***
— Скажи мне, Володя, — обратился к сидящему за столом хирургу секундой назад вошедший в кабинет статный мужчина, — на кой чёрт ты сделал эту мадам своим заместителем? — его серьёзный, немного грубый голос хлёстко разрезал пространство, а лукавый взгляд незамедлительно начал прожигать собеседника. — Она мать-одиночка, — отрываясь от изучения аккуратно разложенных перед ним бумаг, спокойно отозвался Бирюков, — с двумя детьми. Тебе ли не знать, Толя, какие зарплаты у нас получают рядовые врачи в государственных клиниках… — приподняв руку, он указывал другу на находящееся рядом с ним кресло, — присаживайся! — Ещё скажи, что она тебе глазки не строит? — оказавшись на уровне мужчины, хитро поинтересовался тот, начиная стучать подушечками пальцев по деревянной поверхности. — Толь, какие глазки? — с едва заметным раздражением выпалил Владимир. На редкость тяжёлая смена явно давала о себе знать. — Я, позволь тебе напомнить, глубоко женатый человек. — Я тоже женат, — приподняв правую кисть, Алеников театрально продемонстрировал своё обручальное кольцо, — но это абсолютно не мешает всяким фифам пытаться меня соблазнить с расчётом на то, что я как-то поучаствую в обустройстве их жизней, — его брови тут же взлетели, придавая лицу наигранно горделивое выражение. — Ну, нельзя же настолько сомневаться в людях, чтобы считать, что все вокруг только и хотят, что тебя использовать, — издав неодобрительный смешок, мужчина без особого энтузиазма вернулся к чтению документов. — Странно, что с таким подходом к жизни ты вообще женился. — Время другое было. Молодо-зелено, знаешь ли, — погружаясь в свои мысли, задумчиво протянул Анатолий. — Да, и не имел я тогда ничего, — заметив, что собеседник вновь увлёкся работой, он встал с кресла и, направившись к выходу, бросил: «Смотри, дорогой мой, доиграешься ты когда-нибудь с этим своим желанием помочь всем и вся».***
«…синдром спасателя, будь он неладен», — полушёпотом, еле размыкая напряжённые губы, произнёс Бирюков. — Что? — удивлённым немного приглушённым голосом переспросила Ира, непонимающе уставившись на начальника, чей взгляд мгновенно опустился чуть ниже прежнего — на её травмированную скулу. — Будьте готовы к шести, — внезапно дёрнув за дверную ручку, отрезал он. — Когда закончу, я вас найду! «Спасти её от самой себя я не смогу. Попробую защитить хотя бы от вас, Анатолий Борисович».***
«У них какое-то дело в министерстве», — раз за разом, как на заевшей пластинке, звучал в голове высокий женский голос, пока вылетевший из здания НИИ им. Склифосовского мужчина стремительно приближался к ожидающему его чёрному минивэну. Сейчас его буквально колотило от злости и разрывающего сердце волнения. — Не больница, а базар какой-то, все всё про всех знают, а как про начальство разговор заходит, так они якобы не в курсе, — процедил он сквозь зубы, пытаясь хоть как-то сдерживать ураган обуявших его эмоций. — Уволить бы их с волчьим билетом! И действительно, сарафанное радио, состоящее по большей мере из младшего медицинского персонала, который, впрочем, не гнушался воспользоваться сплетнями, принесёнными некоторыми особенно болтливыми врачами, функционировало на высшем уровне, мгновенно разнося даже самые свежие сплетни. — Какое к чёртовой матери министерство? — голос начинал беззастенчиво срываться на крик. — Они что там, совсем охренели вдвоём? — хотелось объехать все рестораны, бары, посуточно сдаваемые квартиры и гостиницы; объехать и найти её. Убедиться, что всё хорошо… или… придушить её прямо на месте. –Едем в бар! Порочный круг вновь замкнулся. Всё то тёплое и нежное, что он испытывал по отношению к Ирине в глубине своей искалеченной горем души, исчезало буквально