Боль в 180 дБ

      

I

      Хогвартс шумит и радуется, окончание долгого, сложного года празднуется большинством школьников, особенно теми, кто перепоступил на последний курс заново. Те, кто сражался за мир, свет и добро, кто выступил в открытом бою с Волан-де-Мортом, вынуждены были окончить школу на год позже. Среди них — золотая тройка, Невилл Долгопупс, Драко Малфой, Блейз Забини, Полумна Лавгуд и многие другие. Были и те, кто решил покинуть Хогвартс без его окончания. Война оставила на них свой отпечаток, было сложно винить их в этом.       Зато сейчас празднование кажется таким красочным и масштабным, что дух захватывает. Большой зал, украшенный сотнями горящих огней, поражает фантазию. Учителя в праздничных мантиях, плачущие от значимости момента. Дети, которые давно перестали быть детьми, прощаются со школой, которая стала для них вторым домом.       Впереди у них — сложная, выматывающая дорога, каждый выберет ее для себя сам. Кто-то пойдет получать высшее магическое образование, а кого-то уже пригласили на работу в министерство или на мелкие предприятия, заинтересованные молодыми амбициозными кадрами. Кто-то посвятит себя путешествиям и познанию мира, а кто-то просто будет искать себя. Но это будет потом. Потому что сейчас они едят праздничную еду, приготовленную эльфами-домовиками, имеющими трудовую книжку, чего раньше невозможно было даже представить. Ученики наслаждаются пуншем, смеются, запускают фейерверки, танцуют, поют и участвуют в глупых, но таких веселых конкурсах.       Всю эту праздничную феерию нарушает лишь один неприятный момент: Гермиона не может выкинуть из головы то, что теперь они будут видеться значительно реже. Особенно их тройка: она, Гарри и Рон. Девушка так привыкла к ним, привязалась, что прощаться с ними — просто невыносимо.       — Ну чего ты раскисла, — подбадривает ее Рон в сотый раз за день, — мы же не в другой мир отправляемся! Будем встречаться на выходных!       Только Гарри замечает, как ее лицо при этом становится еще более грустным и далеким. Он как никто другой умел ее понимать и поддерживать. Парень с неодобрением смотрит на друга, но тот этого не замечает. Все его внимание сосредоточено на худощавой брюнетке, которая суетится в толпе слизеринцев. Весь этот год Рон сходил по ней с ума, хоть она и дала ему понять, что не воспринимает его как мужчину. Максимум, что из него вышло бы, — друг. И то, что это за дружба такая, если она просто пользовалась тем, что этот идиот влюблен в нее по уши и готов делать для нее то, что не могли другие? Рон освоил игру на гитаре, приносил из магазина своего брата игры, стоящие как новая метла, отдавал их даром по доброте душевной. Задабривал сладостями, как языческого бога. Не забывал делать комплименты тому, как здорово ей идет новая помада или кофточка.       Гермиона все это время лишь с недоумением наблюдала за этим волочением за Пенси Паркинсон. Почему из всех девушек Хогвартса Рон выбрал именно ее: дешевую, лицемерную, ничего из себя не представляющую дрянь? Или это все-таки правда — и мужчины просто предпочитают стерв?       Она-то не могла выкинуть из головы их поцелуй — единственный, отчаянный, голодный. Для нее это было открытием чувств, для Рональда — лишь спонтанным решением, так как они могли умереть в любой момент. Вспышка адреналина — не более. Они не обсуждали тот момент по-серьезному. Гермиона боялась сделать хуже разговорами, вытащить наружу то, чего не хотела слышать. Рон же полностью переключился на Пенси. Скорее всего, он подумал, что Гермиона поймет, простит и примет все это как данность. Как и за все годы дружбы она глотала одну грубость за другой, его невнимательность и каменное безразличие.       Не в силах больше выдерживать этот жадный взгляд Рона на другой девушке, она решает пойти подышать свежим воздухом. Ноги сами несут ее на астрономическую башню. Не найдя там больше никого, она наконец вытаскивает из волос целую охапку шпилек, позволяя локонам свободно упасть на плечи. Облегченный стон вырывается из ее груди от того, что ее голову будто перестали сжимать в стальных тисках. Девушка так старалась быть красивой сегодня. Справиться с непослушными волосами было непросто, сделать макияж, когда ты красилась от силы дважды за всю жизнь, — тоже. А еще нужно было найти красивое платье не за все галлеоны мира, что оказалось практически непосильной задачей. Спасала Гермиону государственная стипендия, выданная по причине… Потери кормильца.       