***
Женщина не особо помогла, но пока Найтмер мучил ее морально сомнительными задачками и дискуссиями о прочитанных книгах, у него возникла интересная идея. Ему дана интереснейшая роль, однако без слов и без сцены. Так почему бы не ворваться на чужую сцену и не украсть все внимание? Не похоже, что кого-то будут заботить миры, кроме тех, что показал ему Эррор. Хранитель может творить в них все, что только душе угодно без каких-либо последствий. Исказить их так, чтобы история закручивалась неожиданным образом. Подземелья с монстрами Найтмера не особо интересовали. Все и так несчастливы, да и сцена маленькая. Намного больше его интересовал весь остальной мир, принадлежащий людям. Хранитель тщательно изучил исторические книги и летописи, а также сам пронаблюдал развитие некоторых наиболее важных для истории событий. Человечество мало что знает о монстрах, во многих оно полностью забыло о запертой расе. Так что Найтмер может представать перед ними хоть ангелом, хоть дьяволом, достаточно просто подобрать правильные слова. Он начал действовать в мире, где война между людьми и монстрами еще в самом разгаре. Найтмер сделал так, чтобы идея запечатать монстров так и не была реализована, а сражения продолжились, став еще кровавее. А затем стал посещать человеческого короля, изводя его речами о грехах и развязанной напрасно войне. К тому моменту монстров оставалось всего ничего, лишь пара крупных стычек отделяла их расу от полного вымирания, а вселенную — от конца. Люди и монстры — тоже своего рода баланс, который нельзя нарушать. И вот человеческий король приказал войскам отступить и взмолился о прощении, объявляя себя и свой народ убийцами невинных. Он так убедительно вещал, что монстрам должно быть воздано за пережитые страдания, что человечество уверилось в этом. С помощью Найтмера, вселяющего нужные чувства, разумеется. Монстры же, озлобленные за геноцид, воспользовались переменой взглядов, объявив себя святыми и неприкасаемыми. Через пару десятков лет выжившие монстры стали тонкими угнетателями, а люди — безмозглым стадом, с обожанием смотрящим на них. Найтмер с восторгом наблюдал за событиями, катализатором коих стал. Он чувствовал себя темной лошадкой, кукловодом, мастермайндом и даже Богом. Темная антиутопия, что он создал собственными руками, стала первой среди множества миров, которые он переделал по собственной прихоти. И чем несчастнее себя чувствовали обитатели этих вселенных, тем слаще казалась ему жизнь. Он управлял всем, все контролировал, и каждый правитель и нищий верил ему самозабвенно и искренне. Сам того не замечая, Найтмер строил империю, судьба которой его совершенно не заботила. Чем хуже обстояли дела, тем больше удовольствия он испытывал. Хранитель чувствовал к счастливым судьбам огромное отвращение, и только когда они проходили через жестокость, трудности и лишения, он начинал им сочувствовать. Он хочет, чтобы каждая ДУША поборолась за собственную жизнь, как пришлось ему. Это казалось ему справедливым. В конце концов, он не лез со своим злом в уже измученные миры. Конечно, такая тонкая работа не продвигалась быстро, но Найтмер не жаловался. У него впереди целая вечность, чтобы скоротать. Еще до инцидента с яблоками он перестал воспринимать течение времени так же, как жители деревни, лишь некоторые из которых доживали до шестидесяти. Они с Дримом пережили поколений десять, прежде чем старший брат избавился от каждого. Несколько десятилетий для достижения подходящей вкусам Хранителя концовки — ничто. И все же он посещал и миры, наиболее приближенные к Оригинальной вселенной. Забавно думать, что люди являются просто серой массой в истории, несмотря на огромное превосходство в силе и количестве. Лишь восемь из них представляют хоть какую-то ценность для мира в целом, и только одна влияет на течение сюжета. Найтмер обнаружил, что эмоции монстров намного больше влияют на настроение всей АВ, чем человеческие. Если необходимо быстро погрузить мир в негатив, то достаточно просто заставить подземный народ страдать, и они утянут за собой и людей, как свою вторую половину. В бесчисленных копиях лишь в некоторых события меняются настолько, чтобы получить индивидуальность. Большинство из них застряло в бесконечных петлях, получило хорошую или нейтральную концовку или прошло через последний геноцид, запустив медленный процесс смерти для мира. Они медленно пустеют от всего живого, пока не превратятся в пустую и холодную оболочку. Найтмер узнал, что если ему нужно встретиться с Эррором, достаточно просто подождать в таком мире. Это был самый легкий способ развеять одиночество. — Ты можешь забрать человеческую ДУШУ из одной из копий, которую не собираешься уничтожать? — спросил Хранитель, с любопытством наблюдая, как синие нити дезинтегрируют материю, оставляя черноту. — Хочу узнать, впадут жители подземелья в негатив или позитив. — Я не собираюсь поддерживать никакие твои эксперименты, — раздраженно поморщился Эррор, смотря с нескрываемым отвращением. — Я достаточно слышу от