Следственный эксперимент

— Юра, ты с ума сошёл совсем?! — глянув на вошедшего с довольной улыбкой на лице и дочерью на руках мужчину, Аня буквально с места подрывается, тут же забыв о всех своих делах и сосредотачивая внимание на ребёнке и держащем его отце. Первым делом взгляд на ее расстегнутую курточку падает, тут же хочется папке недоглядевшему по башке дать разок, и спросить, чем думал, когда ребёнка в такую нестабильно тёплую погоду нараспашку на улицу выносил. Сам-то ладно, почихает, посморкается и ладно, хотя и им с малышкой дома болеть было крайне нежелательно, а ребёнок-то? Только ведь какие-то звуки членораздельные произносить начала, не сможет сказать, когда ей холодно, начнёт просто хныкать, а им с Юрой и думай, в чём причина капризов. — Папа, на улице не так уж и тепло! — глаза свои огромные на него переводит, давая понять, что если нет у него правдоподобной отговорки, то не сносить папе Юре головы. — Чем ты думаешь? Она буквально за пол движения оказывается рядом и тянется к малышке, которая, судя по серьёзному выражению лица, с папиных рук никуда деваться не собиралась, а тот только крепче держал и губами в розовую щечку впечатывался, заставляя малышку улыбаться, а маму где-то в глубине души ревновать. Так они гармонично вместе смотрелись, что и портить эту идиллию грех было, но очень уж свою крошечку хотелось потискать, чтобы те крупицы рабочего стресса, что успели на её плечи с утра пораньше осыпаться, стряхнуть и продолжить разгребание Юркиных завалов в хорошем, чуть расслебленном настроении. — Мама, не ругайся, мы расстегнулись десять секунд назад, чтобы не вспотеть и не продуло, — чуть на руках ее покачивая, чтобы засмеялась и дала тем самым маме понять, что все у них замечательно, и пока она ловит преступников, они с папкой здорово справляются вдвоём. Лиза улыбалась всем своим пока ещё беззубым ртом, к отцу как будто бы крепче прижимаясь, хотя и делала это невольно, абсолютно рефлекторно, стоило ему только животик пощекотать и тут же в кабинете заливистый смех раздавался, разряжая обстановку. — Скажи ещё, что вы приехали на машине, и я тогда точно с ума сойду, — забирает все-таки дочку, спина чуть заныла от непривычной тяжести, давненько она Лизу на руках не носила, после операции запретили тяжёлое носить, вот они с Юрой и приняли стратегическое решение, что дочу на руках будет таскать папка, а Аня будет выходить все это время в его смены, чтобы семейный бюджет по угрозу не ставить. Мягко губами лба касается, прижимаясь щёчкой к их с Юркой творению. Дочурка у них красивая получилась, не ребёнок, а произведение искусства, а все потому что от большой любви. Маленькая, ласковая и такая спокойная, что даже у Юры проблем с проснуться ночью, чтобы покормить или поменять подгузник, не возникало. Машину Юра водил хорошо, только вот от одной мысли, что муж пренебрёг правилами безопасности и вез ребёнка одного на заднем сидении, волосы дыбом вставали. Выжидала, в глаза его тёмные и ласковые вглядываясь, дочка тем временем адаптировалась к новой обстановке, узнала маму и принялась за своё любимое занятие, а именно вытягивание серёжек из её ушей и изучение окружающего её вокруг кабинета. Разглядывала, голову задрав, Юра только и успевал страховать, лишь бы назад случайно не кувыркнулась. — На такси приехали и с сиденьем, не бурчи, солнышко, — и чтобы окончательно ее задобрить, наклоняется и осторожно губ касается, мажет буквально разок и переводит поцелуй на лоб, чуть сдвигая тёмную челку. Растаяла, готова была теперь даже бурчания свои прекратить, лишь бы вот так вот с ним и дочкой рядышком. Заработалась, дома старалась не думать о всех планах на следующий день и, к счастью, получалось, но на работе как садилась рано утром, так до конца дня и не вылезала. — Есть предложение, — муж улыбается аккуратно, все же забирая заметно потяжелевшую за пару месяцев дочку с рук, чтобы вдруг ещё чего с Аней не приключилось. Ещё несколько недель в бесконечных поездках домой, к родителям и в больницу по несколько раз на день не вывез