Прекрасная тьма

      Прошло уже много времени с того момента, как её сюда бросили. В этой крохотной холодной камере не было ничего, кроме как пробегающих иногда крыс. В углах немалое количество паутины, а вместе с ней и пауков. Сюда не проникал свет, только кромешная тьма. Воздух был тяжёлый и неприятный, и выветриваться через маленькое в верхнем углу стены окно не собирался.       Здесь было настолько темно, что разглядеть кисти рук оказалось очень трудной задачей. Их заковали в специальные оковы, материалом для которых послужил Местекамень. Первое время, после того как девушка очнулась, она пыталась как угодно разорвать их, но увы, всё тщетно. Смирившись с ними, она время от времени делала пару физических упражнений. Несчастные случаи во время этого имели место быть, но эти небольшие увечья в виде: поцарапанной щеки, разбитой губы или пары синяков с царапинами, были незначительными.       Пища, что давали ей была пресная, ничем не пахла и особого вкуса у неё не было, касательно воды, то тут всё в точности наоборот: она пахла гнилью и какими-то отходами, по вкусу была ржавой и имела привкус той же гнили. Девушка заставляла себя пить и есть это, чтобы её окончательно не покинули силы.       Счёт времени давно уже был потерян. Изо дня в день она продолжала всё так же стараться выжить в этих далеко не простых условиях, иногда пытаясь разбить оковы, хоть уже и без прежнего энтузиазма.

***

      Как это часто происходило сидя, она дремала в углу камеры. С режущим для слуха скрипом дверь резко открылась и в камеру вошли двое стражников, один из них подошёл к ней, держа факел в руке, излучая довольно яркий свет. Девушка резко открыла глаза, но тут же зажмурила их обратно дабы скрыться от источника света. Они схватили её под руки, на что та ударила куда-то в пустоту, оттуда послышался стон наполненный болью, она попала одному из них по носу, высвободив руку. Но вырваться из хватки второго ей никак не удалось. Убрав ладонь от разбитого носа, стражник заметил кровавое пятнышко на её центре и в сию же секунду раздражённо вытер идущую из носа кровь, большим пальцем. А после, посмотрев полными ненависти глазами, на до сих пор дёргающуюся в тщетной попытке освободиться, девушку, он молниеносно схватил её за предплечье, сжав его до такой степени, что рука хрустнула от такой хватки.       — Пошевеливайся! — бросил один из стражников перед тем, как покинуть камеру.       Выйдя из тёмного помещения млеющий свет факелов осветил лицо девушки: бледная, зашелушившаяся на лбу кожа, ещё не заживший шрам на щеке, разбитая нижняя губа с запёкшейся кровью. Руки были в синяках и царапинах. Когда-то, светло-русые волосы превратились в сальные, спутанные патлы. Потрёпанная и порванная в некоторых местах оранжевая рубашка с точно такими же штанами в свою очередь свисала с худощавого тела. Именно так и выглядела некогда привлекательная персона Элизабет. Девушка старалась не отставать от ведущих её за обе руки стражников, но ноги заплетались сами собой, — Ты можешь шевелить своими ногами быстрее?! — рявкнул тот, что стоял слева от неё.       — Да успокойся ты! Девчонка десять месяцев в камере просидела, как она вообще жива осталась, в таких условиях где ей пришлось провести всё это время? — можно было даже подумать что ему стало жаль Элизабет.       — Мне больше интересно зачем она вообще Мастеру Чену понадобилась? — пока эти двое обсуждали что-то, в голове у девушки металось множество разных мыслей       «Что произошло за эти десять месяцев пока я сидела в камере? И куда они меня ведут? О каком ещё Мастере Чене говорят?» — но ответа на эти вопросы у неё так и не нашлось.       Пара шагов и вот они дошли до лестницы, на ней их встретил человек с ирокезом, оглядев девушку с безразличием на лице, но с неподдельным интересом в глазах сказал — Отведите её к кабуки, пусть приведут в порядок. Приказ господина Клауса. — ухмыльнувшись и отойдя в сторону он освободил проход.       Стоило им выйти из темницы как яркий свет ослепил девушку вновь, отчего та опять попыталась вырваться и закрыть глаза руками, но сделать этого ей не дали. Поэтому весь оставшийся путь Элизабет пришлось провести в сплошных мучениях.       