Следственный эксперимент

— Аннушка, тук-тук, — заставленную старой мебелью, комнатными цветами, припорошенными вековой пылью папками с делами, старыми и новыми, душную, прокуренную ещё её предыдущим владельцем комнатушку, которая и являлась кабинетом старшего следователя Никитиной, будоражит скрип двери и низкий мужской голос, заставивший отрешённую от реальности Аню вздрогнуть. Впервые за неделю в её пенаты заходит начальник отдела, что по умолчанию не предвещает ничего хорошего, а его сладкий голосок и вот это «Аннушка», которое звучало так редко, что сразу вызывало подозрения, только подтверждало миллион догадок о причинах его визита, возникших у Никитиной в голове. «Притащил небось очередную стопочку глухарей и думает, что ему удастся их на меня повесить, наивняга», — думает, резво разворачиваясь на стуле в сторону двери и закидывая ногу на ногу. Из-за узкой форменной юбки сделать это было трудно, но со своей привычкой ничего не могла поделать. Не имей Аня прекрасных отношений с начальством — её бы давным-давно понизили в звании и лишили всех прерогатив хотя бы за её самовольность и вечное нежелание париться в её маленькой душной кабинете в наглухо застёгнутой рубашке и таком же жакете. Но она девушка и поделать со своим женским «я» ничего не может и не хочет. Спасибо, что хоть каблуки носить можно и нужно было, а то совсем бы уже удушилась в этой форме, зачахла, потеряла свой природный шарм и в серую офисную мышь превратилась. Завидовала подружкам, которые после юридического плюнули на диплом и удачно вышли замуж, Никитину же ждал специально подысканный к окончанию академии следственный отдел и работа по любимой специальности. Время на часах над дверью вещало, что до конца её рабочего дня оставалось чуть меньше получаса, и именно сегодня Аня планировала не задерживаться. Дел было невпроворот, она на выходных совсем ничего не успела и планировала не затягивать все дела до следующих, а расправиться в первый же день рабочей неделе, несмотря на то, что понедельник — день бездельник, да и вообще день с крайне плохой репутацией, по крайней мере в народе такое мнение бытует. С утра не вылезала из компьютера, от вечной синевы и плывущей картинки глаза стали чесаться, но закончить с разбором всех бумажек, отчётов и показаний по последнему навязанному ей делу о пропаже пары-тройки десятков тысяч рублей с карточки очередной наивной ещё не пенсионерки, но уже не молодой женщины хотелось как можно скорее, дабы не тянуть кота за причинное место, а работу в её маленькую, но вполне себе уютную квартирку в одном из самых беспокойных районов Петербурга, тащить не хотелось. Настолько беспокойных, что стабильно несколько раз в месяц Аня выезжала чуть ли в не в свой двор в составе оперативной группы на очередной труп, ограбление или убийство. Была в этом какая-то романтика, когда она училась и в череде предметов попадались задания, по словам преподавателей напоминающие её будущую работу. Хрен-то там. Ничего подобного, такого в буквальном смысле мяса, как в первые три месяца работы, она не видела ни в одном учебном фильме. Прелесть, а не жизнь молодой девушки, ничего не скажешь. Лучше этого могли быть только выезды на какую-нибудь незаконную охоту, которой, к великому счастью всех сотрудников отдела, давным-давно не попадалось, либо же всё максимально быстро перенаправлялось в другой отдел с примечанием, мол, не наша территория — не наши заботы. Кому понравится описывать два трупа оленей в двадцатиградусный мороз? Только дураку либо совсем уж поехавшему стажёру, готовому уцепиться за любое задание, лишь бы похвалили и в практике написали лишнюю строчку. — Слушаю вас, — натягивает мягкую улыбку и наигранно хлопает накрашенными ресницами, пытаясь отогнать усталость. Веки были тяжеленными, контролировать их, чтобы те в одночасье просто не захлопнулись наглухо, и Аня не свалилась на собственный заваленный пыльными бумажками, пустыми ручками и фантиками от конфет стол с одним лишь желанием вздремнуть несколько часов, было невероятно трудно, но она справлялась. Пила много кофе, бегала на перекур, гоняла из щеки в щеку мятные леденцы и снова погружалась в работу. Нравилось ей то, чем занималась, только бы от волокиты этой бумажной избавиться или хотя бы скинуть на кого-то, и вообще прекрасно было бы. — К нам тут сотрудник поступил, — опирается на стенку, не сводя с Ани взгляда, — молодой, симпатичный, а вы, Анна