ромашковый чай

бора, 09:25am эм… я тут проснулась и… шиён, 09:26am доброе утро. извини, что пришлось уйти. шиён, 09:26am поскорей бы закончить с этим проектом и сессией. бора, 09:27am да нет! всё хорошо. просто… шиён, 09:28am ??? бора, 09:29am ну ты… когда уходила бора, 09:29am поцеловала меня, да? бора, 09:30am я проснулась с этим ощущением и до сих пор немного смущена. шиён, 09:31am я не должна была? бора, 09:32am у меня сейчас очень сильно горит лицо не спрашивай такие вопросы. шиён, 09:32am ну ваЩЕТ ты первая спросила, заставив меня покраснеть. бора, 09:34am ну так? шиён, 09:35am ты была очень милой, пока спала. я не удержалась. шиён, 09:37am извини, наверное… мне не стоило. бора, 09:38am нетнетнетнет бора, 09:38am просто непривычно. и очень смущает. а так ну это я мне бора, 09:38am мне понравилось с таким ощущением просыпаться >.< шиён, 09:39am буду иметь ввиду ;) шиён, 09:40am я заеду после уника? бора, 09:40am да жду тебя шиён, 09:41am мне купить что-нибудь из еды? бора, 09:41am пиццу, может? у нас же сегодня вечер кино. шиён, 09:42am ехъ я против, чтобы ты питалась подобным. куплю, но при условии, что ты поешь нормально до моего прихода. бора, 09:42am договорились. бора, 09:43am возвращайся поскорее а то я соскучилась. \ Казалось, Шиён сбежала с последних скучных и ненужных к концу семестра пар, притащила дымящуюся в коробке пиццу, внесла вместе с собой дождливый осенний ветер и смазанный поцелуй в щёку холодными от наступающего декабря губами. На пороге. Даже не сняв куртку. Бора – оторвавшись от плиты, где вкусно пахло овощами с рисом – встретила Шиён у двери, забрала пиццу, растеряно поставив на пол, и с несколько секунд глупо смотрела, мялась на месте и получила этот самый смазанный и ласковый, ощущением солнца поцелуй в залитую румянцем щёку. А потом они сидели перед телевизором в приглушённой темноте, на столике стояли пустые после еды керамические тарелки, а Бора неуютно сжималась от напряжения. В последние дни неловко. В последние дни Бора не может прятать свою радость, при этом не может совладать со смущением. Наверное, это нормально. После всего случившегося. Но они даже не поговорили про встречаться, и Бора не находит предлога, как заговорить.        – Это странно, что ты всегда хочешь смотреть ужасы в дождливую погоду, – с тихим смехом шепчет Шиён. – Разве всегда? Бора не отворачивается от телевизора, стараясь уследить за сюжетом, игнорируя щекочущее ощущение в животе от близости Шиён и запаха её шампуня. На плечи накинут один на двоих плед. У Шиён в коленках согнуты ноги, ими она касается чужих бедер, ничуть не тушуясь. Или хорошо скрывая, что тоже смущена. Шиён пожимает плечами: – Вроде. Ну или, – она расплывается в хитрой улыбке, – ты так делаешь, чтобы, пугаясь, меня обнимать. Бора громко фыркает. Смыкает в полоску губы. Делает вдох, приказывая самой себе успокоиться. Может быть. Она молчит, вслушивается в диалоги фильма, в дыхание Шиён, в её хриплый смех, в шелест пледа, когда Шиён наклоняется вперёд, тянется к пицце, а Бора за ней боязливо наблюдает, желая сказать хоть что-то. Хоть как-то. Или коснуться. Или обнять без причины. Почему-то всё сложно всё равно. Всё равно не получается в раз – отбросить все границы, сковывающие их много лет. И поэтому, наверное, Шиён не торопит, а только смеётся с бориной неуклюжести, только смотрит мягким взглядом карих глаз, по десятку раз на неделе предлагая приготовить чай, не предлагая поцеловать. – Хэй, – начинает Бора; задерживает дыхание. Шиён с куском пиццы во рту оборачивается телом, уже без пледа на плечах, у неё дурацки растрепались волосы, размазалась помада, и ворот рубашки – мятый и пахнущий бориным кремом для лица. Она выгибает в вопросе бровь. Бора кусает губу. Через уголок глаза встречает взгляд Шиён. Говорит: – Мы… можем сходить на днях на свидание? У Шиён очень радостно заблестели глаза. Она поспешно жуёт и глотает, зажмурившись, и, запив ванильной колой, улыбается широко-широко, освещая улыбкой весь мир: – Да. Мы можем. На выходных. Или нет, подожди... Лучше, как закончится сессия. А то сейчас времени совсем нет. Ну, знаешь, я же к вечеру ток прихожу. Поэтому- Бора нечаянно начинает звонко смеяться. – Чего? – Шиён обиженно дуется. – Ты очаровательна, когда паникуешь. – А… – зависнув, она до кончиков ушей краснеет. Толкает Бору ладонью в плечо. – Согласна после сессии?        