Следственный эксперимент

Тем утром Аня впервые за много лет проснулась от того, что свалилась с кровати на пол. Причем даже не поняла, как так вышло, потому что засыпала она всегда где-то посередине и просто физически не могла раскатиться во сне настолько, чтобы прям упасть. Пол был жёсткий и отчего-то холодный, хотя из открытого балкона приятно тянуло летним утренним теплом и раздувало белые занавески по всей комнате. Решив, что раз судьба распорядилась с ней сегодня утром таким образом, то нечего противиться, именно поэтому перевернулась на спину, покорно сложила руки на оголённом из-за задравшейся майки животе и уставилась в потолок. Белили его прошлой осенью, как раз перед тем, как она переехала в эту квартиру, уже успел пожелтеть от сырости и облупиться в углу у балкона. Тихо, хорошо, весь день бы так пролежала, если бы не необходимость собираться на службу и боязнь простудить свою и без того уязвимую шею. Вздохнула. С определением времени по свету за окном у Ани было довольно туго, поэтому чтобы не опоздать на работу пришлось шустро подниматься и шерудить кровать в поисках телефона, в руках с которым она вчера по привычке уснула и тот затерялся где-то в сбившемся в ногах одеяле и там же сложенном покрывале. Спасибо, что не на полу, предыдущий она уже разбила таким образом и повторения дорогостоящей замены дисплея не хотелось. На часах было пять утра, а Ане хотелось заорать так громко, чтобы разбудить всех соседей и оказаться не единственной, кто уже не спит. Потому что уснула она не раньше трёх, помнила, что это было последнее время, на которое она обратила внимание с мыслью, что пора на боковую, а до будильника оставался всего час и вряд ли она успеет даже просто уснуть к этому времени. За окном светло, будет ворочаться, искать удобную позу, а потом ее разбудит уже привычный и не такой раздражающий, если слушать его каждое утро, «радар», и она пойдёт в ванную замазывать свои синяки под глазами. Выдохнула. Нужно было себя чем-то занять, иначе припрется в отдел в начале восьмого и будет куковать там на час больше положенного. Недолго думая стащила с кровати одеяло, завернулась, чтобы только голова торчала, следом вытащила на балкон старенький шаткий стул и прямо так уселась наблюдать за пробуждением города. В пальцах вертела зажигалку, перекидывала туда-сюда, постукивала по бетонному подоконнику, по итогу отложила. Надоело кучу денег на сигареты спускать. Зарплата у нее не маленькая, а позволить себе все, что душе угодно, все равно не может. Потому что помогает в одночасье ставшей одинокой мамочке, снимает жильё поближе к отделу и копит на отпуск. Скрашивает одинокие вечера белым вином и к тому же курит как не в себя. Все уговаривали бросить, только почему-то против её работы, из-за которой по факту Аня и пыхтела как паровоз, ничего не имели. Даже радовались, когда она между бытовыми разговорами с мамой упоминала какое-то очередное раскрытое дело либо же рассказывала подружкам подробности расследования, чего делать по уставу не должна была. Снова вернула зажигалку в пальцы. Частенько думала, что будь у неё мужчина, точно бы с ума сошёл от того, с какой хладнокровностью она описывает все расчленёнки и прочие прелести следовательских будней. Аня частенько таскала все эти весёлые картинки домой, закрывалась в комнате и до утра изучала. Не отрывалась, все что-то чертила, помечала, выдумывала, за что позже расплачивалась. Подорвала себе режим и нервную систему, но зато вполне себе шустро дослужилась до своего нынешнего положения старшего следователя и теперь, когда в её жизни появился Музыченко и всё грязную работёнку можно было спихнуть на него под благородным предлогом повышения его статуса перед начальством и возможности дальнейшего закрепления за ним места на постоянной основе в отделе, могла наконец слегка расслабиться. На повороте наконец заработал светофор, Аня приняла это как знак и потянулась за пачкой. Стопы замерзли, притянула коленки к груди, оперлась подбородком и снова покрутила сигарету в пальцах. Сомневалась, стоило ли начинать утро со вкуса никотина на губах. Определённо стоило. Юра работал с ней уже неделю и пока не надоел ей своим присутствием на её территории. Наверное потому, что ни Аня, ни начальство толком его не воспринимали как уже бывалого следователя, да и впечатление он производил парня, который не туда попал и на которого случайно надели форму, чем реального специалиста с парочкой закрытых серьёзных дел за плечами. Нагрузили его сперва бумажками, он покривился-покривился, да разгреб ту кучу, которую Аня долго откладывала, списывая на нежелание копаться в этой пыли и