Сергеевна, жаловались, помнится, что вам бы помощничка. — Вы мне уже Анисимова с Личадеевым предлагали, — вздыхает, вспоминая парочку следователей, что заседали с недавних пор в соседнем кабинете и которых сперва приставили к Ане, чтобы разузнали, что да как, да помогли ей с неожиданно павшим на её на первый взгляд хрупкие женские плечи особо тяжким. Работать ей пришлось сразу после больничного, надеялась, что парни толковыми окажутся, но увы. Не помогли, только запутали её сильнее, Аня тогда выговор получила, а дело в итоге всё равно ребятам перекинули. Не интересовалась с тех пор, как процесс продвигается, знала только, что мотаются постоянно опрашивать бесконечных свидетелей и без пинка от старшего боялись лишний шаг сделать. — Не срослось у нас как-то, не сработались. — Ну там другая ситуация, их просто в пару ставить нельзя было, по отдельности они ребята толковые, работают потихоньку, трудятся, — делает пару шагов, подходит ближе, кривясь от слишком громко скрипящих половиц, опирается на этажерку с многотомными архивами и по-доброму улыбнувшись, подмигивает Ане. — Аннушка, ну чего ты морозишься, а? Знаешь же, что никто тебя не заставит с ним работать, если он бестолковым окажется. Одно твоё слово, и мы его шустро переведём к этим оболдуям, пусть вместе сражаются. Никитина слегка наклоняет голову набок и, заплющив глаза, тяжело выдыхает. В нос бьёт запах пыли, чешется. Начальник тем временем продолжает свои уговоры, догадавшись, что ему осталось надавить совсем чуть-чуть и Аня согласится. Психологию эту он давно уже прочувствовал. — Тебе нужно разгрузиться, так что выбирай, либо отпуск, либо новичок, — аргумент срабатывает железно. На долгожданный отпуск Аня ещё не накопила, а за патронаж новичков давали неплохую надбавку, в придачу могла спихнуть на него всю ненавистную бумажную волокиту и жить себе припеваючи. Подумала, поразмыслила, прикинула, сколько недель нужно будет терпеть непрекращающиеся затупы и просьбы помочь с самым простым, и решила, что оно того стоит. Как минимум на Турцию с подружками хватит, а там уже, едва тело почувствует долгожданное южное тепло, ей будет совсем по барабану, хоть Турция, хоть Бали, хоть заброшенный пляж в Краснодарском крае. — Ладно, — сдаётся, меняя положение ног и отъезжая на стуле обратно к столу. Сергей Петрович только забирал её время и буквально вынуждал Аню состроить недовольную мину в ответ на своё затянувшееся молчание. Знал ведь, что она будет спрашивать, а всё равно продолжал молчать, как будто не к подопечной своей в кабинет пришёл, а в разведку или на ковёр к вышестоящим вызвали, где докладывать без разрешения смерти подобно. — Опять зелёный только с академии? — Не-не, из Гатчинского отдела перевели, — усмехается, заметив, как расширились от удивления Анины глаза. Наслышана она была об этом припетербургском городке, помнится, когда она только устроилась там красивая череда убийств рядом с железной дорогой произошла, из их отдела даже несколько старших по звания вызывали на подмогу, никак не могли найти виновного. Спросила сперва сама у себя, полная недовольства, мол, чего их тянет в этот Питер, только потом вспомнила, что сама перебралась сюда всего с десятой лет назад и пребывала примерно в таком же положении, как и большинство попадавшей в их отдел молодёжи. — Повысили так сказать, теперь у нас будет ручки марать. — Только если в пасте первое время, — снова нервно вздыхает, косясь сперва на свои измазанные чернилами от писанины пальцы, а после переводя взгляд на пустовавший уже год стол напротив и понимая, что пришёл конец её сладкому одиночеству и теперь придётся делить своё фактически круглосуточное пристанище с кем-то ещё, да ещё и с мужчиной. Женщин в их отделе можно было пересчитать по пальцам одной руки: Аня, ещё одна Аня, бывшая кем-то вроде секретаря у начальника отдела и то и дело шныряющая к ней в кабинет, чтобы выпить кофе на перерыве и потрепаться языком о последних новостях, да сидящая в архиве Людмила Ивановна, которую каждый год грозятся отправить на пенсию, даже не догадываясь о том, что планирует она просидеть в отделе ещё примерно столько же, сколько существует их районное отделение, и остановить её от копания в пыльных делах может только лишь внезапная кончина самой Людмилы Ивановны либо же незапланированный приезд внуков, фотографиями которых она хвасталась каждый раз, когда Ане позарез требовалось какое-нибудь супер-секретное дело и достать его можно