бы, да и без Ани тяжело было, не справлялся один с дочкой. Беременность у них наступила внезапно для обоих, хоть и запланировано все было до такой степени, что обговорили, какой тест Юра купит и когда Аня его сделает. Но все пошло не по плану, а если быть точнее, то перевернуло его с ног на голову. — Какое? — чуть устало, уже предвкушая, куда авантюризм мужа мог завести его шальную голову. — Мама хочет понянчиться, — улыбается, сразу подметив блеск у жены в глазах. Она и не понимала одновременно, куда он клонит, и уже готова была собирать самое необходимое в сумку и ехать с ним хоть на край света, лишь бы отвлечься от навалившегося. — Помнишь мы коттеджи на озёрах смотрели? — Аня чуть растерянно кивает, чувствуя, как внутри всё трепещет от противоречивости чувств. — Давай съездим, отдохнём чуть-чуть вдвоём. Мечется. И хочется, и страшно так их сокровище наедине пусть и с любящей опытной в воспитании внуков бабушкой оставлять. Казалось, что все всё делают неправильно, не так, как нужно, что только они с Юрой молодцы и у них всё получается ровным счётом так, как должно быть. — Я боюсь ее оставлять, зай, — чуть малышку за ручку малюсенькую берёт, та хватается радостно и огромными глазёнками карими на маму глядит, длиннющими папиными ресницами хлопая. Целует пальчики, чуть прищуриваясь и улыбаясь ей, чтобы она губки в ответ растянула. — Мало ли что, маленькая ведь ещё. О том, что их в доме теперь трое, предположил, что удивительно, сам Юра, в очередной вечер, когда ехали после работы домой и ожидаемо встали в пробку, отметивший, как резко Аня отрубилась, стоило машине притормозить ход. Имевшийся дома тест в тот же вечер показал отрицательно, но Юра настоял на своём и буквально измучил и без того утомленную после работы Аню, съездил в аптеку и притащил ещё как минимум пять, чтобы продолжить утром. Аня готова была ему эти тесты под хвост засунуть, чтобы отстал от неё, а он настаивал. И не прогадал, даже на самом простом тесте, который Аня сделала вторым, особо не надеясь увидеть результат, тонюсенькая красная полосочка виднелась. Плакала она в то весеннее утро так, что слышали, кажется, все соседи без исключения. Работала Аня как и положено на самого декретного отпуска и ещё несколько недель после, безжалостно нарушая строгий рабочий стиль и заявляюсь в свободном свитерочке, чтобы лишние взгляды граждан, что приходили по делам в их отдел, в коридоре на себя не собирать. Животик небольшой был, прятать его проще простого, да и кольцо на пальце служило более чем достойным оправданием ее интересного положения. Проблемы начались примерно под Новый год, Аня едва от родов отошла, а тут на тебе, новые подарочки помимо переношенной дочки и трудных родов подъехали. Слишком была тогда утомлена новорождённой дочкой, что и сама внимания тянущим болям не придала, и Юре ничего не сказала. Болело не так уж и сильно, скидывала все на то, что есть иногда не успевает, да и в целом на то, что это нормальное явления после родов. К концу января ко всему прочему добавилась температура, и тогда первым делом напрягся Юра. Однажды ночью так знобить начало, что он аж проснулся, подумал, что плачет из-за чего-то, но она такая горячая была, что сам испугался и не раздумывая тут же в скорую звонить собрался, но Аня остановила. Сказала, что таблетку примет и все пройдёт, а утром сама съездит в больницу, очень уж мирно спящую дочку будить не хотелось лишним шумом, только-только ведь уснула. Аню в итоге накачали таблетками и уложили спать, дождавшись, пока температура спадёт, а Юра тогда впервые отрубился с дочкой на руках сидя на диване в гостиной. Не подозревал даже, что ещё долго так засыпать придётся, с пустой бутылочкой в одной руке и мокро смешно сопящим комочком к груди прижатым. А с утра ему было на работу, Лиза сработала лучше любого будильника, разбудив папку желанием поесть ровно в шесть утра. Примерно в это же время Аня ее и забрала, проснувшись от звонка телефона, что в комнате остался. Помятая чуть, но лоб был холодный, значит чувствовала себя уже