Демон

      В последнее время Алисента часто встречала Его Милость то в богороще, то в тисовой аллее, то в септе или возле Башни Белого Меча. Несколько раз он приходил к отцу, а сегодня они лоб в лоб столкнулись на выходе из Кухонного замка. Алисента растерялась и покраснела: ей не хотелось, чтобы кто-то разгадал её тайну. Но Его Милость, даже если и подумал о чём-то, виду не подал. Он всегда был с ней приветлив и любезен. Ещё будучи фрейлиной в свите покойной королевы, Алисента не раз ловила на себе его взгляды, которые, надо признаться, льстили самолюбию. А потом появился принц Деймон.       Говорят, время лечит. Но за прошедшие полгода легче ей не стало. И если Деймон это диагноз, то время как лекарство вообще не работало. Она знала, что произошло, в общих чертах, конечно. В тот день, прокравшись на галерею Малого Чертога, откуда хорошо был виден центральный вход в Кухонный замок, смотрела, как принц уезжает, и глотала слёзы. Он прощался с Грибком и Рейнирой; девчонка висла у него на шее и ревела навзрыд, а Алисента дико ей завидовала. После его отъезда она несколько ночей не могла спать, похудела и побледнела. Это ни у кого не вызвало подозрений, ведь двор пребывал в трауре по безвременно ушедшей королеве, но для Алисенты жизнь будто остановилась. Она замкнулась в себе, почти перестала бывать в городе и часто бродила по укромным уголкам сада, где они с Деймоном встречались, вспоминала их страстный роман, ворованные поцелуи и объятия тайком ото всех. А ещё – стыдно признаться! – выкрала у прислуги ключ от его бывших апартаментов и сделала дубликат. Когда становилось тоскливо, пробиралась туда, как вор, чтобы вновь и вновь, пусть и мысленно, переживать дорогие сердцу минуты. Здесь всё напоминало о нём: шёлковые шторы поверх портьер – как-то раз он накинул тонкий шёлк ей на лицо и взял прямо так, прижав к стене; чёрный мрамор в душевой – им нравилось заниматься любовью под душем; огромная кровать, на которой они столько раз предавались страсти; мирийский ковёр перед камином – с ним так много связано… Алисента часто плакала, глядя на этих немых свидетелей своего прошлого счастья. И даже не представляла, как жить дальше. Пока Деймон находился в столице, пусть и не в Красном замке, у неё была надежда, что их отношения ещё можно возобновить. Многие пары расстаются, а затем сходятся вновь, это нормально. Но теперь он далеко, и когда они снова увидятся – ведают только боги.       Ходили слухи, что он обосновался на Драконьем Камне. Его Милость никак на это не реагировал, хотя после официального объявления Рейниры наследницей Железного трона, Драконий Камень перешёл к ней. Ещё в кулуарах шептались, что он, наплевав на все нормы морали, завёл себе любовницу. Ей было больно такое слышать. Она пыталась убедить себя, что это естественно, что мужчины в принципе так устроены, что Деймон никогда не отличался постоянством – после их глупой ссоры прошёл без малого год, ну не мог же он всё это время быть один! – и надо просто смириться, принять как данность, а ещё лучше – выбросить его из головы и жить дальше, – но сердце разрывалось от ревности. И, словно мазохист в поисках очередной порции боли, она искала возможность хоть что-то разузнать об этой женщине и об их с Деймоном отношениях. Спрашивать напрямую у придворных дам нельзя – тут же разнесут по всему замку, – а задавать вопросы отцу, который наверняка всё знал, она бы ни за что не стала. Поэтому, собравшись с духом и прихватив из бара отца бутылку дорнийского, однажды вечером наведалась к Грибку.       Они не были ни друзьями, ни просто приятелями, а при встрече вежливо здоровались, не более. Алисенте всегда было некомфортно рядом с этим маленьким человечком: она невольно чувствовала себя виноватой в том, что родилась нормальной, а он вроде как ущербный. Но на что не пойдёшь ради достижения цели…? Открыто интересоваться принцем – всё равно что признаться в собственных чувствах; уж кому-кому, а Грибку об этом точно знать не надо. И Алисента решила пойти на хитрость.       