было только лишь уболтав бабулю за чашечкой чая с пряниками. Аня не любила пряники, и зефир, признаться, тоже ненавидела, но ради очередного шага в расследовании запутанного дела могла и потерпеть. — Вы правда хотите дать ему дело? — Ну дай ему висяк какой-нибудь, где тебе лень копаться, посмотрим, на что мальчишка способен, — пожимает плечами, а китель его смешно натягивается на круглом как бочка животе. Удивительно, но с начальником им повезло, сейчас глади раздобрится из-за того, что Аня согласилась, и домой позволит уйти пораньше. — Хоть даже карточки эти твои дурацкие, всё равно с бабками этими никто связываться не хочет, вон, пусть развлекается, а потом уже посмотрим. — Поняла, — кивает, с довольной улыбкой захлопывая папку с материалами по ненавистному ей делу о пропавших деньгах, мысленно отплясывая степ прямо на столе, всё так же подсознательно собирая все своё барахло в сумочку и летящей походкой направляясь в сторону перехода дома. Дверью хлопать в этом отделе она никого не отучила, и видимо уже не получится. В её собственный кабинет уже едва на петлях держалась, язычок давно слетел от давления и закрывался через раз, именно поэтому этим «тук-тук» все и пользовались. За окном было даже не пасмурно, да и дождя вроде как не обещали. Июнь выдался тёплым и каким-то на удивление совсем недождливым. Сутками сидя в своём заставленной растениями, лишь бы помойку за окном не видеть, кабинете, уткнувшись в десятки фотографий ножей, трупов, разглядывая очередное дело о незаконном распространении и хранении порнографии или смеясь в голос от глупости данных обвиняемыми показаний, она даже не заметила, как треть долгожданного лета пролетела. А она без отпуска. И без мужика. И черт его знает, что её волновало больше.

***

— Анна Сергеевна Никитина, — привычным жестом протягивает руку, когда на следующее утро начальник оставляет её со своим новоиспечённым помощником наедине. Тот явился вовремя, отглаженный, отутюженный, как будто действительно его первый рабочий день, либо же просто девушка постаралась и не хотела отпускать своего мужчину в лишь бы каком виде. — Музыченко Юрий Юрьевич, — пожимает протянутую ему маленькую руку и кивает, сквозь густые усы пробирается какое-то вежливое подобие улыбки, заставляя Никитину невольно подхватить, чисто из вежливости. Впечатление он производил приятное, даже слишком, единственное, что усы Аню смутили до ужаса, никак они не вязались с образом следователя. Её отныне коллега был больше похож на рок-звезду и в свободное время явно предпочитал наглухо застёгнутой рубашке и кителю что-то посвободнее да не так сильно сковывающее движение и дыхание. В этом она убедилась уже спустя пару часов, когда они, разобрав рабочие моменты, разошлись по разным столам и принялись наконец за работу. Первым, что сделал Музыченко, усевшись на давно запыленный стул, было снять китель и повесить его на спинку, чтобы не помялся. Вздохнул, выудил из коробки пепельницу, открыл форточку, к которой Аня даже прикасаться боялась, потому что оттуда вечно что-то сыпалось. Ну и дотянуться до неё у неё, по правде говоря, не получалось, только если коленками упершись в подоконник. Откинулся в кресло, вытянул свои длиннющие ноги, что они сильно выпирали за пределы стола и чуть не касались Аниных. Закурил, почесал нос и снова потянул тлеющую сигарету к губам. Сама же Аня заняла наблюдательную позицию и только создавала видимость работы: файлы старые ненужные переименовывала, чистила папки на компьютере, листала зависшее в воздухе дело об убийстве с изнасилованием, чуть ли не пасьянс на рабочем месте раскладывала и при этом боковым зрением оценивала происходящее напротив. Работал вроде быстро и сосредоточенно, брови сдвинул к переносице, расслабленно читал, щурился, пытаясь Анины порой бисерные буквы разобрать, а потом как-то резко кинул папку на стол, бросил выразительное «тьфу» и ударил ладонью по столу так, что пластиковый стаканчик с канцелярией опрокинулся и содержимое красиво покатилось на пол между их столами. Никитина от неожиданности даже дёрнулась, так резко всё произошло. — Неужели ничего интереснее нет, а? — складывает руки на груди и в упор глядит на девушку напротив, заставляя ту отвлечься от вычитывания в двадцатый раз одного и того же абзаца в безуспешных попытках поймать мысль за хвост и прийти хоть к какому-нибудь более или менее правдоподобному развитию произошедшего и описанного в деле. — Очевидно