лучше. — Мама с ней сидела почти каждый день, когда ты в больнице была, зай, — чуть голову наклоняет, уговаривая. — На машине ведь, в любой момент приедем, у мамы вон сколько опыта, и Лизка с ней не плачет почти, — жена глядит все ещё неуверенно то на него, то на дочу, что полностью адаптировалась к новому пространству, разглядела каждую трещинку на потолке и теперь тянула папу за волосы, а тот нос смешно морщил от боли. Аня осторожно ручки ее убирает, губами к пальчикам прикасаясь. Так хотелось на руках ее подержать, по кабинету поносить, чтобы поизучала новое место, чтобы за волосы ее потягала и за нос подергала, но папа не разрешал, боялся, что несуществующие уже больше месяца швы у неё снова разойдутся. Нежный он такой, всегда был, а сейчас ещё нежнее стал, когда дочурка появилась. И с ней тоже, просто ласки совсем уж невинные у них были, соскучились друг по другу страшно, но все силы уходили на ребёнка и ни о каком уединении и речи не было. — Я сам ее отвезу и отдам, и слезинки не упадёт, обещаю, — уже уверенней, видит, как Аня тает и уже практически согласна на все, что он предложит. — Ну? — Хорошо, бронируй, — выдыхает и снова к дочке руки тянет. Не могла спокойно стоять, когда их кнопочка рядом и так радостно улыбается при этом. Пожмякать хотелось, зацеловать и ее и папку ее, всеми ее запретами пренебрёгшего и приехавшего все-таки на работу. Когда примерно на четвёртом месяце у супруги самую малость округлился животик Юра не отлипал от неё. Трогал, и трогал, и трогал, оберегал ее, как мог, как в первый раз не получилось, даже сумку чуть более тяжёлую, чем обычно, не давал носить, про пакеты из магазина и речи быть не могло, максимум буханку хлеба разрешат донести. Аня не раздражалась, сама старалась беречься, насколько это было возможно, ни одного приёма не пропускала и прислушивалась к организму, как никогда раньше, опасаясь, что что-то пойдёт не так и снова будет тяжело. Что с ним творилось, когда малышка начала пинаться, словами не передать. Было неожиданно как минимум. Ее в тот день тошнило сильно с самого утра, ни поесть, ни попить ничего не могла, все тут же выходило наружу, оставляя в желудке неприятное пылающе-сосущее ощущение. Юра с работы ушёл пораньше, купил ей сухое чуть сладковатое печенье и солёной воды бутылку, чтобы хоть чуть ей легче стало. Ладошки были чуть влажные и холодные, лоб тоже теплом не отличался, а открытая форточка давала понять, что ей до жути не хватает свежего воздуха. Сходил в душ, чтобы и без того её чувствительный носик своим запахом не особо свежим не тревожить, и пришёл лечить. Лежали в гостиной, Аня печенье грызла потихоньку, чтобы на очередной приступ тошноты организм не провоцировать, Юра обнимал ее осторожно, лба губами легонько касаясь, и лениво гладил живот. Просил малого не бушевать в шутку, Аня смеялась тихонько и только в грудь ему носиком утыкалась, телевизор слушая. Новости, криминальная сводка, Юра попросил буквально несколько минут послушать, а потом обещал переключить снова на передачу о путешествиях, что шла, когда он только-только домой вернулся. А потом ее резко ударили изнутри, да так, что даже Юра, почувствовав, руку одернул испуганно, тем более, что Аня застонала от боли. Впервые такое было, но ни с чем это не могла перепутать. — Что это было? — глазами захлопал, на Анино облегченное удивление глянув, та словно расслабилась и о подкатывающей то и дело тошноте перестала думать. Ждала этого момента, чтобы буквально своего малыша почувствовать, живот бесконечно гладила, ладошку прикладывала, разговаривала с ним, а тут на папку отозвался, пнув так серьезно, что тот аж испугался и глядел на маму теперь бешеными глазами. — Толкается, — улыбается, снова осторожно его ладонь прикладывает, а сама надеется, что под рёбра в ту же секунду не прилетит, — привет тебе, папа, передаёт. И Юра поплыл. С тех пор каждую минутку свободную, когда прилечь рядом с ней доводилось, пугливо ладошку прикладывал к животу, и пару раз конкретно так получил в ответ. Когда узнали, что девчонка у