Грибок удивлённо крякнул, увидав её на пороге своей комнаты, но пригласил войти, усадил в кресло и, смешно переваливаясь на коротких ножках, принёс бокалы и блюдо с инжиром. А ещё с восхитительным проворством вскрыл бутылку – Алисента даже улыбнулась, наблюдая, как его толстенькие пальцы умело расправляются с фольгой вокруг горлышка, снимают колпачок и вытаскивают пробку.       - Миледи любит крепкие вина?       - Что, простите? – не поняла она.       - Вино креплёное, – ответил Грибок. – Вот, видите, на колпачке бордовая этикетка…       Она плохо разбиралась в винах. Можно сказать, не разбиралась вообще. С Деймоном они часто пили вино – он знал в них толк. Сидели где-нибудь в уютном ресторанчике с красивым видом и наслаждались вкусом дорогого напитка. Алисента незаметно вздохнула: остались лишь воспоминания…       - Под такое вино нужен острый сыр. Или мясо… – Грибок заёрзал в кресле, пытаясь слезть. – Как раз сегодня мне доставили прекрасный вяленый окорок…       - Не надо ничего, прошу, – остановила его Алисента. – Я не надолго. Мне… просто… Я хотела с вами поговорить.       - К вашим услугам, миледи. – Он манерно склонил большую голову, затем разлил по бокалам вино.       Никто не бывает столь внимателен, как тоскующая женщина. Она подмечает всё, каждую мелкую мелочь, не переставая мысленно сравнивать с тем, кто ей дорог. Алисента смотрела, как Грибок держит в руках бутылку, и невольно вспоминала руки принца, его длинные аристократичные пальцы, уверенные и точные движения, эстетику жестов и волнующую кровь опасность.       - О чём вы хотели поговорить?       - Эм-м… – встрепенулась она. – Об отце. Понимаете… – Готовясь к разговору, Алисента обдумывала свою хитрость, выстраивала диалог, подбирала фразы, но сейчас все они вылетели из головы, оставив только отдельные слова. Пришлось импровизировать на ходу. – Он очень страдает. Просто не находит себе места. Вы ведь знаете, что Его Милость поссорился с братом?       - Знаю, – он в несколько глотков осушил бокал. – Но не знал, что это доставляет вашему отцу душевную боль.       - И тем не менее. Он считает себя виновным в их ссоре.       - Да неужели?! – Грибок наигранно удивился. – Кто бы мог подумать...       Алисента, конечно, уловила насмешку в его словах, но у неё была цель, и она продолжала к ней идти.       - Он винит себя в том, что не смог их помирить.       - Не смог или не захотел? – хитро улыбнулся карлик.       - Не смог, – ответила она. – Его Милость был очень категоричен. Я не знаю подробностей, но… говорят, принц Деймон сильно его обидел.       Грибок подлил себе ещё из бутылки.       - А, так вас интересуют подробности?       - Меня интересует только мой отец, – Алисента очень старалась не выдать себя. – Я хочу понять причину его страданий.       - А что тут понимать? – он по-детски облизал губы. – Принц что-то ляпнул по поводу наследника, король оскорбился и указал ему на дверь. Тот прихватил с собой подружку и улетел.       - Куда?.. – Алисента от неожиданности даже не нашлась, за какое его слово зацепиться.       - На Драконий Камень. Звонил мне на днях. Море, говорит, тёплое.       Сердце предательски затрепыхалось, и, чтобы немного успокоиться, Алисента поднесла к губам бокал.       - И нисколько не сожалеет? – тихо спросила она.       - Ой, я вас умоляю! – отмахнулся Грибок. – Принц и сожаление что Стена и Водные Сады – далеки друг от друга и никогда не встретятся. Да и с чего бы ему сожалеть? Он отдыхает, расслабляется, у него всё хорошо.       - Всё хорошо… – с горечью повторила Алисента. – А мой отец страдает.       Он снова потянулся к бутылке.       - Думаю, вы ошибаетесь, миледи. Я давеча заходил к вашему отцу и, должен сказать, он бодр и полон планов.       Алисента знала, что Грибок прав, но честь семьи обязывала держать марку.       - Он сильный человек, сир, волевой, и никому не показывает своих чувств. Но я всё вижу.       Карлик помолчал немного, будто размышляя, а затем выдал:       - Ваш отец лично донёс на принца. Хотя мог бы этого и не делать, чтобы не усугублять ситуацию.       Ей стало неприятно.       - Он выполнял свой долг, вы же знаете.       - О да, конечно, – тот картинно всплеснул короткими ручками. – Все мы выполняем свой долг, когда это ничего нам не стоит. Или когда выгодно.       - Вы хотите сказать, – она очень старалась, чтобы голос не дрожал, – моему отцу выгодна ссора Его Милости с братом?       - Как знать, миледи, как знать, – философски изрёк Гриб. – Время покажет.       - Благодарю, – сухо ответила Алисента и встала с кресла: жаль, не удалось ничего узнать о Деймоне, но слушать столь нелестные слова в адрес отца, пусть даже это и правда, было мерзко. – Спасибо за уделённое время, сир.       Грибок сделал ещё пару глотков и вдруг заговорщицки подмигнул ей.       - Может, хотите что-нибудь передать принцу?       Алисента замерла от неожиданности.       - В каком смысле?       - Ну, в смысле привет, как ты, как дела, всё такое... – хихикнул он. – Я передам.       Взяв себя в руки, она как можно более равнодушно ответила:       - Мы с принцем Деймоном не настолько друзья, чтобы передавать друг другу приветы. К тому же, вы сказали, он отдыхает не один.       - Да, с этой… Как её? – Грибок смешно наморщил лоб. – Пекло, как же её?.. Ну, короче, со стриптизёршей.       - С кем? – ей показалось, что она ослышалась.       - Ну, со своей подругой. Она из Лиса, что ли… Или из Тироша. В общем, откуда-то из тех мест. Работала в стрип-клубе в Блошином Конце, – он смачно приложился к бокалу. – Вы разве не знали?       - Нет.       - Странно, об этом наверное все знают, – продолжал Грибок. – Они уже год вместе. Принц и не скрывал.       Сердце забилось как бешеное. Захотелось вдохнуть всей грудью, а затем медленно выдохнуть, чтобы успокоить его стук. И уйти отсюда куда-нибудь подальше, лишь бы ничего этого не слышать. А ещё захотелось затопать ногами, закричать, встряхнуть хорошенько этого мелкого сплетника – может, он скажет, что это всё просто злая шутка, розыгрыш… Но она сдержалась: никто не должен видеть её слабости. Слабость равносильна поражению.       - Приятно было с вами пообщаться, сир. Хорошего вечера. – Алисента расправила плечи и с достоинством продефилировала к двери: пусть Грибок видит, что она ничуть не расстроена.       ххх       Забравшись с ногами на скамейку под сводами древних тисов, она больше не сдерживала слёз. Ей было по-настоящему больно. Чувства, мечты, надежды – всё пустое и всё напрасно. Она вспоминала, как сидела здесь же ночью после их последнего свидания и убеждала себя, что Деймон ещё вернётся. Наверное уже тогда у неё были сомнения в его искренности, но она гнала их прочь, отказываясь видеть очевидное. Теперь некого винить. Сама во всём виновата – влюбилась, потеряла голову, контроль и себя. И даже не заметила, как это случилось.       Слёзы, обидные, горькие, текли по шее вниз под блузку, капали на коленки, оставляя на джинсах влажные пятна, и в полумраке казалось, что это кровь, – а чем ещё может истекать разорванное в клочья сердце?..       Боги, какая боль… Только ты можешь избавить меня от неё. Тебе она не знакома, сжигающая изнутри, рвущая сердце, такая острая, что хочется выть. Одиночество… За что мне это? Все вокруг чужие, равнодушные. Никому не понять моей боли, да и не нужно это никому. Ты меня не слышишь, не видишь моих слёз… Почему же я так люблю тебя? Прикоснись ко мне, просто прикоснись, хотя бы кончиком пальца… Этого будет достаточно, чтобы я забыла о боли. Зачем мне жить без тебя? Зачем мне вообще что-то без тебя? Без тебя я ничто. Ты единственный, кто мне нужен…       - Леди Алисента…       Она вздрогнула, застигнутая врасплох, и глупо заморгала глазами: на расстоянии вытянутой руки от скамейки стоял король Визерис. В тусклом свете фонарей его волосы отливали таргариеновским серебром. Пекло, как же она не услышала шагов?       - Вы плачете? – он подошёл ещё ближе. – Что случилось?       Алисента настолько растерялась, что в первые мгновенья даже не знала, что делать – пытаться вытереть слёзы, бежать прочь или присесть в реверансе, как полагается перед монархом.       - Я… Нет… Я просто…       - Вам плохо? – король сел рядом на скамейку; в его голосе слышались тревога и озабоченность. – Вас кто-то обидел?       Надо было срочно что-то придумать, как-то объяснить свои слёзы. Конечно, скажи она правду – Его Милость наверняка поверил бы ей. И, возможно, даже понял бы. Но она не могла. Никто не должен знать о её чувствах к принцу, о её позоре и поражении. Никто. Тем более король. И, не придумав ничего лучше, Алисента солгала.       - Я… просто вспомнила королеву Эйму.       - О Боги… – только и смог ответить он, явно не ожидавший такого откровения.       - Простите меня, – всхлипнула Алисента; по лицу снова потекли слёзы, теперь уже от стыда за свою ложь.       Визерис вдруг взял её мокрую от слёз руку и поднёс к губам. Она кожей почувствовала горячее дыхание, щекочущую мягкость волос – у него были пышные густые усы, – осторожное прикосновение губ.       - Не надо извиняться. Я знаю, как вы были к ней привязаны. И знаю, как вы скорбите.       Алисента потеряла дар речи. Смотрела на склонённую беловолосую голову, на крупную фигуру, на обтянутые тёмным пиджаком плечи, и на краткие мгновения ей казалось, что это Деймон. Но нет. Деймон был другим – дерзким, раскованным, страстным, точно знающим, чего хочет. От него всегда веяло силой и какой-то необъяснимой опасностью. Два брата, а такие разные…       - Вы одна из немногих, кто так искренен в своей скорби, – продолжал он. – Спасибо вам.       - За что?       - За память, – ответил Визерис, глядя ей прямо в глаза. – За искренность. Эйма тоже любила вас. Если бы вы знали, как мне её не хватает…       Она опять заплакала. Было очень стыдно за то, что бессовестно разбередила чувства короля. А ещё жалко саму себя. Если бы вы знали, хотелось сказать ей, как болит разбитое сердце, а от ревности сводит судорогой каждую мышцу. И это всё из-за вашего брата.       - Успокойтесь, миледи, прошу вас, – он, не выпуская её руки, накрыл сверху своей горячей ладонью, – не надо плакать. Мне тяжело видеть ваши слёзы.       - Простите, Ваша Милость. – Алисента, позабыв об этикете, высвободила руку из его мини-объятий, кое-как вытерла лицо – не нашлось ни платка, ни салфетки, – и осторожно спустила ноги со скамейки. В другое время она бы сгорела со стыда, застукай её король сидящей в такой позе, а сейчас было всё равно. – Если позволите, я пойду. Мне пора.       - Конечно, миледи. Я провожу вас.       Отказывать королю нельзя. Пришлось смириться. Хотя, надо сказать, Его Милость с пониманием отнёсся к её состоянию. Всю дорогу, пока они шли по аллее к Башне десницы, он не произнёс ни слова, и Алисента была благодарна ему за это. Но возле входа снова взял её за руку.       - Я зайду к вам завтра днём. Проведать. – И вдруг робко добавил: – Можно?       - Да, Ваша Милость, – равнодушно ответила она.

***

      Чёрные скалы, жмущиеся друг к другу домики, кальдера и море вокруг – всё это Драконий Камень, родовое поместье Таргариенов. Когда-то давно остров был форпостом Валирии, неприступной твердыней из скальника и обсидиана, а выстроенный на нём замок выглядел унылым и мрачным. Но прошли века, и многое изменилось. Валирия канула в Лету, климат стал мягче, ветры и волны сгладили агрессивный с виду камень, а из небольшой деревушки в бухте вырос город с причудливой архитектурой – яркий пример фантазии человека, вынужденного приспосабливаться к особенностям природных условий. Дома и домики – на острове было разрешено возводить только невысокие здания, – лепились по склонам, будто ласточкины гнёзда, и зачастую ступени одного дома вели к крыше другого, и эта крыша служила террасой стоявшему выше. Стены окрашивались в белый цвет, что спасало от жары в летние месяцы, а с наступлением холодов скалы отдавали людям своё тепло, идущее из недр. Вулкан Драгонмаунт, хоть и считался действующим, по утверждениям учёных извергался последний раз ещё на Заре Времён, благодаря чему появились и горячие подземные пещеры, где много веков назад обитали таргариеновские драконы, и гигантская полукруглая воронка – кальдера, жемчужина Драконьего Камня. Растительность на острове почти отсутствовала, если не считать жиденьких кустов и тонких деревцев, пробивающих себе путь в вулканической породе. Тем не менее каждый уголок города, каждая терраска или балкон были украшены цветущей бугенвиллией, олеандрами, хвойниками в больших кадках, которые очень красиво смотрелись на фоне белых стен, голубого неба и синего моря внизу.       