чихать сутки после этого. Вторым заданием была украденная у старушки сумочка, но и с этим он разобрался вполне себя резво, за что на следующий день у входа его ждала та самая Мария Васильевна со своей драгоценной сумочкой и не менее драгоценным свёртком пирожков в знак благодарности. Пироги эти всем отделом ели, вкусные оказались, словами не передать, а Музыченко сиял после этого ещё неделю, как начищенный чайник, потому что очаровывать старушек и женщин за сорок было его компетенцией. Все случаи мужей-тиранов тоже легли на его плечи, как и освидетельствования у нарколога, которая уже знала его по имени отчеству и возможно дала ему свой телефончик. Одним словом, Юрий Юрьевич блистал и наслаждался жизнью. Ане по большему счёту было на него фиолетово, работал и работал, только клинья подбивал постоянно. Точнее не так, он не называл это ухаживаниями или подкатами, просто периодически обретал чрезмерную веру в себя и звал ее на кофе. Аня усмехалась и говорила, что не хочет, сперва старалась играть Снежную Королеву, отвечала сухо и незаинтересованно, а потом сама того не заметив начала заигрывать. То улыбнётся, то губы лишний раз при разговоре облизнёт, то взмахнёт ресницами, что Музыченко забудет, о чем говорил секунду назад и начнёт прокашливаться, чтобы свой затуп скрыть. Ане нравилось дразнить и раз за разом отказывать ему, нравилось играться с его самоуверенностью и осаждать его пыл, когда он думал, что вот-вот и она попадётся на его крючок. В конце концов нравилось пить кофе за его счёт, когда он спускался в ближайшую кофейню во время перерыва и приносил ей до жути сладкий капучино с сиропом. Ни о каких отношениях не думала даже, у неё работы было выше крыши и распылять энергию, как бы сильно не хотелось, нельзя было. Один раз остались вдвоём в отделе до поздней ночи, Аня разбиралась с делом и подшивала новые показания, Юра материл на чём свет стоит очередное дело с карточками. Материл громко, веселил этим Аню, пусть и отвлекал немного, пару раз пришлось отклеивать уже приклеенное и крепить в другое место. Пусто было, пугающе тихо, как на кладбище, все разошлись уже давным-давно, только дежурный оставался на вахте и тот смотрел телевизор, что был единственным возможным развлечением помимо зубрёжки кодекса. На улице шумел дождь и отбивал каплями по железному подоконнику, очень привычно для Петербурга и очень навязчиво для раздолбанной в край нервной системы. Она закончила с бумажками, забросила в сумку папку с делом, над которым работала и засобиралась домой. Юра устало потёр глаза и любезно предложил подвезти, Аня не хотела отказываться от возможности попасть домой как можно скорее и не промокнув при этом насквозь. Ей идти было всего ничего, но одной пробираться по дворам по темноте в ливень даже ей было не по себе, и припрятанный на всякий случай в сумке баллончик не успокаивал и не давал никакой уверенности, что домой она доберётся в целости и сохранности. А тут на машине, да ещё и с мужчиной. Соседки в окно увидят и на следующий день начнут своё утро не с чашечки бодрящего кофе, а с перемывания Аннушкиных костей. Согласилась. То ли из-за усталости, потому что по Музыченко было видно, что он задолбанный до крайней степени, то ли действительно понял, что ему здесь ничего не светит, в тот раз даже свои шутки порой чересчур похабные не позволял, довез до дома, дождался, пока зайдёт в парадную, мигнул фарами и уехал, а у Ани будто отношение поменялось. Какие-то двоякие колебания получались: с одной стороны она не хотела делить свои дела с кем-то ещё, с другой он справлялся быстрее, а порой и лучше ее, что очень удивляло. Создавалось впечатление, что он какой-то специальный курс проходил, прежде, чем с ним в отдел перевестись. Да и ладили они вроде как, решила, что раз ей подкинули такой подарочек, нужно радоваться и перестать ревновать свою работу. Ей всего тридцать три, а она уже с поломанной нервной системой и железным характером. — И без мужика, — ехидно подкинула совесть, заставляя Аню тяжко вздохнуть. Она была замужем за своим любимым следственным комитетом, в который так стремилась, только вот их конфетно-букетный период давным давно закончился и ей захотелось перемен. Захотелось ещё одного конфетно-букетного, только партнёром она видела ну никак не стопки скучных дел и засиживания в отделе до поздней ночи с периодическими ночёвками на побитом молью диване. «А могла быть счастливой мамочкой», — завершила свой утренний перекур таким выводом, вздохнула и решила, что хватит с неё на сегодня рефлексии и замерзшего носа. Опять будет зубы чистить дольше положенного, лишь бы запах сигарет перебить.

