***
Ценник на такси обратно Жана всё же взбесил. Теперь его успокаивала Микаса. Эрен всё ещё был в странном состоянии. Его ничего не задевало, и он вечно смотрел на свои руки. То сжимал, то разжимал пальцы. Аккерман касалась его ладоней и это немного приводило в чувство, но ненадолго. В квартире Эрен вышел из душа потерянным. Тут Микаса оставила Жана, убежав на работу. Кирштейна не радовала перспектива остаться в одном доме с Эреном в таком состоянии, но делать было нечего. Йегер долго сидел в кресле с чаем, пока тот не остыл. Потом опустил кружку, сжав кулаки до побледневших костяшек. Жан послушно обновил чай. Видимо, тепло успокаивало, потому что Эрен опять сидел с горячей кружкой, но не пил. Перед сном Кирштейн растерялся, не зная, куда идти. Ему не хотелось оставлять Эрена одного, но и раздражать своим присутствием не было желания. Жан метался, не зная, куда себя деть, пока Йегер устало собирал влажные волосы в пучок и стягивал старую футболку. — Жан, — сказал он наконец хриплым голосом. Кирштейн вздрогнул. — Спасибо. Эрен оглянулся на него, и наконец-то его взгляд стал осмысленным и трезвым. Ни пустоты, ни злости, ни страха. Живой взгляд. У Кирштейна даже отлегло. — Ты идёшь? — наконец спросил Йегер после затянувшейся паузы. — Куда? — тупо уставился на него Жан. — Спать, — раздраженно вздохнул Эрен. Он лёг, не дожидаясь ответа. Кирштейн послушно погасил свет и забрался на уже привычное место. Эрен теперь казался так близко, будто с непривычки за одну ночь. В то же время Жан чувствовал, что Йегер в целом был ближе, чем обычно. — Ты… тёплый, — выдохнул Эрен, успокаивая тем самым больше себя. — Я знаю, — вздохнул Жан. Он боялся даже касаться Йегера, даже дышать как-то не так. Реакция на тот поцелуй говорила сама за себя, и внутри Жан всё ещё сгорал от стыда и ненависти к себе, потому что Эрен молчал. Ему, конечно, было не до этого. Но сейчас Кирштейн боялся любого лишнего действия со своей стороны, даже самого безобидного – потому что все могло восприняться не так. Но Эрен первый чуть придвинулся, и Жан ощутил приятное дыхание. Они пользовались одной пастой, и это почему-то вызывало улыбку. В паре сантиметров от губ Йегера было сложно удержаться. Жан застыл в каких-то миллиметрах, ощущая кожей почти состоявшееся прикосновение, а потом отстранился. Ему хотелось отвернуться, но за мгновение до Эрен схватился в его футболку, не дав это сделать. Кирштейн замер в нерешительности, не зная, что делать. Эрен же воспользовался замешательством и поцеловал его. Жан ответил почти сразу, подаваясь вперёд и обхватывая лицо Йегера руками. Пальцы запутались в волосах и пучок распался. Они кое-как успевали вдыхать, и тела казались такими горячими и цельными в этом прикосновении. Эрен неожиданно кусался, пускай это и не было больно. Наоборот, действовало как красная тряпка на быка, и Жан усиливал напор. — Идиот, — прошептал Эрен в секундную паузу, а после поцеловал шею Кирштейна. — Сам такой, — огрызнулся Жан, ощущая, как всё тело вздрогнуло от прикосновения губ к ключицам. Про это место знала Микаса и пользовалась этой уловкой. Было что-то странное и одновременно возбуждающее в том, что теперь его открыл Эрен. Время сломалось, когда Йегер спустился ещё ниже, а Жан внезапно оказался беспомощен перед ним. Он вжался в кровать, пока удовольствие волнами накрывало его. Рука закрыло лицо, а вторая сжала простыню. Это почти даже жалко – капитулировать перед Йегером в полном бессилии, подчиняясь всем телом после движения его руки или прикосновения губ. В последние мгновения стон сжато вырвался наружу, и Жан отвернулся всем телом, плевав на простыни и одеяло. Краем уха услышал смешок Йегера и разозлился, но стыд брал вверх. Простыни не задело, а вот футболку пришлось кидать в стирку. Жан вернулся в кровать спустя пару минут и забрался под одеяло. — Даже не буду спрашивать, какого черта, — прошептал он, притягивая к себе полусонного Эрена и целуя его в висок. — Мне так захотелось, — ответил он сонным тихим голосом. Жан почему-то улыбнулся и впервые ощутил, как всё его тело расслабилось. Вместе с приятным тёплым сном пришла мысль о Микасе, словно она должна была быть рядом.***