Не плакать. Она так сильно сжимает кулаки, что чувствует боль от впившихся в кожу ногтей. Смириться. Просто нужно смириться с тем, что она больше никогда не увидит маму и папу. Не придет к ним за советом или ласковым словом. Не услышит смешных семейных историй и не пересмотрит домашний архив с фотографиями. Все уничтожено, сожжено дотла, оставив кривые рубцы на душе. Но… Такова жизнь. Нужно было смириться с тем, что ей не повезло и что война забрала у нее не только друзей, соратников и наставников, но и семью. Хотя это было эгоизмом — все они потеряли кого-то в битве за свободную жизнь.       Ветер остужает ее лицо, приводя в чувство. Но вместе с горечью от поведения Рона уносятся прочь и остатки веселья. Гермиона раздумывает о том, что уже через месяц она будет работать в Министерстве Магии. Ей предложили работу в отделе по связям с общественностью. Пугала необходимость знания французского языка для одного из текущих проектов. Гермиона, хоть и владела им, но все же не была довольна своим уровнем. Хотя она никогда не была довольна собой. В словаре на слове «перфекционизм» должна была быть ее плачущая фотография.       Гермиону не пугает то, что она собирается приступить к первой в жизни работе, но тем не менее нервная дрожь не отпускает. Жизнь меняется слишком кардинально за последние несколько лет, Гермиона не идет в ногу с ее скоротечностью.       Наблюдая за тем, как сильный ветер гонит облака по ночному небу, ей кажется, что кто-то так же сильно подталкивает в спину и ее, так, что она не успевает перебирать ногами. С сожалением Гермиона замечает, что позади нее раздаются шаги. Наверняка какая-то парочка, решившая уединиться в такой романтичный теплый вечер подальше от любопытных глаз.       Но перед ней появляется лишь один человек, видеть которого не доставляет удовольствия. Высокий, подтянутый, одетый в черный костюм, словно срисованный с картинки. Парень держит руки в карманах, но его поза настолько расслабленная, словно перед ним не стоит человек, которого он презирал всю свою аристократически правильную жизнь.       Драко Малфой пытался извиниться за старые поступки, слова и принесенную боль. Перед ней, Гарри, Роном и многими другими людьми, пострадавшими от его нарциссизма и эгоизма. Кто-то сумел оставить это в прошлом, проведя новый учебный год относительно мирно. Даже Гарри, памятуя о добром поступке Нарциссы, сменил тон, которым он говорил с Драко. Рон делал вид, что блондина не существует. А Гермиона… Внутри нее словно взорвался коктейль Молотова. Малфой уничтожал ее. Все годы в Хогвартсе, каждый чертов день, будто кто-то выдал ему это как задачу для внеклассных занятий. Подкалывать Гермиону, обзывать, ставить в неловкие ситуации, высмеивать перед чистокровными волшебниками, доказывая ее никчемность. Девушка точно знала себе цену, но даже если кошке изо дня в день повторять слова о том, что она собака, рано или поздно она залает.       Гермиона ненавидела его так, что красный цвет ярости застилал ей глаза. В моменты одиночества, оставаясь один на один со своими мыслями, она представляла, как делает с ним ужасные вещи. Применяет непростительные заклинания, заставляя молить ее о пощаде, признавая то, что она ничем не отличается от чистокровных волшебников. Презрение к его чванливости пустило корни в самое сердце, поэтому даже самые большие его достижения и перемены в характере не меняли ее отношения к нему. Но после взрыва этих эмоций осталась лишь выгоревшая пустота, в которой вдруг обнаружилась жалость. При этом она говорила скорее о мягкосердечности девушки, чем о том, что между ними могло что-то измениться.       Малфой и Грейнджер сторонились друг друга, избегая любого контакта, даже самого незначительного. Это давало возможность им дышать. Обоим.              А сейчас он стоял перед ней: спокойный, рассматривающий ее безо всякого стеснения. Гермионе это откровенно не нравится и, закатив глаза, она делает глубокий выдох и пытается пройти мимо. Но Драко преграждает ей путь, говоря:       — Ты сегодня грустная.       Это становится шоком, таким, что она останавливается на месте, пытаясь уловить издевку в тоне сказанного. Но ее нет. Драко просто смотрит на нее так, будто пытается разглядеть что-то в ее глазах. Гермионе становится не по себе, потому что это несвойственно для отношений между слизеринцем и гриффиндоркой. Черт возьми, о чем она вообще думает, между ними нет ни-ка-ких взаимоотношений.       — Дай пройти.       — Это из-за Уизли?       Это заставляет ее остановить на нем свой взгляд, фокусируясь на лице, внезапно участливом. Хочется ударить и бежать без оглядки. Потому что это не его гребаное дело.       — Ты же понимаешь, что он недостоин того, чтобы ты так убивалась? Весь вечер с него глаз не сводишь, будто он принц из сказки. Не думал, что ты предпочитаешь настолько низкопробную литературу.       