Дойдя до какой-то комнаты, один из стражников постучал в дверь и как только она открылась — девушку затолкали внутрь. А затем, что-то сказали и ушли. Наивно полагая, что возможно, её муки на этом закончились и сейчас, открыв глаза, Элизабет окажется вновь на полу холодной камеры, она попыталась осмотреться…       Но снова столкнулась с ослепительно-ярким светом, он ощушался словно пронзающие роговицу ножи. Она замерла на месте, кривя лицо в немом крике и прибегая к очередной попытке скрыться во тьме.       Её тело опять подняли, схватив под руки, и привели в ванную комнату. Там их встретил застоялый запах ароматических масел и свечей. Приторно-сладкий, спёртый воздух проникал в лёгкие, но заботил, видимо, только Элизабет.       Сорвав с девушки грязное тряпьё, которое никак нельзя было называть одеждой, кабуки без раздумий выбросили его. А Элизабет посадили в давно приготовленную ванну. От соприкосновения с горячей водой раны неприятно защипало, на что девушка сморщилась, так не проронив и звука. Кабуки же, без особых раздумий и жалости, принялись отмывать огромный слой грязи, пустив в ход мочалки и щётки. Причём, делали они это с такой силой, будто были намерены содрать кожу с тела заключённой, ничуть не щадя её.       Как только с этим делом было покончено, девушку вывели из душного помещения. Там было значительно свежее и освещение не столь резкое. И Элизабет снова попытала удачу открыть глаза без неприятных последствий. Поначалу, всё в них было размыто и чувствовалась тупая боль, по-прежнему неприятная ей, но терпимая. Через какое-то время картина стала проясняться: вокруг неё кружились кабуки, одни что-то делали с её волосами, другие, то и дело через каждые пять минут возвращались с новым кимоно. А она всё это время стояла, боясь пошевелиться, поэтому вновь закрыла глаза и просто прокричала про себя: «Пожалуйста! Пусть это закончится как можно скорее!» — внутри появлялся комок страха и непонимания происходящего, вперемешку с нарастающим гневом. В какой-то момент, терпение девушки достигло своего пика и приложив руки к ушам, заглушая все окружающие её звуки, она крикнула: — Хватит! — зеркало, что стояло напротив — разбилось. Кабуки, стоявшие рядом, отпрыгнули от неё, да и те, что стояли в стороне, тоже странно покосились на взбешённую особу, на фарфоровых лицах заиграли испуг, шок и такое же непонимание, как и у виновницы всего представления. В воздухе повисла тишина. Но опомнившись, кабуки что-то быстро залепетали и вернулись к своему делу.       После произошедшего Элизабет спокойно стояла и никаких приступов агрессии больше не было. В мыслях девушка пыталась понять: из-за чего зеркало могло разбиться? Вариантов было не так много, но и возникшие в голове предположения — не питали особой надежды на нахождение ответа.       Когда девушка была приведена в порядок, ей довелось наконец-то взглянуть на труды прислуги: волосы собраны в аккуратный, высокий пучок, украшенный маленькой заколкой в виде веера. На самой девушке — кимоно персикового оттенка с изображением летящих лепестков, затянутое тёмно-оранжевым поясом. А на ногах были гэта.       Раздавшийся стук в дверь отвлёк её от разглядывания своего отражения. И переключил внимание на вошедшего мужчину: он вальяжно подошёл к девушке и коротко произнёс: — Пройдёмте со мной, Мастер Чен ждёт вас. — и махнув рукой, поспешил удалиться. Бросая неуверенный взгляд на оставшихся в комнате кабуки, Элизабет проследовала за ним       Идя по множеству переплетающихся между собой коридоров девушка пыталась не отставать, но её ноги по прежнему иногда заплетались и пару раз она чуть не упала, на что мужчина всё так же вальяжно поворачивался и сверлил её презрительным взглядом. Весь оставшийся путь у неё начинало зарождаться чувство тревоги, возрастающее с каждым шагом. Что-то внутри подсказывало, нет, оно буквально кричало, что ей нужно остановиться, а лучше — бежать. Но куда?       Пытаясь как-то отвлечься, она решила рассмотреть своего, так называемого «спутника»: чёрные как смоль волосы, тёмные глаза, морщинистое лицо и маленькие, такие же чёрные усы. Ничего, казалось бы, особенного, но всё равно мужчина выглядел очень презентабельно и импозантно.       