***
Старшая, сидя на выделенных им подобиях матраца, старательно заплетала Лили косу. Почему-то ей казалось, что гребня они тут еще долго не увидят. Закончить до конца нехитрые действия, которым её научили ещё на Хиосе, ей не дали женские возмущения и крики: — Вы кто такие и что здесь делаете? — толпа враждебно настроенных девушек, одетых только в полотенце, столпилась у входа в гарем. — Н-нас только сегодня купили на рынке и привезли сюда, — блондинка постаралась дружелюбно улыбнуться, прикрывая собой подругу. С каким-то полу-облегчённым выдохом, девушки быстро переоделись в свои наряды и подсели к новеньким. Именно тогда Тресса по-настоящему поняла, что значит выражение «голова идёт кругом» — каждая наровилась поближе рассмотреть новых соседок, а в частности саму Трессу с умилительными вздохами: "Это правда твои волосы?", "Хочу такие же" или "Дай потрогать" . Гомон прервала та самая Дайе и ещё один низкий турок, вошедший с ней. Быстро разогнав рабынь по местам, они вывели из общей комнаты Трессу и повели по витиеватым коридорам дворца. Им пришлось подняться на второй этаж, а уже оттуда прийти в роскошные и просторные покои, где на тахте сидела женщина. Тресса никогда прежде не видела таких красивых женщин. Она была немолода, но не теряла своей красоты и статности, сидела грациозной кошкой, будто наблюдающей за всеми вокруг. Чёрные волосы, собранные в аккуратную причёску, тонкие, плотно сжатые губы, карие глаза, что с толикой интереса рассматривали блондинку и уже заметные морщинки в уголках глаз — всё в ней кричало о величественном положении. Что-то осело горечью на языке гречанки, когда её поставили на колени и заставили склонить голову, скрыв эту женщину. — Я не сомневаюсь в том, что она сможет привлечь внимание моего сына, Хайреддин-эфенди, — глубокий голос разливался тягучем мёдом по покоям, — но сможет ли она удержать его? И более — сможет ли избавить нас от этой змеи? — Не беспокойтесь, Хафса-султан⁴, — Тресса не сразу заметила мужчину, что привёз их с Лили с рынка, — внешностью наградил её Аллах, а умом займутся мои люди. — Этого не достаточно, — жёстко осадила мужчину султанша, — когда эта змея вошла в стены гарема, династия распахнула свои объятия для неё, но оказалось, что мы пригрели на груди самую настоящую тварь. И самое ужасное то, что мой лев так очарован этой ведьмой, что не слышит более ни сестёр, ни меня, собственную мать! — Госпожа, вы сделали свою ставку на Гюльбахар-хатун. Я же на Зейнеп-хатун. Но цель у нас одна, поэтому в данной ситуации нам стоит забыть о прежних распрях и объединится. — Ты прав, — Хафса разгладила подол платья и полностью переключила внимание на рабыню. — Значит ты назвал её Зейнеп? — женщина слегка склонила голову набок, прищурив глаза. — Какое судьбоносное... имя. Можете увести. — Как прикажете, госпожа, — Дайе и тот самый турок поклонились и, подняв ничего не понимающую Трессу с колен, вывели обратно в коридор. — Даи, что только что произошло? Что значит Зейнеп? — жалостливо покосилась на неё девчонка. — Для тебя я Дайе-хатун, а Зейнеп — теперь твоё новое имя, — тяжело выдохнула пейк. — Будь благодарна за столь хорошее имя Хайреддину-эфенди. По пути отослав турка, Дайе привела рабыню обратно в центр гарема. Увидев, что остальные девушки ещё не спят, она снова на них накричала, разгоняя по тонким матрацам. Только когда все свечи были потушены, а двери закрыты, наложницы снова зашевелились, выпытывая у Трессы, зачем и куда её увели. Она лишь вымученно улыбнулась, понятия не имея, что с ней произошло. Будто показали хозяйке новый ковёр, который только что купили а рынке. Хотя, на самом деле, она и была сейчас тем самым ковром... Подобные мысли задели что-то внутри девушки, непроизвольно оголяя кровоточащие раны. Всё вокруг кричало о её низменном положении, о ужасных событиях, произошедших пару дней назад и о её дальнейшей