Голосов. Мне не нужно больше. Найтмер многое узнал о СОЗДАТЕЛЯХ и Игроках из разглагольствований Разрушителя и бессовестно пользовался этим. Как и Хранитель, Голоса наслаждались драмой, что было легко понятно по тому, сколько счастливых бессмысленных случайностей помогали ему на пути. Однако, он не теряет бдительности, и больше полагается на себя, чем на подачки. Никогда не знаешь, встретишь ли ты существо, которое СОЗДАТЕЛИ любят больше тебя. Еще одна причина оставаться с Эррором в хороших отношениях. — Тебе не любопытно? — поинтересовался Найтмер, отстраненно наблюдая, как окружающая материя распадается, оставляя за собой лишь безграничную черноту. — В твоих руках столько власти, но ты ей совсем не пользуешься. Разве не возникает желание воспользоваться ею, заставить других испытать заслуженные страдания? — У тебя какие-то проблемы с самооценкой, — едко усмехнувшись, только ответил Разрушитель. — И говоришь ты, как типичный злодей из мультика. — Почему на долю одних сваливаются бесконечные невзгоды, пока другие не знают забот от рождения до смерти? Кажется, не очень справедливо, — проигнорировал его Хранитель. — Тебе не обидно? Мы оба были созданы для весьма неприглядной роли. Конечно, сейчас мы с ней смирились, но, если бы был шанс стать кем-то еще, ты бы пошел на это? Что бы ты отдал? Знаешь, я просто хочу уравнять шансы смертных в эмоциях, которые им суждено испытать. Никто не сделает подобного для меня или тебя. — Тогда не должен ли ты пойти и спасти несколько глубоко оскорбленных миров? — Эррор бросил на него испытующий взгляд. — Конечно. Можно и так, — согласился Найтмер, пожав плечами. — Однако, я отвечаю только за негатив. Не могу распространить позитив и вселить в смертных надежду. В лучшем случае, я сделаю вселенную нейтральной. Но я спрашивал, не хочешь ли ты чаще и масштабнее участвовать в судьбе мультивселенной? Может быть, мы бы хорошо провели время, создавая собственную историю. — Ищи последователей в другом месте, — отрезал Разрушитель, недовольно фыркнув. — Но если тебе нужна компания, можешь болтаться вокруг моих друзей. Только не втягивай их в свои злодейские планы. — Я учту, — Хранитель нарочито мило улыбнулся, скрывая раздражение. — Ты был в Конфетной АВ? Там большое разнообразие шоколада. Уверен, тебе придется по вкусу, — перевел он тему. — Такая существует? — Эррор в невинном изумлении поднял надбровные дуги.***
Как Хранитель негатива, Найтмер ощущает мультивселенную по-особенному. Он всегда чувствует, когда какой-нибудь мир резко становится отрицательным или перестает быть таковым. Это довольно частое явление. Множество копий то ступает на путь Геноцида, то сходит с него. Понадобилось каких-то несколько веков, чтобы Хранитель научился отличать типичный Геноцид от чего-то более дикого. Как бы печально это ни звучало, убийства монстров человеком — типичное явление, но поезд сходит с рельс, когда это делает кто-то другой. За утекшие годы Найтмер успел пресытиться однообразием и отсутствием толкового сопротивления. Он чувствует себя стариком, который не выходит на пенсию, зная, что там будет еще скучнее. Странно думать о таком, ведь он рожден в зрелом теле и умрет в зрелом теле, ему не грозят ни ноющие суставы, ни возрастная деменция. Но иногда ему кажется, что сколько бы ни пытался угнаться за прогрессом большинства миров, Хранитель все равно остается в прошлом веке. В любом случае, он наигрался. Все дается слишком просто, и интерес теряется, даже если наблюдать за метаниями смертных по-прежнему забавно. Найтмер прекрасно осознает, что время относительно. Он понял это в тот момент, когда Эррор пожаловался, что они встречаются чуть ли не каждую неделю, хотя Хранитель видит его, самое большее, раз в несколько лет. Три столетия для него — несколько десятков лет для Эррора. Сколько же это для смертных? Несколько недель? Найтмер подозревает, что время летит так быстро именно потому, что он не привязан в хронологическом исчислении к какой-то одной вселенной. Возможно, если он найдет место, где можно остановиться, то что-то изменится. С годами Хранитель стал небрежен. Желание быть загадочным и готичным притупилось. Можно сказать, что подростковый возраст закончился. Он привык к тому, что не все планы идут гладко, и перестал придавать этому значение. Он стал ленив и медлителен в реализации заговоров, а некогда игра в злого кукловода стала частью личности. Найтмер забыл, что значит быть тихим, осторожным и безобидным, и ему это нравилось. Он определил границы, по которым может действовать, и перестал переживать, что вмешательство в миры навлечет на него неприятности. Оригиналы несколько отличаются. У Найтмера нет возможности точно определить, как называется любая из вселенных, и насколько важна она для мультивселенной и СОЗДАТЕЛЕЙ. Но есть навязчивое чувство, которое не передать словами, говорящее Хранителю, что это оригинал. Эмоции всегда наполняют миры, преследуя их обитателей, но у копий меньше их во внешнем слое. Защитные чувства существ, что неустанно