Я научу тебя кричать.

I want to love you but I better not touch. I want to hold you but my senses tell me to stop. I want to kiss you but I want it too much. I want to taste you but your lips are venomous poison. (c) Groove Coverage - Poison

Ворота открылись, и наша небольшая группа заехала в Трост, пробираясь сквозь толпу зевак. Им всегда было любопытно, что происходит за стенами и как прошла миссия, но пора бы им привыкнуть, что разведотряд чаще приносит плохие новости, особенно в плане оставшихся в живых. Командор и капрал остались разъяснять ситуацию. Мы же прямиком поехали в отделение разведотряда. Народу там было предостаточно. Кто-то просто отдыхал, кто-то работал, но большая часть стояла в очереди в медпункт. Самое посещаемое место после столовой и казармы. За мной в очереди стояли Жан и Конни, им досталось больше, чем мне: у Конни пробита голова, Жан, похоже, вывихнул плечо, и были подозрения на сломанные ребра. У меня - пара ушибов, не очень тяжелых ран и намеки на сотрясение. Где-то через час я, наконец, попала в кабинет к врачу: меня заштопали, ссадины помазали, сотрясение было несерьезным, и через пару дней все должно было пройти, но от нагрузок меня освободили. Ха-ха, кого это в наше время волнует? Уже утром, я должна быть в строю. Никто не признает этих «писулек» от врачей. Как говорит капрал: «Пока тебя не сожрали, ты не имеешь права отдыхать, потом можешь делать все что угодно». Если вы хотите отдыхать - вступайте в королевскую гвардию или полицию, мы же - единственная горстка человечества, которая не побоялась поднять свои задницы и встретиться с титанами лицом к лицу. После врача я направилась в столовую: все-таки, на голодный желудок быстро не поправишься. Встретив там несколько знакомых, я поболтала с ними и узнала последние новости: все живы, здоровы, и, слава богу, где-то вдалеке разносится голос агитаторов из группы «Поклонения стенам». Они призывали не трогать эти священные сооружения и просто молиться во спасение. Ну и бред, мы сможем спасти себя, если будем убивать этих тварей своими руками. Бог, по-моему, давно уже забыл о нас, если он и существовал. И горстка людей должна выживать своими силами. Бесцельно побродив по штабу, я все-таки надумала заняться делом. Немного поразмыслив, решила пойти в конюшни; не знаю, хорошо это или плохо, но в последнее время мои мысли так или иначе возвращались к капралу Риваю, я даже иногда называла его просто Ривай - после всего того, что он лицезрел, имею право. Естественно, в мыслях, иначе мне бы шею свернули. Он первый увидел мою порочную сторону, украл мой первый поцелуй, а еще я должна ему желание - не люблю быть в должниках, долги лучше отдавать по мере их поступления. Что-то слишком во многом он был первый, как бы это плохо не кончилось. Не то чтобы я была против - просто я не вижу будущего. Я и капрал. Кому расскажешь - не поверят или решат, что я пьяна. Да и как вообще с таким человеком жить можно?.. Пока я обо всем об этом думала, то дошла до конюшен - думаю, тут я ничего не сломаю и не испорчу. Работу мне нашли сразу: пошла расчесывать и мыть лошадей. Подходя к загонам, я совсем не удивилась, заметив там Ривая; такое чувство, что он просто следит за мной, потому что я явно этого не делаю. Правила этикета требовали поздороваться, и, скрепя сердце, пришлось обратить на себя внимание. - Добрый день, капрал, - в отличие от его взгляда, голос был не таким холодным. Капрал с трепетом относился как к чистоте, так и к подчиненным. - Ну что, послужишь еще, или можно скормить тебя титанам? – очевидно, у меня интересовались, как мое здоровье. - Послужу. - Что с головой? - В порядке, сэр. - Я бы не был так уверен, – он погладил лошадь в соседнем от меня вольере и дал ей кусочек сахара. Говорят, что животные не любят плохих людей - может, просто никто не может разглядеть истинный характер капрала? Спустя несколько секунд я пожалела о своих мыслях. Он снова начал ёрничать: – Кляйн, ты зачем сюда пришла, картины писать? Дырку во мне просмотришь. - Никак нет, сэр. - Ну, так работай, или совместить два дела для тебя - непосильная задача? - Я могу хоть пять дел сразу делать! – надувшись, я приступила к работе; на мою реплику мне ничего не ответили. Вскоре работала только я, а капрал, облокотившись на забор, наблюдал за процессом - вот же чистоплюй! Изредка я украдкой поглядывала на него. Ему очень шла эта форма, а крепежные ремни УПМ* подчеркивали его достоинства: поджарый мужчина с аристократическими чертами лица: узкие глаза, острый подбородок, тонкие губы. Даже сейчас, стоя в расслабленном состоянии, он мог выстрелить, как стрела из лука: молниеносно и быстро; и покарать нарушителя спокойствия, кем бы он ни был - обидчиком или титаном. С лошадьми я провозилась до ужина; конечно, когда я уходила, капрала уже не было, но я встретила его на выходе из конюшен. Нет, за мной точно следят! - Закончила? - Да. - Перед отбоем зайдешь ко мне, – он оглядел меня с ног до головы с брезгливостью во взгляде. - Не забудь сходить в душ, и чтобы больше никакой гражданской одежды, иначе будешь переодеваться прямо на месте. «Да ради бога, чего вы там не видели?», пронеслось у меня в