на глазах, утопая в беспощадной насквозь прожигающей лавине агрессии. Малейшие воспоминания о такой важной для неё должности и о том, что она пойдёт на всё, чтобы её вернуть, раскалённым огненным шаром начинали отбивать дикий ритм в грудной клетке, постепенно поражая каждый миллиметр тела. Алкоголь же помогал остудить разгорячённый разум, впрочем, оживляя при этом противно тянущее чувство вины, чувство вины за смерть единственного сына; чувство вины, которое, вытесняемое защитными механизмами, ледяным водопадом его язвительных, больно бьющих под дых слов, в итоге обрушивалось на Павлову.***
— Ирина Алексеевна, в общем… — голос Нины звучал тихо и очень взволновано, — Анатолий Борисович приходил, — сделав паузу, прежде чем продолжить, она набрала в лёгкие побольше воздуха, — Таня сказала, что вы с Владимиром Дмитриевичем в министерстве и, кажется, он очень разозлился. Я подумала, что вам стоит об этом знать, — через пару секунд с противоположного конца провода слышались лишь короткие гудки. «Если уж и выслушивать дома упрёки, то точно не на трезвую голову», — решила для себя Ира, до последнего надеявшаяся на то, что сказанные в порыве слова не повлекут за собой практических действий. Прервав уже сильно затянувшееся неловкое молчание, периодически нарушаемое глупыми и ничего не значащими рабочими вопросами, она натянула на себя подобие искренней улыбки и предложила: «Может, закажем что-нибудь выпить?» Постепенно высокие вытянутые винные бокалы, звонко ударяющиеся друг о друга, сменялись пузатыми коньячными снифтерами. Цветочный сладковатый запах липы и лаванды уступал место более яркому и насыщенному древесному. Светлые разбросанные по плечам волосы явно досаждали своей обладательнице, заставляя её то и дело убирать их с лица, заправляя за уши. Мужчине же повезло больше — его аккуратно уложенный принстон не доставлял своему владельцу ни малейших хлопот. Только вот очки периодически запотевали, встречаясь с ядовитыми парами алкоголя. Разговоры приобретали всё более и более откровенный характер, а расстояние между собеседниками стремительно сокращалось. Терпкие нахальные нотки мускуса всё глубже проникали в невесомое облако аромата гвоздики и пачули. Музыка, казавшаяся изначально инородной, постепенно превращалась в неотъемлемую составляющую вечера. Застёгнутых на пиджаках пуговиц становилось всё меньше, сосуды расширялись, а лицо предательски краснело. Неестественно большие зрачки составляли прекрасный тандем с показательно меняющей цвет радужкой, а сознание всё сильнее затягивалось мутной пеленой, погружаясь во тьму, изредка разрушаемую яркими, ослепляющими вспышками. Темнота. Тяжёлая ладонь, давно покоящаяся на талии резко съезжает вниз, оказываясь на плотной ткани персиковой юбки. С безумным треском разъезжаются двери огромного лифта. Блестящее зеркало, словно покрытое лёгким газовым шарфом, отражает два расплывающихся силуэта — мужской и женский. Темнота. Поясница упирается в железную балку. В нос бьёт резкий запах терпкого парфюма. Шея начинает пылать от прикосновений горячих губ. Оглушительный звон рикошетит от стальных стен. Темнота. Ступни касаются холодного пола. Помещение заполняет глухой шум захлопнувшейся двери. Пиджак плавно сползает на пол. Темнота. Тело принимает горизонтальное положение, оказываясь на мягкой высокой кровати. Тёплые руки медленно скользят по голеням, поднимаются выше. В болотного цвета глазах отражается белоснежный кружевной бюстгальтер. Темнота. Внутренняя поверхность бёдер соприкасается с жёстким денимом. Пальцы впиваются в шершавую рубашку. Грубый кожаный ремень беспощадно цепляется за тонкую капроновую ткань, оставляя расползающиеся стрелки. Темнота…