С тобой я на всё        – Согласна, – через притихший смех отвечает Бора. И наконец поворачивается на Шиён. Лицом к лицу. Между ними несколько считанных сантиметров. Цвет тёмно-синий, лунный, удушливо тёплый. Шиён замирает в странном, трепещущем ожидании и выглядит настолько красивой, что у Боры начинают слезиться глаза. Бора касается пальцами её подбородка. Обводит большим родинку, скользит вверх по щеке, чтоб зарыться ладонью от висков в короткие волосы, вызвав от Шиён одобряющий вздох. В который раз они забывают про фильм. Бора, наверное, забывает про всё. Про волнение, про кошмары, про стук громкого сердца. – Эм, – едва различимо, шёпотом, неуверенно бормочет Бора, приближаясь понемногу к замершей Шиён, – я… Оконные стекла внезапно задребезжали от резкого и оглушающего грома. Бора, испуганно подскочив и отняв от Шиён руку, неосознанно прячется в безопасное место – утыкаясь лицом в шиёнову грудь. Она трясётся так ощутимо, что тряской захватывает и Шиён, не успевшую понять происходящее. Она потерянно моргает. Гром повторяется, звуча в несколько раз угрожающе и опаснее. Бора сильнее вжимается в Шиён. И у Шиён от этого щемит в груди. Она нерасторопно укладывает ладони на хрупкую борину спину, поглаживая и стараясь прогнать страх. С губ слетает ошарашенное, но всё равно нежное: – Бора, всё хорошо. Ты в безопасности. Глухим всхлипом раздаётся в ответ: – Я знаю. Ты же рядом. Шиён крепче сжимает вокруг Боры руки. – Раньше ты не боялась так сильно грома, – разговором она хочет отвлечь. И не только Бору. Себя. Потому что тело реагирует мурашками и слабостью, когда Бора, горячо дыша на оголённую кожу, цепляется руками за ткань одежды, обжигая тем, как касается и как прикасается – плотно-плотно, не оставляя мизерного расстояния. – Д-да, н-не боял-лась, но, – её голос дребезжит и прерывается. Новое громыхание вынуждает замолчать. Шиён поцелуем трогает борину макушку, на ухо мирным тоном шепча завсегдатае: «Всё в порядке». – Дождь был слишком часто, как и гром, вот теперь ты и пугаешься? Бора робко кивает. – Ничего, – со вздохом продолжает Шиён, – долго это не продлится. Она кладёт ладони на уши Боры, зажимая, и надеется, что гром и впрямь скоро прекратится. Вроде, Боре становилось лучше. Она даже соглашалась сама выходить в магазин; и сама – напрашивалась, чтобы встретить из университета. Шиён соглашалась и тратили в два раза больше времени, чтоб добраться до квартиры, и шли, нечаянно касаясь руками друг друга, чтоб потом, импульсивно и неловко пальцы переплести. И пусть ей становилось лучше, пусть кошмары давно не мучают, Бора всё равно – как раздробленное на осколки выкрашенное в яркие цвета стекло. Она во сне часто вздрагивает. Боится, когда подходят незнакомцы, паникует, когда вокруг собирается большая толпа, и не решается встретиться с друзьями – только изредка вымученно отправляет ёмкие смс. Шиён ждёт, когда наступит зима и Бора вовсе излечится от своей сезонной болезни. Ждёт, что однажды она вовсе – не будет страшиться молний и шума от барабанящего по окну дождя. И что не будет мёрзнуть, завернутая в плед и длинную, тёплую пижаму. Спустя пять минут гром замолкает. Шиён не спеша отнимает ладони от бориных ушей, но Бора жмётся в её руки, будто просит, что рано. Она шепчет, надрывно и торопливо: – Даже если оно прекратилось, не отпускай меня. У Шиён знакомо ноет в груди. – Я и не собиралась, – она начинает поглаживать Бору по плечам. Нашаривает кромку спавшего пледа. На чуть отодвигается – Бора возмущённо фыркает – и закутывает девушку плотнее в плед, едва не закрыв подбородок. Теперь Бора сидит напротив, не уткнувшись в ключицы, и глядит стыдливым взглядом, много-много моргая, чтоб удержать соль. У неё окончательно выпали волосы из пучка – свисают на лоб и брови. Она хватается за края пледа маленькими ладонями. На одном из пальцев до сих пор заклеенная пластырем ссадина. Бора даже в полутьме, в которой освещает только фильм, где все-все действия случаются в потёмках, выглядит неправильно бледной и беззащитной, такой, которой может быть рядом с Шиён, дозволяя себе слабину. Смотря на Бору, Шиён до нетерпимого хочет долго обниматься, слыша, как она сопит в шею. И она, на выдохе и горестном стоне: – Я очень тебя люблю. Бора от неожиданности до крови прикусывает внутреннюю сторону щеки. Чтобы спрятаться, она вновь сокращает расстояние, разделяющее с Шиён, и тычется ледяным носом куда-то в родинку пониже ключицы, там же оставляя взволнованное дыхание. Шиён негромко смеётся. Качает головой. Почему Бора сначала до ужаса решительна, честна и напориста, и тут же, через не успевшую пройти секунду, становится до мучительного застенчивой и тихой. Правда, Шиён это в ней любит. Сильно. Очень. Зашевелившись, Бора глухо шепчет: – Стоило сказать, пока гремел гром, чтобы я отвлеклась. А то… Это нечестные нападки на моё слабое сердце. – Не слабое оно у тебя. – Из-за тебя – слабое. И Шиён опять смеётся, и Бора под её смех прикрывает глаза, ощущая, как засыпает. – Хэй. Бора сонно и лениво приподнимается: – Что? Когда поднимает голову, натыкается взглядом на красные, припухлые губы.        