Когда они приехали сюда в самом начале года, было пасмурно и холодно, а море штормило, выбрасывая на берег ошмётки грязной пены. Но, несмотря на неприветливость погоды, Мисарии сразу здесь понравилось. Даже монументальное величие замка с его башнями в виде драконов и многочисленными устрашающими горгульями казалось ей умиротворяюще-спокойным. А Каменный барабан, Ветрогон и Палата Расписного стола привели её в благоговейный трепет. В тёплое время года замок был открыт для туристов, где в отдельных его залах выставлялись напоказ фамильные реликвии дома Таргариен, оружие, доспехи, боевые штандарты, но у неё была возможность осмотреть всё это, так сказать, с чёрного входа. Увиденное потрясало, а от возможности прикоснуться ко многим сакральным для драконьих владык вещам кружилась голова. А может, она кружилась от счастья…       До сих пор не верилось, что это случилось в реальности. Что Деймон не бросил её, не вычеркнул из жизни, не оставил одну. Он появился внезапно, после нескольких дней отсутствия, в самый разгар траура, сосредоточенный и серьёзный. Сказал, что уезжает, надолго, может быть навсегда, – ей показалось, земля ушла из-под ног, – что ему приказано покинуть столицу и он не имеет права нарушить этот приказ. Что заехал к ней… Проститься или позвать с собой? Мисария заплакала и бросилась ему на шею. Кем угодно – подругой, любовницей, наперсницей, просто знакомой – неважно, лишь бы с ним рядом. Она ведь уже давно всё для себя решила… В ответ он неожиданно нежно её поцеловал. Потом были торопливые сборы, поездка по городу, аэропорт Королевской Гавани, терминал для бизнес-авиации, красный самолёт с гербом Таргариенов на хвосте…       - Это мой Караксес, – сказал Деймон, и в его потухших глазах вспыхнул знакомый ей огонёк. – На нём и полетим. Не боишься?       - С тобой я ничего не боюсь... – Мисария доверчиво прижалась к его плечу, а он снова поцеловал её, не таясь, на виду у всех.       Проходили дни, складываясь в недели, а из них – в месяцы. Наступившая весна незаметно сменилась летом. Они много времени проводили вместе, загорали, купались, ходили под парусом, гуляли по городу. Деймон активно занимался спортом, летал на параплане, плавал. А ещё перегнал на остров свой красный спорткар, который почти сразу же стал узнаваем в каждом углу, и часто ездил в порт по каким-то своим делам. Иногда вечерами они выбирались в центр, где, сидя на террасе какого-нибудь ресторанчика, пили вино и любовались закатами. Она и представить себе не могла, что закаты могут быть настолько прекрасны. В это время жизнь в городе кипела и пульсировала, а все бары и рестораны, смотровые площадки, лестницы, балконы, пологие крыши домов, дворы и переходы – всё, откуда открывался вид на кальдеру, было забито туристами. Мигали вспышки фотоаппаратов и камер, светились огоньки гаджетов – люди снимали кто на что мог, стараясь не пропустить ни одного мгновения. Длилось это всего несколько минут, но небо успевало поменять цвет с бело-голубого на золотой, ярко-алый, оранжево-охристый, песочный. Солнце касалось края горизонта, а затем прямо на глазах будто падало в море, затягивая за собой разрезающие небосвод лучи. И когда последний из них нырял вслед за диском в глубину, многосотенная толпа взрывалась аплодисментами. А на горизонте в это время будто кто-то продолжал щёлкать переключателем, постепенно понижая тона до фиолетового, пыльно-синего, тёмно-синего, сине-чёрного, и наконец наступала темнота.       - Я часто думаю о тех, кто жил здесь много веков назад, – сказал как-то раз Деймон, глядя на стремительно темнеющее небо. – О моих предках… И не только. Они ведь видели то же самое, что и я сейчас… Даже не верится.       