них все-таки будет, Юра не расстроился ни капли, наоборот, не мог перестать себя хвалить и говорить, что по-другому быть и не могло, ведь именно девочку они себе и придумали. Работал он по прежнему много, особенно, когда Анечка ушла в декрет, все дела снова на него повесили. И как бы Аня ни уговаривала его приносить хоты бы писанину домой, чтобы у неё мозг за ничегонеделанием не отупел, он не соглашался. Пока сам не слёг с температурой под сорок и скачущими давлением от недосыпа и переутомления, и тогда уже Аня не на шутку испугалась. Съездила сама на работу, забрала все то, за чем он засиживался, и за неделю больничного потихоньку разгребла под его осуждающие взгляды и недовольное ворчание. Новый год праздновали уже втроём. Дочка спала в кроватке, мама засыпала у папы на плече, а сам Юра нарадоваться не мог тому, как удачно все в жизни складывалось. Жена у него — солнышко, а уж какую кнопочку ему родила, так ни в сказке сказать, ни пером описать, хоть и вымотала и измучила ее беременность. Был единственным, кто мог выпить сегодня ночью хоть бокальчик шампанского, да не хотелось совсем. Новый год без шампанского, без мандаринов, потому что Аня не хотела рисковать, и даже без оливье, времени настругать просто не было. Все равно ведь к родителям его ехать наутро собирались, зачем наготавливать? Елка разноцветными огоньками переливалась в стаканах с клюквенным морсом, Аня крепко его руку сжимала и тихонько сопела во сне. Хотелось шептать ей все на ушко, как в тот день, когда из роддома своих девчонок домой привез и громко говорить не хотелось, только слова благодарности и то, как он ею, храброй умничкой, гордится и как сильно любит. Отчего-то малышка с папой ладила гораздо сговорчивее, чем с мамой Аней. И засыпала с ним рядом скорее, и хохотала задорнее, и даже чуть остывшую смесь из бутылочки ела охотнее, когда кормить ее брался Юра. Про то, как на руках у него после лютой истерики отрубалась, так и говорить нечего, Ане только диву даваться и оставалось. Папина дочка, даже похожа на него была больше, как она и ожидала. И хотела втайне тоже. — А ты чего приехал вообще? — сообразив, что просто так он бы в отдел средь бела дня не поехал, тем более, что Лизу оставить было не с кем и пришлось везти с собой, Аня быстро прокручивает варианты. Вызвали значит, только вот зачем — загадка. Шеф ведь мог и через неё спокойно что-то передать или позвонить, если дело очень уж личное. — По тебе соскучился, — бросает чуть нагло, заставляя ее губы чуть поджать, слишком уж глупые вопросы она задавать вздумала. — Шеф сказал заехать что-то подписать, но есть ощущение, что затянется это все, — чуть усмехнувшись, чмокает дочу в щеку, ласково пощекотав шейку, чтобы засмеялась, и уже на выходе бросает Ане: — У тебя есть время закрыть дверь, пока Смирнова не пришла тискать малую. Смирнова, а если быть точнее, то уже скоро Личадеева, пришла даже быстрее, чем Аня сообразить успела, и дочка, чуть недоверчиво насупившись, все же перекочевала в руки рыжеволосой подруги родителей, от которой всегда вкусно пахло и которая не вырывалась, в отличие от папы, когда ее тянули за волосы. К им с Анечкой на работу Юра привёз дочку не впервые. Каждый раз находились все новые занятия, места для изучения, все новые няньки, а ещё буквально каждый, кто заходил в кабинет, считал своим долгом сказать, какая она красавица и похвалить родителей за старания. И этот раз исключением не стал. Уже следующим вечером Юра вёз Аню в дачный посёлок в Ленобласти, где и сдавали на выходные те самые, как он имел смелость выразиться чуть пренебрежительно, домики, один из которых и был в их полном распоряжении с вечера пятницы до вечера воскресенья. В багажнике продукты и скромный саквояжик со сменной одеждой и тёплыми свитерами, на случай, если погода вдруг решит испортится, по радио подвывают легенды российской эстрады, и даже заядлую рок-н-рольскую душу Юрия Юрьевича это не раздражает ни капли. Наоборот, отвлекало от суеты и чуть позволяло на красавицу жену внимание переводить. Было ещё чуть