Дойдя до массивных, красных с позолотой дверей, все мысли девушки смешались в одну огромную какофонию, вызывая лишь головную боль и унося землю из-под ног. Не медля ни минуты, стоящие возле входа придворные, синхронно пропустили их, судя по всему, в тронный зал. Он был в красных тонах и украшенный золотом. На троне восседал мужчина и внешне он смотрелся также важно как и тот, что привёл сюда Элизабет, но все же, был более внушительным и устрашающим: красные с фиолетовым, бежевым и чёрным одежды, кимоно ушитое золотом, чёрные штаны с красными и золотыми эмблемами. На голове большой шлем в виде черепа змеи с чешуйчатыми полосами.       От его вида становилось не по себе и её голову посетила внезапная, но такая очевидная мысль, что он — и был тем самым источником бегства.        «Должно быть, это и есть — Мастер Чен»       Мужчина, оставшийся стоять рядом с ней, поклонился ему:       — Как и велели, Мастер, девчонка здесь.       В ответ на его слова, Чен никак не отреагировал, лишь усмехнувшись, встал со своего трона и произнёс:       — Здравствуй, Элизабет! Столько времени прошло с того момента, как ты попала сюда. Должен признать, ты весьма изменилась. Десять месяцев полной тишины пошли тебе явно на пользу! — в его голосе играли некие задорные и безумные нотки, что вводило девушку в ещё больший ступор.       Элизабет попыталась выдавить из себя хоть что-то, но все слова куда-то улетучились, она попросту стояла и не могла ничего сказать.       «Боже, что со мной? Я словно рыба на суше…» — руки затряслись, а ноги подкосились.       — Ты чего, язык проглотила? Что-то я не припомню такого эпизода… — в нетерпении протянул Мастер, под конец переходя на более задумчивый тон. Молчание.       — Что ж думаю, тебе стоит сегодня отдохнуть и завтра ты будешь разговорчивее, — всё с теми же нотками произнёс Чен, так и не получив ответной реакции на свои слова. — Клаус, проводи её. — обратился он уже к мужчине.       — Как прикажете господин. — склонившись в лёгком поклоне ответил тот. И опять же, махнув рукой, Клаус поспешил удалиться, а девушка в свою очередь, покорно ушла следом.       Пройдя вновь по множеству коридоров и этажей, Ван Хауст остановился у одной из дверей.       — Здесь ты будешь жить. Еду выдают три раза в день, если возникнут какие-нибудь вопросы, то обращайся к кабуки. Также, тебе разрешено находиться в любой части дворца. Ну а это, так сказать, меры предосторожности. — после этих слов он щёлкнул пальцами и на руке Элизабет появился серебряный браслет. — На этом всё. — после этого он развернулся и той же вальяжной походкой пошёл дальше по коридору.       Постояв ещё пару минут, бессмысленно прожигая взглядом отдаляющегося от неё Клауса, девушка осторожно повернула ручку двери и в следующий миг перед ней предстала озарённая солнечным светом комната. Зайдя туда, она также осторожно закрыла дверь. Мельком пробежавшись глазами по кровати, небольшой тумбе и платяному шкафу — её взгляд зацепился за зеркало, к которому Элизабет незамедлительно подошла.       Отражение было странным. Ей не удалось обдумать всё это, будучи в комнате с кабуки. Слишком много шума, голосов и прочего! Но теперь, она одна, наедине с…кем?       — Что же ты такое? — тихо спросила девушка у отражения, приложив ладонь к холодному стеклу, надеясь получить ответ. А после, прикрыв глаза, прислонилась лбом, будучи не в силах смотреть на знакомого, но в то же время, такого чужого человека в отражении.        «Десять месяцев полной тишины пошли тебе явно на пользу» — эта мысль промелькнула у неё в голове, пробуждая ранее подавлённый гнев.       — Пока я сидела в этой камере, что была пропитанна одной лишь тишиной…они помнили и насмехались надо мной — смешно. — с горькой усмешкой проговорила себе под нос Элизабет. Ради чего она сохранила себе жизнь в этой несчастной камере? Она не знала. Какое отвращение, презрение и ненависть девушка испытывала к Чену. Не сдерживаясь, дрожащий кулак ударил по стеклу, потом ещё и ещё! Пока Элизабет не почувствовала, как рука стала ныть от боли. Медленно скатившись на пол, девушка опустила голову вниз и смотрела на лежащие перед ней кривые осколки зеркала. А в них — затуманенные очертания кого-то.       Поднявшись и заметив окровавленную ладонь с пальцами, Элизабет поморщилась и прошла в ванну. Она опустила руку под струю холодной воды — пытаясь остановить кровь. И как только рука наконец перестала кровоточить, Элизабет вышла оттуда, пройдя мимо разбитого зеркала — обессиленно упала на кровать, желая стереть произошедшие события.