Это она сейчас хрюкнула от смеха? Гермиона отступает от него на шаг, удивляясь тому, что вообще сейчас происходит.       — Ты берешь на себя слишком многое, Малфой.       — Я просто не люблю, когда придуркам достается что-то, чего они не заслуживают. Например, твое внимание, такое пристальное, что ощущалось через весь Большой Зал.       — Тебе должно быть все равно, Малфой. С чего вдруг такой подозрительный акт заботы?       — Что, если я скажу, что мне не все равно?       — Что, если я скажу, что мне все равно?       — Не будь с ним, — резко выдыхает он так, что слова зависают в воздухе между ними.       Ее удивлению нет предела, глотая воздух, возмущенная и раскрасневшаяся, она не может принять решение, по какой щеке его ударить — по правой, где виднеется едва заметный шрам, который появился у него во время войны, или по левой — настолько идеально гладкой, что так и напрашивается на то, чтобы она испортила такое совершенство.       Гермиона не успевает додумать это все, потому что одним большим шагом он сокращает расстояние между ними, запускает руку в золотисто-каштановые волосы и впивается в нее яростным поцелуем, от которого в ее солнечном сплетении будто взрывается электрический разряд. Всего на секунду, прежде чем она отталкивает его и отвешивает звонкую пощечину, вытирая губы, но даже этого хватает для того, чтобы Драко улыбнулся краешком рта.       — Не будь с ним.       — Ты — чертов псих! — выкрикивает так, что голос срывается на хрип. — Кем себя возомнил? Мне все равно, что ты там думаешь, чего хочешь и вообще зачем это все! Держись от меня подальше!       Коридоры проносятся мимо, словно она летит на метле, а не бежит сломя голову. Возвращается к ребятам, но не рассказывает о случившемся. Остается надеяться, что этот пренеприятнейший инцидент останется в прошлом и сотрется из памяти. Драко больше не появляется, что становится для Гермионы хорошим знаком. Последний день в Хогвартсе больше не омрачается стараниями других людей.              Прощаться с родными местами всегда сложно, но сейчас Гермиону раздирают противоречивые эмоции. Хочется смотреть в будущее с надеждой, с ясными мыслями и светлыми планами. Но ностальгия, прилипчивая, как пожеванная жвачка, остается с ней, куда бы она ни пошла. Девушка прощается с кабинетами, в которых больше не будет учиться, со своей комнатой, которую она делила еще с тремя девушками. Грустно оглядывается на поле для квиддича и на новенькую хижину Хагрида, успевшую стать ей родной.       В последний раз она садится в Хогвартс-экспресс, который увезет ее в Лондон. Предстоит найти квартиру, хотя варианты скудные с ее финансовым положением. Министерство могло бы и подсобить героине войны, но нет. Гермионе приходилось копить эти деньги весь учебный год, чтобы сейчас не остаться на улице.       За окном льет дождь, словно небо не хочет прощаться с полюбившимися детьми. Все они сидят в одном купе: Гарри, Рон, Гермиона и Джинни. Как всегда неразлучные, но сейчас от этого больно, потому что на вокзале им придется распрощаться. Гарри, Джинни и Рон отправятся в Нору (миссис Уизли очень хотела увидеть Поттера напоследок, ведь он стал ей практически сыном, а после потери Фреда Молли вообще была сама не своя, опекая всех вокруг), тогда как Гермиона встретится с риелтором и начнет обходить квартиры, которые ей по карману.       Немного обидно от того, что ее с собой не позвали. Друзья делали мягкие намеки на то, что она могла бы остановиться у них первое время, но все это было слишком сложным. Кто она им? Семье Уизли. Нахлебница и прилипала. Нет, она должна была научиться самостоятельности, тем более что чувство жалости, которое все испытывали, вспоминая ее родителей, делало ей только больнее.       — Гермиона, не куксись, — утешает ее Гарри, — ты же такая сильная! А это всего лишь жизненные временные трудности. Ты справишься с ними легче, чем с контрольной у Слизнорта.       Гермиона улыбается и отшучивается от таких слов, стараясь не показать собственного страха. Все привыкли видеть ее каменной стеной, но она давно перестала таковой быть, словно стресс прошедших лет что-то надломил в ней. Она не собиралась сдаваться, нет, но это не значит, что ей чуждо волнение или страх перед неизвестностью.       Поездка, обычно долгая, наполненная тишиной и легкой дремой, в этот раз прошла молниеносно. Очнувшись на перроне, Гермиона рассеянно смотрит по сторонам. Рядом неловко переминается с ноги на ногу Рон, прощаясь с ней кострубатыми, несвязными предложениями. Она смотрит на него с горечью. Как глупо… Она сама себя убедила в том, что между ними может быть что-то, тогда как он и не думал строить с ней будущее, не готов был даже разделить настоящее. Все, что у них было, — зыбкое прошлое, которое сотрется со временем из памяти, оставаясь в ней неясной тенью.       