***
Время, стремительно мчащееся вперёд, уже давно играло против него — с того самого момента, как измученно опустошённый взгляд зелёных глаз, на мгновение поймав его силуэт в стенах больницы, бесследно исчез в потоке людей. Посмотрев в них, он увидел глаза Лены — его жены, в тот самый момент, когда она решила, что единственным возможным выходом из тягостного плена неизлечимой болезни является самоубийство. Чёрный минивэн, освещая сумеречные улицы столицы беспорядочно мигающим светом проблесковых огней, нёсся в направлении давно знакомого дома. — Быстрее, — срывающийся в порождённое животным страхом безмолвие голос монотонно озвучивал одно и то же. Каждые пять минут… каждую минуту… практически не умолкая. Едва шевелящиеся из-за дикой слабости пальцы проскользнули в тугой узел галстука, силясь оттянуть его вниз, а нехватка воздуха порождала приступы тошноты, заставляющие серые глаза затягиваться туманной пеленой. — Объезжай по встречной, — не терпящим возражений бесстрастно-холодным тоном отчеканил Алеников, устремив взор на намечающуюся вдалеке пробку.***
— Наконец-то мы в Швейцарии, — нарочитая торжественность, такая театральная и неестественная, являлась лишь удобной маской. Пробежавшись взглядом по стоящей рядом с тумбочкой деревянной трости, Анатолий с тревогой взглянул на уставшую за время перелёта жену. Собранные в низкий хвост золотистые, словно солома, волосы, светло-голубые глаза, в которых при ближайшем рассмотрении можно было заметить вкрапления зелени и фарфоровая кожа без грамма макияжа. Иногда ему иллюзорно казалось, что болезнь над ней не властна, но отсутствие задорного румянца на ныне провалившихся щеках, требующая постоянной подшивки, висящая на хрупком теле одежда и эта чёртова трость. — Здесь самые лучшие врачи, — присаживаясь рядом с ней на упругий матрас, осторожно положил руку на мягкую велюровую ткань, обтягивающую миниатюрное колено. — Они тебе помогут. Обязательно помогут. На несколько мгновений в просторной светлой спальне повисло траурное молчание. Две пары глаз были недвижимо устремлены в сторону туманного озера, лежащего меж вершин поросших зеленью холмов, прекрасно видимого сквозь огромное раздвижное панорамное окно с небольшим выступом вместо подоконника. — Помогут… обязательно помогут… — вторя его голосу, потупив взор, она необычайно крепко сжала мужскую ладонь, никак не решаясь продолжить. Не будет ли это решение, так долго обдумываемое ею, принятое в одиночку, предательством? — Толь, я читала… — мельком взглянула на его профиль, тут же отворачиваясь, — здесь разрешена эвтаназия. Ошарашенно, словно его ударило током, или поразила молния, он на мгновение отпрянул, после чего резко сжал её пальцы. –Толя, послушай, — всё так же спокойно продолжала женщина, не без сочувствия замечая боль, отразившуюся на его лице скорбной, хмурой гримасой. — Раньше у меня была любимая работа, ты, — осторожно освободив руку, дотронулась до его щеки, — наша семья — каждым произнесённым словом она пыталась достучаться до его здравого смысла, — а теперь у меня ничего не осталось. И очень скоро я всё равно умру, хочешь ты этого или нет. — Ты что такое говоришь? — Резко дёрнувшись, Анатолий вскочил с кровати, и, сделав несколько широких шагов, оказался около окна. — Да, ты не можешь работать, Толик вырос, но я… — подушечки пальцев легко коснулись верхней губы, — Лена, я всегда буду с тобой, ты меня слышишь?! — Опустившись подле неё на колени, он проникновенно, стараясь поймать взгляд напротив, посмотрел в её глаза. — Не надо, Толенька, — ласково обратилась к мужу, запуская пальцы в его волосы. — Вспомни, когда мы с тобой в последний раз проводили время вместе, вдвоём? Прежде нам ничего не мешало, а сейчас ты на меня даже не смотришь. — Ты болеешь, Лена, тебе нужно беречь силы, — моментально парировал он давно заученной фразой, пытаясь убедить скорее себя в том, что всё делает правильно. — Вот именно, Толя, я болею, — отодвинувшись, она забралась на кровать, бросая на него сочувствующий взгляд, — и это не изменится. Перерастающая в защитную агрессию обида на ситуацию заполонила сознание. Поднявшись с пола, он сделал несколько шагов в направлении выхода из спальни и, обернувшись, безапелляционно заявил: «Я запрещаю тебе даже думать об этом, ты меня поняла?»***