***

— Ты ночуешь здесь? — бросает сумку на своё кресло и снимает ненавистный ей жакет, оставляя по привычке на вешалке у входа. Там тот и останется до конца рабочего дня, а потом она его и забудет, когда на радостях выпорхнет из кабинета и направится домой. В отделе будто все вымерли, оно и не удивительно, времени было начало восьмого, а все пузатые дяденьки и подтянутые товарищи из соседнего кабинета подтягивались только к восьми и то, в том случае, если до этого не брали дополнительные часы переработки и пользовались положенным им правом прийти на работу на час, а то и на два позже. Аня таким старалась не злоупотреблять, чем дольше спала — тем более разбитой себя чувствовала, лучше уж она уйдёт вовремя и скрасит свой вечер просмотром очередного тупого ток-шоу по телевизору. Музыченко лежал на старенькой побитой молью тахте, закинув длинные худые ноги прямо в ботинках на подлокотник. Выглядел он действительно как будто ночевал в кабинете, помятый слегка и со следом от подушки на щеке. Активность его за месяц работы не убавилась, кажется, даже наоборот возросла, поэтому если бы ответом на её вопрос стало «да», Никитина не удивилась бы. Аня щелкнула кнопкой на чайнике и присела на подлокотник рядом с его головой. Запахло чем-то для бритья, значит дома он всё-таки был, пусть по его многонедельной щетине и усам и не скажешь, когда он брился в последний раз. — Нет, просто приехал слишком рано и задремал, — запрокидывает голову, чтобы удобнее с ней разговаривать было, Аня усмехается. Знаем, проходили, с ней тоже не раз такое случалось по началу, что её недосып и желание подремать во время перерыва выливались в подъём в конце рабочего дня и то, потому что начальнику что-то понадобилось. — Ты тоже рано кстати, — закатывает рукав и глядит на часы, хмурит свои чернющие брови и снова отводит взгляд на неё. — Я упала с кровати в пять утра и поняла, что уже не усну, — выдыхает, заглушаемая грохотом чайника на подоконнике. Попить чай по приходу на работу — своеобразная традиция, без которой она уже своей жизни не представляла. Теперь гонять чаи было не так одиноко. Музыченко на её «упала с кровати» недоверчиво приподнял брови, Никитина только плечами пожала, мол, ну как есть. Не человек она что ли, права упасть с собственной кровати не имеет? — Ох, красивые у вас коленки, Анна Сергеевна, — ухмыляется, уводя взгляд от ее невольно оголившихся коленей и вставая, чтобы приготовить чай. Чуть не сломался, поднимаясь, аж кости захрустели, заставляя Аню перевести своё недовольство его вмешательством в ее личное пространство в беспокойство за сохранность его позвоночника. Он-то моложе, оттого и удивилась тому пугающему хрусту, что раздался в комнате. То ли диван, то ли спина, другого варианта не оставалось. — Сдалась вам эта юстиция, вам бы замуж да мужа радовать. — Ты офигел? — хватает первую попавшуюся папку и с размаху заряжает ему по заднице, он аж подскочил от неожиданности, даже увернуться не удалось. Хохочет, чуть руку не окатил себе кипятком, а все равно хохочет и на разъярённую Никитину поглядывает. Её ярость была чистой воды игрой, так, позаигрывать, тот вот смысла этого флирта уловить никак не мог. В кабинете запахло сладким чайным ароматизатором, Аня отошла к зеркалу и специально натянула юбку пониже, чем вызвала смешок у наблюдавшего как зачарованный за её действиями Юры. Он очень давно таких чарующих и манящих женщин не встречал, всё как-то на помоложе заглядывался, а тут появилась Аня и Юрий Юрьича, любителя девочек лет на пять моложе себя, как переклинило. Не сразу, понадобилось пару недель, чтобы осмелиться и попробовать пригласить её на кофе, чтобы узнать получше. По итогу кофе они пили чаще у себя в кабинете, а рассказывала Аня и без свиданий достаточно, чтобы Музыченко точно убедился в неровности своего