прохладно, несмотря на подкрадывавшееся все ближе лето. Всего каких-то пару недель оставалось до первого июня, можно было спокойно надевать платье без колгот, что Аня собственно и сделала. Только не платье, а юбку свою любимую до середины голени, разрез спереди которой доходил чуть выше коленок и слишком притягательно для изголодавшегося по ней супруга оголял бледную кожу. Он гладил коленку, ласково и как-то отвлечённо, Аня накрывала его ладонь своей, отвлечённо глядела вперёд, чуть кусая губы в улыбке, и заалев пуще предвкушающего заморозки заката, что прямо перед глазами расстилался, когда его ладонь скользнула чуть выше, до неприличного задирая джинсовую ткань, а пальцы осторожно коснулись шелковистости белья. Чуть напрягалась, слишком резко втянув прохладный воздух, что бил из приоткрытой форточки и отрезвлял будто захмелевшую от супружеских фантазий и того, как неожиданно он решил превратить их в реальность, Аню. Юра сидит, чуть хитро губу прикусив, чтобы скрыть довольную улыбочку, глядит на дорогу, а у самого ни одной мысли приличной в голове, только чуть шире расставившая ножки супруга рядом и мягкая ткань хлопковых трусиков под подушечками пальцев. — Спусти чуть трусики, — тихо, чуть хрипло, прекращая гладить клитор сквозь чуть намокшее белье и ловя разочарованный выдох словно воды в рот набравший супруги. Она вновь задохнулась, только на этот раз от того, как маняще звучала его фразочка. Глянула мимолетно, он блеснул на неё карими и облизнул губы. Салфетки антибактериальные во внушительных размеров упаковке были в каждом углу напиханы, просто потому что с маленьким ребёнком так или иначе придётся что-то да вытирать, но сейчас они пришлись как раз кстати. Негоже было к супруге с грязными руками лезть, помыть бы по хорошему, но и салфетки вполне за средство дезинфекции сойдут. Взглядом шустро туда-сюда, чтобы вдруг никого вокруг них не оказалось, навигатор даже командовать прекратил, потому что ехать им ещё и ехать было до места назначения исключительно прямо. Аня, чуть замешкавшись, ещё раз глянув на мужа и его чуть покрасневшие явно не от духоты щеки, тянет юбку чуть выше к талии и цепляет белье пальцами, стягивая до середины бёдер и чуть расставляя ножки. Совершенно не против была, знала, с чего они, утомленные младенцем молодые родители, до боли друг по другу из-за Анькиных болячек соскучившиеся, начнут заслуженный отпуск, но на такое раннее начало ласк она даже не надеялась. Юра оставляет салфетку в подстаканнике и снова начинает с коленки, лёгкими поглаживаниями спускаясь к внутренней поверхности бедра и касаясь влажных от его касаний пятиминутной давности складочек. — Юр, дорога, — выдыхает чуть слышно, снова с осторожным сладким до скрипа зубом мычанием закусывая губу, когда он слишком резко проходится подушечкой большого пальца рядом с клитором, но не касается. Слишком отвлечен на дорогу и взявшиеся не пойми откуда машины, не может найти, как в плохом анекдоте, а Аня и не знает, как правильнее поступить: остановить его, чтобы действительно следил за дорогой и лишить себя удовольствия и его шаловливых пальцев, или все же направить и получить помимо забытого ощущения дрожи в коленках от удовольствия ещё и выброс адреналина. Трасса, в машине вроде и одни, но стекла у них совершенно без тонировки и едь на них кто-нибудь чересчур глазастый — запросто бы понял, чем занята свободная от руля рука водителя. Облизывает губы, ждёт, когда народу чуть меньше становится вокруг и рядом с ними никто не едет, и осторожно берет его ладонь в свою. Кто ещё скажет ему, как ей больше нравится и где приятнее, если не она сама? Сглатывает стон от очередного поглаживания, которым размазывает ее смазку, и филигранно позволяет его пальцам лечь между своих ног.  — Вот здесь, чуть повыше, — заканчивается несдержанным стоном и мурашками по спине от того, как его пальцы мягко проникли внутрь и осторожно шевельнулись. Большим, черт знает как выкрутив руку, ласкал осторожно клитор, выбивая из супруги все более шумные вздохи и заставляя скулить и сжиматься вокруг него. Ему не терпится взять ее по-настоящему, как в старые добрые, когда можно было в любое время и как ему хочется. В и без того узких джинсах так тесно, хоть караул кричи, а Анечка рядом дышит так сладко, что от того, чтобы свернуть в ближайший лес и задержаться там на полчаса, останавливал только навигатор, механическим голосом вещавший, что ехать им осталось всего ничего. А там душ, свежая постель и никого, кроме его девочки, вокруг. Доезжает с этими мыслями до домика, оставляя ее в паре касаний от разрядки, с обиженно надутыми губками и сладко-липким обещанием довести ее уже дома, вертящемся на языке. Успевают вымыть руки и только. — Иди ко мне. Тихий шёпот разрезает тишину и супруга поддаётся просьбе совсем без уговоров. Буквально падает в его объятия, пуговицы на блузке дрожащими пальцами расстёгивая и чувствуя, как одежды остаётся все меньше и меньше, а муж губы ее кусает все настойчивее. Он словно волшебник, делал всё так быстро и незаметно, что она и сообразить не успевала, как кожу лизнул прохладный ветерок. Все так стремительно, что голова кругом идёт, хочется замедлиться, хочется целоваться до потери сознания, пока не закончится воздух и не станут щипать обкусанные губы. — Попытка номер два, — шепотом ей на ушко, чуть губами втянув мочку. И правда была их вторая попытка заняться любовью после родов, первую, что возможно и повлекла за собой необходимость отложить секс ещё на некоторое весьма затянувшееся время, Аня до сих пор с дрожью в коленках вспоминала. Ей не то, чтобы очень хотелось, но Юра настоял, и тогда впервые пожалела, что не смогла мужу отказать. Он целовал так жарко и касался ласково, что ей сперва показалось, что былое желание вернулось, но действительно лишь показалось. Думала потерпеть, дать мужу пар выпустить и поласкать, чтобы хоть он удовольствие получил, но скрыть болезненных ощущений не получилось. В итоге был испуганный муж, сбежавший прямо из постели в душ, чтобы там закончить начатое наедине с собой, и расстроенная до слез Аня. Он тогда долго просил прощения, вытирал слёзы и говорил, что любит сильно и будет ждать, пока она сама не захочет близости, а потом сморил ее массажем и ласковым шепотом на ушко. Зарёкся никогда больше без её согласия не лезть, пусть Аня и уверяла, что всё в порядке. — Скажи сразу, если будет неприятно, хорошо, зай? — убирает кудри ее со спины, оголяя плечи и мягко губами прижимаясь к коже за ушком. — Хорошо, — сглатывает стон, опуская на краешек кровати свою блузку, не знает, куда деть руки. Думает расстегнуть бюстгальтер, но замирает с прикрытыми глазами, ловит мурашек по позвоночнику, когда чуть влажные губы супруга на шейных позвонках чувствует. Он осторожно гладит талию, стучит нежно пальчиками по поясу юбки, кожу ее чуть прохладную опаляя. Снимает аккуратно петельки застежки лифчика, целует спину, невесомо касаясь груди, опасаясь, что ей снова будет больно. Одной рукой осторожно сжимает сосочек, не прекращая за ее реакцией наблюдать. Обходит ее, лицом к себе поворачивая и губами сразу на шею, чуть прикусывая до мелких пятнышек и спускаясь касаниями к груди. Берет сосок в рот, пальцами цепляет пуговицу на юбке и тянет вниз язычок молнии, свои же мягко обводит вершинку, оставляя влажные следы и переходя к второй груди. Аня тихонько постанывала, чувствуя помимо нежно ласкающих ее губ ещё и тёплые ладони, что гладили спрятанные под юбкой бедра, задирая ту все выше и выше, пока та и вовсе не собирается гармошкой на поясе. Оставлять все так не собирался. Присаживается на колени, хватаясь за петельки для ремня, и тянет ткань вниз. Оглаживает ножки, следом за юбкой тянет ниже промокшие трусики, Ане лишь переступить через одежду остаётся и глянуть блестящими и темными от желания глазами на супруга у своих ног. Он осторожно касается пальцами между ног, словно проверяя, достаточно ли она намокла от его поцелуев, оставляет влажный след чуть ниже живота, губами на лобок, ещё раз и наконец языком, самым его кончиком по клитору, раздвинув блестящие от