наблюдают, всегда интенсивнее вокруг оригиналов и любопытных копий. Найтмер ведет записи. Отслеживает их, описывает, дает собственные названия, пока не сможет уточнить их у Эррора. Исследования часто весьма поверхностны, с подземными АВ можно сделать не так уж и много. Хранителю нравится вызов, создавать запутанную игру с постоянно меняющимся сценарием. Подземелье же слишком мало, чтобы не исчерпать сюжеты, которые Найтмер может спровоцировать. Можно вызывать негатив и без этого, но какой в этом интерес? Он мог бы править всей мультивселенной, если бы это развлекало. В настоящем Хранитель все чаще отказывается от изощрений, снисходя до банального насилия, чтобы вызывать больше негатива. Как бы грубо и противно ни было бы признавать это, Найтмер понимает, почему жители деревни наслаждались, причиняя ему ненужные страдания. Он любит крики, кровь и чувства своих жертв. Иногда в нем просыпается ничем не обоснованное желание сделать кому-то больно. Чаще всего это отвлекает его от скуки. В наши дни скука изводит его постоянно. Он даже дошел до того, чтобы всерьез задуматься о том, чтобы обзавестись мирскими связями, как Эррор. Впрочем, ничто не способно изменить антисоциальность Найтмера, по его собственному мнению. Он может притворяться доброжелательным и участливым сколько угодно, но в душе никогда не перестанет считать окружающих вторым сортом, за некоторым исключением. Все они — люди, монстры и другие формы жизни — жалкие создания, загнанные в рамки собственных маленьких вселенных, неспособные даже осмыслить концепцию мультивселенной, не говоря уже о возможности взаимодействовать с ней по собственной воле. Найтмер знает, что даже муравьи способны причинить большой вред, если их будет много, но оттого они не перестают быть насекомыми. Ворошить муравейники не так уж и весело. И так понятно, что от Хранителя не отбиться. Интереснее подселить поблизости муравьиных львов и смотреть, как колония будет с этим справляться. Можно даже сыграть героя и избавиться от хищников. Найтмер ставил эксперименты, отправляя человеческое дитя с маршрута Геноцида в другие Геноцидные миры, и наблюдал, как дети будут взаимодействовать друг с другом. Последствия оказались предсказуемы. Поначалу они действуют вместе, но когда становится достаточно скучно, дети начинают соперничать, а затем враждовать. Но они не могут избавиться друг от друга, поскольку уровень решительности всегда одинаковый, что оставляет возможность Сброса за ними обоими. Сколько бы Найтмер ни искал, у него нет лучшего способа преодолеть Сброс, чем просто вышвырнуть Фриск или Чару в другую АВ, предварительно убив Флауи. И ему не нравится, что он не может контролировать эту механику. Именно поэтому он так интересовался мирами, где власть над Сбросами переходила кому-то еще или где есть нечто, способное их предотвратить. Вот как Хранитель оказывается в этой искривленной вселенной, притворяющейся непримечательной копией. Негативность или позитивность миров определяется не только текущим состоянием, но также прошлым, будущим и другими временными линиями. Чем больше пацифистских концовок, тем больше позитивных эмоций, которые повлияют на настроения и действия живых существ в дальнейшем. Это еще один критерий, по которому Найтмер различает АВ. И эта вселенная так сильно развращена чьей-то ненавистью, что даже человеческая решительность не смогла ей противостоять. В мире, оставшемся без ангела из пророчества, затаилось нечто, чем Хранитель так сильно хочет обладать. Настроение Найтмера улучшилось, как и каждый раз, когда он ступает в Сноудин. Снег и мороз всегда напоминают о том, что он выбрался из собственного мира и цепей жалкого стража. Ненависть влекла его к давно знакомому месту, к сторожевому посту прямо за дверьми Руин. Из тени Хранитель наблюдал за Сансом, что смотрел в лес с нехарактерно пустым лицом и потухшими глазницами. Его чувства ощущались спутанными и искаженными из-за решительности, но в этом клубке отчетливо заметна скука. Не долго думая, Найтмер вышел к нему из леса, сразу уловив любопытство. Он кое-что узнал о Сансах, исследуя миры. Легче всего добиться их расположения, прямо высказав свои намерения и отказавшись от игр разумов. Скелеты быстро улавливают попытки манипуляций и из пассивных наблюдателей превращаются в проблему. Они также замечают, когда их преследуют, и впоследствии с большим опасением относятся к появлению Найтмера. Чтобы свободнее действовать в мирах со Сбросом, легче заключать с Сансами сделки. А если сам Санс управляет Сбросом? Нужно оставаться особенно хорошим гостем. — Немного поздно для злого двойника. Я и без тебя разобрался, — череп скелета прорезала острая ухмылка, пока он сгорбился над постом, словно хищник, готовый к прыжку. — Рад слышать, — Найтмер с удовольствием сощурился. — Испортил ли ты свою жизнь всеми возможными способами или я смогу найти для тебя еще варианты? — Мне нравится думать, что я выправил все настолько, насколько возможно, — Санс беспечно повернулся в сторону леса, но нужно быть