Твой выбор

      Эрен поставил последний стул в ряд и лёг на них с тяжелым громким вздохом.       — Ты что, всё ещё тут? — послышался голос.       Йегер тут же чуть привстал, но увидев Хисторию, немного расслабился.       — Да, — сказал он устало. — Так вышло.       Рейсс оглядела стулья, поставленные рядом и хмыкнула.       — Вроде нет аврала, а ты тут валяешься, — заметила она.       Эрен молча смотрел на неё. Отвечать не хотелось. Хистория, кажется, не особо и ждала ответа. Просто развернула ближайшие стулья от стола и поставила их точно также в ряд.       — Удобно, что в этом кабинете их так много, — улыбнулась она.       Эрен не хотел напоминать, что тут обычно проводят собрания и такое количество стульев необходимость, а не прихоть. Но Рейсс и без него это знала, просто явно пыталась пошутить.       — Ты не хочешь домой? — спросила Хистория, вытянув ноги.       Туфли соскользнули, ударившись о пол. Она пошевелила пальцами ног и коснулась маленькой красной лопнувшей мозоли. Слишком сильно выделялось это пятнышко на её бледной коже.       — Да, — сказал наконец Эрен, переводя взгляд наконец на лицо Рейсс. Та с улыбкой за этим наблюдала.       — М-м-м, — протянула она, разминая икры. — Жан? Из-за него?       Эрен чуть прикрыл глаза, давая свету всё ещё проникать под веки. Оказаться в полной темноте ему не хотелось.       Жан действительно был дома – ходил немного разбитый и словно оглушенный. Иногда врезался в предметы, иногда рассеянно смотрел в пустоту. Еду грел наполовину, чай наливал холодный. Но в общем и целом всё шло хорошо, он был жив, дышал, спал и преодолевал день за днём.       Каким-то образом Кирштейн всё ещё делил кровать с Эреном – они оба решили об этом не говорить. К тому же так было легче – и спать, и дышать.       Йегер, правда, за себя не отвечал. Он вечно просыпался где-то посреди ночи и смотрел на Жана, а потом мысли медленно по невидимому канату переходили к Микасе. Засыпал он уже видя образ Аккерман перед глазами, обнимая под утро Кирштейна.       И никогда-никогда не давал себе думать про ту ночь. От этих мыслей всё пружинило от одного к другому ещё сильнее, а внутри всё оживало и пускалось в такой бешенный пляс, словно вот-вот разорвёт.       Во всём этом было что-то дико неправильное, но Эрен не знал что. Какие детали как переставить, чтобы стало хорошо?       — Думаю, да, — вздохнул Йегер, поворачиваясь на бок.       Стулья были жесткие, хоть и выглядели вроде мягко. Плечо уже ныло, спина взвоет под утро. Но идти домой чертовски не хотелось – в этот неясный бульон мыслей о двух людях вперемешку. Что они оба думали про него? Эрен не знал.       — Это из-за расставания с Микасой? — улыбнулась Хистория.       Она закончила массаж ног и чуть расслабилась.       — Наверно — Эрен пожал плечом.       Он должен был радоваться тому, что эти двое разошлись. От одной мысли, что они вместе, под кожей что-то едва ощутимо зудело. Умом он, конечно, понимал, что Жан – это правильный выбор. Будь они в игре, то Кирштейн был бы счастливой концовкой. Тот самый парень, которого надо выбрать, чтоб быть счастливым. Но эта мысль отторгалась чем-то совсем глубинным. Словно внутри сидел маленький Йегер, мёртвой хваткой вцепившийся в такую же маленькую Микасу.       Сначала Эрен думал, что там чувствуют себя отцы и братья, когда сестра и дочь уходит к другому мужчине. Что-то про это должен был писать Фрейд или кто-нибудь такой. Наверняка что-то такое есть, Йегер не углублялся.       Но чем больше проходило времени, тем больше Эрен понимал – дело вовсе не в братско-отцовских или каких-то родственных чувствах.       Микаса была его голосом внутри, его советчицей, его другом. Его полноценной частью, отдельным органом где между сердцем и лёгкими. Маленьким и едва заметным, возможно, абсолютно ненужным. Но безболезненно вытащить из него Аккерман нельзя было.       — Всегда интересовало, почему вы не вместе, — Хистория начала расплетать прическу.       Эрен понял, что она не уйдёт. И улыбнулся.       — Почему ты не идёшь домой? — спросил он.       Рейсс замерла.       — Не хочу, — сказала она с полуулыбкой. — Могу же я перед началом семейной жизни немного посумасбродить?       Эрен хмыкнул.       — Я думал, ты уже, — сказал он спокойно. — Именно поэтому тебе быстро нашли мужа.       — Ничего, потерпит, — Хистория пожала плечами. — Посидит над своими растениями, как хороший фермер.       Она не сдержала смешок.       — Он же тебе даже нравится, — заметил Эрен.       — Он милый, — согласилась Рейсс. — Добрый, уступчивый. Домашний и уютный.       Эрен внимательно смотрел на бесстрастную Хисторию.       — Это все прекрасно, — закончила она. — Думаю, я бы могла его полюбить.       — Но? — улыбнулся Эрен, зная, что вопрос риторический.       — Это не выбирают, — кивнула Хистория. — Я такой родилась. Это не изъян. Это не лечится браком и мужчиной рядом.       Она встретилась взглядом с Йегером и печально улыбнулась.       — Я не «исправлюсь», как думает отец. Я просто буду в его глазах «нормальной».       — Ты и так нормальная, — сказал Эрен после небольшой паузы.       Хистория медленно кивнула.       — Я знаю, — сказала она. — Так почему вы не вместе?       Эрен едва заметно поморщился, но от Рейсс это не скрылось, и она хихикнула совсем по-детски.       — Мы… Это было бы невозможно, я думаю.       — Знаешь, одного взгляда на Микасу хватит, чтоб понять, как сильно она влюблена в тебя, — отмахнулась Хистория.       Длинные волосы упали из высокой прически, и Рейсс автоматически стала выглядеть младше.       — А одного взгляда на тебя хватит, чтоб понять, что ты втрескался не меньше, — улыбнулась Хистория хитро.       — Это не так, — вздохнул Йегер.       Ни одно слово не описывало то, что Микаса живёт внутри него как что-то отдельное и одновременно как часть его. Ни «влюбился», ни «втрескался», ни что-то ещё. Это всё какие-то мелочи, характерные для других. У него другое. Сложнее, запутанней, сильней, непонятней.       — А как? — Хистория потянулась.       — Я её не люблю, — наконец произнес Эрен.       — А что тогда?       Он посмотрел на Рейсс и выдохнул.       — Она где-то во мне.       Йегер коснулся груди.       — Как лишняя кость или орган, — сказал он. — Не как чужеродное, а как… часть меня. Необходимая для жизни. Я… Это же не любовь.       Эрен никогда не понимал смысла любви. Вечные поиски, препятствия, непонятные действия и ухаживания. Любовь казалась ему сложной и непосильной, абсолютно непонятной и сумасбродной.       Бесчисленное множество раз он видел любовь. Наблюдал за Армином, который робко смотрел на Энни и делал шаг за шагом, пока она не обернулась и не заметила его. Смотрел за Сашей, которая так естественно привязалась к Николо. Видел Жана, который терпеливо ждал.       Но к Микасе он не чувствовал ничего похожего из того, что сулят романы и фильмы, ничего общего с щебетанием друзей и знакомых.       Она просто есть. Совсем рядом, только руку протяни. Она всегда будет здесь. Рядом – и где-то внутри.       Эрен никогда всерьёз не боялся Жана. Микаса здесь, с ним, в нём, рядом, вокруг. Везде. Её не отнять, не вытащить из груди, не изъять из мыслей, не сдвинуть с места рядом с ним.       Эта уверенность почему-то не оставляла его даже тогда, когда они начали встречаться. Эрен знал – так правильно. Так лучше. Вот тут любовь – та красивая, терпеливая, трепетная. Правильная. По канонам.       Но Микаса же всё ещё внутри него. Куда она денется?       — Эрен, — тихо сказала Хистория. — Ты же знаешь, что она… Что ей, возможно, нужна свобода?       Йегер перевёл взгляд на Рейсс, без слов спрашивая.       — Может, если ты не можешь ей дать ту взаимность, которую она ждёт, то её стоит освободить?       Эрен выдохнул.       — Она свободна, — сказал он. — Вон, встречалась же с Жаном.       — Но рассталась, — напомнила Рейсс.       Кирштейн влез в строгий красивый математический пример. Всё разрушил. Доказал, что он – хороший парень. Вмешался в его голову и каким-то образом засел там.       Всё сломал, чертов Кирштейн.       — Я думаю, это из-за меня, — тихо проговорил Эрен.       — Конечно, — нахмурилась Хистория. — Если она всё ещё любит тебя, а ты…       — Нет, — остановил её Эрен и перевернулся на спину. — Из-за меня для Жана.       