Босые ступни мягко касались паркетного пола, заставляя его периодически поскрипывать. Замершая тишина, на мгновение заполнившая пространство квартиры, прерванная резким щелчком выключателя и последующим за ним звоном кувшина, сменилась тихим бульканьем льющейся воды. — Ты куда ушла? — наблюдавший за всем этим Анатолий тихо подкрался сзади, крепко обнимая Иру за талию и, прижав к себе, устроил подбородок на её плече. — Водички попить. После твоего шампанского… — отпив пару глотков, демонстративно прокашлялась, начиная говорить чуть тише, — сушит вообще-то. — Не может такого быть, — вновь коснувшийся её губ стакан был ловко перехвачен мужской рукой и отставлен на деревянную поверхность тумбы. Не разрывая объятий, он развернулся на сто восемьдесят градусов, после чего, обхватив разбудившую его особу за плечи, расположил к себе лицом. Сделав несколько шагов вперёд, он вцепился в её талию и осторожно, но крайне профессионально подсадил на барную стойку, моментально оказываясь слишком близко. — Прекрати! — Пытаясь не засмеяться, прошипела Ира, перехватывая скользящие по её бёдрам ладони. Толя же и не думал прерывать начатое: пропустив её просьбу мимо ушей, он тут же приступил к расстёгиванию мелких пуговиц, которые, вопреки всем усилиям, с трудом поддавались совершаемым с ними манипуляциям. — Прекрати, кому говорю, рухнет сейчас, — тараторила она уже более настойчиво, — да и мы здесь не одни, если ты помнишь. — Такое забудешь, — уголки губ, через мгновение оказавшихся на её шее, дрогнули, а по прошествии ещё нескольких секунд, за которые строптивость Иры успела окончательно испариться, перед ними возник силуэт новоиспечённого соседа. — Тебе не кажется, Геннадий Ильич, что время-то уже не детское, — отстранившись от побагровевшей от стыда женщины, чьи скулы, впрочем, сводило от с трудом сдерживаемой улыбки, заметил тому Анатолий. — Надо спать. — Не детское, — подтвердил смущённый Кривицкий, опуская взгляд. — Я водички попить, — обойдя Аленикова, он взял кувшин, в то время как поймавшая этот момент Ира, тихо спрыгнув на пол, быстро скрылась в спальне. — Прекрасно, — безрадостно подытожил Толя, удаляясь вслед за покинувшей его женщиной, — свет погасить не забудь.***
Ключ провернулся в замочной скважине, и потревоженная дверь дважды тоскливо скрипнула. Пребывающая в безмолвии квартира наполнилась тихим шорохом, по-прежнему оставаясь погружённой во тьму. Лишь отблески света, проникающие внутрь сквозь неплотно задёрнутые шторы, периодически отражались в застланных слезами глазах. «Ирина Алексеевна, приезжайте скорее, тут…бред какой-то», — непрерывно звучал в голове раздающийся, словно из-под массивной толщи воды, голос Нины, которая так неожиданно потревожила бывшую начальницу в её последний неофициальный выходной, в то время как, замерев, Ира вглядывалась в свой безжизненный, опустошённый, потухший взор. Сбросив пальто, она прошла вглубь квартиры, на ватных ногах добираясь до кухни. Набрала стакан воды. — К чёрту, — прошипела в пустоту, остервенело выплеснув его содержимое в раковину. Пальцы вцепились в ручку кухонного шкафчика, из которого после была извлечена бутылка подаренного одним из пациентов коньяка и несколько блистеров с мелкими белыми таблетками. — Хоть какая-то польза от твоего пребывания в моей квартире, Гена, — прошептала себе под нос, растворяя одну за другой пилюли в горячительном напитке. Даже