дураком, чтобы подумать, что за тобой не наблюдают. — Не то что бы я могу править чем-то или что-то в этом роде. — Он развернулся обратно, дерзко расправив плечи. — Но ты разогреваешь мое любопытство! Настало время выйти из тени? Из какого шкафа ты вылез? Означает ли твое появление, что я преодолел контрольную точку сюжета?! Боюсь, ты не можешь вырвать у меня этот контроль, ведь я уже поставил точку. — Действительно, — с нежностью посмеялся Найтмер, от чего собеседник едва заметно насторожился. — Ты получил конец, который заслужил. Или все получили конец, который заслужили? Все, кроме тебя? Никто? Но что я знаю? — пожал плечами Хранитель, игнорируя, как напрягается Санс. — Уверен, ты наслаждаешься жизнью, которую вырывал зубами и когтями. Но, может быть, ты больше упиваешься властью, которую тебе дает новая сила. Найтмер провалился в тень и исчез. Санс вскочил на ноги, дико оглядываясь в поисках угрозы, но не смог среагировать, когда темный скелет появился у него за спиной и оплел конечности отростками. Хранитель ласково схватил его за плечи и наклонился к слуховому проходу, дико ухмыляясь. — Я узнаю чувства, скручивающие твою ДУШУ в эту нисходящую спираль удовольствий и самоистязаний. Я знаю любовь, что таится в глубине, и знаю, что твои собственные страдания давно обесценили и обесцветили ее, превратив в не более, чем красивый фантик от конфетки. И я слышу твои желания и стремления к переменам, какими бы бессмысленными и жестокими они ни были. И, конечно, я чувствую ненависть, обиду, зависть, страх, раскаяние, гнев, безразличие, которые толкали и толкают тебя в мир, разукрашенный кровью и запорошенный пылью, — Найтмер вновь мягко посмеялся, наслаждаясь тем, как неподвижно тело в его руках, очарованное неизвестностью происходящего. Отнюдь не ужасом. — Но ты, бедняжка, ничего этого не ощущаешь, не так ли? Скука, пустота твоей души, пожирает все, и нет никакой возможности сбежать. А также… — Хранитель с ювелирной осторожностью сжал в когтях выставленную на показ ДУШУ. — … решительность и ненависть, не дающие тебе выбраться из этого состояния. Ты марионетка, сорвавшая нити и убившая кукловода, да только под фарфоровой оболочкой у тебя ничего нет. Даже не знаешь, кто ты. — Я — Санс. Скелет Санс, — глухо высказался скелет, улыбка исчезла, оставив лишь безэмоциональную маску. Или это его истинная натура. — Не так ли? — с жалостью спросил Найтмер. — Ты ленивый скелет с каламбурами в карманах, не желающий вмешиваться, но действующий, когда иного выбора нет. Ты сражаешься до изнеможения, до смерти, даже если знаешь, что исход предрешен. Ты никогда не пропустишь человека, пока можешь стоять на ногах. Ты никогда не пойдешь против своих принципов, никогда не согласишься с убийцей, никогда не убьешь без крайней необходимости. Ты радуешься со всеми, переживаешь со всеми, ты искренне заботишься о друзьях. И никогда, ни за что не повредишь Папирусу, — Санс дернулся на последних словах, и Хранитель утешительно погладил его по голове, словно нетерпеливую собаку. — Нет, ты давно уже потерял право быть Сансом. Теперь ты — Киллер. Ни больше, ни меньше. — Чего ты хочешь? — беспристрастно спросил Киллер, наконец-то решаясь встретиться лицом к лицу с Найтмером, чей азартный оскал от тревожного отделяло только его истощающееся самообладание. — Я закончил играть с ними. Мне надоело. Можешь убить или мучить их всех, но в этом не осталось никакого интереса. — Вот почему я пришел, — Хранитель отпустил другого скелета, позволив тому упасть на стул, пока снова материализовался перед постом. Он поставил локти на киоск и положил подбородок на сплетенные пальцы с приятной улыбкой. — Я люблю вмешиваться во вселенные. Развращать, приводить к краху, негативизировать. Можешь называть это как хочешь. Суть в том, что мне хочется разрушить каждый счастливый конец, а из-за Сбросов это весьма затруднительно. Конечно, если достаточно часто все ломать, негатив будет накапливаться, но мне нужно совсем не это. Именно поэтому я искал существо, способное отменить преимущество людей. — И вот ты здесь, — хмыкнул Киллер, неосознанно утирая дорожку черной жидкости, сочащуюся из глазницы. — И вот я здесь, — согласился Найтмер. — Но что тебе от разрушения счастливых концов? В какой момент вообще этот хэппиэнд наступает? — скелет закачался на стуле из стороны в сторону, словно ребенок, уставший от урока. — Ну разве справедливо, что кто-то может жить долго и счастливо, когда другие нет? Не то чтобы я пытаюсь быть справедливым. Мне просто хочется забрать у других то, что мне никогда не было суждено обрести, — Хранитель раздраженно отвел взгляд в сторону. Он уже прошел фазу великих целей, прикрывающих эгоизм. Быть эгоистичным без ширмы честнее и проще для него самого. — Ты просто завидуешь, — с внезапным пониманием выпрямился Киллер, улыбаясь глупой мотивации другого, но ни чуть не насмехаясь над ней. — Как и ты, — кивнул Найтмер, распаляясь. — Разве боль не пронзает твои мысли каждый раз, когда ты видишь чьи-то лица, не омраченные