Джинни же крепко ее обнимает и обещает как можно чаще писать и звонить, а Гарри просто долго не выпускает из своих объятий. Он отводит подругу в сторону и серьезно заглядывает в ее глаза:       — Гермиона, прошу тебя, не дай этому, — он бросает взгляд на Рона, — сломить тебя. Было и прошло. Если тебе будет нужна моя помощь — просто попроси, не стесняйся. Я верю в тебя, ты умничка и у тебя все обязательно получится, слышишь? А если не получится — бросай все и приезжай в Нору, Молли всегда примет тебя с распростертыми объятиями. Залатаешь дыры — и снова в бой, м?       Она не в силах сдержать слезы от важности момента, от того, что Гарри научился так хорошо понимать ее за все годы, не остался в стороне, не забыл о том, что ей тоже может быть тяжело. И пусть от этих слов не станет легче, пускай они ничего не изменят. Главное — что он их сказал и что хотел в них вложить.       Гермиона долго прощается с миссис Уизли, обнимает ее, пока женщина нашептывает на ухо о том, что всегда будет ждать в гости, что они обязательно найдут для нее уголок, если ей это понадобится.       От очередной волны слез ее спасает красивая женщина в обтягивающем костюме с папкой в руках. На ее лице красуется бордовая помада, а взгляд пробегается по недорогой одежде девушки. Риелтор, которую наняла Гермиона, выглядит как руководитель компании — серьезно, сдержанно и очень уверенно, особенно по сравнению с расстроенной и слегка испуганной Гермионой.       Они обходят квартиру за квартирой, в какой-то момент начинает казаться, что это никогда не закончится. Здания мелькают одно за другим, но все это не то. Если квартира устраивала Гермиону внешне, то она не могла бы оплатить ее и наоборот. Те, которые оказались ей по карману, выглядели как жертвы первой магической войны. С каждым новым вариантом настроение Гермионы падало все ниже и ниже.       Терпение все же было вознаграждено. Маленькая квартирка под самой крышей со стареньким ремонтом и хлипкой мебелью, без разрешения заводить животных (хорошо, что Живоглот укоренился в Норе и покидать ее не желал ни под каким предлогом) и детей. Ни первого, ни второго Гермиона заводить в ближайшем обозримом будущем не собиралась.       — В чем подвох? — спрашивает в лоб у Джессики.       Женщина слегка брезгливо рассматривает убогое убранство квартиры, не решаясь присесть ни на одно из имеющихся кресел.       — Жалуются на соседей, те уже пять лет подряд поют караоке, начиная с полуночи, заканчивая с рассветом.       Проблемой это не было — Гермиона поставит заглушающее заклинание и не услышит их истошных воплей, Джессике об этом знать не следовало по понятным причинам. Женщина видит, как клиентка застывает в раздумьях и, вздыхая от усталости, произносит:       — Думаю, мы сможем выбить из хозяев небольшую скидку, квартира пустует уже больше полугода, они будут рады любому арендодателю.       Гермиона соглашается. Не потому, что ее устраивают обстоятельства, а потому, что на сегодня это был единственный вариант, с которым она могла смириться. Нужно просто найти положительные стороны: зато она будет жить в центре города и до ближайшего входа в Министерство — рукой подать. Неоспоримым преимуществом было и то, что въехать можно было хоть в эту же секунду.       После бумажной волокиты и всех выплат, Гермиона наконец остается в одиночестве. Обводит взглядом крохотное помещение, раздумывая, что она может сделать с помощью магии, чтобы окончательно не тронуться умом.       Тишина пустых комнат мягко опускается на нее, погружая в мысли о том, что ее ждет. Сама не зная почему, Гермиона вдруг наполняется оптимизмом. Это сейчас у нее ничего нет, она едва успела закончить школу и, по сути, была голой и босой. Но совсем скоро она приступит к работе, получит первую зарплату и сможет рассматривать перспективы будущего.       Месяц она живет скромно, приводя свой уголок в божеский вид. Гарри звонит ей каждые два дня, уточняя, все ли в порядке. Гермиона говорит, что да. И не важно, что этот порядок — случайный. Рон не связывается с подругой, будто погружен исключительно в свои проблемы. Гарри не говорит о нем, а Гермиона не спрашивает, думая о том, что человека, в которого она влюбилась, пора бы вычеркивать из своей жизни, раз уж она ему не нужна. Только вот женское самолюбие задето, как и гордость, потому что, когда тебя предпочитают какой-то дешевке, тяжело убедить себя в том, что дело вовсе не в тебе.