Морис и его потусторонний друг

      Мориса всегда считали странным. Не таким странным, как сумасшедшая старушка с соседней улицы, которая часто кричала про конец света на перекрёстке возле магазина, и не таким странным, как лохматый сутулый мужик, который часто маячил за школой, подглядывая в окна туалетов на первом этаже, и не таким странным, как толстый неуклюжий Уильям из параллельного класса, который, стоило ему услышать о голодающих детях Африки, каждый раз рыдал, противно хлюпая носом и размазывая слёзы по сморщенному, как подгнившее яблоко, лицу. Нет, Морису не придумывали обидных кличек, не дразнили, не смеялись, не обходили демонстративно стороной и не прогоняли. Он был самым обычным внешне, легко общался со сверстниками, они вместе играли после школы, списывали друг у друга уроки, бегали на развалы Косинской горы, а старшие ребята часто звали его играть в карты — такого признания удостаивались немногие младшие. Но всё-таки его считали странным, старшие часто так и говорили, пусть и добродушно, без злобы: «Морис, ты странный, знаешь это?». Морис никак не мог понять, почему. Он спрашивал ребят, но те лишь пожимали плечами.       У Мориса был друг — потусторонний друг. Но это не повод считаться странным, скорее уж повод для зависти. У Мики из его дома была смешная мохнатая многоножка, размером с собаку небольшой породы, и морда у неё тоже похожа на собачью, заросшую шерстью так, что глаз, носа и беззубой пасти почти не видно. Многоножка сама пришла к Мики, назвалась Сарой и любила, когда ей чесали бока между лапками, число которых постоянно менялось: сегодня шесть, через неделю десять. На самом деле, Потусторонние редко приходили сами, чаще их находили на развалах Косинской горы. Сэмюель вообще встретил своего Джека, когда свалился с каменной глыбы в глубокую яму. Морис видел своими глазами, как одноклассник оступился, заваливаясь назад, руки его нелепым взмахом рассекли воздух, лицо перекосилось, рот криво распахнулся в писклявом крике. В лучшем случае он переломал бы себе о каменную крошку на дне половину костей. Все знали, что, когда падаешь, главное — уберечь голову и спину, если не хочешь стать как парализованный Жорж, который ещё и перестал разговаривать, только смотрел стеклянными глазами в окно целыми днями, но у Сэмюеля не было шансов, разве что успел бы прикрыть руками голову. Джек поймал мальчика почти у самого дна и легко взлетел обратно на глыбу, где столпились остальные. Он походил на призрака из тех старых баек, что любили до появления потустороннего в развалах: прозрачная мужская фигура в забавном костюме с рюшами и кружевами, и говорил он тоже забавно, тягуче перекатывая гласные и путая ударения.       Никто не знал, почему это произошло. Никто не знал, тогда ли просочилось в мир потустороннее или было здесь всегда, сокрытое горной грядой. Никто не знал, взаимосвязаны ли эти явления. Просто в один день полвека назад откололась часть Косинской горы, у подножия которой раскинулся город, чудом не пострадавший. Тогда был страшный обвал, оставивший после себя обширный лабиринт из нагромождения каменных глыб, глубоких ущелий, небольших плато, опасных утёсов. Почти сразу в развалах стали происходить невообразимо странные вещи, будто ткань мира в этом месте истончалась до крайности, а вскоре начали пропадать люди, будь то исследователи разных мастей, туристы или искатели наживы, поэтому зону развалов объявили закрытой. По границе каменного лабиринта установили ограждение из крупной металлической сетки, в которой сейчас было уже немало дыр, да навешали предупреждающих знаков через каждые полметра. Весь остальной мир сделал вид, что ничего особенного не произошло. А потом стали появляться Потусторонние. Не все они были добрыми или хотя бы безобидными. Некоторые цеплялись к человеку, чтобы неспеша пожирать, — самые опасные. Другие открыто пугали, нападали, прогоняли нежданных гостей — такие обитали далеко в глубине развалов, туда старались не соваться даже самые безбашенные искатели приключений. У детей вообще было какое-то своё чутьё, верно подсказывавшее, куда идти нельзя. Они, конечно, знали, что развалы — запретная территория, но разве разномастных мальчишек и девчонок во все времена останавливали такие запреты? Это было как пробраться на закрытую стройку торгового центра или старый заброшенный монастырь на окраине — любопытно, азартно, страшно и совершенно невозможно устоять перед щекоткой за грудиной. Только поход к развалам занимал весь день, как самое настоящее приключение.       Своего потустороннего друга Морис, тогда десятилетний, выиграл в карты, но это тоже не было таким уж странным. На развалах иногда находили загадочные предметы — тёплые, будто живые, похожие то на крупные коконы, из каких появляются бабочки, то на странные яйца неведомых существ, то на диковинные кристаллы, пульсирующие внутри тусклым светом. Иногда из них выходили Потусторонние, иногда — нет. Дети безбоязненно таскали такие вещицы домой, называли сокровищами, обменивались, торговались и ставили в карты. Белый, почти прозрачный кристалл однажды и выиграл Морис, ему в тот вечер чертовски везло, а ночью из кристалла совершенно неожиданно вышел Потусторонний, вырос тенью с белёсо светящимися глазницами на стене Морисовой комнаты. Мальчик сразу его узнал, хоть и видел раньше всего раз.       