***
«Прекрасный хирург и замечательный человек», — приторно слащавое изречение, сопровождавшее Бирюкова на протяжении последних семи с половиной лет, с подачи особенно восторженных пациентов превратилось для него в своеобразную рекламу. Богатые и влиятельные родственники бывших больных никогда не скупились на благодарность, радушно предоставляя спасшим их детей, родителей, супругов и любовников врачам, возможность значительно разнообразить свой обыденный досуг. И сейчас, внимательно отслеживая стремительно изменяющуюся дорожную обстановку, Владимир начал замечать, как идеально и пугающе события последних дней постепенно сложились в до ужаса знакомый пазл: Ирина, возникший, как чёрт из табакерки, Алеников, гематома, поцелуй и вишенка на торте — крайне настойчивое предложение одного из бывших пациентов, случайно встреченного в коридорах института им. Склифосовского, посетить недавно открывшийся при его отеле ресторан «с невероятной атмосферой». И хотя мысль о том, что по какому-то злому року он вновь погряз в этом болоте, его не на шутку тревожила, пути назад не было. Казалось, что все они находятся в искусственно созданном мире — симуляторе жизни, поставленном на ускоренный режим, по инерции управляемом жестокими и порой абсолютно лишёнными логики правилами. — Я не могу инициировать расследование этого случая — по прошествии лет, прежде досконально воспроизводимый голос бывшего друга, сохранив лишь смутные отголоски присущих мужчине интонаций, звучал в голове Владимира тускло и неузнаваемо. Впрочем, еле уловимые ноты боли, растерянности и неумолимо гаснущей надежды, покрытые плотной маской вызванной безысходностью злобы, навсегда въелись в его память. — Не буду я из-за тебя рисковать своей репутацией, не сейчас. — Я всё понимаю, Толь, — себя же он слышал предельно чётко: каждая запинка, каждый вдох, отражающийся глухим эхом в телефонной трубке. — Я прекрасно знаю, насколько сильно ты её любишь, но это не выход, — очередная тщетная попытка хоть как-то вразумить Аленикова, ради себя или ради него? — Потом будет только сложнее, больнее, и понимаешь ты это не хуже меня, — тяжёлая пауза, продлившаяся, казалось, вечность. — Знаешь, что, Володя, — буквально шипя от нежелания смиряться с этой мыслью, обратился к нему Анатолий, — тебя это никоим образом больше не касается. Всё, что ты мог для меня сделать — ты сделал и поверь, я тебе очень за это благодарен, — с каждым сказанным словом он буквально закипал, тон становился всё более категоричным и вызывающим, а голос так и норовил сорваться. — Насколько я помню, мы с тобой в расчёте, так что…отныне каждый сам за себя. — Ты мне не веришь? — от внезапного осознания происходящего, Бирюков моментально поник. — Не веришь в мою невиновность, так ведь? — острая обида, так неожиданно поразившая его, размеренно заполоняла разум. — Анатолий Борисович, мы с тобой знакомы, страшно сказать сколько, ты знаешь меня лучше моей жены, — из груди невольно вырвался нервный смешок. — Неужели в эти годы было что-то такое, что сейчас позволяет тебе усомниться в моей порядочности? — Видео, Володя, видео, — резкий решительный ответ моментально выдернул мужчину из лёгкой прострации, — на котором ты тащишь вусмерть пьяную женщину, которую до этого так страстно целовал, в номера. Прости, но я верю своим глазам, — фраза, ставшая последней, услышанной им от человека, которого до этого момента он искренне считал своим другом.***
— Повтори, — совершив неудачную попытку сделать щелчок пальцами и, как ни в чём не бывало указав на опустошённый секундой ранее тумблер, промямлил сидящий возле стойки солидный мужчина, четвёртый час целенаправленно опустошающий бар. «Какого чёрта ты с ним куда-то попёрлась, Ира?», — терзаемый неопределённым чувством волнения, раздражения и вины, мысленно, Анатолий снова и снова возвращался к тому злополучному дню, когда, не имея возможности подумать о последствиях, своим решением пустить всё на самотёк, определил судьбу возможно невиновного человека. «Мне жаль говорить об этом, но… вам стоит морально подготовиться, подготовить вашего с Еленой сына. Как мы и предупреждали, болезнь прогрессирует крайне быстро. У неё…у вас осталось совсем мало времени», — слова, монотонно отбарабаненные накануне врачом его жены, никак не выходили из головы, всё глубже погружая мужчину в состояние подавленности и безразличия. Противный писк разрывающегося раз за разом телефона, лишь на пятый раз был, наконец, услышан. — Зачем ты мне названиваешь, Петя? Если я не беру трубку, значит, на это есть причины, — надрывно проорал чиновник, удушаемый образовавшейся внутри пустотой. — Что за бред ты несёшь? Кого? — на какое-то мгновение ему показалось, что всё происходящее — лишь затянувшаяся первоапрельская шутка. — Напоил, изнасиловал? Что за бред ты несёшь! — появившееся намерение сбросить вызов и больше никогда не брать в руки этот проклятый аппарат, приносящий в последние дни лишь плохие вести, было бесцеремонно оборвано своевременно донёсшимся ответом. — Пойми меня правильно, Анатолий Борисович, — вопреки донельзя накалённой обстановке, голос собеседника звучал спокойно и размеренно. — Я знаю, что ты написал заявление о переводе в Швейцарию, знаю о твоей ситуации с женой. Доказательства причастности Бирюкова имеются, и признаться честно, довольно весомые, — пропуская через себя каждое сказанное им предложение, Алеников лишь глупо мотал головой, не желая верить ни единому слову. — Если ты встанешь на его сторону, а он окажется виновным, полетит, прежде всего, твоя голова, и тогда никакой заграницы тебе не видать. — Володя не мог… — таящая уверенность заставила голос изменнически дрогнуть. — Я отправлю тебе видео, решай сам. Готов ли ты из-за этого пожертвовать своей карьерой и семьёй? Продолжая сидеть около барной стойки, Анатолий как никогда отчётливо слышал рваный глухой ритм, отбиваемый клокочущей кровью в висках: противный нудный звук, ставший постоянным спутником мужчины в тот самый день, когда в его жизни вновь появился Бирюков.