: А твоё утро как?) Вижу скобочки и очень хочу надеяться, что всё просто отлично))) BIC: Да))) Хотя это спойлер немного Ну ладно, Джун разрешил Смотрите, что у нас теперь есть *фотография*

[ @jjjae // @fair_b ]

fair_b: А Я ГОВОРИЛ, ЧТО НЕ НАДО ИМ МИКРОФОНЫ ДАРИТЬ А ТЫ НЕ ВЕРИЛ МНЕ А Я ОПЯТЬ ОКАЗАЛСЯ ПРАВ

[ 5 stars ]

jjjae: Вау!!! Поздравляю вас!!! И поздравляю с годовщиной!!! BIC: Спасибо <3 Кстати, вечером у нас для вас будет сюрприз))) Маленький, но будет Это так, спойлер небольшой))) jjjae: Уже заинтригован Мы будем ждать!!! Удачи вам сегодня))) На том же месте в девять? BIC: Как и всегда))) Ближе ко встрече спишемся))) Тебе тоже удачи! jjjae: <3

[ @jjjae // @fair_b ]

jjjae: ДА ЗНАЮ Я, ЧТО ТЫ ПРАВ БЫЛ Скотина Придушу тебя в перерыве fair_b: Твой институт на другом конце города от моей академии jjjae: Я сделаю куклу Вуду fair_b: Сделай ей массаж плеч Мои после вчерашней работы над проектом клинит jjjae: Я вырву ей кишки и выцарапаю глаза fair_b: Встал не с той ноги? jjjae: Не с того колена Запутался в одеяле и грохнулся с размаху на пол Поскользнулся в ванной и чуть не разбил голову об плитку Посолил кофе В попытках подсластить вторую кружку просто рассыпал сахар ЧЕТЫРЕ РАЗА возвращался в квартиру за забытыми вещами Автобус уехал прямо перед моим носом А ещё мне написала староста и сказала, что завтра я дежурю по факультету fair_b: О-оу… Ладно, я понял, я виноват Прости за то, что с ходу наезжать начал Я не знал, что всё так плохо jjjae: Да ладно Просто дам тебе подзатыльник при встрече fair_b: Злой и страшный Минджэ-хён Хдд

***

20:45

      Подзатыльник Хвиджун всё же получает, но очень лёгкий и нежный. Минджэ предупредил Минги о том, что будет сегодня в клубе, но что к нему лучше не подходить и не заговаривать с ним — честно сказал, что будет с друзьями, с которыми знакомиться ещё рано. Минги всё понял и на глаза правда не попадался, и от этого даже было немного жаль — Минджэ скучал по их переглядкам, по голодным взглядам и по искрящему напряжению. За последние месяцы в их отношениях стало больше романтики и нежности, больше мягких поцелуев и тёплых объятий, чем жгучих мурашек и пробирающего до самых костей влечения. И в любой другой ситуации Минджэ просто красиво свёл бы общение на нет и ушёл, но Минги держал его чем-то большим, гораздо большим, чем мимолётное впечатление.       У барной стойки недалеко от сцены было непривычно шумно, но зато отсюда было хорошо видно улыбающихся Сонджуна и Сынмина. Сегодня у них всё получалось настолько прекрасно, что невольно поверишь в магию годовщины и в какую-то неведомую волшебную силу, связанную именно с ней. Минджэ, на самом деле, скучал по таким вечерам в клубе. С тех пор, как он сошёлся с Минги, он почти не приезжал сюда, боясь спалиться раньше времени и боясь попасться хёнам со своим парнем, а парню со своими хёнами. И хотя они не встречались официально, Минджэ уже привык про себя называть Минги именно так.       Сонджун вдруг ненадолго убегает со сцены, пока Сынмин занимает зал своим соло, а после, почти перед началом антракта, просит у толпы минутку внимания. Минджэ и Хвиджун переглядываются, понимая, что это именно тот сюрприз, про который им говорили.       — Сегодня не простое выступление, — он протягивает руку Сынмину, и тот подныривает под неё, оказываясь в объятиях.       — Сегодня ровно два года с того дня, когда мы выступили на сцене именно как дуэт, как союз, как тандем… Не важно, в какой форме, но мы выступали эти два года вместе, хотя и каждый под своим именем.       — Но сегодня, спустя два года, мы решили провести ма-а-аленькое обновление. Мы не будем больше выступать и писаться в афишах под амперсандом, мы… Становимся официальным дуэтом! И называться мы тепепь будем…       — Music creates new dream. Сокращённо — MCND. И сегодня мы, можно сказать, повторим свой дебют, но уже как MCND.       Начинает звучать незнакомый бит — новая песня, о которой Сонджун и Сынмин не говорили никому, даже Минджэ и Хвиджуну. Бит лёгкий и плавный, не такой, какими бывают их биты обычно, и не такой, какие обычно звучат с этой сцены. Минджэ знает, что телефон не передаст звук так классно, как должен, но всё равно начинает записывать видео.       Сонджун как-то говорил ему, что иметь свой стиль — это, конечно, хорошо, но самое классное — когда ты можешь попробовать себя в чём-то новом, выйти из зоны комфорта и за пределы тех рамок, внутри которых ты обосновался. И сейчас Минджэ по-настоящему понимает смысл этих слов — когда слышит совершенно новую песню с другой техникой читки, с другим ритмом и другим распределением партий, когда видит своих хёнов с новой стороны и когда понимает, что их песня о новом дне и о луче надежды, о той самой новой мечте — это песня не о сцене, это песня о них самих.       Не музыка создала их мечту — она их лишь объединила, лишь столкнула к тому, чтобы идти в одном напралении, а свою мечту они собрали сами из того, что было, а чего не было — нашли и заработали. Не музыка создала их такими, какие они есть, — они сами выковали и выплавили и друг друга, и самих себя. И сейчас они начинают новую эру в своей жизни, в которой будут расти и меняться по-новому, по-другому и по-особенному, но вместе, стоя на одной сцене и исполняя одни песни.       Минджэ тоже хочет создать свою мечту сам, сделать в своей жизни что-то такое грандиозное и яркое, что будет значить для него так же много, как для хёнов значит их вторая годовщина. И он понимает — всё в его руках, и если он чего-то хочет, то он должен взять и сделать это, а не ждать, пока счастье само свалится к нему на голову. Точнее, оно свалилось уже — в тот день, когда Минги одолжил ему пару сигарет, — теперь оставалось только удержать его в руках и не дать ему рассеяться, как рассеивается где-то в толпе луч включённого прожектора.

***

23:13

[ @SMg // @jjjae ]

jjjae: Привет В общем, я подумал и решил Не знаю, какие намерения у тебя, но у меня они такие Я скучаю по тебе Я хочу быть рядом с тобой И я хочу не скрывать, что мы связаны и кто мы друг другу И потому… Минги, ты станешь моим парнем? По-настоящему, познакомившись с друзьями и признав, что мы на самом деле вместе, а не просто от нечего делать друг с другом заигрываем Потому что Я люблю тебя И я хочу быть с тобой