— Надеюсь, ты там без меня выживаешь, — Марко рассмеялся в трубку. — Куда я денусь, — огрызнулся Жан. Ближе к вечеру воздух чуть остывал и сидеть на балконе было приятно. Кирштейн воспользовался этим и устроился там с телефоном. Ещё хотелось курить, но это можно было отложить. Если к концу разговора Эрен вернётся, то надобность в сигаретах отпадёт. — Слышал про Эрена, — заметил Марко. — Я… Слегка обеспокоен, ха-ха! — Чем же? — Жан не сдержал улыбку. — Да вы как кошка с собакой, — заметил тот. — Ещё не поубивали друг друга. Кирштейну, конечно, хотелось сказать, что они выбрали метод интересней – как минимум, никто не страдает. — Нет, — сказал Жан. — Хотя это и сложно. — Слишком мягкое слово, — в голосе опять чувствовалась улыбка. — И поздравляю с… Ну, с продвижением с Микасой! Или уже…нет? Я честно запутался, а Армин, кажется, за вами наблюдает как за шоу. — Я не удивлён, — фыркнул Жан. — Сам бы понаблюдал за таким. Со стороны, а не участником. — Так что там с Микасой? Вы не сошлись характерами? Жан вздохнул. С Микасой осталось то самое «мне надо с вами поговорить». Потом это само отложилось, пока отцу Эрена не станет лучше. С рукой действительно был кошмар, но Ханджи, та самая женщина, шутила, что хоть на месте осталась. Удивительно, что, кажется, сам Гриша был примерно такого же мнения. Возможно, помимо обезболивающего на него действовал Эрен, который даже с ним разговаривал без злости. Хуже было, что с головой остались проблемы. Сначала Гриша даже не признал Зика и Эрена, а потом неожиданно расплакался, как младенец, даже пришлось звать медсестёр. Слёзы отца проняли Йегера настолько, что он снова на какое-то время вырубился. Каждый поход в больницу к отцу Эрен переживал болезненно. Ни Жан, ни Микаса не вмешивались, но чувствовали – дело движется медленно. Но Зик как-то признался, что видел, как Йегер сжимает руку Гриши и разжимает, а потом они оба были словно на грани слёз. Кирштейн сразу думал, как Эрен чувствует тепло ладони родного отца и внезапно ощущает землю под ногами и воздух в лёгких, а где-то в груди тяжелеет от бьющегося сердца. Он живой, и это прибавляет веса его телу, а Йегер словно отвык быть таким. Учиться заново было трудно. И вот они с Микасой были целиком в этом – в Эрене, который заново прощупывал жизнь. Он снова проводил много времени с Аккерман – она была рядом. Жан даже считал, что неприлично рядом. Он видел, как Йегер устало обнимал Микасу со спины, целуя её в шею, а та ласково касалась его волос и улыбалась так, как никогда не улыбалась ему. Это не было похоже на ревность – для Кирштейна были другие улыбки. Но что-то в их близости было странное. Будто чего-то не хватало, и Жан с ускоряющимся ритмом сердца не понимал, чего. Ещё это немного вступало в конфликт со странными взаимоотношениями между ним и Эреном. Но никто из них не обсуждал все эти переплетения, словно не замечал. — Всё сложно, — наконец ответил Кирштейн. — Но нам было хорошо вместе. Может, нужна пауза. Им определенно нужно было что-то другое, но Марко это сложно объяснить. — Странно, что я уехал и у тебя сразу так всё изменилось. Даже забавно. Может, надо было раньше съехать? — О нет, — вздохнул Жан. — Год назад Эрена я бы скорее задушил. А Микаса не выбрала бы его даже на короткий промежуток времени. — А сейчас