судьбе. Стоило только задуматься о том, что вскоре она поделит ложе с шехзаде, холодный пот начинал лить ручьём, а к горлу подкатывал неприятный комок. Хотелось разрыдаться прямо сейчас, теша себя своими слезами над проклятой судьбой. Только начавшуюся истерику резко заглушили тихие всхлипы со стороны Лили. Тресса в шоке уставилась на редко содрогающуюся спину девочки, вытерла подступившие слёзы и медленно притянула к себе шатенку, переворачивая на другой бок, тем самым утыкая лицом к себе в грудь. — Всё будет хорошо, — прошептала блондинка в макушку младшей, крепче обнимая маленькое тельце. Она не может так поступить с ней, бросив на полпути. Она дала слово. Она будет сильной ради Лили.***
С прибытия Трессы и Лили в гарем прошло около месяца. За столь короткий срок блондинка смогла узнать много нового и интересного о культуре османов и людях, что теперь были её ежедневным окружением. Страх того, что её незамедлительно отправят к шехзаде осел, ведь наложницы готовятся годами перед тем, как предстать пред его ликом. И даже если джарийе⁵ успешно заканчивала обучение, это не гарантировало точный шанс попасть в покои. Тем более шехзаде Сулейман, Тресса была горда тем, что узнала имя принца, в чьём гареме она находится, сейчас находился в походе с отцом, султаном Селимом.⁶ О падишахе говорили редко и неохотно, а на вопросы гречанки молчали, опасаясь за свою голову. Даже сама Хафса-султан, ежедневно приходившая провести время с девушками, никогда не заводила разговоров о Грозном султане. Впрочем, поговорить с кем-нибудь Тресса физически не успевала — учёба отнимала слишком много времени и сил. От уроков турецкого, венгерского, арабского, математического счёта и ведения хозяйства голова шла кругом. Благо, что более творческие уроки, такие как пение, игра на музыкальных инструментах и стихосложение давались намного проще, а учителя не могли нарадоваться на одарённую ученицу. По словам Дайе-хатун, все рабыни проходили это обучение, но иногда гречанке казалось, что нагружают её в десять раз больше, чем остальных, ведь в то время, как остальные наложницы могли сидеть на тахтах, медленно музицируя или сплетничая, Трессе приходилось учить основы огранки драгоценных камней или историю архитектурного искусства Османской империи. Даже Лили, проходившая обучение на калфу, была не так загружена. Спасала её только Нигяр, которую приставили следить за новенькой. Румынка так же была наложницей, давно пребывающей в ранге уста⁷ и даже побывавшей в покоях шехзаде, став фавориткой. Но её счастливое время закончилось очень быстро — лекари вынесли вердикт, что та не сможет забеременеть. Подобные случаи бывали, хоть и редко. Обычно таких как Нигяр выкидывали из гарема, не заботясь об их дальнейшей судьбе, но сам шехзаде повелел оставить её. Поэтому сейчас бывшая фаворитка усиленно переучивалась на калфу. — Нигяр, почему нас заставлять выполнять обязанности слуга? — дуется блондинка, удобнее перехватывая бельё. Турецкий был слишком сложным. — Сколько раз я тебе уже говорила, что правильно обращаться ко мне Нигяр-хатун, — будущая калфа нравоучительно поднимает палец вверх, с лёгкостью удерживая одной рукой такую же гору белья, — так же, как и я к тебе, Тресса-хатун. — Прости, я до сих пор не мочь привыкать, — она сконфуженно улыбается. Нигяр была всего на год или два старше её самой, поэтому Трессе очень тяжело было обращаться подчёркнуто уважительно к своим сверстницам. — Отвечая на твой вопрос — сейчас во дворце шехзаде Сулеймана всего лишь 746 людей, из-за войны сократили казну и задерживают выплаты, поэтому многие ушли. Но это обычное дело в такое время, ты привыкнешь. Однако, твой вопрос удивил меня. Неужели «девушка-я-готова-помочь-всем» уже уснула вечным сном? — шатенка лукаво улыбается. — Н-неправда, — зарделась Тресса — воспоминая о том, как калфы решили свалить на неё свои прямые обязанности, а Нигяр