дыхания по отношению к товарищу старшему следователю. Аня улыбалась и легкими движениями наманикюренных пальцев поправляла причёску, Юра решил, что сегодня хороший день, чтобы попробовать снова. — Пойдём на свидание? — самоуверенно опирается о подоконник и складывает руки на груди. Сверлит ее взглядом, хотя заранее знает, что ответом на его предложение будет категорическое нет. Попытка не пытка, но по лбу за неё получить может, если Аня окажется чуть более нервной, чем обычно. Скрипит пол, она откидывает собранные в хвост волосы назад. — Я не встречаюсь с коллегами, — деловито громко стуча каблуками идёт к своему столу и опускается в кресло, вытягивая ноги. Произнесла буквально по слогам, чтобы дошло лучше. Не злилась, приятно даже было, что не отступается, значит и в работе таким же настойчивым будет. Испепеляют друг друга взглядом, молчат, Юра переваривает полученный в двадцатый раз отказ, Аня пытается найти оправдание его очередной попытке вытащить её на свидание. Свиданием, к слову, он назвал это впервые, значит действительно зацепила она его. Ещё бы, знал бы он, скольким она отказывает просто из-за нехватки времени. — Самоуверенный ты, странно, что ещё не женили тебя. — Странно, что ты ещё не замужем, вот что, — ставит перед ней чашку, возвращается за своей и не садясь очень громко прихлёбывает. Знал, что её это раздражало, Аня частенько делала ему замечания по этому поводу и делала это в купе с просьбой убирать со собой крошки со стола, чтобы тараканов не разводить. — Замужняя следователь это скорее исключение, разве нет? — приподнимает бровь и облизывает губы. Обескуражила, снова лишила всей решимости этим жестом, у него все слова из головы вылетели, осталась только функция глупо улыбаться. Думал что-то ответить, но в дверь громко постучали. Звук заставил обоих сразу выпрямиться, Аню запрыгнуть в туфли и обтянуть юбку, а Музыченко судорожно поправлять помятую форму, чтобы выговор не получить. Со стороны выглядело, будто их застали за чем-то глубоко интимным, но никак не за пустым утренним трепом и очередной неудачной попыткой затащить Аню на свидание. Юра громко вещает «Да!», Аня пытается сделать как можно более расслабленный вид и с обжигающе горячей чашкой опирается на подлокотник. — Вы что, ночуете здесь? — хмурит брови, поглядывая на подозрительно зачастившую ранним приходом на работу парочку, то на одну, то на другого. Тут постоянно пахло духами и сигаретами, с появлением здесь помимо Ани ещё одного сотрудника стало как-то теснее, но запах, что удивительно, оставался таким же. — К вам как ни зайдёшь с утра, вы оба уже на месте. — У нас коллективная бессонница, — усмехается Музыченко, снова прихлёбывая из чашки и ловя на себе убийственный взгляд коллеги напротив. Давала понять, мол, ещё один звук и я тебе этот чай на голову выверну. И она вывернет, он и не сомневался. — Спите что ли вместе? — то ли возмущённо, то ли с долей насмешки восклицает, Аня в тот момент опрометчиво решила сделать глоток чая и чуть не подавилась, пришлось отвернуться, чтобы прокашляться и в порядок себя привести. Юра в двух метрах от неё самодовольно ржал, даже не подозревая, как ему не поздоровиться как только за начальником закроется дверь, второй же просто ждал хоть какого-то ответа и хлопал маленькими близко посаженными глазёнками. — Наоборот не спим, бессонница же, — улыбается, сверкнув глазками Музыченко и сложив руки на груди. Не хватало ещё и слухов ими же самими посеяных. — Я вам работёнку принёс, коллеги ваши, — кивает на стенку, за которой кабинет Анисимова с Личадеевым был, — не справляются. — Это то зимнее дело, которое вы у меня и забрали? — забирая папку и читая обложку, Аня поднимает недовольный взгляд. Дело было интересное, она практически докопалась до той самой ниточки, за которую стоило потянуть, чтобы