пощадишь? — Сейчас заварю холодный чай, — заметил Жан. — Этого хватит. Поверь. Марко рассмеялся в трубку. — Хотел бы я на это посмотреть! Но приеду только к зиме и то не факт… — Мы всё равно ждём тебя, — улыбнулся Кирштейн. — Армин сказал, что разбавлю атмосферу, — отозвался Марко. — Думаю, так и будет, — кивнул Жан. — Хорошо-хорошо, вношу в календарь, — сказал Ботт. — Мне пора бежать. — Забываю о разнице во времени, — вздохнул Кирштейн. Он взглянул на часы и понял, что вряд ли в ближайшие полчаса Эрен придёт. В кармане была полупустая пачка сигарет, избежать которую не выйдет. — Пока, — Марко опять улыбнулся. — Очень по вам скучаю. — Мы по тебе тоже, — Жан закрыл глаза и вдохнул приятный тёплый воздух. После нескольких минут тишины руки сами потянулись к сигаретам. И сразу после пиликнул телефон. Эрен: микаса сказала зайдёт после моего прихода Жан: Класс. А ты сам-то когда придёшь? Эрен: когда дойду тогда приду что за вопросы Жан: Да просто конкретику люблю. Часы там придумали для точного времени, если забыл. Эрен: главное что я приду разве нет Жан хмыкнул. С этим не поспоришь. Через пару минут после этого дверь открылась. — Засранец, — сказал Кирштейн. Эрен, кажется, не услышал, но всё понял по взгляду. — Может я хотел сюрприз устроить, — он зашёл на балкон и мягко прикрыл дверь. — Сюрпризом будет, если ты научишься убирать за собой хлебные крошки, — Жан выдохнул. Эрен закатил глаза. — Да их там почти ничего. — На столе. А знаешь, сколько на полу? Йегер поморщился и облокотился на перила. Жан последовал его примеру. Их плечи соприкоснулись. — Как там твой отец? — Жив, — кратко ответил Эрен, напрягаясь чуть-чуть. — Мы даже сказали на две фразы больше обычного. — Ты считал? — Кирштейн усмехнулся. По взгляду Эрена понял, что да. Он выдохнул дым, а Йегер поморщился и улыбнулся, а потом приблизился, аккуратно перехватил сигарету и затянулся сам. Теперь Жану досталось. Зато сразу после пальцы Эрена послушно отдали сигарету, а лицо стало таким близким, что удержаться от поцелуя стало невозможным. — Привет, Микаса! — Эрен улыбнулся перед самым прикосновением губ и перевёл взгляд. Он заметил её боковым зрением. Аккерман подняла голову от окрика и нелепо взмахнула рукой. Жан отчего-то почувствовал, как горят уши. Она видела это? Или нет? Если да, то что делать? Объяснить Йегеру отношения с Микасой проще, чем объяснить Аккерман то, что происходит с Эреном. Девушка приветливо улыбнулась им обоим, но как-то зажато. Её улыбки и без того не походили на то, что было у других людей – слишком мало и незаметно. А любое изменение фиксировалось мгновенно. Как минимум Эрен и Жан прекрасно распознавали по скупой мимике Микасы все оттенки настроений. — Ты хотела поговорить, — тут же напомнил Жан. Внутри нарастало волнение. Аккерман кивнула и прошла мимо них. Оглядела комнату и потом села на кровать с тяжелым вздохом. Эрен и Жан переглянулись, ощущая общую мысль: ну двоих-то она не бросит. Не бросит же? Они сели так привычно, что даже сердце защемило. Эрен – справа, сгорбленный и немного уставший, но живой. Жан – слева, напряженный, но готовый ко всему. Микаса улыбнулась и не сдержалась, упав на постель. Йегер и Кирштейн опять переглянулись. Вместе они становились комичным дуэтом – такими похожими и при этом разными. Их действия и реакции рифмовались так забавно, что можно было наблюдать вечность. Аккерман чуть привстала, ухватила их руки и утянула за собой. Оба послушно плюхнулись, но мгновенно повернулись на бок к ней лицом. Они не говорили про ту ночь, и внезапное возвращение в неё с помощью положения было странным. Но почему-то принесло спокойствие. — Армин сказал, что у меня есть выбор, — сказала Аккерман, закрыв глаза. Ей нравилось быть в