Бора, вот прямо сейчас, наверное умрёт, если её не поцелует.        Шиён, заметив чужой взгляд, нехотя проходит языком по нижней, а потом зажмуривается, как от удара, понимая, что делает лишь хуже. Ей безумно жарко. Всюду. Она смещает ладони на талию Боры. Несмотря на одежду, её кожа обжигает. Сумасшествие какое-то. Бора, чтобы не упасть, хватается за шиёнову талию и тянется вперёд, почти падая. Но не может последние миллиметры сократить. Может только смотреть. Сгорать от чувств. От ожидания. От беснующегося в животе напряжения и волнения. От пледа становится душно. Невообразимо душно. От шиёнова лавового дыхания – тоже. Его Бора неосознанно ловит губами, будто вот-вот прильнёт поцелуем. У Шиён темнеют радужки. И смотрит она – по-новому, от такого взгляда Боре ещё сильнее не по себе. От одного взгляда по позвоночнику проходят мурашки. От одного взгляда – подкашиваются согнутые уже ноги, начинают ныть губы и дыхание застревает в горле. Беззвучно Шиён наклоняется. Бережно смахивает пряди с бориных щёк. Также бережно полуулыбается, проведя носом по чужому. Бора неволей прикрывает глаза. Ощущает прохладные ладони на лице, у подбородка, у скул, на затылке, щекотно и ласково, ощущает шиёнову улыбку, когда она мягкими губами, испачканными от смазанной помады, касается уголка дрожащих губ, задержавшись на три рваных вздоха. Бора вздрагивает и дрожит, и распадается, когда Шиён, спустившись чуть вниз, шёпотом просит на ухо: – Пошли спать. Ужастик всё равно неинтересный.        Бора не может чувствовать разочарование, но она его чувствует; но оно затухает под поцелуем Шиён, вытесняя какие-то ненужные и накрученные мысли.        – Да, ужастик скучноват. \ Через высокие окна на расставленные в ряд столы падает дневное, холодное солнце. Шиён в этом свете как застывшее уныние. Она роняет голову на сложенные руки, отчаянно застонав на всю пустую аудиторию. – Что случилось? – Минджи безмятежно читает книгу, которую ей порекомендовала та девчонка с режиссуры, и даже не смотрит на Шиён, потому что привыкла к её скачущему в разные стороны настроению и постоянным проблемам. Шиён посильнее зарывается в безразмерное худи. Очень жалобно говорит: – Я не могу её поцеловать, Минджи! Всё пытаюсь, пытаюсь, но в последний момент паникую, и всё идёт крахом. – Ага, – с шелестом Минджи переворачивает страницу. – Это сводит меня с ума. – В ваших отношениях что, инициатива исключительно на тебе? – Как же ты в последнее время раздражаешь. – Так не говори со мной, раз раздражаю. Шиён бросает на Минджи прищуренный недовольный взгляд, укладывает подбородок на руки. – Просто, – она от усталости закрывает глаза, – Бора же… Боится сделать что-то не так. Поэтому, думаю, не станет. – Я уже было понадеялась, что проблем у вас будет меньше. Такие тщетные надежды. Шиён обратно укрывается в слоях мягкого худи цвета солнца и бормочет разбито: – Это последний раз, когда я тебе ною, правда. Мне нужно хоть кому-то выговориться. Вздохнув, Минджи откладывает книжку, стукая корешком по столу. – Вы с ней вообще начали встречаться? Шиён неразборчиво кряхтит несколько предложений. – Я так понимаю, это нет. – Мысли были забиты, – спешит пояснить Шиён; а то всё звучит так – словно романтические отношения с Борой не успели начаться, как закончились. – Всем. Как-то сложно принять факт, что ты более четырёх лет убивалась по девушке, которая, оказывается, любила в ответ. Мы ещё… обсуждали всякое. Пару дней назад, прежде чем заснуть, Шиён вынудила Бору обронить несколько слов о том, когда она начала влюбляться, зачем продолжала встречаться с теми тупыми спортсменами и виновна ли ложно безответная любовь в плохом самочувствии. Бора отвечала нехотя и размыто, но после, сжалившись, выложила про всё – и самое душераздирающее Шиён показалось, как Бора промямлила неуверенное «не знаю», когда Шиён, заглядывая внимательно в глаза, спросила: «Тебе из-за меня снились кошмары?». Они двигались в своём темпе. Шаг за шагом, осторожно и осмотрительно. Избегая ошибок и новых ран, которые могут нанести друг другу. Но Шиён хотелось чуточку быстрее – ей до чесотки нужно хотя бы попытаться восполнить все годы, в которых она, не отдавая отчёта, думала про поцелуи со своей лучшей подругой. – И мы не дошли до разговоров о «встречаемся». Минджи, задумчиво хмыкнув, уперлась рукой об щёку, полубоком поглядывая на лежащую на столе Шиён. – Да ладно. Даже месяца не прошло. Тебе незачем так переживать, что вы вдруг – не способны вести себя как обычная перевозбуждённая парочка студенток. – Но я переживаю! – Ну тогда иди и поговори с ней? – Минджи закатывает глаза. – Ради всего святого, ты что только с ней не обсуждаешь. И я считаю – подобные вещи обсуждать с твоей возлюбленной самое важное. Шиён вздрагивает.        Возлюбленной. Твоей возлюбленной.        Она начинает стучать ботинками по полу, не осилив унять мурашки и смущение. Минджи воспринимает на свой счёт; громко цокает языком: – Я не могу говорить «с твоей девушкой», окей. Это некорректно.        Мне бы хотелось её так назвать.        – Ты права, – Шиён медленно распрямляется, но тупит сощуренный взгляд опухших от недостатка сна глаз, раздумывая, – я с ней поговорю. Нам обеим станет легче. Наверное. – Ура, – саркастично тянет Минджи, возвращая в руки книгу. – Я же могу привести Бору на презентацию фильма? – она наблюдает за Минджи, проходя взглядом по страницам книжки, припоминая, что недавно Юхён в уголках страниц оставляла непонятные послания розовым карандашом. Теперь всё складывается. – Только не целуй её там, умоляю. У нас же сюжет про проблемы в обществе, да и половина преподавательского состава старые консерваторы. – Они всё равно не придут, – Шиён пожимает плечами. – Короче, я её приведу. – В таком случае, – Минджи на миг отводит от напечатанного текста взгляд, улыбнувшись, – я приглашу Юхён на свидание. – И как это связано? – Никак. Не одной же тебе рассказывать о своих отношениях с девушками. \ Шиён облокачивается на шероховатую и красящую серой пылью стену, над головой в козырёк тарабанит редкий дождь, остаток ливня. Небо такое же пыльное, как стена, как куртка, как краешек кед, которым Шиён пинает на влажной земле камень. Из-за дождя не успела вовремя на автобус. Потом задержали Юхён с Хандон, сказав, что хотят прогнать последний раз фильм, проверить, убедиться. К тому времени солнце село, скрывая за тучными облаками, и Шиён, глядя болящими глазами на экран, едва не засыпала, тоскливо наблюдая за ранним наступлением сумерек. В кармане джинс Шиён находит телефон, поцарапав фаланги об монетки и сложенную в несколько раз пачку жвачки, и вслепую набирает нужный номер. Несколько режущих слух гудков. Мягкий щелчок. И её голос. – Хэй. – Хэй, – Шиён откидывается головой об стенку, высматривая грозовые облака. На губах невольно играет улыбка. – Чем занимаешься? – Работой, – на той стороне слышно движение; словно Бора меняет положение, откладывая ноутбук, и крепче прижимает к уху телефон. – Что-то новенькое? – Ага. Обложку для одной детской книжки. Прям супер детской. Про черепашку и лису. – Её ты мне тоже не покажешь до релиза? В скрежете плохой связи, искажающей голос, Бора слышит бархатный, низко звучащий смех, и в груди тяжелеет, теплеет, а желание увидеть Шиён кажется настолько нестерпимым, что Бора едва не вскакивает с дивана, чтоб добраться до университета по дождю и вечерней столице. – Так ты тоже… Не позволяла слушать музыку для проекта. – Так ты и не просила. Повисает молчание. Шиён мерно стучит носком кеда по земле, вслушиваясь в дыхание Боры. Бора кашляет, прочищая ком в горле, и спрашивает, несмело и с каким-то сквозящим печалью тоном: – Ты скоро закончишь? – Ммм. У них чп случилось с оборудованием. И меня не отпускают, пока не починят. – Чем ты там им помогаешь? – Зрительским мнением? – неуверенно предполагает она. – Видимо, никого другого в унике поймать не смогли. Даже через несколько километров Шиён видит, как насупилась Бора, подбирая по себя ноги и укладывая на коленки голову. – Тогда когда ты вернёшься? – Скучаешь по мне? От нежданного волнения Шиён кусает язык. Небо темнеет. В воздухе пахнет свежестью и наступающей беспокойной ночью. – Я… – Бора мило запинается. – Я очень по тебе скучаю, Шиён. Из-за улыбки заболели щёки. – Освобожусь примерно через час. Ты ела сегодня? – Да. Но я не откажусь поесть чего-нибудь