ромашковый чай

      

бора, 03:42am ты мне нужна. можешь приехать?

       Едва нажав дрожащими пальцами на кнопку отправить, Бора судорожно выдыхает, облизывая пересохшие губы. Сердце в груди стучит, как загнанный в клетку зверь. Вокруг сгущающаяся темнота, с каждой секундой что звенит оглушающим испугом. Тишина давит на уши. Бора вытирает под глазами влагу, смаргивает слёзы, вот-вот переставшие падать на смятое постельное бельё. Сон исчезает из памяти, как затухающая кино-картинка. Вспомнить детали, образы, звуки, – напугавшие до беспамятства, становится невозможным. Это приносит облегчение. Недостаточное: дрожь не отступает, удерживать телефон слабыми ладонями тяжело, и Бора в уме считает секунды, свои прерывистые вздохи, дожидаясь спасительного звонка в дверь. По ощущениям проходит будто несколько лет. По-настоящему – не больше получаса. Шиён словно каждую ночь знает, что Бора непременно напишет. Потому отсылает ответ тут же. Понимая, что любое промедление с её стороны вызовет в девушке новый приступ тревоги. И Бора отчего-то постоянно страшится, что в один день ей в ответ придёт ничего. Шиён устанет, Шиён поймёт, что нет причин бегать к Боре по любому позыву, пусть они дружат несколько лет и делят на двоих множество болезненных шрамов. Но сегодня, сегодня; Бора вскакивает с кровати, почти падая, услышав раздражающе писклявый звонок в дверь. Звук расходится по голым стенам. Щелчок замка. Грубый и глухой. Бора, босая и с влажным, красным от слёз лицом, в растянутой белой футболке, всегда пахнущей сладким кондиционером, нараспашку открывает дверь. Шиён по ту сторону обеспокоенная и своя до тягучего ощущения у сердца. – Хэй, – шепчет она, неуверенно и сломано. Пробегает по Боре быстрым взглядом. Бора утыкается лицом в её плечо. От Шиён запах улицы, осени, дома, безопасности, и Бора втягивает это с силой, до головокружения, закрыв глаза. Пальцами неосознанно хватается за её куртку. – Всё хорошо, – Шиён обнимает Бору, нежно прижимая к себе. – Я тут. Теперь всё хорошо. Несмело кивнув, Бора шёпотом бормочет тихое: «спасибо», и наконец – приходит достаточное облегчение теплом по венам, а кошмар расплывается жёлтой краской на воде. Они стоят, обнимаясь, в дверях пару минут, и Шиён ни на секунду не выпускает из своих рук, целует Бору в макушку, целует в висок, зарываясь носом в её мягкие волосы. От темноты уже не страшно. Комфортно. Когда рядом Шиён. И Бору, всегда и везде, спасает лишь она, её присутствие, её слова. Шиён делает несколько шагов вглубь квартиры, не размыкая рук, и щёлкает по выключателю. Свет ярко-белым озаряет комнату. – Пойдём выпьем чаю? – предлагает она, опалив дыханием ухо. Бора вновь кивает. Но не отстраняется, а также прячется в складках шиёновой одежды, вжимаясь в её тело, как в последний оплот спасения. – Хэй, – повторяет Шиён, осторожно приподняв голову Боры за подбородок, чтоб посмотреть в её глаза. Красные, заплаканные, безумно беззащитные. В лёгких кончается кислород. Шиён жмурится, ненавидя видеть Бору такой; от её страхов страшно и Шиён. Бора глухо шмыгает носом. Качает головой, пытаясь прогнать непрошеные слёзы. Взгляд Шиён очень честный и обезоруживающий. Такой ласковый, обещающий спокойствие, под ним Боре правда-правда лучше и так смущающе, будто Шиён видит насквозь, знает обо всём. Шиён слегка улыбается, целует в скулу, и вибрацией по коже проходит её: – Тшшш. Кошмар остался позади. Всё хорошо. – Угу, – приглушённо отвечает Бора. – Знаю. Пальцы всё ещё дрожат. Шиён берёт ладони Боры в свои, не видя, но зная, что нужно, сжимает, тем самым отцепляя от своей куртки. Почти целует костяшки. Но сдерживается. – Тогда пойдём выпьем чая. Сделаю тебе любимый, ромашковый, этот ужас для диабетиков. Смех у Боры сдавленный и хриплый. – Пошли, – с тем же слабым смехом соглашается она, думая, моля в мыслях: «Пожалуйста, не отпускай мою руку». И Шиён не отпускает, пока они идут на кухню в полпятого утра пить чай, наблюдая за неспешным осенним рассветом.