указывала на их на место, были ещё свежи. Внезапно из-за поворота показалась светлая макушка и с радостным возгласом проскакало по коридору, неожиданно наткнувшись со всей силы на рабыню. Нигяр вскрикнула, не успев поймать Трессу, но отведя от падения мальчика, что врезался в неё. Резкая боль растеклась по затылку девушки, пульсируя в виски, в глазах потемнело, а в уши словно налили воды. Не зря старые калфы рассказывали о том, что этот дворец пережил не одно землетрясение. Весь воздух вышел из лёгких, мешая полностью вдохнуть. Будто издалека она слышала слова Нигяр о том, что нужно подняться, детские всхлипы и неизвестный ей женский голос. — Гюльфем-султан, — Нигяр насильно подняла подругу, сбросив бельё, и присела. — Мурад! — к мальчику подбежала красивая темноволосая девушка, судорожно осматривая. — Мамочка, эта рабыня врезалась в меня! — названный Мурад при появлении матери тут же вытер слёзы, цепляясь за платье. Султанша подняла взгляд на наложниц, мельком осматривая. Карие глаза остановились на Трессе, что пыталась прийти в себя. — Не смейте больше позволять себе подобное, — сурово сказала девушка, — иначе я больше не буду так добра, — взяв за руку сына, Гюльфем поспешно увела его за следующий поворот. — Почему ты соврал мне, Мурад? — тон девушки резко сменился, она опустилась на один уровень с своим сыном. — Что? Но я не врал тебе, мамочка! — мальчик был в полном недоумении, где он неправ. — Я видела, что это был ты, — взгляд карих глаз стал суровее. — Н-но... — Запомни, несмотря на то, что они наши слуги, это не даёт тебя права винить в своих бедах их. Ведь больше никто не захочет играть с шехзаде, который не умеет брать на себя ответственность. А твой отец и вовсе не одобрит такого поведения своего сына, самого шехзаде. Ты понял меня? — Да, мамочка... — поникло ответил Мурад, беря её за руку. Они ушли дальше, куда-то в глубь гарема, и в коридоре воцарилась тишина. Самочувствие Трессы стало немного лучше, но она старалась понять, почему Гюльфем-султан отругала её при Нигяр, но когда решила, что они одни, то признала вину своего сына. Гречанка в раздумьях подбирала бельё, пока её голову не озарила мысль: — Госпожа хотела в наших глазах поддержать репутацию..? — Мы ничего не видели и не слышали, — перебила её шатенка. — Пошли, иначе старшая калфа снова будет кричать. Тресса замолчала, продолжая поднимать бельё. Все, о чем она подумала на мгновение показалось ей выдумкой, но сейчас она была уверена в своей правоте. Ведь нашла в взгляде Нигяр одобрение. Они вдвоём быстро отнесли тряпьё в прачечную и вернулись обратно в ташлык. Румынка старалась придерживать подругу — падение на голову оказалось сильнее, чем показалось изначально. Нигяр разогнала любопытных девушек, укладывая Трессу. Голова ужасно кружилась и сильно тошнило, несмотря на почти пустой желудок, а боль в висках только усиливалась. Безумная сонливость лишь добивала её состояние. — Нигяр... работа... — Не беспокойся, я обо всём позабочусь, — шатенка аккуратно кладёт кучерявую голову на бок, — Тебе сейчас нужен покой и отдых. — Лекарь... — Не положено, — с горечью ответила ей та.***
Пришла в себя Тресса уже в лазарете под присмотром лекаря. Быстро опросив и узнав самочувствие наложницы, он всучил ей какую-то мазь и наказал оставаться в здесь в течение трёх дней. Помимо Лили и Нигяр больше никто не приходил, а единственной больной считалась только она. Впрочем, гречанка не понимала того, почему она поправляется под присмотром лекаря, когда лучшее, на что могли надеяться наложницы — были знахарки из города. Ответ пришёл сам спустя время — одна из служанок однажды принесла ей аккуратный серебряный гребень, передав, что это извинения от Гюльфем-султан. Гречанка была очень тронута таким проявлением внимания от госпожи. Она трепетно сложила его у груди, засыпая с мыслью о том, что в гареме есть такие добрые люди.