Если Микаса был чем-то органичным внутри него, таким естественным и важным, то Кирштейн словно пришёл из внешнего мира и впился в него. Стал частью насильно. Наверно, его можно было отцепить, как пиявку. Но Эрен на него не злился. Слегка раздражался, но чувствовал день ото дня, что прикипает всё больше. С каждым утром в обнимку, с каждым прикосновением тёплой руки, с каждым тихим голосом перед сном. Всё больше и больше Жан срастался с ним, пусть и был инородным и неправильным.       Но таким нужным. Внутри всё замирало от прикосновений и ощущения близости, словно он мальчишка. И это бесило вдвойне, что хотелось придушить его. Но даже сдавливать шею придётся руками, а значит – касаться.       — Жан? — Хистория ещё больше нахмурилась в задумчивости. — А что он? Разве ты его не недолюбливаешь?       Эрен не сдержал горький смешок.       — Раньше да, а сейчас…       — Вы же живёте вместе.       — Может, это повлияло, — Эрен пожал плечами. — Я не знаю. Это неважно. Мы теперь как-то связаны, я думаю.       У Жана тёплая рука. Йегеру нравилось каждое утро сжимать её, ощущать в ней жизнь. Он в полусне чувствовал это и успокаивался. А сам сон опять почему-то был о Микасе.       — Кого ты отпустишь из них? — спросила Рейсс тихо. — А то выглядит так, что сейчас они оба вцепились в тебя, и тебе тяжело. Да и ты привязался к обоим.       Хистория замолчала, обдумывая что-то.       — К ним двум, — повторила она. — Разве так…можно?       Он представил, как держит обоих на краю пропасти. Надо разжать одну руку и позволить кому-то упасть. Зато два других выживут.       Эрен поочередно представлял, как трясущиеся потные пальцы разжимаются, и чья-то рука выскальзывает, а вместе с ней и чье-то тело падает вниз.       Сначала была Микаса, и Эрен ощущал, как кусок груди вырывают наживую. Она внутри него, её просто так не выкинешь, не откинешь. Он думал над словами Рейсс про свободу. Но Микаса и без того свободна. Это он от неё никогда, кажется, не освободится.       Потом он отпускал Жана. И это словно выбивало весь воздух из лёгких. Он опять видел бездну и холодные руки тянулись к нему отовсюду. Почему-то никто не мог их отогнать, кроме Кирштейна.       Был третий вариант. Самый фантастический. Надо было рывком вытащить обоих, а самому упасть в пропасть. Это хороший финал – его нет, остались Микаса и Жан. Счастливая концовка, правдивая концовка. Без Эрена им станет легче – Микаса действительно освободится, а Кирштейн забудет как страшный сон все эти ночи рядом с ним.       И ту ночь тоже – её забудут они оба, наверняка без сожалений.       Только почему-то не оставляло чувство, что эти двое не расцепят пальцы – будут держать его всеми силами, пока все втроем кубарем не скатятся в самый низ.       — Я надеюсь, они отпустят меня, — сказал Эрен тихо. — С таким, как я, так и надо.       — О, Эрен, — по голосу было слышно, как Хистория улыбнулась.       — Скажешь, что я чего-то достоин? — усмехнулся Йегер.       — Скажу, что ты тоже важен для кого-то, как для тебя Микаса и… — Рейсс чуть нахмурилась. — и Жан. Возможно, ты важен для них в той же мере.       Этот клубок неясных чувств никак не становился меньше, и Эрен вздохнул.       — Но без меня определенно лучше.       — Не им, — заметила Хистория. — Не нам.       Эрен вздохнул. Ему не хотелось лезть куда-то глубже и вызнавать ещё какие-то важные вопросы. Было желание вообще всё это откинуть и поговорить о чем-то более приятном. Или хотя бы не о чувствах Эрена и этих сложных непонятных махинаций с выбором, что же по итогу для них всех лучше.       — Пойдём до автомата за кофе? — Йегер припомнил в конце коридора старенький автомат с кофе, который иногда не выдавал сдачу, а иногда зависал, выдав стаканчик без всего.       Рейсс согласно кивнула.       — И мне за рубашкой. Не хочу спать так, — заметила она, спуская босые ноги на пол.       — Тут есть рубашки? — удивился Эрен.       — В одном из шкафов где-то были, — кивнула Рейсс. — В нижнем ящике у Марии есть паста и щётка. А у кого-то припрятаны подушки под шею. И даже один плед.       Эрен удивленно улыбнулся.       — Я не хочу знать, почему это всё тут есть, — заметил он.       — Ты не представляешь, сколько скелетов в шкафу даже у такой команды, как моя, — Хистория приоткрыла дверь в тёмный пустой коридор. — Ты тут приживешься.       Эрен вышел следом за ней с мыслью, что их странная связь оправдывает себя полностью – от запутанных разговоров до ночевок в офисе, где, кажется, такое было не в новинку.