размазанной им смазки складочки. Ладони на ягодицы, чуть сжимая и ниже на бёдра спускаясь. Мягкая. Нежная. Тёплая. Любимая. Она шумно выдыхает его имя в темноту, мелко задрожав, чувствуя слабость, вдруг сковавшую ноги. Юра слишком резвый, ухмыльнувшись и поправив усы, облизнув губы чуть влажные, словно перышко ее на руки подхватывает и под аккомпанемент сладких вздохов неожиданности и ее тихого «Ой!», опускает на пружинистую и мягкую, словно облачко, постель. Юра раздевается так быстро, словно у Ани в руках была спичка, по которой засекалось время на снять одежду. До белья, хотел сперва убедиться, что ей все нравится и никакого дискомфорта, даже психологического, она не ощущает. Думал слишком долго, Аня оказалась быстрее. Стоило ему подойти ближе, утянула к себе на подушки и осторожно поцеловала. По поцелую понял, как ей хочется. Аня мягко касалась губ языком, втягивала поочерёдно то верхнюю, то нижнюю, мурлыча что-то безумно нежное в перерывах между поцелуями. От его нежности буквально задыхалась, гладила осторожно спину, сцепив ножки у него на бёдрах, непозволительно близко к себе прижимая и каждым его медленным и осторожным движением наслаждаясь. Ее уносило волной куда-то далеко, тепло приятное, чуть щекочущее все внутри, накрывало с головой, окуневого в себя от макушки до кончиком пальцев, заставляя кусать губы до крови и слизывать оставшиеся после поцелуя следы с губ любимого мужчины напротив. — Все хорошо? — спрашивает, когда чувствует, что ей до удовольствия совсем чуть-чуть осталось, и решает помочь, приблизить разрядку нежными поглаживаниями клитора. Аня выдыхает тихое «да» шепотом, просит не останавливался и изгибается в его руках так, что приходится прижать к себе, лишь бы не соскочила и своими горячими ритмичными сокращениями вокруг его плоти помогла ему. Губы на губы, грудь к груди, ее судорожно вздымается, а лоб и шея чуть влажные от близости супруга. В ней так мокро, что едва сдерживается, чтобы на слишком быстрый ритм не перейти и случайно не сделать ей больно. Толчок, ещё один, ее ледяные стопы на его бёдрах и слишком резко накрывшее удовольствие. Такое липкое, что вжимается ей в шею и стонет, не сдержавшись, пока ещё чуть подрагивавшая от оргазма Аня гладит его волосы и зарывается пальцами, длинные пряди перебирая. Такие долгие перерывы слишком плохо сказывались на его выносливости. Все снова было позорно быстро, хорошо, что успел разогреть Анечку и сделали они это практически одновременно. Чуть глаза на неё поднимает, тут же свою совесть успокаивая. Рядом с ним чистое удовольствие, нежное и тёплое, такое притягательное, что хочется обнять и не выпускать ни за какие коврижки. Чуть перекатывается на бок, обнимает, каждый сантиметр кожи своими чуть влажными ладонями исследовав. Ему безумно хотелось курить, но Аня надаёт по голове, если он так быстро их уютное гнездышко покинет. Как в первый раз млеет от ощущения ее пальцев на груди, которыми контур рисунков обводила так ласково и осторожно, практически как сам Юра с ее телом обращался. Нанежившись в объятиях мужа, что заполнил собой весь кислород, выкручивается из одеяла. Хотелось на воздух, но стоило ей только сесть на краешек кровати, как Юра тут же прилип к ее обнаженным плечам губами и пробежался ладонями по чуть взмокшей коже. Скучал по ней. Тёплой и до одного лишь обручального кольца обнаженной так близко. Губами на кончик его носа, мягко и едва ощутимо целуя, а следом ласково спускаясь на ею же обкусанные любимые губы. Он чуть колючий, гладит осторожно и тепло чуть сухими ладонями, так, что снова хочется утонуть с ним в манящей нежности чуть ощутимо пахнущего свежестью белья и отключиться до утра. И чтобы разбудил поцелуем и лёгким привкусом зубной пасты на губах обязательно, потому что с недавнего времени, наученный ее токсикозом, всегда чистит зубы, прежде чем утром ее поцеловать. — Я и не знаю, чего мне больше хочется: выспаться наконец или не спать с тобой до самого утра, — мурчит ему рядом с губами, улыбаясь мягко и боясь лишний вдох сделать, чтобы не