вкусного после напряжённого дня. – Хорошо, – Шиён вновь звучит ласковым смехом, – я зайду и куплю нам еды. Дождь с новой силой стучит по козырьку. – Эммм… – застенчиво начинает Шиён. – Я хочу с тобой кое о чём поговорить. – О чём? – Просто, – она взлохмачивает волосы на затылке, с несколько секунду молчит и, беззвучно чертыхнувшись: – Нет, о таком лучше не говорить по телефону. Я приеду и мы… – Эй! – от громкости боринова голоса Шиён зажмурилась. – Так нельзя делать. – Тебе самой не захочется, чтобы я об этом говорила по телефону. – Но я же теперь не смогу успокоиться! О чём ты хочешь поговорить? – Ну… Бора… Лучше я скажу это с глазу на глаз. Бора, цыкнув, настаивает: – Скажи сейчас. – И зачем я только заикнулась, – отчаянно бормочет Шиён. – Потому что ты очень нетерпеливая. – Это был риторический вопрос. – Да пофигу. Так о чём ты хочешь поговорить? Шиён отталкивается от стенки, смахивая пыль с рукавов, делает несколько нервных шагов вперёд, потом наворачивает несколько кругов под козырьком и резко останавливается, ощущая, как безумно в груди грохочет сердце, что звук отдаётся в ушах. Кончики пальцев вибрируют волнением. Ими Шиён смахивает пряди волос, прилипшие к губам. Выдыхает. Она перекладывает телефон в другую руку: – Я хотела поговорить про… то есть… Бора, мы, вроде как, встр… точнее… А, чёрт! Холодной ладонью Шиён прикрывает глаза. – Прости. Я сейчас соберусь.        И она собирается: собирает кусочки воспоминаний, в них почему-то у Боры всегда до одури красивые ладони, которыми она в школьные годы боязливо полукасалась Шиён за предплечья или ладони, когда протягивала ручку. В воспоминаниях у Боры гладко уложенные по плечам волосы; балетки на ногах; озорная улыбка и хитрые глаза; из которых однажды на уроке математики полились слёзы, и Бора заперлась в туалете на третьем этаже, прибитая невыносимыми чувствами, и такой её нашла Шиён в самый неподходящий и правильный момент. С тех времен Шиён так тяжело было. Видеть. Когда Бора веселая, шумная, слишком громкая на переменах, притягивает внимание на обедах, Шиён сложно – знать, как потом ей бывает худо. И потому Шиён знает, раз Бора молчит сейчас. Раз молчит, а не шумит, вслушиваясь в неровный звук шиёнова голоса, то созданное ими ещё в школе – драгоценно настолько, что Шиён не позволено своим нетерпением и желанием торопить события всё испортить. Так же, как не позволено потерять Бору из-за своего страха. Но Бора ждёт на том конце провода, боясь лишний раз вздохнуть или шевельнуться. И Шиён понимает, что ждать для них и так достаточно. Они ждали годы, за которые у обеих множество невидимых чужому глазу шрамов.        – Ты будешь моей, – пауза; сорванное с губ продолжение: – Моей девушкой?        Шиён не важно, кем будет Бора; важно – чтобы она была счастливой и её.        По ту сторону виснет привычная тишина. Шиён смотрит себе под ноги. Бора задерживает дыхание и не может сделать вдох. Звучит несколько режущих слух гудков. От Шиён раздаётся невесёлая усмешка. Бора сбросила звонок.        И как это вообще интерпретировать?! \ Когда Бора необдуманно сбросила звонок, заодно откинув телефон на диван, она сильно запаниковала и не совсем осознавала свои действия. С несколько минут пялилась размытым взглядом в стену, до крови прикусив нижнюю губу. Голос Шиён беспрерывно прокручивался в голове. Снова, снова; и когда до Боры наконец дошёл смысл – на неё накатило такое разочарование в самой себе, что просто хотелось исчезнуть. Потом Шиён заявилась в квартиру, позднее, чем обещала, но Боре казалось, что она вовсе не придёт. Но Шиён пришла, неловко потопталась на месте, осматривая Бору внимательно и цепко, после чего беззвучно и горестно выдохнула, вымучивая полуулыбку. Не заговорила вновь. Вела дурацкие, отвлеченные разговоры, Бора с дуру на них также отвечала, не требуя продолжить, не выдавив из себя ответ. И вместо расстояния, что ширилось между ними, как раньше, росла неловкость, такая, что Шиён негромко извинилась, когда столкнулась с Борой руками, пытаясь дотянуться до бутылки ванильной колы. Бора думала, что это конец. Захватывало тело тревога; безостановочная, как раньше; и Бора закрывалась в ванной, смотрела на своё истерзанное мыслями отражение в зеркале, нехотя вспоминая их с Шиён поцелуй прямо здесь: на краю белоснежной ванны. Руки мнимо ныли, будто открылись старые ссадины. Пока Бора успокаивала себя в одиночестве, скрытно от Шиён, Шиён мирно спала в кровати, по нос кутаясь