потерями и невзгодами, которые сыпались на тебя, как из рога изобилия? Разве ты не чувствуешь себя отрезанным от остальных, чьи улыбки не вымучены и не притворны, у кого нет груза воспоминаний, который превращает тебя в психопата со склонностью к насилию? Разве не хочется заставить каждого пройти через то же, что и ты? Чтобы их пустые сочувствие и беспокойство, от которых вспыхивает только гнев и раздражение, сменились пониманием? Разве не честен тот мир, где каждый испытал боль больше, чем можно выдержать и не сломаться? — Да, было бы чудесно, — Киллер не смог сдержать маниакально радостного выражения, впившись фалангами в прилавок и процарапав бороздки в дереве, словно сдерживая себя от сиюминутных действий. Через секунду он резко пришел в себя, с кристальной ясностью устремив взгляд пустых глазниц на Найтмера, словно впервые увидел его. — А если я не пойду? Если решу, что твоя идея — дерьмо? — дерзко спросил он, хоть и было видно, что от желания и нетерпения ему трудно оставаться на месте. — В таком случае мне остается только поработить тебя и использовать, как раба. Но мне бы этого не хотелось, — голос Хранителя был слишком приятен, а потому второй вариант сотрудничества показался еще более ужасающим. — Не похоже, что я выберусь из этого, — удрученно сказал Киллер, но Найтмер знал, что он этого не чувствует. — Так что же от меня требуется? Просто сопровождать тебя в путешествиях? В другие миры? — По большей части. Я буду информировать тебя, что тебе можно делать, а что нельзя. Время от времени буду давать тебе задания. Можешь воспринимать их, как ролевые игры, если хочешь, — деловым тоном вещал Хранитель, прикрыв глазницу. — Я также могу отвести тебя туда, куда ты захочешь. Ты, вероятно, знаком с концепцией мультивселенной, поэтому я только объясню детали. Ох, и не пытайся мешать мне или сбежать. Я найду тебя где угодно и заставлю поплатиться. — Так мне просто нужно быть хорошеньким и послушным? — Киллер недоверчиво фыркнул и дерзко ухмыльнулся. — Этого я не могу обещать. Знаешь ли, последнего человека, который меня использовал, я убил, хотя убить мертвого дважды должно быть невозможно. — Я могу с этим работать, — только пожал плечами Найтмер и протянул руку, которую без промедления пожал Киллер.***
Сожалел ли Киллер о том, что решил добровольно заключить сделку с монстром, который прямо угрожал похитить его и эмоционально давил на него? Не особо. Трудно сожалеть о чем-то, когда практически ничего не чувствуешь. Или, если быть точнее и брать на веру слова Найтмера, его чувства не способны выйти наружу из-за ненависти и решительности. Если быть честным, у Киллера не было причин не соглашаться. Его уже очень давно не волнуют последствия, потому что все всегда заканчивается смертью, а со Сбросами даже эта константа не является конечной. Не волнует — это постоянное состояние, но он любит притворяться живым. Работать на Найтмера и оставаться на его хорошей стороне сложнее, чем ходить по яичной скорлупе. А ведь Киллер даже не пытается его разозлить. Активно. Впрочем, подобная непредсказуемость и непоследовательность с виду уравновешенного Хранителя некоторое время увлекала, что в купе с эйфорией от исследования мультивселенной развеивали скуку куда эффективней, чем даже первые дни с Чарой в качестве партнера. И даже осознание, что он снова стал чьей-то игрушкой, не заставят Киллера сожалеть. Первое, что на собственном горьком опыте усвоил плачущий ненавистью скелет — Найтмер ненавидит, когда кто-то мешает его играм, и жестоко наказывает за подобные вольности. Хранитель жалостливо и вдумчиво объяснил Киллеру все, в чем тот был не прав, пока ломал ему кости, сращивал их и ломал снова. Киллер чувствует боль так же, как остальные, но научился игнорировать ее и даже наслаждаться. Но тот опыт прояснил воспоминания о зале суда. Он предпочел бы больше никогда не ставить себя в такое беспомощное положение. Второй неожиданной вещью стало то, что у такого претенциозного существа, как Найтмер, нет ни дома, ни даже банальной базы. Он просто идет туда, куда хочет, и остается там, где ему понравится. А учитывая, что Хранитель не нуждается во сне так сильно, как обычные смертные, Киллеру часто приходится засыпать в недолгие часы простоя, когда в его услугах не нуждаются. И никогда не угадаешь, сколько будут длиться эти перерывы: десять минут или несколько недель. Найтмер даже вполне способен бросить его одного в случайной вселенной без какой-либо поддержки и уйти, не оставив ему путей выхода. В таких случаях Киллер и сам не сидит на месте. Все равно босс-эмпат найдет его испорченную ДУШУ где угодно. В дни, которые они проводят вдвоем, Киллер пытается собрать воедино портрет личности, которую Хранитель столь настойчиво прячет под слоями скверны и жестокости. Что в нем более настоящее? Раскатистый смех, когда он мучает человека с которым заключил сделку, или тихое фырканье из-за нелепой сцены в книге? Горящий взгляд на кровь, пыль и безумие, которое он несет, или секундный блеск при виде мириад