темноте и опять путать их руки. — Это мне его благодарить за расставание? — беззлобно сказал Жан со смешком. — Пришли цветы с подарком, — послышался голос Йегера. — Только если открытку подпишешь ты. Микаса улыбнулась. — Я не про это, — сказала она тихо, но её услышали. Она набрала воздуха в грудь. Это жило в ней давно, с той самой ночи или даже раньше. А тогда вдруг открылось ей самой и уже не могло оставить в покое. Там, ночью, они плавились и смешивались, а она так испугалась потеряться в этой смеси, что открыла глаза. Но она всегда будет частью, даже если границы исчезнут. И сейчас было не страшно. Наоборот – в этой смеси было спокойствие. В осознании самой себя в этом непонятном сплаве троих. — Я могу выбрать, — сказала Аккерман. — Одного из вас. Они оба молчали, но их руки сжались в болезненном импульсе. Они на суде, сейчас будет выбран победитель и проигравший. Микаса ощущала, как это угнетает. — Я… люблю Эрена, — сказала она и улыбнулась тому, какие эти слова неправильные. — Нет, не так. Аккерман вздохнула. — У меня внутри словно живёт Эрен. Как будто изначально было место для него. И если его не будет, то и меня не будет. Как у Луны не будет света без Солнца, — она поджала губы, чувствуя, какая сумбурная выходит речь. — Если Эрена не будет, то я тоже, наверно, исчезну. Я не могу существовать без него. Рука слева сжалась сильнее – судорога боли от этих слов. Микаса глубоко вздохнула, прогоняя подступившие слёзы. — Но мне было так больно из-за него, — прошептала она, дрогнув голосом. — Каждый день как пытка. Я жива ради тебя, Эрен, но мне было так больно. Рука справа, движение, шуршание, тёплый лоб на обнаженном плече. Тихое, безмолвное «прости». — И иногда становилось легче. В такие моменты Жан был рядом, — она улыбнулась. — Это было так тепло и приятно, что я постепенно перестала думать про Эрена. Я думала про Жана. Слева рука чуть расслабилась и следом последовал тяжелый судорожный выдох. — Я полюбила человека рядом, который любил меня всегда. И довериться ему было лучшим решением, — она улыбнулась. — Только всё равно всегда был Эрен. Она вновь набрала воздуха в грудь, а потом разжала ладонь справа. — Если я разжимаю эту руку, то будто лишаюсь своего света, — сказала она. Потом разжала левую. — А если эту, то тепла. Она подняла обе свои руки в воздух. — А без двух рук я падаю в пропасть. Её ладони тут же схватили с обеих сторон и опустили. Микаса улыбнулась. — Я не хочу выбирать, — прошептала она и открыла глаза. Полутьма комнаты оказалась спасающей. Аккерман робко посмотрела на этих двоих – застывших в неловкости и ожидании. — В смысле… — пробормотал Жан. Микаса почувствовала, как сердце пропустило удар. Она аккуратно коснулась губами руки Жана, сжимающую её собственную, а потом потянулась к нему и поцеловала его. Это ощущение тепла почти забылось, но потом накрыло её волной спокойствия. Потом Аккерман отстранилась и поцеловала руку Эрена, а после и его самого – уже смелее. Всё тело дрожало, но наполнялось удовольствием. Она не исчезнет в этом сплаве. И бояться тоже нечего. — Это… странно, — пробормотал Жан, привставая. Он перехватил их взгляды и попытался понять, как описать свои чувства. Всё кричало «да» и будто паззл сложился идеальным образом, но страх не позволял и двинуться. Эрен, кажется, понял. Он привстал следом и притянул Жана к себе, целуя его. На секунду Кирштейн напрягся, но потом отпустил все сомнения, расслабившись и доверившись приятному волнению в своём теле. Йегер улыбнулся, падая на мягкий плед. — Вы… — прошептал Эрен, не зная, как продолжить. А потом развернулся, притягивая к себе Микасу – с каким-то остервенелым удовольствием, словно мечтал об этом годами. От него не ускользнула и улыбка