Серая зона

Шерлок вновь стоял с эрекцией под чёрным небом в свете фар. Не фар. Софитов. Он на сцене – и не знает своей роли. Стынущий, нагой, один. Ни Адлер в роли вечного арбитра, ни Джона, чтобы обратить безличную, бессмысленную казнь в ещё одно дерзкое приключение. Замена социальных норм эстетикой и логикой, неразличимыми до степени смешения, терпела провал по обоим параметрам. И чувство совершающейся катастрофы лишь острей переполняло вышедшее из повиновения тело резью противоестественного возбуждения. Шерлок простонал, но звук не шёл. А затем он услышал себя – и проснулся. Видимо, он пропустил предупреждение о заморозках, когда от жара вечерних объятий снимал пижамную куртку; это обнимавший, как всегда, спал голышом, пользуясь тяжело заслуженной военно-полевой закалкой. Джон, смуглый в мягком золотистом ореоле контрового света ночника, уютно щурился и тихо звал: - Эй... Как ты, Шерлок? Тебе приснился кошмар? - Я что-то говорил? – он поспешно склонился за одеялом, упавшим с кровати, в подавляемом стремлении укрыться с головой. - Нет, ничего. Но ты был так напряжён, что я испугался за твой позвоночник. Знаешь, как при столбняке... – Джон запоздало уловил свою невольную бестактность, судя по тому, как запылали его уши. - Не хочу так больше, – рыкнул Шерлок. – Мы не можем звонить Ирэн каждый раз, когда тебе запросится моего тела, – очевидно, он опять был слишком резок, так как лицевые мышцы Джона моментально опустились. – Я также не могу поручиться, что назавтра у меня не встанет при виде Лестрейда. - Шерлок... ты же не серьёзно? – по джоновым щекам заходили желваки, кулак на подушке сжался. - Я – не серьёзно, – Шерлок усмехнулся, – но вот Герберт... - Уфф. Пока ты не помнишь его имени, мне следует быть спокойным, – Джон расслабился и потеплел. – Который час? Шерлок даже в ванне не расставался с часами. Стоило больших баталий уговорить его делать исключение для секса. Ещё труднее было Джону добиться временного выключения телефона, но слово «уважение» неожиданно сработало. В качестве ответа Шерлок вымахнул запястьем перед носом Джона. - Пять... Чёрт. Скоро вставать. Но, может, мы могли бы тебя... перепрограммировать? Глаза Джона снова улыбались, а рука скользнула под одеяло. Нарочито медленно, точно чтобы не напугать дикого зверька в процессе приручения. Шерлок болезненно потянулся, содрогнувшись посреди движения, и заложил руки за голову. Ладонь коснулась шёлковой штанины осторожно, на излёте теплового излучения по тонким волоскам бедра, восставшим сотней маленьких эрекций. Основная – всё ещё не проходила, льнула к животу увесистым перцовым языком. Тепло сменилось вкрадчивым почёсыванием, пронзительным и гладким сквозь текстуру ткани, по которой зазмеились волны резонанса. Выше по бедру. Запрятанная от избыточной чувствительности сторона яичек: нет... да, да, ещё... нет!.. Вверх по шву – чуть глуше, как распробованная фантомная зубная боль. Опять тепло, в которое так хочется толкнуться, и опять медлительно щекочущие ногти. Вверх-вниз-вверх: у основания, по сторонам, по губчатому телу, по уздечке... Слишком остро, слишком сладко. Шерлок конски вскинул бёдра, сбрасывая руку Джона. - Так нехорошо? Мне прекратить? - Нет... продолжай. Джон обхватил его сквозь шёлк. Ткань обтянула плотно, нажимая на головку, и в своих пластичных деформациях ритмически врезалась между губками уретры. Невозможно. Нестерпимо. Хорошо... - Фффф... – он прикусил губу, ещё не смея выругаться вслух. - I want to fuck you, – произносит Джон, и в этом столько... чистоты. Джон разворачивает одеяло, как рождественский подарок. Стягивает брюки с бёдер Шерлока. Под косточками. Боже. Венки. Выпуклые, бирюзовые, слегка асимметричные. Благоговейно Джон вылизывает их, переходя на близлежащие и близстоящие рельефы. Шерлок неподвижен, но внутри он плавится, как урановый стержень, и распространяет столько же тепла для обогрева космоса, когда последние путы синего шёлка покидают его кожу. Бесконечность – единица измерения времени добычи лубриканта из недр джоновой тумбочки. Истомлённый сном и ласками, Шерлок полностью расслаблен. Он не зажимается, но рефлекторно-чутко отвечает пальцам Джона, и когда тот приближает густо смазанный конец к такому же блестящему от геля входу, с плавностью дверец Lamborghini Diablo поднимает колени к плечам. Джон вдавливается в портал в другое измерение. Теперь он дома. Шерлок тоже дома. Тело узнаёт, и плачет вязкими, горячими, стекающими каплями. Джон смотрит, как он сам почти исчез из виду, чтобы раствориться в ощущениях; руки растирают доказательство желания Шерлока по розовому золоту на платине, – под этой влагой узкий твёрдый слиток привстаёт даже от колебаний воздуха. Встречается глазами с серебристо-чёрным, обнажённым взглядом из нездешнего разреза век... ...и повторяет. Медленно, так медленно, как нужно Шерлоку, чтоб основательно запечатлеть объём, и вес, и форму. Джон вплывает как торпеда против океанской массы, грозная и самонаводящаяся. Шерлок затрудняется определить, чьи именно нервные сигналы оплетают электромагнитной сетью общую упругую поверхность. Ничего не понимают те, кто шутят о пальто и росте друга. Абсолютно идеальный рост, чтобы толкаться в глубину, одновременно истязая ртом изнывшие соски. Шерлок возносится мучительной дугой, ногами обнимает спину Джона. Стонет, стонет, стонет. Стискивает круговую мышцу, исторгая встречный стон. Пульсирующий Джон меняет угол атаки – Шерлок видит искры и фосфоресцентный след внутри себя, дорожка шерсти Джона продирает по такой чувствительной головке – и они кончают оба, словно соревнуясь гулкими толчками. Поглощая, замирая, выжимая ещё каплю наслаждения вдогонку, так что «перепрограммируемый» просто залит им снаружи и заполнен изнутри. Это не так испепеляюще, как в прошлые разы, когда их видели или могли застать, но с этим можно жить. Это как родниковая вода... - Ну, здравствуй, Шерлок! - Здравствуй, Джон!