мерцающих звезд и снега? Присутствие, занимающее всю комнату и крадущее внимание каждого, или сдержанность и отстраненность, прячущие его в оживленных толпах? Это почти так же интересно, как разгадывание головоломок с Папирусом, когда скелет еще мог называть себя Сансом. Иногда Киллер позволяет себе думать, что они с Найтмером похожи больше, чем второй готов признать, но все же их истории не повторяют друг друга и не имеют общий финал. Гадать также интересно. Трудно представить, чтобы Хранитель стал таким не из-за чьей-то жестокости, да вот только в чем она проявилась? Существует так много способов сломить, уж Киллер знает об этом. Найтмер кажется древним, и никто не потратит на мучения монстров и людей столько времени, если ненависть недостаточно сильна. Убивать друзей быстро стало скучно, а пытки не приносили удовольствия, но когда дело дошло до Чары, Киллер мог и сам положить на это дело века и даже не заметить. Не сложно быть хорошим работником, но заслужить одобрение Хранителя кажется невозможным. Найтмер улыбается его шуткам и каламбурам во время драк, и даже позволяет себе тихий смех, пока адреналин не иссякает. Сразу после темный скелет становится раздраженным и нетерпимым, принимая от другого только тишину. Киллер может превосходно провести пытки или вырезать сотни человек, но по окончании Хранитель только презрительно заметит, что он создал беспорядок. Парадоксально, единственные моменты, когда Найтмер проявляет к нему милосердие, если подчиненный был ранен достаточно серьезно, чтобы продолжать бой. Киллер не хочет спрашивать, является ли это заботой или темный скелет просто забыл, что Сбросы легко вернут его в идеальное состояние. — Босс? Какой твой любимый цвет? Это черный? Держу пари. Мне нравится красный. И темно-синий. И бирюзовый. Кстати, твой глаз выглядит эффектно. Почему он только один? Иногда он похож на кошачий, когда ты злишься. Я люблю кошек. Мы можем завести кошку? Стой, мы не можем завести кошку. Будет неудобно таскать ее с собой, она точно сбежит. Тогда можем ли мы получить дом, чтобы завести кошку? Почему мы нигде не живем? Мы бездомные? Тебе нравится быть бездомным, Найтмер? Ты не скучаешь по кровати? Я скучаю. И по тупым телепередачам. Мы можем получить телевизор? Какая твоя любимая передача? Мы могли бы посмотреть ее. Моя любимая… — бессвязно болтал Киллер в один из немногих моментов, когда Хранитель не требовал от него успокоиться и заткнуться. Он не ожидал какого-либо ответа, но в молчании он ощущал себя не более, чем собакой. Скелет и так лежит на ковре у ног Найтмера, поскольку тот занял единственное кресло в тесном архиве. Киллер отвлекся, расцарапывая дыру в ворсе. — Зачем нам нужен дом, Киллер, если мы нигде не задерживаемся надолго? — устало прервал Хранитель, отвлекаясь от книги, которая вызвала у него головную боль, судя по хмурости и растиранию висков. — Не похоже, что мы не можем получить все необходимое непосредственно на месте. — Не знаю, — пожал плечами Киллер, переворачиваясь на спину. — Наверное, будь я способен чувствовать нормально, было бы приятно иметь место, куда можно вернуться, и где оставить свои вещи. Я имею ввиду, что дом должен быть наполнен воспоминаниями и временем, в нем должны звучать голоса твоих друзей и семьи, когда они приходят в гости. Это место, где ты чувствуешь себя в безопасности и уюте, откуда не хочется уходить, — скелет усмехнулся. — Глупо думать о таком, не так ли? Когда-то у меня был такой дом, но я больше не чувствую к нему ничего. Я собственноручно вырезал все хорошее, что тянуло меня к нему. Ну, все, что осталось, после того, как Чара превратила Подземелье в ад для меня. — И что? Если не для этого, то ты хочешь место, где можно держать кошку? Разве тебе не надоест ухаживать за ней быстрее, чем ты успеешь обжиться? — Найтмер склонил голову, со сдержанным интересом разглядывая его. Отсутствие раздражения — хороший знак, что разговор его хоть немного интересует. — И ты либо решишь не возвращаться, либо избавишься от кошки, и дом потеряет свое очарование. — Правда, — Киллеру было немного горько от того, насколько справедливы в его отношении эти предположения. Он наверняка устанет. — Тогда место для простоев? — Ты постоянно жалуешься на скуку, постоянно лезешь вперед паровоза, лишь бы поскорее что-нибудь произошло. Как ты вообще собираешься поддерживать интерес к одному единственному месту, где все всегда одинаково? — напомнил ему Хранитель. — Почему ты так боишься остановиться? От чего ты убегаешь? — в ответ спросил Киллер, затаив дыхание, когда Найтмер замер, а его щупальца напряглись и обострились. — Быть неприкаянным легче, не так ли? Потому что стоит пустить корни, и приходит уязвимость, которую такие как мы вырываем и скрываем. Потому что как только появляется дом, у тебя появляется и то, что страшно потерять. А потери разрушительны, они превращают монстров в отвратительных тварей, вроде нас. И это такой забавный замкнутый круг! Думаешь, мы можем стать еще хуже, чем сейчас, или окончательно потеряем