здесь хотела обеспечить себе максимальный комфорт. Как только приготовленная эссенция стала однородной, Ира залпом осушила сосуд и, самодовольно хмыкнув, дошла до дивана, решив, что лучшее, что можно сделать в подобном случае — принять горизонтальное положение. Нарастающая тревога по капле заполняла разум, постепенно охватывая всё тело. Чем быстрее билось сердце, тем сильнее её сковывал животный страх, а звуковое пространство вторило лишь одно: «Значит, если ещё раз такое повторится, ты вообще потеряешь работу…» Время становилось эфемерным, абсолютно не осязаемым. Открыв сомкнутые веки, она ощутила невыносимую дурноту. Щёки пылали адским огнём, а голова была готова взорваться от боли. С трудом добравшись до подоконника через растекающуюся разноцветной акварелью гостиную, распахнула окно, глубоко вдыхая опаляющий прохладой воздух. На мгновенно возникшее намерение каким-либо образом исправить ситуацию столкнулось с не допускающей возражений реальностью в тот момент, когда её тело соприкоснулось с холодным полом. Истошные вопли Кота, касающегося своим розовым носиком её недвижимых рук, волнами разносились по квартире. — Ира! — Глухой крик достиг всё ещё присутствующего сознания, пробираясь сквозь плотную туманную завесу, перемежаясь периодически доносящимися до слуха быстрыми шагами. — Какая же ты идиотка!***
— Едем в Склиф, — так просто, словно на автомате, протараторил Анатолий, обращаясь к водителю Скорой. Каким-то странным образом эта фраза оказалась в своеобразном «быстром наборе» в его голове. Перед глазами по-прежнему стояло распахнутое настежь окно — первое, что он увидел, оказавшись в квартире. Правда, сейчас оно стало иным — огромное раздвижное панорамное, с небольшим выступом вместо подоконника. То самое окно, которое долго снилось ему в кошмарах. Не смея отпустить тонкие, прохладные пальцы, он крепко сжимал ладонь Иры, поднимаясь вслед за каталкой, однако его собственное сердце более не выдерживало этой беспощадной гонки: опустившись в одно из располагавшихся в тесном пространстве кресел, ощутил, как медленно расплывающееся пространство превращается в непроглядный мрак, погружая его в полную безмятежность. — Асистолия, — внезапный вскрик ярким звоном отрикошетил от металлического кузова.***
— Ира… — с трудом прохрипел пришедший в себя Алеников, как только противный белый свет люминесцентных ламп ударил в глаза, а нагнетаемый учащающимися сердечными сокращениями писк приборов начал отдаваться в голове жуткой болью. Предоставленная ему одноместная палата была довольно уютной, но от неё страшно веяло одиночеством. — Анатолий Борисович, вы очнулись, — доброжелательным, участливым тоном, приветливо улыбаясь, поинтересовался вошедший в палату Иван Николаевич, который, проходя мимо, заметил изменение в состоянии их уже общего подопечного. — Ира… — продолжал маниакально повторять он, растерянно и тревожно оглядываясь вокруг, — где Ира? — Стеклянный взгляд моментально застыл. Сквозь открытую дверь Толя увидел до боли знакомый силуэт: туфли на невысоком каблуке, чёрная, чуть длиннее белого медицинского халата юбка-карандаш и спадающие до плеч светлые волосы. Окружённая двумя мужчинами, она что-то задорно щебетала. — Ирина Алексеевна у себя в кабинете. Точнее, он пока что не её, но… — прервался Иван Николаевич, услышав неумолимо нарастающий пульс пациента. — Не стоит так нервничать, Анатолий Борисович. Я сейчас попрошу медсестру, и она сделает вам укольчик успокоительного…. Могу её позвать, — заметив краем глаза появившихся в коридоре начальников, кивнул он в сторону Павловой. — Не надо, — угрюмо ответил Толя, наблюдая за тем, как мило распрощавшись с незнакомым ему джентльменом, Ира, отпустив слишком любезно захваченную в плен её ладоней руку Бирюкова, направилась с ним в сторону кабинета заведующего, — не надо её отвлекать.