Аккерман. Целовать её, касаться тела, стягивать непослушную одежду, чувствовать тёплые руки Жана, ощущать, как Микаса между ними вздрагивает, проводя импульс от одного к другому, замыкая круг окончательно. Ноги путались, невозможно было отличить, чьи руки, поцелуи и стоны. И в какой момент все границы стёрлись, оставив приятную обнаженность и нежные прикосновения. Слушать других оказалось также естественно, как себя, поэтому они останавливались и продолжали в унисон. Поцелуи ключиц и бедёр, прикусывание губ и прикосновение тёплых рук, касание волос, отметки на шее и ощущение целостности – безмерное и правильное. И совсем на краешке сознания – стыдно, но удовольствие прогнало это ощущение и все оставшиеся сомнения, словно это была выдумка какого-то прошлого и сейчас не имела значения. Кажется, они оба безмолвно доверились Микасе и позволили ей решать всё – от невинных действий до самой близости. И это её будто успокаивало, хотя она и боялась, не зная, как действовать и что делать. Неловкость почти смешила, и улыбки прятались в поцелуях, чтобы никто не заметил. Микаса чувствовала – они смешивались, плавились, становились чем-то цельным, неразделимым. Но она всё ещё ощущала себя и отдельно, не боясь с головой уйти в эту общность. И, кажется, ей было спокойней от выбора – одного из, обоих или вовсе никого. Но она выбрала их двоих. Сначала Эрена, потом Жана, словно так должно быть, так – правильно. Под конец её тело вздрогнуло и она вся сжалась, чувствуя, как они расцепляются друг с другом. Она была целиком собой, и ей нравилось ощущение пустоты и растекающегося удовольствия – от низа живота до самых кончиков пальцев. Со спины её обнял кто-то – с закрытыми глазами она не знала. Другой приблизился совсем близко и их пальцы переплелись. Хотелось что-то сказать, но не было сил, а во рту и вовсе пересохло. Она чувствовала запах пота – свой и чужой, они смешались. А горячие тела грели лучше любых одеял. В этом ощущении тепла и усталости Аккерман находилась несколько минут. Потом кто-то натянул одеяло, и они задремали. Утром Эрен понял, что впервые за долгое время ему ничего не снилось. Ни один сон. Даже ничего похожего. Он медленно открыл глаза и осознал, что ночь больше походила на пустой лист, на гладкое полотно, с которым ничего не случилось. И с ним тоже. Он был такой же чистый, полый – и это было приятно. Почти забытое чувство отдыха после сна. Какое-то время он смотрел на спящую перед собой Микасу. Её волосы чуть отросли за последнее время и касались плеч. Йегер коснулся позвонка на шее и осознал, как она близко. Впервые между ними не было ничего. Мысль успокаивала – так правильней. Так нет боли и тяжести, и дышать легче. Жан что-то пробурчал и начал двигаться, отчего проснулась Микаса. Она сонно перевернулась и проморгалась, а потом заметила взгляд Эрена. Жан опять что-то пробормотал, и Аккерман внимательно на него посмотрела. — Утром он невыносим, — прошептал Йегер. Микаса взглянула на него и сонно улыбнулась, а потом аккуратно придвинулась. Рукой Эрен убрал запутавшиеся волосы с её щеки и погладил пальцами приятную тёплую кожу. Ему нравилось касаться Аккерман. Ему нравилось не запрещать себе касаться её. Йегеру хотелось спросить миллион вещей. То, что у него внутри от её прикосновений и взгляда – это любовь? А то, что вздрагивает и заставляет вести себя как мальчишка от вида Жана – это любовь? От ощущения их двоих рядом, от переплетения их тел, от путаницы ног под одеялом – какие чувства внутри? Это тоже любовь? А разве их не слишком много для любви? Этого всего было так много для него прямо сейчас. Словно он только-только прошел реабилитацию и тут же устроил марафон. Все эти чувства и ощущения внутри, все вспыхивающие эмоции были