голову? — Хватит, — холодно потребовал Найтмер. Киллер сразу закрыл рот, руководствуясь остатками страха. Мало что способно напугать его, но Хранитель со способностью к выкачиванию эмоций одна из этих вещей. В течении мига казалось, что тот рассвирепеет и накажет Киллера, но темный скелет только разочарованно выдохнул. — Я не могу ничего судить о доме, Киллер. Мой дом был ловушкой, в которой мало света и тепла. И когда я разрушил его, то испытал только облегчение. Поэтому не доставай меня больше, — он вернулся к книге, отказываясь продолжать тешить подчиненного вниманием. — Может быть у тебя просто никогда не было дома? — с долей неуверенности заметил Киллер. — Может быть и так, — через несколько секунд еле слышно согласился Найтмер. Его плечи немного упали словно от облегчения.***
За все время, которое Киллер работал под руководством Найтмера, он ни разу не задумывался над тем, верен ли он Хранителю. Не было причин сомневаться или искать какие-то другие жизненные пути, когда и так достаточно интересных событий. Предательство рассматривалось им лишь в контексте одного из способов самоубийства, но пока еще Киллер не жаждал подобного освобождения. Или уже не жаждал. Это не так важно. В сути своей у него не было ни единой причины, чтобы пытаться сбежать или саботировать Найтмера. И до недавнего времени это даже не казалось проблемой. В тот день Хранитель отправил подчиненного проверить АВ со странными отклонениями с приказом внимательно изучить и доложить, но не вмешиваться без крайней необходимости. Киллер ступил во вселенную и незамедлительно принялся искать различия, как обычно сравнивая этот мир со своим. И признаки превращения копии в оригинальную АВ были на лицо. Отсутствие восьмого человека, полное стирание памяти о Сансе при признаках его существования, Андайн и Папирус, ставшие родственниками, и загадочные пропажи монстров. Здесь определенно развивается интересный сюжет, который было бы жалко нарушать. Киллер не совсем понимал сделки с СОЗДАТЕЛЯМИ, которых несколько раз упоминал Найтмер, но из того немного он понял, что эти высшие создания могут опосредованно влиять на события внутри вселенных, наказывая тех, кто ломает их игрушки, в чье число входят молодые оригиналы. Киллер сорви голова, но он не тупой и не собирается связываться с тем, что превосходит условных богов, вроде Хранителя. Поэтому избегал монстров по возможности, в иных случаях выдумывая себе непримечательную историю на ходу. Ему даже удалось разминуться с главными действующими лицами без подозрений или инцидентов. А затем Киллер наткнулся на сторожевой пост в Ватерфолле, которого там не было, когда скелет проходил это место в первый раз. И разве это не любопытно? Было бы некрасиво отказываться от приглашения. Киллер открыл дверь и встретила его бесконечная чернота. Дико ухмыляясь, он шагнул внутрь и двинулся вперед, не беспокоясь об отрезанном пути отступления. Было бы забавно, если бы это пространство соединялось с Пустотой. В таком случае, забыла бы его только эта АВ или вся мультивселенная? — Ну и ну, являешься ли ты тоже результатом нашего вмешательства? — чей-то голос эхом раздался из-за колоны на единственном островке, представлявшим собой вырванный кусочек зала суда. Киллер беспечно повернулся, чувствуя себя победителем, ведь встретил Гастера. Еще один хороший признак, что эта вселенная оригинальна. — Так наш мир пытается заполнить потерю Санса? — Жаль тебя разочаровывать, но я не отсюда, — высказался Киллер, покачиваясь на пятках и с любопытством оглядываясь, не переставая жизнерадостно улыбаться. — Ах, я вижу. Другая временная линия, — удивленно раскрыл глазницы Гастер, поражаясь не самому факту их существования, а тому, что они могут пересечься. — Как скажешь, — решил не поправлять плачущий ненавистью скелет. — Это пустота? Знаешь, мне чертовски любопытно, что произошло с этим местом. Почему бы твоему другу не присоединиться и не рассказать мне эту занимательную историю. Пока мне не стало слишком скучно. — Ты не выглядишь удивленным, — высказался местный Санс, появляясь за спиной чужака, не теряя хмурого настороженного вида. — После нескольких сотен таких миров начинаешь улавливать некоторые тенденции, — пожал плечами Киллер и повернулся. Его ленность и медлительность мгновенно сменились энергичностью и восторженностью. — Посмотри на себя! Ты похож на разбитое пасхальное яйцо! Это должно быть невероятно мучительно, жить с подобной раной. — Какой-то ты слишком счастливый из-за этого, — напрягся Санс, а Гастер стал серьезнее. — Есть ли конкретная причина, почему ты пришел? — Я не нравлюсь тебе? Ты предвзят к себе? Не доверяешь себе? — Киллер обиженно надулся, а затем отмахнулся от этого. — Справедливо. Никогда бы не доверился монстру, вроде меня. Так легко сдаемся и проигрываем, склонны к дурацким радикальным решениям. Из-за чего-то подобного ты здесь и оказался, не так ли? Поглотил шесть ДУШ в надежде, что это остановит Геноцид. Помогло? Судя по тому, что я слышал, твоей жертвы было