Мисария осторожно погладила его по руке: после отъезда из столицы принц часто бывал задумчив. Он повернулся, переплёл её пальцы со своими… Затем притянул к себе и поцеловал запястье. Вокруг отдыхали люди, смеялись, разговаривали, делились впечатлениями от увиденного, а ей казалось, что никого нет, только он и она, – настолько интимной была его простая ласка.       - Потанцуешь для меня сегодня? – хрипло спросил он.       ххх       Большой мирийский ковёр на полу, бутылка арборского, огоньки свечей... Это её время лелеять свою чувственность и наслаждаться внутренней свободой. Ей нравилось ощущение полной власти, когда можно делать всё, что хочется – дразнить его, касаться, тереться, ласкать, трогать, – и не давать прикоснуться в ответ. Это самый верный путь свести его с ума от желания. Прочь запреты и предубеждения! Она здесь главная, и всё под контролем. Грациозно, по-кошачьи изгибаясь, она соблазнительно выписывала бёдрами восьмёрки, и тело горело под его страстным взглядом. На ней его рубашка. Велика в плечах, висит мешком, но это очень сексуально: длинные рукава красиво оголяют руки, если их вскинуть над головой; полочки, кажется, вот-вот распахнутся, приоткрыв чёрные танга, а верхние пуговки расстёгнуты, но не позволяют увидеть грудь. Почти…       Она медленно, не переставая двигаться, расстегнула их по одной и с наслаждением отметила жадность в его глазах. А затем сбросила рубашку, просто выскользнула из неё и осталась в одном белье – чёрном пуш-апе с замысловатым перекрестьем тонких лямок на спине и в трусиках. Взгляд полыхнул похотью: о да, ему нравится красивое бельё. Нравится смотреть на него, но ещё больше – срывать. И это он тоже сорвёт, нет никаких сомнений. Ну и пусть. Даже возбуждает… Мисария грациозно опустилась на колени, упёрлась руками в пол и глубоко прогнулась в спине. А затем, не спуская с него глаз, поползла вперёд. Он молчал, выжидая; грудь его тяжело вздымалась, на щеках ходили желваки. Одно движение, второе… третье… Она ощущала себя удивительно свободной и раскованной, словно хищница, жаждущая соития. Ещё пара движений телом – и вот он, вот его сильные, хорошо тренированные ноги, мышцы будто стальные под тонкой тканью…       Он не выдержал: дёрнул на себя, усадил сверху, широко развёл в стороны её бёдра. Послышался звук расстёгиваемой молнии, и в ластовицу трусиков упёрся твёрдый, налитый силой член, а жаркое дыхание обожгло шею, губы, ухо…       - Танцуй, Миса…       ххх       Портьеры плавно покачивались от утреннего ветерка, пахло морем, свежим кофе и ещё чем-то очень вкусным. Она сладко потянулась, размяв затёкшие после сна мышцы, и повернула голову: никого. Подушка не тронута, простыни тоже – значит, снова спал у себя. Хоть они теперь и жили под одной крышей, у каждого из них была отдельная спальня. Поначалу Мисария недоумевала, а потом смирилась. Кто она, чтобы диктовать ему условия?       Она старалась ни о чём не думать, просто радовалась каждому дню. И ни на секунду не сомневалась, что сделала правильный выбор. Яркая мишура медийности, успех, слава – зачем ей всё это без Деймона? Иллюзия, не более. А здесь было очень хорошо и спокойно. Тёплое море, мягкий климат, нежаркое ласковое солнце – райское место! Не родной Лис, конечно, где почти тропики, но Мисария теперь точно знала, что хорошо там, где счастье. А её счастье рядом с Деймоном.       Удивительно, но в один миг бросив всё, о чём столько лет мечтала, она словно бы расцвела: природная бледность сменилась лёгким загаром, в движениях и жестах появилась уверенность, а взгляд стал дерзким. И маленькая грудь её больше не смущала, наоборот, она с удовольствием носила красивое бельё, открытые топы и блузки с глубоким декольте. Теперь, когда ей не надо было никому ничего доказывать, она вела себя непринуждённо, не боясь услышать в спину грязное «шлюха». Здесь, на Драконьем Камне, к ней относились как к женщине наследного принца – приветливо и даже с некоторым уважением. А его отдельная спальня – это мелочь.       