в одеяло. У Боры не было сил на слёзы. Только на то, чтоб грызть себя проклятиями за поведение, за поступки, за которые расплачиваются обе. Выйдя из ванны, она бесшумными шагами дошла до комнаты, нашла в полутьме завёрнутую в тёплое одеяло Шиён, вслушиваясь в умиротворяющий звук её дыхания. Присев на кровать, Бора невесомо провела ладонью по спутанным после тяжелого дня каштановым волосам, Шиён под рукой завертелась, начав сопеть, и Бора не удержалась от улыбки. Однажды между ними пропадёт это стремление усложнять друг другу жизнь глупой недосказанностью. А пока что Бора медленно наклоняется над Шиён, с привычной тяжестью на сердце и касается сухими, но тёплыми губами её лба; через секунду – щёк. И шепчет, тихо-тихо, словно ветер: – Прости. Я дам тебе ответ очень скоро. Потому что, ты же знаешь, я согласна с тобой на всё, я… Я просто очень глупая.        И ещё люблю тебя. Так сильно, что иногда этого чувства пугаюсь. \ В день, когда назначена премьера показа шиёнова фильма, по прогнозу обещают холод и ледяной дождь. Бора всучивает в руки Шиён зонтик. Плотнее запахивает её куртку, причитая: – Не ходи вечно нараспашку. Уже не осень. У Шиён растягиваются губы в широкую улыбку, и Бора, взглянув на неё, не может противиться поцелую в милые морщинки – поднимается на носочках, оставляя губы около шиёновых. Шиён удивлённо выдыхает: – Это твой способ меня воспитать? Сначала поучаешь – а потом целуешь? На бориных щеках появляется румянец. Она притворно фыркает. Отходит, срывая с крючка шарф, кидая его Шиён. – Пойдем, а не то опоздаем. Шиён кивает, торопливо обвязывает шарф вокруг шеи, и, когда они выходят из подъезда, а влажный ветер бьёт в лицо, легонько стукается ладонью об ладонь Боры, через мгновения переплетая пальцы. И из-за раздражающего чувства неловкости поясняет: – Так теплее. Руки ещё… отморозятся. \ Юхён их ловит прямо на входе у университета. У неё смешные круглые очки, мягкий вид из-за пушистого свитера и ослепительно светящиеся радостью глаза. – Привет! – она мигом оказывается рядом, кивает Шиён, не спрашивает ничего – даже не смотрит на их скреплённые руки. А только добавляет: – Идём уже. Всё давно готово. По пути к аудитории Бора шепчет Шиён на ухо, приподнимаясь на ходу: – Меня же не растерзают преподы, если я вот так заявлюсь? Шиён пробивает на мягкий смех. – Нет. Официальная презентация у нас на следующей неделе, как раз последний день сессии. Сегодня типо… ну, Юхён предложила провести показ фильма, как в кинотеатрах, знаешь. Показать нескольким увлеченным людям. – И обязательно надо было тащиться в универ ради этого? В ответ Шиён пожимает плечами. Из-за влияния Минджи – которую любят прям все, даже хмурый физик – получилось выпросить на час-два пустующий в это время актовый зал, который Юхён с Хандон заранее подготовили, побросав на стулья подушки, притащив проектор и широкий экран. Юхён до одури влюблена в то, что делает. Собирается даже отправить этот фильм на местный конкурс, надеясь получить денежный приз, на который снимет ещё один фильм. Актовый зал встречает полумраком; несколькими незнакомыми Боре людьми. Оттого она неосознанно вцепляется в руку Шиён. И Шиён, оставив впереди Юхён, что уже убежала к Минджи и Хандон, радостно что-то им рассказывать, заглядывает Боре в глаза, понимающе говоря: – Займём самые дальние места? – Ты разве не хочешь сесть с остальными? – Уж поверь, я устала от нескончаемых разговоров Юхён о фильме. Она же затыкаться не будет, поясняя каждый момент. Минджи, может, выдержит, но мне как-то не хочется. Бора негромко хмыкает. Осматривается – актовый зал довольно большой, бывшие пять рядов освободили, убрав столы, чтобы удобней выстроить стулья, поближе к экрану. Посредине стоит проектор, а около – незнакомая Боре девушка, что-то настраивающая с проводами. Недалеко крутится высокий парень с пушистыми кучерявыми волосами, и ещё человек шесть-семь, усевшихся по местам. Бора взглядом натыкается на Минджи. Та безмятежно болтает с Юхён, много смеётся, много улыбается, и тут Бору находит застенчивость. Она тянет Шиён за рукав. – А ты… рассказала Минджи, что я… Шиён недоумевающе приподнимает брови, оглядывается на Минджи, потом на Бору и, посмеявшись, понимает, о чём она: – Нет. Не захотела ставить тебя в неловкое положение.        Я и так в нём. Кажется, в этом положении я живу.        – Но, наверное, Минджи и так догадывается. Но ладно. Куда сядем? – Давай недалеко от остальных, а? – потому что Бора не хочет, чтобы из-за неё Шиён себя в чём-то ограничивала. – Предупреждаю, Юхён правда очень много говорит о своём фильме. Хандон, в отличие от неё, говорит только по делу. Думаю, она тебе понравится. Я вас потом познакомлю. Бора неприятно ёжится, но согласно кивает, ведь после зимних каникул она точно придёт в норму. Шиён указывает куда-то на средний ряд и, погладив и подтолкнув Бору в спину, со словам: «Я на несколько минуточек» уходит к Минджи. Там она, сразу оживившись, начинает наперебой о чём-то рассказывать, приобнимая Минджи за плечи. Бора топит в себе ревность. Уж совсем беспричинную; просто Шиён чересчур добра и ласкова ко всем дорогим ей людям, и Бора за осень отвыкла от этого. Она снимает пальто, укладывая на спинку стула, поудобней усаживается на мягкой подушке и принимается осматривать Шиён с головы до ног. Просто так. Потому что Бора давно на неё тайком не смотрела, потому что Боре нравится на неё смотреть, и потому что Шиён, окружённая друзьями, такая свободная и живая, такая счастливая и довольная, такая, что Бора радуется сама, видя радость Шиён. В последнее время Шиён она видела уставшей и улыбающейся через силу. И Бора понимает, что Шиён гложет тот вопрос, который она нечаянно проигнорировала. Понимает, что улыбка у Шиён часто фальшивая, что она обнимает через истошную боль, что, когда смотрит на Бору с нежностью, при этом испытывает мучительное отчаяние. Поэтому, когда Юхён зовёт всех присаживаться, а Шиён возвращается обратно, по пути общаясь с Минджи, Бора решает, обязательно, без увёрток и оправданий, сегодня – сказать. Признаться. Ответить. – Не заскучала? – и на лице Шиён привычная улыбка. Бора так хочет попробовать её губами. – Немножко. А фильм… сколько он идёт? – Аэм… Ну… Минут двадцать? После него, правда, Юхён хочет прокрутить какой-то другой фильм, для тех, кто останется. Чтобы не потерять разрешённое время на пользование актовым залом. Минджи плюхается на стул впереди них. Оборачивается на Бору: – Привет. Надеюсь, ты по достоинству оценишь музыку в фильме, а то Шиён… – Тихо-тихо, – прерывает Шиён, – Юхён уже начинает. Минджи прыскает, но не отворачивается, пока Юхён рассказывает про задумку, про съёмку, про всё-всё. – Что Шиён? – выпрашивает Бора. Шиён прикрывает глаза, смутившись. – Она очень переживала, понравится тебе или нет. – О, правда? – приторно тянет Бора, кинув взгляд на Шиён. Та поджимает губы и глядит на Минджи с порицанием. – Вы хотя бы послушайте, что говорит Юхён. Она же старалась, в самом деле. – Ладн, поговорю с твоей… – Минджи запинается; Бора заливается краской; Шиён беззвучно стонет. – Поговорю с вами попозже, короче. И с этим она отворачивается, принимаясь серьёзно вглядываться в Юхён, как она у проектора разносит звук своего голоса по всему залу, пока Хандон клацает на ноутбуке, открывая нужный файл. Помещение освещается одним экраном. На котором застыла заставка фильма, с напечатанными именами – не только Юхён и Хандон, но Минджи с Шиён; и последним Бора видит чужое имя, не слышанное ранее: Ким Тэхён; отмеченного, как актёра. Пользуясь временем, пока не нажали на плей, Бора наклоняется к Шиён, цепляя волосами её плечо, и тихонько шепчет: – Так о чём фильм? – Ты серьёзно? Юхён об этом сейчас распинается. От Боры уловимо тянет вкусно пахнущими духами, а тепло её тела в полумраке зала ощущается иначе, когда вокруг люди, когда впереди сидит Минджи, и такое – для них ново. Потому что раньше никогда перед другими не были        вместе.        Пусть до сих пор не обговорено.        – Я пропустила начало её речи. Расскажи, ну? Покорно Шиён начинает, вторив бориному шёпоту, чтоб не привлекать внимание: – Фильм про проблемы в обществе. Про школьные издевательства и про холодное игнорирование других людей о проблемах ближних. Когда человеку приходится скрывать настоящего себя, чтоб избежать насмешек и новых проблем. – Воу, – Бора поражённо уставилась на экран, – Это… Это очень актуально. – Юхён и Хандон хорошо постарались, – довольно Шиён кивает в сторону девушек, – они упорно трудились над сюжетом, что даже отыскали паренька с актёрки, чтоб помог. Бора хочет что-то сказать, но Шиён отсекает: – О! Всё, началось. Смотри внимательно, потому что позже Юхён задаст миллион вопросов и тебе не отделаться, раз она тебя увидела. Бора хрипло смеётся и замолкает, обращая внимание на проявляющуюся картинку. Юхён шустро усаживается впереди, возле Минджи, принимаясь что-то шептать ей на ухо. Слева