недостаточно. — Замолчи, — угрюмо пригрозил Санс, призывая бластер на руку. Интересный выбор оружия. — Если ты говоришь о Геноциде, то точно знаешь, на что это похоже. У тебя и самого должна быть история об этом. Будь моим гостем, расскажи, почему от тебя исходит то же чувство, что и от того человека? — Ты говоришь о Чаре! — воскликнул Киллер и подпрыгнул на носках от предвкушения. — Первое время с ней было тяжело. Она заставляла меня переживать Геноцид снова и снова, пока я не перестал что-либо чувствовать по этому поводу. А затем мы стали хорошими партнерами! Чувства возвращались, когда мы делали что-нибудь новенькое с моими бывшими друзьями, — он рассказывал об этом с детским энтузиазмом, не замечая, как в противоречии искажаются лица собеседников. Затем Киллер застонал от разочарования. — А потом и это мне наскучило. Чара всегда была надоедливой, и когда она перестала быть интересной, я убил ее, — он садистски оскалился и облизнулся. — Из нас двоих более решительным оказался я! — Поэтому твоя ДУША такая? — указал Гастер, вновь позволяя интересу выйти наружу. — С такой формой она не может работать правильно? — Ну да, — небрежно отмахнулся Киллер. — Решительность и ненависть, которые я унаследовал от Чары, путают и сковывают мои эмоции, поэтому я практически ничего не чувствую. — Если хочешь, я могу попробовать избавиться от них, — переборов сомнения, предложил Санс, опуская руку с бластером. — Взамен я попрошу тебя помочь разобраться с нашей Чарой. — Ты уж не бери на свой счет, но парень, на которого я работаю порвет меня на части, если я начну заключать сделки за его спиной, — ехидно усмехнулся Киллер, не скрывая интереса к предложенной возможности. Однако нет смысла пытаться вернуть чувства, если разгневанный Найтмер тут же отнимет их. — Но ты мог бы оказать мне услугу, и тогда я буду тебе обязан. Радужная голова прищурился с подозрением, и Киллер не постеснялся вести себя более коварно и зловеще, чтобы усилить его паранойю. В то же время Гастер тер свой подбородок, рассчитывая, как можно использовать ситуацию в их пользу, но не комментировал. Вряд ли его так беспокоил результат, но он и не представлял, на что способен Киллер даже без поддержки такого существа, как Хранитель негатива. Пытки, убийства, разрушения — банальность. Игры и манипуляции уже интересней. Чем дальше Киллер может зайти, тем любопытней итог. Это одна из причин, почему он все еще ни разу не попытался убить Найтмера, буквально живущего в самообмане. Однако Найтмер не может исправить его ДУШУ. Было бы глупо упускать такую возможность, но даже ради этого он не собирается быть покладистым. — Хорошо, — вздохнул местный Санс, опуская бластер, но не отзывая. Немного забавно то, что он постоянно хмурится, хотя их аналоги предпочитают прятать эмоции за улыбкой. — Честно говоря, я тебе не доверяю. Но от вида твоей ДУШИ мне становится плохо. — Очень мило, Радуга! Постараюсь не злоупотребить твоим великодушием. Можешь звать меня Киллер, — он театрально поклонился и подпрыгнул к другому скелету. — Лучше зови меня Колор, если не собираешься использовать имя, — поморщился Колор и медленно протянул руки к выставленной напоказ ДУШЕ. — Я начну сейчас, — предупредил он. Киллер нетерпеливо кивнул, наблюдая. Он уже видел, на что способны монстры, поглотившие человеческие ДУШИ, в битве, но их возможности за пределами этого остаются загадкой. Чем больше поглощаешь, тем больше влияния на реальность способен оказать, но тем легче сдашься чужому намерению навредить, если ДУШИ не поддерживают тебя. Вполне вероятно, что Колор мог бы быть богом в собственном мире, если бы его тело не было слабо изначально и повреждено в битве, чтобы справиться с отдачей. Исцеляющее намерение опутало Киллера, разбирая его суть на составляющие, чтобы Колор мог понять, как все исправить. Это длилось недолго. Киллер сразу почувствовал, как чужая магия захватывает решительность и ненависть и пытается утянуть с внешнего слоя ДУШИ вовнутрь, где не сможет помешать эмоциям и чувствовать выходить свободно. Это сработало. Тело плачущего скелета задолжало, в глазницах загорелся тусклый свет, на его лице отразилось искреннее изумление, когда красная цель перед грудью обратилась перевернутым сердцем. Чисто белым и не изменчивым, как у всех монстров. На мгновение ему показалось, что даже те немногие чувства ушли, оставив его с мучительной пустотой внутри, но это было не так. Нечто огромное и безжалостное разрывало его изнутри, не давая пошевелиться. Киллер силился понять, что это такое, пока болезненное осознание не обрушилось на него с силой товарного поезда. И тогда все, что он мог сделать, это осесть на пол и плакать, ведь в нем царили лишь боль, страх и вина. Каждая потеря из прошлого причинила боль, каждая смерть привела в ужас, каждое убийство грехом ползло по спине, и все это единомоменто, без подготовки. Эмоции, что так долго не могли дойти до него, захлестнули Киллера, не оставив ни капли надежды выбраться. Он тонул, задыхался и знал, что заслуживает худшего.