же, что бабки ей никто не вернёт, зачем переливать из пустого в порожнее. — Мы должны были принять заявление и оформить, правила такие, не поверю, что у вас этих дел меньше, — пожимает плечами, прекрасно понимая его возмущение и выливая на него долю собственного, чтобы не расслаблялся и не думал, что она тихая и спокойная. Дела эти с наивными бабулями уже осточертели. Будь её воля, она бы и вовсе с этим вопросом на порог не пускала. Правда ведь, из каждого утюга говорят, мол, не передавайте никому данные своих карт, орудуют мошенники, а этим хоть бы хны, они и рады сотрудникам работёнки подкинуть. Отправила бы в топку всю эту макулатуру, будь её воля, только бумагу и силы зря расходовали. — Что ты читаешь? — молчит пару минут, просто смотрит на неё, как будто за каждую черту взглядом цепляется, а после резко в два движения оказывается у её стола и садится напротив, развернув стул так, чтобы сесть на него будто задом наперёд, чтобы опереться локтями на спинку. Гиперактивный какой-то, у Ани даже мысль закралась, что пьяный, но кроме лёгкого прохладного запаха парфюма и сигарет от него ничего не чувствовалось. Помимо этой чрезмерной бьющей через край активности её и несанкционированный переход на «ты» возмутил, но виду не подала. Рано или поздно это пришлось бы сделать, устали бы выкать друг на друга, сидя в одном кабинете, они даже с Пашей и Сашей перешли по итогу на «ты», хоть и не сработались, а здороваться в коридоре простым «привет» было гораздо проще. Аня невольно поднимает глаза и сталкивается с подозрительным поблёскиванием из-под тёмных ресниц и бровей. Точно пьяный, метнуться бы сейчас к ребятам и попросить его дыхнуть в трубочку, да очень уж предвзятой казаться не хочется и портить человеку первый рабочий день, даже если он и выпил. Она и сама не без греха, у шкафчике ждала очередного стрессового осмотра места преступления начатая бутылка вискарика. — Очередной висяк, можешь глянуть, если хочешь, — двигает папку к нему, а сама отодвигается чуть и откидывается на спинку. Шея слегка затекла, да и откровенно пялится на мальчишку не хотелось, мало ли ещё что подумает. — То-то же, — хмыкает, забирая папку и деловито убираясь восвояси. — А то бабки-бабки, — ворчит, заставляя Аню ухмыльнуться и спрятать улыбку. Хорошо, что в полумраке работали, со светом она бы явно в голос расхохоталась от этого отыгрыша. Почувствовав, что на сегодня её фактическая работа закончилась передачей дела для изучения материала в руки молодого следователя Музыченко, спокойно выдыхает и прикладывается к любимой голубой чашке, тихонько прихлёбывая заварным остывшим кофе. Тихо, чтобы не создать лишнего шума и не отвлекать молодую кровь от работы, скидывает на пол туфли и вытягивает ноги. Так гораздо комфортнее. Отдохнёт сейчас и вернётся к переписыванию отчёта и по совместительству сражению со старым рабочим компьютером, который то и дело капризничал и требовал переустановку системы, а этот молодой и амбициозный пусть читает, раз у него такой энтузиазм проснулся. Активный, нездорово активный, глаза у него какие-то бешеные и блестящие, ногой нервно подёргивает постоянно, но не отвлекается даже на громкие звуки, по типу тех, что издаёт случайно свалившаяся на пол компьютерная мышка или ударившаяся о стенку чашки чайная ложка. Никитину отвлечь мог даже звон решетки в другом конце коридора и звук проехавшей за окном машины. То ли в силу возраста, то ли своей девчачьей порой активизировавшейся памяти стала слегка рассеянной и долго-долго не могла сосредоточиться, когда работать приходилось именно в отделе. Снова невольно уставилась на мужчину напротив. Тот сосредоточенно теребил мочку уха и навевал мысли воспользоваться освободившимся временем и накопать на него информации преимущественно с предыдущего места работы, мол, где, на какой отдел и что у него на счету. На неё после мимолётного зрительного контакта за её столом даже внимания не обращал. Сидел и читал, а если и поглядывал на товарища старшего следователя, то лишь когда она не замечала этого. Выглядел парень молодо, но неглупо, что-то из него, зелёного, слепить можно было, если хорошо постараться и не попадать под его чары. Чувствовала Никитина, что контакт найден, по крайней мере теперь с опросом вечно замкнутых свидетелей девушек и допросом подозреваемых женского пола станет гораздо проще. «В любом случае, рано ещё судить. Вот если докопается до чего, тогда и посмотрим».