Вдоль аллеи из кипарисов и самшита раскинулась просторная терраса, и дальше, до самого горизонта – бирюзовое море. Вид оттуда открывался потрясающий, но не морская гладь сейчас притягивала взгляд, не солнечные всполохи на этой глади, не рассыпанные по ней яхты, катера и прогулочные лодки. Там, на террасе, на настланном поверх палубной доски спортивном покрытии тренировался Деймон. Ловкий, гибкий, сильный, с хорошо развитым торсом и крепкой задницей, обтянутой белыми хлопковыми брюками – о, как же сексуально сидят на нём эти брюки! – он двигался просто божественно: стоя то на одной руке, то на обеих, поднимал ноги вверх и опускал их почти параллельно настилу, скручивал корпус, прогибался, прыгал через голову, растягивался на шпагате. Его движения мало напоминали силовую тренировку, скорее акробатический танец с элементами боевого искусства. Под загорелой кожей играли мышцы, волосы были собраны в небрежный хвостик, на выбритых висках поблёскивали капельки пота. Выпрямившись, он уверенным жестом поправил на бёдрах брюки, и Мисария почувствовала внизу живота знакомое томление.       Кровь бросилась в лицо: Боги, что с ней сделал этот фантастический мужчина?! Ведь ещё совсем недавно она спокойно реагировала на всё, что связано с плотскими утехами, словно ребёнок, не приученный к сладкому. А теперь её мир перевернулся. Она с жадностью ловила каждый его взгляд, каждую улыбку и прикосновение и с нетерпением ждала ночи, чтобы всецело принадлежать ему, наслаждаться каждой минутой вместе, дышать в унисон, жить ради него. Наверное, это и называется раем.       ххх       Вчера утром за завтраком она призналась ему, что беременна. Набрала воздуха в грудь и выпалила на одном дыхании, стараясь совладать с внутренней дрожью. Скрывать больше не было смысла: скоро он бы и так всё узнал, а она не хотела теряться в догадках. Если Деймон против – лучше сразу всё бросить и расстаться. От подобных мыслей становилось тоскливо, но Мисария твёрдо решила, что ни за что не избавится от ребёнка.       - Ты ведь оставишь его… – сказал он, не то утвердительно, не то спросил.       - Да. – Мисария опустила глаза в тарелку с омлетом, от вида которого мутило. Повар в замке был отличный – она никогда ещё не пробовала таких вкусностей, которые подавали здесь к столу, – но тошнота по утрам в последние дни сильно измотала. – Оставлю.       Деймон какое-то время молчал, даже дыхания его не было слышно. Затем встал из-за стола, приподнял пальцами её лицо, как в самый первый раз, поцеловал в губы. И ушёл. Просто вышел из столовой, не притронувшись к своему завтраку. Мисария не знала, что и думать: то ли радоваться, то ли оплакивать грядущее одиночество. Этот мужчина был для неё загадкой – даже в самые откровенные моменты их отношений она часто не понимала его. Приспосабливалась, подстраивалась, прогибалась, сознательно принося себя в жертву. А как иначе? Они люди из разных миров, волею судьбы сведённые вместе, и вот теперь связанные навеки новой, ещё не родившейся жизнью. Но ведь никто не заставит Деймона любить её…       К обеду он не явился. Дворецкий передал, что милорд занят, и чтобы Мисария обедала одна. Что ж, вполне ожидаемо: наивно было бы полагать, что принц Таргариен обрадуется бастарду от безродной лисенийки. Она всё понимала, но всё равно было обидно, и очень хотелось плакать. Поблагодарив прислугу, ушла к себе в спальню и дала волю слезам. А потом заснула, глубоко, со сновидениями. Ей снился мальчик, беленький, с мягкими волнистыми волосиками и глазами как у Деймона. Он катал по полу шоколадное яичко в яркой обёртке и смеялся. Её ребёнок, её маленький принц… Её и Деймона. «Назовём его Эйгон, – сказал вдруг знакомый голос. – Ты согласна?»       Она открыла глаза: в кресле напротив сидел Деймон. Догорали последние всполохи заката, проникая в спальню сквозь тонкие портьеры, за окнами уже зажглись фонари, а на кованой консоли блестело и переливалось что-то большое, по форме похожее на яйцо.       - Оно настоящее, – перехватив её взгляд, сказал принц. – Просто окаменело.       