***
— Устали, Ирина Алексеевна? — поверхностная, лёгкая беседа, сопровождаемая сладковато-пряным запахом стейка «Шатобриан» с гарниром из запечённого с орехами и изюмом шпината, была прервана с виду неожиданным, но в глубине души тревожно ожидаемым звонком, который яркой, бьющей точно в цель искрой, оживил пламя того самого фитиля, впоследствии чего обволакивающая их ароматическая композиция наполнилась сначала пьянящими нотами вишни и клубники итальянского «Сhianti classico», а затем и сводящим с ума букетом дуба и лесного ореха восьмилетнего «Courvoisier». — Ирина Алексеевна, давайте я вызову вам такси? — запинаясь, предложил Владимир и, поднявшись со стула и аккуратно положив свои ладони на плечи подчинённой, на протяжении получаса проигрывающей схватку со сном, помог ей встать. — Неет, только не домой! — душевный разговор о господине Аленикове, его погибшем сыне и пощёчине напрочь отбил желание Иры видеть его как минимум сегодня. Опустив голову на грудь находящегося рядом мужчины, она, глубоко вздохнув, медленно прикрыла глаза. — Но вам надо отдохнуть, — опустив одну руку на её талию, свободной Бирюков подозвал администратора, который буквально через несколько секунд оказался у их столика. — М-м… — с трудом разомкнув отяжелевшие веки, она слегка покачала головой. Взгляд тут же упал на деревянную поверхность, а ладонь оказалась на практически нетронутом бокале коньяка. Очередной осушенный тумблер и всё материальное и реальное окончательно растворилось в полупрозрачном алкогольном тумане, уступив место на пьедестале контроля подсознанию, инстинктам и неожиданным воспоминаниям, вызывавшим на умиротворённом лице женщины еле заметную улыбку. «Что будем делать с этим прекрасным вином?» «Давайте с вами выпьем на «ты». Ну, зачем нам эта официальщина? Я, кстати, снимал с вас сапоги». Яркий цветочно-шипровый аромат парфюма устроившейся на его груди Ирины, захватывал Владимира в свой дурманящий плен, всё сильнее будоража его воображение. Устремив взор на её приобретшие от красного вина еле заметный синеватый оттенок губы, он бережно коснулся их подушечкой большого пальца и, проследив траекторию его движения вдоль нежной кожи, припал к ним в чувственном поцелуе, на который, прошептав что-то неразборчивое и ещё больше расплывшись в улыбке, она ответила взаимностью.***
Слабый, едва слышимый хлопок входной двери сообщил до сих пор не сомкнувшему глаз Аленикову о возвращении так ревностно ожидаемой им женщины. Выждав несколько минут в надежде на то, что она всё-таки появится в гостиной, он, ощутив накрывающую его волну раздражения, схватил со стола кружку с кофе, предусмотрительно сдобренным ста граммами коньяка, и, вскочив с дивана, направился в сторону прихожей. — Надо же…какие люди! Ирина Алексеевна, а тебе не кажется, что заявляться домой под утро — моветон? — оказавшись напротив абсолютно неподвижного силуэта, мужчина с ужасом заметил, что зелёно-голубые глаза Ирины, ярко отражая свет находящейся позади него лампы, отчаянно умоляли о помощи, оставаясь при этом абсолютно пустыми и лишёнными жизни. От ощущения гнетущей безвыходности сердце предательски защемило, однако, остановив свой изучающий взгляд на её шее, мужчина лишь нервно усмехнулся. «Ты прав… понравился», — не медля ни секунды выдала память, заставив его лицо исказиться гримасой отвращения. — Надеюсь, должность попросить не забыла? — презрение, насквозь пропитавшее своими ядовитыми парами его голос, окончательно добило блондинку: по её щекам одна за другой покатились горячие слёзы, а глубоко вдохнуть не позволяли оковы сдавливающей грудную клетку обиды. — Какая же ты дрянь! — со всей силы сжав всё ещё находящуюся в его ладони кружку, Алеников, неожиданно замахнувшись, швырнул злосчастную тару, через мгновение разбившуюся прямо у ног Ирины. Один из отлетевших осколков больно резанул по левой щиколотке, оставляя после себя тонкий длинный, сочащийся кровью порез. — Полагаю, это не проблема. Найдёшь, кто поможет. Всегда находишь, — злобно бросил он, прежде чем дверь квартиры с грохотом захлопнулась. Сложив руки в области солнечного сплетения, которую тут же скрутило от невыносимой боли, Ира почувствовала как, распространяясь по всему телу, её бьёт крупная непрекращающаяся дрожь. От заполонившего пространство запаха алкоголя свело скулы и стало невыносимо дурно. Прислонившись к холодной стене, она медленно сползла вниз, всё ещё ощущая босыми ступнями тепло от пролитого кофе.