как взрывы, сотрясающие его грудную клетку. И там билось сердце – тяжелое до чёртиков. Эрен физически его ощущал – и это было не просто биение. Одно ему было известно точно – эту ночь он прожил без единого сна. И впервые проснулся настолько отдохнувшим. Под одеялом он чувствовал колени Микасы, его руки на её талии, а сверху лапа Жана. И в этом беспорядке ему спокойней. Кирштейн проснулся от движения Аккерман. Та аккуратно встала и словно совершенно забыла о собственной наготе. В этом движении было что-то зачаровывающее, что даже Жан спросонья ничего не сказал. — Я в душ, — сказала она тихо. — Завтрак, — пробубнил Жан. — Я чувствую, как вы хотите оставить мне уборку, — вздохнул Эрен, закрыв лицо руками. Микаса чуть улыбнулась. — Ну уж не готовку точно, Йегер, — возмутился Жан. Эрен взглянул на него одним глазом. Микаса подобрала одежду и тихо скрылась в душе, оставив их наедине. Йегер привстал, кинув в Жана его трусами. — Надеюсь, не перепутал, — огрызнулся тот. — Если перепутал, то снимешь, — парировал Эрен. Они встретились взглядом и словно осознали, как после ночи появилась двусмысленность даже в такой шутке. Жан улыбнулся краем губ и привстал следом. Их предплечья соприкоснулись. Он аккуратно поцеловал Эрена в плечо и вздохнул. — Завтрак, — только и повторил он. Место, где колени Микасы касались его ног, словно зудело в унисон с этим поцелуем. Странно было соединять эти прикосновения в своем теле. Когда Аккерман вышла, то Жан уже соорудил какой-то монстроподобный омлет. Эрен плюхнулся в кресло, и Микаса неожиданно села рядом. Теперь и от неё пахло так же, как от них двоих с Жаном. Будто они все здесь помечены и связаны. Кирштейн сел на пол, нога Микасы повисла на его плече, и он аккуратно поцеловал голень, а Аккерман чуть вздрогнула от щекочущего чувства. Эрен молча протянул ему порцию с неровными краями. — Скажите, — спросил Жан после долгой паузы. — А мы теперь что… Мы вместе? Он обернулся, глядя на них двоих. Микаса с Эреном переглянулись. — Как вдвоём? Только втроём? Микаса коснулась волос Кирштейна и улыбнулась. — Наверно да, — сказала она. — Это нормально? — Жан чуть нахмурился, словно вообще сомневался в своём вопросе. — Омлет остынет, — вздохнул Эрен. Кирштейн смотрел прямо на него. Йегер вдруг понял, что ему нужен был ответ не от них двоих, а только от него. Аккерман уже сообщила о своём «да» так, что они оба поняли. И, кажется, Жан проговорил своё принятие их странного положения. — Да, — вздохнул Йегер. И от этого вздоха грудь ещё немножечко потяжелела, добавив веса. Он как шарик, который постепенно наполняли воздухом. Это было тяжело. Даже больно местами. Отец смотрел глазами, полными слёз, и все воспоминания словно подсвечивались заново. А теперь эти двое сидели рядом и оба смотрели так, что всё вздрагивало. Совсем близко Микаса, рядом с которой дышать становилось легче – она больше не якорь, который нужно скинуть, чтоб сгинуть в неизвестности. Она маяк для выхода из тьмы. И Жан – до невозможности раздражающий и внезапно необходимый. Он – не ежедневное напоминание о проигрыше. Он – крепкая рука, тёплая, сухая, твёрдая, помогающая удержать равновесие. — Омлет остынет, — сказал Кирштейн. Эрен перехватил его взгляд и нахмурился. Микаса засмеялась и уткнулась носом в плечо. — Будешь греть. — Ешь холодным. — Я ненавижу холодное. — Хочешь лёд в кофе? Чтоб точно остыл. — Хочешь пну? Как раз нога рядом. Он с угрозой покачал ногой и Жан её перехватил. Пальцы сжали бедро. — Только посмей. Во взгляде был огонёк, и Эрен улыбнулся. — Идиот. — Бесишь. — Я люблю вас. Они перевели взгляд на Микасу. Та улыбнулась и повторила: — Я люблю вас. Оба уткнулись в тарелки, скрывая накатившее смущение и проглатывая нелепое: «И мы тебя».