Ода фемслэшу

"Это ты. Это всегда была ты". Гермиона смотрит на фразу, аккуратно выведенную на листочке бумаги, и она кажется ей пустой и холодной, не несущей в себе всего того тепла, которое хотелось бы в неё вместить. Просто набор слов, будто она играла в пятнашки и случайно собрала комбинацию. Смысл потерялся, затерялся где-то между страниц её ежедневника. Гермиона откладывает в сторону ручку и с тяжёлым вздохом тянется к чашке с кофе. Как всегда, капучино с каштановым сиропом. Глоток ароматного кофе отрезвляет, возвращает из мира собственных мыслей в реальность. Она должна дописать это письмо и отправить его. Должна. Обязана. Но слова никак не идут, Гермиона тщетно пытается выдавить из себя ещё хотя бы строчку. В школе у неё никогда не возникало проблем с написанием сочинений, а сейчас в голове пусто и ничего, кроме этой жалкой фразы, Гермиона написать не в силах. На выпускном, два года назад, Луна задала ей простой вопрос, и ответа на него не получила до сих пор. "Кто так крепко засел у тебя в сердце, Гермиона?". Может, наргл, думает Гермиона зло и рвёт письмо на мелкие кусочки, вырывает новую страницу из ежедневника и пишет... ровно то же самое. Она всегда считала, что счастье — это чашечка кофе и хорошая книжка, но последние несколько лет доказали, что счастье — это пропускать пряди волос Луны сквозь пальцы, целовать её в шею и вдыхать аромат земляничных духов. Гермиона ни разу этого не делала, но уверена — это сделает её по-настоящему счастливой. "Да ты, должно быть, замужем за кофе, Грейнджер", — как-то сказал ей Рон, когда она отказалась пойти с ним на свидание. Гермиона предпочла бы, чтобы так и было, но кто же знал, что она влюбится без памяти в школьную подругу сестры своего бывшего бойфренда? Сюжет для какой-нибудь мыльной оперы. Гермиона ни за что не предположила бы, что станет героиней ситкома, но вот, пожалуйста, сидит в кофейне, где работает Луна, и пытается написать ей любовное послание, которое раскроет её многолетнюю тайну. Сейчас должен раздаться закадровый смех, но почему-то она всё ещё сидит в тишине. "Это ты. Это всегда была ты", — гласит письмо, превращая избитую фразу в святую истину, и Гермиона готова поклясться, что больше ни строчки из себя не выжмет. — У тебя всё в порядке? Луна подходит незаметно, так что Грейнджер вздрагивает и поспешно прячет письмо под книжку. Она не планировала отдать его сейчас — как всегда, решила тянуть до последнего и отправить по почте. Так же, как тянула с признанием — она ведь ходит влюблённой со старших классов, а они уже два года как окончили школу. Она не готова была признаться. Ни себе, ни Луне, ни кому-либо другому. Но теперь... теперь Гермиона ощущает себя готовой, вот только нужные слова почему-то так и не приходят, а кофе в чашке всё меньше и меньше. — Да, — она улыбается Луне, делая вид, что у неё всё прекрасно. — Можешь принести ещё кофе? Луна кивает с улыбкой и уносит пустую чашку и тарелку с крошками от печенья, а Гермиона роняет голову на руки и мысленно стонет. От собственной трусости становится стыдно. Два года, Грейнджер, два года! ...она допивает вторую чашку капучино и уходит, оставив на столе чаевые и послание для Луны, в котором не смогла даже черкнуть слова извинения за чрезмерную краткость. И уже на следующий день получает ответ в виде сердечка в пенке её утреннего капучино. Луна, определённо, не собирается ждать два года и молчать, но Гермиона всё равно удивлена, когда Лавгуд приглашает её на свидание, словно эта нелепая фраза в письме действительно что-то значит. — Чудесное признание, — ласково говорит ей Луна, держа её за руку, пока они идут до соседней кафешки, и Гермионе вдруг перестаёт казаться, что её послание было таким уж глупым. В конце концов, это и в самом деле всегда была Луна. Только она.