***

      Звонок раздался за минуту до пробуждения и был похож на будильник. Эрен устало потянулся за телефоном и чуть не уронил его. Хистория заворочалась под пледом. Стулья они поставили рядом, чтоб было больше места. Про себя Йегер ещё думал, что тепло Рейсс поможет отогнать плохие сны. Но, увы, её близость не до конца сработала – всё равно ночь прошла тяжело, и Эрен то и дело словно застревал в вязком киселе спутанных неразборчивых сновидений. Одна радость – не было того холода и матери. Только едва различимые образы, слишком быстро сменяющие друг друга, чтоб полноценно их осознать.       — Да? — Эрен хрипло сказал в трубку.       — Эрен, — знакомый голос будто сомневался в собеседнике.       — Зик, — вздохнул Йегер, ощущая, как сон окончательно покидает его. — Чего тебе?       Звонки брата иногда проходили сносно, они даже спокойно разговаривали. А иногда от одного голоса Зика внутри всё вскипало от гнева, и говорить было невозможно. Он был мостиком к отцу, а значит к куче воспоминаний и чувств, которые хотелось сжечь.       — Отец приезжает сегодня, — сказал он спокойно. — Он… Хотел увидеться. Узнал про новую работу и вообще.       Эрен даже не спрашивал, откуда Гриша получал информацию. Часть наверняка от Зика, другую – от Микасы. От знания, что отец в курсе некоторых событий в его жизни, становилось тошно. Подкатывала злоба волнами и порой даже земля уходила из-под ног. Он не должен знать.       А где-то глубже сидел кто-то маленький и тихо просил найти отца. Было чувство, что он потерялся в огромном супермаркете, мама давно исчезла среди полок, а отец где-то у входа. Но где этот вход?       Чаще всего Эрен затыкал этого неизвестного ребёнка внутри. Он не хотел искать отца в супермаркете. Он сам способен найти выход. Для этого никто не нужен.       — Я рад за него, — холодно отозвался Йегер. — Что-то ещё?       — Эрен, — Зик явно курил – по звуку он только что выпустил дым вместо выдоха. — Ты же не ненавидишь его.       Эрен считал, что ненавидит. Во всяком случае как ещё назвать это чувство? При виде или упоминании отца он вспоминал мать рядом и отрешенность Гриши в последние несколько месяцев. Йегер думал о фотографии на шкафу, на которую взгляд упал тем утром. Перед глазами улыбающийся краем губ Гриша с поблекшего изображения, а руку сжимают холодные пальцы. Контраст, от которого подкатывала тошнота.       В тот день ему хотелось сжечь фотографию или порвать, избавиться от неё – от этого застывшего во времени взгляда Гриши, его выражения лица. Но вместо этого оно смешалось с оглушенным на вид отцом на похоронах. Он стеклянным взглядом смотрел на всех людей, даже на Эрена. И это так чертовски злило.       Может, если бы Гриша реагировал в унисон с Эреном, то было бы легче. Они бы вместе и рыдали, и кричали, и злились, и горевали. Были бы рядом, разделяли эти эмоции. Но Гриша был словно в другой вселенной, а Эрен тащил всю тяжесть потери на себе один. И за это отца уже можно было возненавидеть.       Он не зашёл в этот чертов супермаркет, и Эрен потерялся там один, чёрт его дери.       — Я не хочу его видеть и общаться с ним, — выплюнул Йегер. — И не понимаю, почему ты так хочешь, чтоб мы встретились.       Он выдохнул.       — Мне казалось, что ты тоже его ненавидишь, — закончил Эрен.       Зик хмыкнул.       — Это сложно, — отозвался он спустя время. — Я не люблю его, как надо любить родителя. Но я тут кое-что понял.       — М? — Эрен тихо встал со стульев, оборачиваясь на спящую Хисторию.       — В этом мире остались только мы втроем – такая у нас выходит семья. Другой у меня нет. А я хочу хоть попытаться почувствовать единение с родными. Хотя бы его подобие.       — Так построй семью сам, — фыркнул Эрен, аккуратно приоткрывая дверь. Ему до жути хотелось отвратного кофе из автомата.       — Но вы есть, — заметил Зик. — Есть мы втроем, и мы должны попытаться побыть семьей. Может, неидеальной, но другой у меня нет. И, возможно, к отцу я не питаю любви, но ты для меня важен.       Эрен вздохнул.       Остались только они втроём.       Но у Эрена была Микаса – важная часть внутри него и осколок прежней семьи. А в кровати рядом спал Жан с тёплыми руками и сонным бормотанием приятным голосом.       Только они втроём.       — Так зачем нам отец? — Эрен почти огрызнулся. — Поиграем в братьев, и хватит.       — Потому что отец важен для тебя, — Зик словно вздохнул. — Вы были ближе, он для тебя важнее.       Если Гриша, то Карла. Если Карла, то утро с застывшими холодными пальцами и фото счастливой семьи. Всё это комом накатывало, не давая и вздохнуть. Йегер словно безмолвно задыхался от слёз и ненависти.       Может, и не на отца. Но его не было рядом, он не разделил этот ужас. И Эрен чувствовал жгучую обиду.       — Я подумаю, — вздохнул Эрен. — Тебе станет легче?       — Немного, — подтвердил Зик. — Разберитесь между собой. Такая уж наша семья, но вдруг полегчает.       Йегеру хотелось врезать отцу. Может, тогда и полегчает. Но это не точно.       — Ладно, — отмахнулся Эрен, мысленно уже выбирая кофе.       Только они втроём.       — Я позвоню ближе к делу, — сказал Зик и отключился.       Эрен раздраженно выдохнул. Хистория открыла один глаз и сонно улыбнулась.       — Добрые вести с утра? — спросила она чуть хриплым голосом после сна.       Эрен только кивнул. Теперь до встречи с отцом внутри запустилась мясорубка мыслей. От самых светлых и тёплых до того злосчастного дня, когда отец выглядел ошарашенно и растерянно, но всё же сдержанно, словно с Карлой всё хорошо.       — Ты настолько не рад отцу? — улыбнулась Хистория, потягиваясь.       — А ты своему рада?       Рейсс зевнула и потешно закрыла рот ладонью.       — Мы же про твоего, — она протёрла лицо руками. — Да и твой не женит тебя на Микасе, чтоб только ты не спал в одной постели с Жаном!       Хистория по-дружески тыкнула его, но Эрен отшатнулся. Рейсс тут же перестала улыбаться, пожала плечами и спустила ноги на пол – в туфли.       — Представь, что у тебя не станет отца, — сказала она чуть холоднее.       — Вот было бы прекрасно, — вздохнул Йегер.       Рейсс пожала плечами и вышла, захватив оставленную с вечера щётку и пасту. Эрен почувствовал вину за то, что огрызается прямо с утра.       Он не знал, как отнестись к гипотетическому сценарию «отца больше нет» - потому что не представлял его. Злоба и горе коктейлем замешивались внутри и не было варианта, что источник этих чувств вдруг пропадёт.       Эрен стал сжимать и разжимать ладонь, и каждый раз будто ощущал всё больше и больше холода.       Если маленький ребёнок всё же найдёт выход из супермаркета, то как он будет себя чувствовать, когда поймёт, что там никого нет?       Хистория возвращала себе вид человека, который абсолютно точно не ночевал в офисе. Эрен старался отвлечься, ломая стаканчик от кофе. Вибрация почувствовалась не сразу.       — Эрен! — Зик запыхался и говорил встревоженно. — Отец, он!       — Приехал? — раздраженно вздохнул Йегер.       — Нет! Да!       Эрен закатил глаза. Хистория скользнула по нему взглядом, но ничего не сказала.       — Он упал, очень неудачно…       — Поднялся? — раздраженно уточнил Эрен и приготовился сбросить вызов.       — Мы едем в больницу, он без сознания, и его рука…       Зика отвлекли внешние голоса – резкие и строгие. Тот отвечал им с нарастающим беспокойством, но слов было не разобрать.       Эрен ощутил, как горло сдавливает что-то.       — Что с ним? — спросил он тише. — Что с отцом? Он жив?       — Я скину адрес больницы, — бросил Зик. — Успей, пожалуйста, пока…       Он не договорил. То ли случайно задел, то ли связь пропала, то ли намеренно. Эрен уже не знал.       Мальчик потерял маму в супермаркете, а папы нет на парковке. Он один, совсем один в пустынном огромном здании в звенящий полдень.