Мисария, словно зачарованная, встала с кровати, медленно приблизилась к массивной, изящно украшенной вещице. Реальное драконье яйцо, превращённое временем в камень, а руками ювелиров в произведение искусства. Каждая чешуйка была покрыта золотом, а в ромбиках опутавшей его тонкой платиновой сетки сияли огранённые овалом рубины.       - В моём роду существовала традиция, – Деймон неслышно подошёл сзади, – класть драконье яйцо в колыбель новорождённого.       Она знала. Таргариены считали связь между драконом и наездником сакральной, поэтому с рождения приучали своих отпрысков к этим огнедышащим рептилиям. Вылупившийся из яйца дракон, выросший вместе с ребёнком – добрый знак. Сейчас же, когда эра драконов ушла безвозвратно, окаменелые драконьи яйца стали эмблемой династии и синонимом роскоши. Единичные их экземпляры, случайно попавшие в руки богатейших людей мира, мелькали иногда в перечнях яхт, вилл, алмазов и островов, которыми они владели, как равноправный признак их миллиардного состояния. Владеть ими было так же престижно, как древними асшайскими манускриптами или немногими уцелевшими изделиями из валирийской стали.       - Но драконов больше нет, – продолжал он. – Остались только камни.       Мисария осторожно прикоснулась пальцем к гладкой блестящей чешуйке.       - Как красиво…       - Да. Люди превратили их в дорогие камни. В очень дорогие… – он горячо выдохнул ей в шею. – Тебе нравится?       - Конечно, – отозвалась она, легонько поглаживая ромбики изящной платиновой сеточки. – Разве есть тот, кому это может не нравиться? Оно великолепно…       - Оно твоё.       - Что?! – Мисария в изумлении повернулась к нему лицом.       - Мой тебе подарок.       - Но, Деймон, я... Я не могу, – она настолько растерялась, что от волнения начала говорить с акцентом. – Это безумно дорого и… Нет, я не могу. Да и как можно? Я ведь не…       Он закрыл ей рот ладонью. В его необычного цвета глазах плясали искры разгорающейся страсти.       - Если будет девочка, назовём её Висеньей. Ты не против?       ххх       Как восхитительно тяжелеет удовлетворённое тело… Но это ненадолго. Ощущение тяжести быстро проходит, оставляя после себя расслабленность и истому. А ещё большое, горячее, осязаемое счастье. Мисария была счастлива. Вчера днём ей казалось, что всё кончено, а сейчас Деймон рядом – остальное не имеет значения. Она была уверена, что его разозлила новость о ребёнке, поэтому он и ушёл, а вышло совсем наоборот: он рад, что станет отцом. И неважно, почему его не было. Он здесь, он с ней, лежит, прижимая её спиной к своей груди, и она слышит, как стучит его сердце. Её сердце тоже сильно стучало в ответ: сегодня он впервые не ушёл! Остался спать в её постели, и это так чудесно – чувствовать его руки, его горячее дыхание, его запах…       - Мне сказали, ты ничего не ела, – голос прозвучал хрипло и лениво.       - Не хотела без тебя, – прошептала Мисария и смущённо улыбнулась: пустой желудок вдруг предательски заурчал.       - Тогда поедим вместе. Я принесу. – Деймон встал с постели, натянул джинсы и склонился над ней. – Чего ты хочешь?       - Тост, – с готовностью отозвалась она. – С маслом. А ещё яйца, оливки, бекон, джем и апельсиновый сок. И чай.       - Слава Богам, – улыбнулся принц. – Я думал, попросишь бараньих яиц. Или жареной саранчи.       - Фу-у! – Мисария захихикала. – Как такое вообще можно есть?!       Деймон склонился ещё ниже и чмокнул её в нос.       - Тост сделаю. И масло будет. И чай. Остальное завтра утром. – Он поднял голову и посмотрел вверх, в просвет между портьерами. – Точнее, уже сегодня.       Когда он вышел, Мисария села в кровати, прикрыв простынёй наготу, и уставилась в огромное, до пола, окно. Фонари ещё горели, и было хорошо видно арку в виде драконьего хвоста – вход в знаменитый Сад Эйгона. Там, в самой его глубине, под сенью старых сосен и кустов дикой розы, на маленьком клочке заболоченной земли росла клюква. Говорят, сама королева Висенья приживила здесь несколько корешков этой северной ягоды… Она счастливо улыбнулась: родится девочка – будет Висеньей, в её честь. Так решил Деймон.