забирать у самой себя им насквозь пропитанный кислород. — А ты ехать не хотела, — утягивает не сверху на себя, ладошками осторожно скользя по спине и щеки ее зацеловывая. — Мы так надолго ещё ее не оставляли, — чуть сводит брови, старается отвлечь голову, да не выходит. Материнский инстинкт брал своё, все время думала о том, как там Юрина мама с внучкой справляется, а у самой сердце не на месте было. И вроде как мужу удалось отвлечь ненадолго, но стоило заговорить — и снова мысли о дочке в голову вернулись. — Ты такая мамочка, — прищурившись из-за темноты, глядит на неё ласково, а Аня целует вместо всего, мокро к его губам прижимается и не отлипает, пока его язык на своих губах не чувствует. — Ты у меня самая большая в мире умничка, солнышко. Аня целует мягко в ответ и убирает волосы от лица и осторожно пальчиками брови его очерчивает. — Может я дома с ней уже останусь? Тебе ведь и правда на работе будет удобнее находиться, чем постоянно со мной на телефоне. — Она тяжёлая, Ань. Снова живот тебе будет болеть, — хмурится, Аня оперативно разглаживает складки между бровей, ещё и целуя вдобавок, лишь бы прекратил бубнеть. — Все хорошо уже, Юр, — шепотом, как будто в доме находится кто-то ещё помимо них и может услышать такое сугубо личное. Улыбается, чувствуя, как он по талии продолжает гладить. — Ничего не болит практически. Любовью заниматься можно, а ребёнка носить на руках нельзя? — смеётся, пытаясь его переубедить. — Ну я же аккуратно все сделал, — тянется, чтобы поцеловать, и поглаживания свои только ниже спускает, заставляя ее довольно ворковать ему в ключицы. — Могу ещё аккуратнее, хочешь? — Хочу, — выдыхает ему в губы, мягко цепляясь. Нужно было позвонить маме и спросить, как они там справляются, а потом уже с чистой совестью предаваться любви и ласке, которые обещал супруг. Вспоминает невольно, как два года назад к ней к кабинет с видом хозяина жизни вошёл, как клинья долгие месяцы подбивал, как она сдалась и как зудели губы наутро после их бесстыжих поцелуев в кабинете. Каждый день, каждую ссору, каждый секс и каждую минуточку рядом с ним вдруг вспомнило, всё пронеслось буквально за один вдох и предательски намочило ей глаза. — Юр, — просит тихонько, а он мычит в ответ, заставляя ее ласково улыбнуться, обнажив зубы, — пообещай, что всегда таким будешь. Юре глядит на неё, долго и нежно, словно и забыв о своём намерении быть с ней ещё ласковее и аккуратнее, чем в предыдущий раз. Она выдыхает сбивчиво в шею, пряча намокшие глаза и ладонью ласково ведёт по плечу вверх. Обвивает шею, утыкается носиком в ямочку у ключицы, тихонько пищит, когда он слишком крепко сжимает рёбра и тихонечко шепчет ей на ушко ласковое «Не плачь». — Я очень постараюсь, — приподнимая ее лицо и смахивая единственную капельку со щеки. — Ты ведь все равно меня любить будешь, даже если я стану дряхлым ворчливым старикашкой? Теперь была очередь Ани глядеть на него, как на лучшее, что с ней в жизни происходило, и улыбаться ласково своему счастью. Смеяться вдруг ни с того ни с сего начинает, совсем Юру обескуражив, ему только и остаётся, что по попе ее похлопывать и ждать, когда успокоится. — Это ведь ты и храпеть гораздо громче будешь и не только, когда выпьешь, да? — чуть кривит бровью, взгляд настолько любовью пропитался, что аж капает. Юра кивает, поняв причину ее смеха: она просто представила. Про себя соглашается любить его любым: и старым дряхлым дедушкой, и таким, какой он сейчас рядом лежит и бедра ее наглаживает. — Ну так что? — облизывает губы, кончиками пальцев цепляя прядь, ей на глаза спадавшую. Очень уж хотелось услышать ответ на свой вопрос, хоть он и был очевиден. Она его так любит, что и сомнений не оставалось — вот оно, её личное долго и счастливо. — Ты ведь и сам все знаешь, — подушечкой пальца касается кончика его носа, чуть нажимая. Цепляется за его пушистые ресницы и в миллиметре от его губ, задыхаясь от искренности своих признаний, шепчет, уверенная в своих словах, как ни в чём другом и никогда не была уверена. — Я тоже очень постараюсь.