Они встретились года за два до этого, в один из холодных, промозглых дней в начале ноября незадолго до годовщины маминой смерти. Морис тогда сразу после школы пошёл к реке, как часто делал, если не было настроения на игры и болтовню с друзьями. Он совсем не помнил маму, она умерла от какой-то страшной болезни, когда Морису было три, но он всё равно скучал, а в такие дни особенно сильно грустил. Возле реки, в тихом шелесте камышей и плеске воды, становилось спокойнее. Мальчик делал кораблики из тетрадных листов и запускал их в недолгое плавание по неспешной мутной реке. В какой-то момент рядом с Морисовым отражением на воде появилось ещё одно, словно кто-то подошёл и стал рядом. Морис застыл испуганным зайцем, кося глазом на землю в том месте, где должно было стоять отражающееся существо, но там никого не было. Только тень на воде, похожая на огромный скелет, выше любого взрослого, которого знал Морис. По воздуху поплыл бумажный лист, будто сам собой сложился в кораблик и опустился на воду, пополняя миниатюрную флотилию, а Морис ощутимо выдохнул. Так они и стояли рядом на берегу, молча делая кораблики, — мальчик и Потусторонний. Потом Морис ещё несколько раз приходил к реке, глядя на своё угрюмое отражение в дутой светлой курточке и шапке с нелепым помпоном, но скелетообразную тень больше не видел — до того вечера, когда выиграл в карты кристалл. Морис так и назвал Потустороннего — Тенью. Тот мог трогать предметы, но сам был неосязаем, иногда спал в кристалле и редко говорил, только если считал что-то важным. Мальчик быстро привязался к новому другу.       После смерти отца, тоже от страшной болезни — рака, у двенадцатилетнего Мориса совсем не стало родителей, но и это не было поводом считаться странным. Не только у него не было родителей. У кого-то они были живы, но развелись и разъехались. А Лилию из параллельного класса вообще мама оставила старой бабке и укатила в неизвестном направлении, будто и не мама вовсе. Девочку при этом странной никто не считал, зато её маму — да. Морис размышлял, можно ли его тётку, с которой он познакомился, когда та приехала устраивать похороны отца, тоже назвать странной, раз она бросила его одного, но решил, что нет. Она была для него всего лишь незнакомой тёткой, пусть и родственницей, а он для неё — незнакомым мальчиком, да ещё и с потусторонним другом.       Правда, сначала Изабель говорила, что заберёт Мориса. Она удивилась, что отец ничего не рассказывал сыну даже о ней. С остальной семьёй он оборвал все связи очень давно, когда уехал из дома за полторы тысячи километров, но с кузиной иногда общался. А потом перед тёткой на светлой стене появился Тень. Бедная женщина упала в обморок, но придя в себя, быстро успокоилась и долго беседовала с Тенью, закрывшись от мальчика на кухне. После этого разговора Изабель передумала забирать племянника. Морис не обижался на тётку и был благодарен, что она не отдала его в детский дом и регулярно присылала денег на жизнь. В день её отъезда Морис снова пошёл к реке, рядом по дороге плыл Тень, и мальчик спросил:       — Тень, а люди могут проходить на Ту Сторону, как вы к нам?       — Иногда, очень немногие, — шёпот в ответ.       — А может случиться так, что папа не умер, а стал Потусторонним?       — Нет, он не ушёл на Ту Сторону, он просто умер, — в шёпоте чудилось сочувствие.       — Я теперь сирота, да? — мальчик не удержался и шмыгнул носом.       — У тебя есть я, — ответил ему потусторонний друг и ничуть не слукавил.       Он терпеливо унимал все Морисовы страхи, помогая освоиться в самостоятельной жизни. Направлял, советовал, а ещё стал рассказывать сказки о Той Стороне, которые гоняли по мальчишечьей спине толпы мурашек и будили знакомую щекотку за грудиной. С тем же усердием, с каким Морис освоил когда-то карточные игры, он обустроил и свой новый быт без родителей, справившись так хорошо, что учителя в школе даже не догадались, что мальчик живёт один. Сердобольные соседи и друзья же быстро потеряли интерес к этой теме: Морис не голодал, не побирался, выглядел опрятно, рядом был давно знакомый Потусторонний — казалось, будто ничего и не изменилось.       Теперь Морису было четырнадцать, и он снова шёл к реке, нарвав по дороге белых хризантем с заросшей клумбы. На душе было муторно, в последнее время — всё чаще. Морис убеждал себя, что тоскует по родителям, но чувствовал, что причина в невероятных, красочных, будто зовущих куда-то снах, после которых мир вокруг казался старым чёрно-белым немым фильмом.       На берегу неизменно шелестели камыши и едва слышно плескала вода, сливаясь по цвету с пасмурным небом. Морис сел в траву и аккуратно отрывал головки цветов, отдавая их Тени. Потусторонний опускал их в воду, и хризантемы неспешно уплывали вдаль. Через некоторое время Морис нахмурился и спросил о том, что давно его мучило:       — Тень, я действительно странный?       — Ты не странный, ты просто другой, — ответил Тень. — Окружающие это чувствуют.       — Другой? — Морис перевёл взгляд на белёсые глазницы Тени в отражении на воде.       — Верно. Ты из тех, кто может пройти на Ту Сторону.       — Что? В развалах? Вот так просто? Ты шутишь? — вскинулся парень.       — Конечно, не так просто. С проводником и осторожно, — голос Тени оставался невозмутим.       Морис задумчиво кивнул и снова спросил:       — И где найти такого проводника?       — Я твой проводник, Морис, — теперь в шёпоте слышалась усмешка. — Потому что я — твоя потусторонняя тень, в самом буквальном смысле.       Морис застыл, на лице сменялся калейдоскоп эмоций, будто юноша заново переосмысливал весь окружающий мир, а потом он решительно поднялся с травы. Разве можно устоять перед таким приключением?       — Пойдём? — и Морис широко улыбнулся тому, кто был много больше, чем просто потусторонний друг.       На следующее утро в небольшом городе у подножия Косинской горы о странном мальчике Морисе никто и не вспомнил.