ярко светит проектор. Вместо закадрового голоса – слышится мелодия, приглушённо и едва, но слышится, и погружает в атмосферу с первых нот; что Боре заранее становится тягостно и грустно, эмоционально, и сменяющиеся в фильмы локации школьных коридоров наталкивают на давние неприятные воспоминания. Как только Бора в них погружается, Шиён, будто почувствовав, наклоняется ближе, не сводя глаз с экрана, и шепчет: – Над этим саундтреком мы работали. Он будет вначале и в конце. Ещё я, по просьбе Юхён, сделала нечто простенькое, чтоб включать во время фильма. И кстати… Все звуки, используемые, мы записывали сами. Даже скрежет кед по чистому полу. – Получилось прекрасно, – само собой вырывается от Боры. Шиён смущённо чешет щёку и также смущённо улыбается. – Правда? Тебе понравилось? – Понравилось. Очень. Правда, от твоего голоса я и половину не расслышала. – Извини, – Шиён поворачивает голову, чтоб пересечься с Борой взглядами, но вместо этого сталкиваются носами, и улыбка тут же слетает с губ, заменяясь волнением. В горле становится сухо. Бора упрямо смотрит в глаза напротив, читая в них множество эмоций, проявляющихся каждую секунду. И Шиён молчит, хотя сказать многое, и точно также смотрит в глаза напротив, не отстраняясь. Бора чувствует её взволнованное дыхание. Стулья прислонены плотно-плотно, так, что Бора без лишних движений может накрыть ладонь Шиён своей. Но она касается только её плеча и ещё миллиметр – коснётся губами. – Нам ведь, – слабым голосом начинает Бора, – нужно смотреть фильм? – Нужно, – ломким эхо отвечает Шиён. Её взгляд внезапно резкий и неумолимый, Бора от него краснеет, сердце от него быстро бьётся, а руки начинают потеть. Полумрак прячет их от ненужных, любопытных взглядов. Как из глубины до Боры доносятся обрывки диалогов, болезненное шипение от сильного удара, хруст старого радио, перешептывания зрителей. Всё то – оказывается далёким. Шиён оказывается близкой. Близко. Шиён оказывается близко приближённой к лицу. Она находит пальцами борино запястье, и под кожей чувствует лихорадочный пульс. – Ты помнишь, – голос у неё тише и ниже привычного, – о чём я… пыталась поговорить пару дней назад? Бора, как в тумане, кивает. Подается вперёд. Их отделяет крошечное расстояние, но из-за неправильных слов может стать космической бездной. Потому Бора закрывает глаза, внимательно слушая, что скажет Шиён. Её голос превращается в единственную музыку, доносящуюся из глубины. – Я задам другой вопрос? – раз тот тебе не пришёлся по душе. – Может, я прежде отвечу на первый? – Бора, чёрт, – сквозь зубы шипит Шиён, соединяя их лбы. – Можно мне просто…        Тебя поцеловать.        Шиён по лицу Боры рисует кончиками пальцев любовные послания, звёзды, пишет на корейском люблю, чертит большим пальцем по контуру тонких губ, и Бора в это время не дышит, не открывает глаза, а чувствует, слышит, и везде – в чувствах, в ушах, ощущением горячего на губах – Шиён. Её так много везде, но Боре недостаточно. Будто насытиться тем, что она рядом, попросту нельзя. Бора укладывает руки на шиёновы плечи. Несильно сжимает. Льнёт вперёд, уткнувшись носом в её щёку. Последние миллиметры уничтожает Шиён. Медленно трогает поцелуем, порывисто вздохнув. В её поцелуе Бора чувствует мольбу и ликование вкусом сладкого чая. Она сгребает ткань куртки в ладони, чтоб прижать Шиён ближе. Шиён почти валится со стула. Наваливается на Бору. Целует напористей; и в касаниях губ несуразно много беззвучного: Я люблю тебя я люблю тебя я люблю тебя я люблю тебя я люблю тебя Бора притягивает Шиён за затылок, задыхается в душном, горячем воздухе, ловит с податливых шиёновых губ улыбку, из-за которой щекочет в лёгких. Третий поцелуй – и Бора уже. Зависима. От мягких ладоней, держащих у лица, от кротко вырванных у Шиён вздохов, где едва прослеживаются осмысленные слова, от спадающих на щёки каштановых прядей, от восхитительного ощущения; ощущения, когда Шиён целует Бору. Бора отстраняется, чтобы прошептать в покрасневшие губы. Прошептать. Ответить. Признаться. Она вновь касается лбом лба Шиён в сжимающем сердце интимном жесте. У Шиён от волнения дрожат ресницы, приоткрытые губы блестят, отражение жёлтого цвета от экрана падает на её румяное, невозможно красивое лицо. Она, дрожа от переполняющих чувств, ждёт чего-то от Боры.        И Бора наконец-то заканчивает бессмысленное и бесконечное ожидание.        – Я буду твоей, – пауза; сорванное с губ продолжение: – Твоей девушкой.