дело раскрылось перед ней как скатерть самобранка. Потом к ней приставили Пашу, он спутал все её карты окончательно и дело перешло в чужие руки вместе с переехавшим в соседний кабинет подальше от агрессивной Никитиной Личадеевым. У Ани тогда будто душу забрали, расстроилась до слёз, ни разу с ней такого не случалось, а здесь прямо расплакалась, когда позвонили и сообщили о том, что она это дело больше не ведёт. — Да, дорогая, оно, — похлопывает по плечу. — На вас вся надежда, уже из главного управления звонили и просили как-то двигаться, а то новые случаи появляются, а связать их у Павла Игоревича не получается ну никак. — Новые случаи? — Аня аж рот приоткрыла от удивления, глаза по пять копеек, а внутри будто похолодело что-то. Она прекрасно помнила все подробности, половина фоток с мест преступления и найденных тел стояло перед глазами, с такой жестокостью были совершены. Появилось стойкое желание залепить Личадееву да посильнее за то, что так затянул, за то, что помощи не попросил, хотя знал, что она знает, в чём дело и поможет без проблем. — И вы молчали? — Сергей Петрович только пожимает плечами, Ане ничего не остаётся, как тяжко вздохнуть и задать свой, как ей казалось, последний вопрос. Надеялась, что цифра будет совсем уж маленькой. — Сколько? — Пятеро. Все девчонки твоего возраста и младше. — Вы шутите? — аж подпрыгнула на месте. В голове не умещалось такое безалаберное отношение к чужой жизни. Столько времени тянуть, чтобы по итогу всё равно скинуть дело Ане? Внутри всё кипело и пузырилось, накалялось до красноты. — Нас же расформируют к чёртовой матери, если мы это не раскроем! У меня прежде всего звёзды полетят, потому что моя фамилия на папке! — Музыченко напротив даже притих, так сильно она разоралась, не боясь, что может получить грубость в ответ. Мужчина в полуметре от неё молча слушал, стараясь в глаза её взбешенные не глядеть, Юра даже представить боялся, насколько в них плещется возмущение. — Спасаете задницу новеньких? — срывается на опасный шёпот, усмехаясь. — Отлично, а меня значит можно под обстрел. Ну спасибо, Сергей Петрович, — обиженно отворачивается и прикрывает лицо руками, подозрительно притихла. Всё сказала, добавить было нечего. Начальник постоял ещё с минуту, как будто его огрели чем-то вроде чугунной сковородки по голове, тяжело выдохнул и ушёл, чтобы ещё больше её не нервировать своим присутствием. Давно система была выработана, Юра тоже её стал понемногу понимать и использовать. Знал, что когда Аня не в настроении лучше промолчать, иначе обложит так, что мало не покажется, а потом ещё и разговаривать несколько дней не будет, из-за чего станет работа. Допускать этого никак нельзя было, тем более, что дело такое важное было, судя по Анькиной реакции. Всё ещё молчала, дышала как-то очень громко и со свистом на выдохе, обратно не поворачивалась, только нервно ногой дергала. — Ань, — зовёт, не подходя близко, чтобы под горячую руку не попасть и не нарушать её личное пространство. Что-то ему подсказывало, что не просто так она сидит, отвернувшись, и дышит так тяжело и обрывисто. Не отзывается, решает повторить. — Ань, я гляну дело? Никитина ничего не отвечает, поворачивается совсем чуть-чуть, так, что он даже лицо её разглядеть не может, и двигает папку в его сторону. Снова отворачивается и сидит так больше получаса. Ровно в восемь Юра боковым зрением замечает движение напротив, Аня достаёт из сумки косметичку и шустро и одновременно с этим покачивая бедрами уходит из кабинета. Дверью хлопает громко, календарь рядом опасно закачался, а с пробковой доски слетела парочка стикеров. Вздыхает. Прозрачная чашка с чаем так и осталась на столе отпитой совсем немного, а на невидимой ему стороне её стола взгромоздилась кучка смятых и явно мокрых салфеток. Всё-таки она умеет плакать.