голове, но мыслей я не озвучила. - Так точно, сэр, – отдав честь, я пошла по направлению к столовой. Может, прийти к нему грязной? Тогда отпустит быстрее. Хотя, мы же говорим о капрале - скорее всего, он лично за ручку отведет меня в душ и сдерет грязь вместе с кожей. Поужинав, я пошла к себе в комнату за сменным бельем; не знаю, к счастью или нет, но, похоже, сегодня в комнате я буду спать одна: соседки моей не было, надеюсь, с ней все в порядке. По крайней мере, не придется объяснять, почему я поздно вернусь. Я помылась и надела форму, хоть и не очень хотелось: на распаренное тело она не шибко хорошо налезала. На вопросы, почему я при параде, отвечала, что мне еще к капралу идти. Дальнейшие расспросы тут же отпадали, и на меня смотрели с сочувствием и желали удачи. Да, она бы мне не помешала. Когда я пришла к кабинету капрала, его еще не было на месте; облокотившись о стену и подогнув одну ногу, я стала терпеливо ждать: когда-нибудь он придет сюда. Ривай появился за десять минут до отбоя. - Солдат Кляйн прибыла по вашему приказанию, - произнесла, я отдав честь. - Вольно. Радует, что, несмотря на остроту языка, ты еще ни разу не опоздала, – он открыл дверь и прошел внутрь, я, чуть погодя, последовала за ним, закрыв дверь. Капрал не спешил садиться за стол, поэтому я решилась спросить: - Могу я узнать причину моего нахождения здесь? Уже отбой, я должна быть на месте. - Ничего страшного, я сказал, что задержу тебя, без завтрака не останешься, – за нарушение распорядка строго наказывали. - А зачем я вам здесь? - Кляйн, ты же сказала, что с головой у тебя все в порядке. Я уже начинаю сомневаться, – облокотившись на стол и сложив руки на груди, он смотрел на меня. Ну конечно, я помнила - просто не хотела это признавать. - Из-за желания? - В яблочко, полчаса мы уже сэкономили, а теперь пошли со мной. Мы шли по коридорам, народу было не очень много, в основном - старшее звено. Не имея возможности нормально поздороваться, я лишь кивала и старалась не отставать. - Куда мы идем? – а в ответ полный игнор. Я хотела было свернуть в сторону, но, похоже, обо мне не забыли и тут же схватили за руку. Вырваться не представлялось возможным. Чем дальше мы шли, тем меньше народу встречалось; наконец, мы стали спускаться по лестнице, которая вела к темницам. Что мы там забыли? Я остановилась, на меня тут же уставилась пара серых глаз; лицо, в отличие от голоса, оставалось бесстрастным. - Вперед, Кляйн, или забыла, как ходить? - Я не пойду туда. И какое это имеет отношение… - я не успела договорить - меня тут же прервали, злобно шипя: - Самое прямое, а ну ноги в руки - и вперед, – так как сейчас камеры пустовали, охраны не было. Я не спеша шла за капралом, обхватив себя руками и нервно потирая предплечья. Эти камеры больше похожи на пыточные - неужели тогда я была права в своих умозаключениях? Доигралась… - Прошу, – капрал, открыв самую дальнюю камеру, сделал приглашающий жест. Издевается, не иначе. Хотела бы я там увидеть кровать и разбросанные лепестки роз, но камера была такая же, как и все. С кандалами и жесткой кроватью. Войдя вслед за мной, Ривай закрыл дверь: побег невозможен. - Зачем мы здесь? – я строго смотрела на капрала, а он - все так же безразлично в ответ. - Я хочу услышать, как ты кричишь, а это самое подходящее место. Никого не смутят чьи-то крики в подземелье, – и тут я поняла, что попала. - Вы сволочь! По Ваc трибунал плачет! - Кляйн, ты копаешь себе могилу, ты в курсе? Столько нарушений в одном предложении, – он подошел к стулу и снял куртку с коротким рукавом и крават, оставшись в брюках и рубашке - ну, и креплениях от УПМ. - Мне уже все равно, – я отвернулась, закусывая губу. - Значит, догадалась? Ну что ж, это упрощает задачу, - слегка повернув голову, я увидела, как горят его глаза. Ну конечно, ведь сегодня он отыграется за те два раза. - Раздевайся. Я сижу на койке, не шевелясь. - Мое терпение не бесконечно, Кляйн. - Не могу сказать этого по отношению к себе. - Если будешь послушной, возможно, я буду нежным, – слово "нежность" из его уст прозвучало, как что-то патологическое, не вписывающееся в рамки этого мира. - Слабо в это верится. Он подошел ко мне и, схватив за волосы, оттянул назад; я злобно уставилась на него, набирая слюну в рот, чтобы, в случае чего, плюнуть и, пока он оттирается, сбежать из камеры и потом - из города, как можно дальше. Тут его палец нажал на какую-то точку на теле, и в глазах потемнело от боли; я зашипела, так как кричать просто сил не было, слыша откуда-то издалека его голос: – Будешь слушаться, или продолжим? - я слабо кивнула, так как капрал все еще держал меня за волосы. Я могла стерпеть боль в разумных пределах, но эта была какая-то другая; мне казалось, что у меня внутри все менялось местами и выворачивалась - пусть лучше бьет, чем такое. - Не слышу ответа! - Буду слушаться… - я пыталась убить его взглядом. Он тут же отошел, и боль, что накрыла меня, отступила. Встав, я начала раздеваться: отстегнула несколько крепежных ремней, и они упали на пол; переступив, я положила их на стул рядом с койкой. Сняла сапоги - пол был холодный. Затем - брюки и рубашку. Оставшись только в белье, потирая плечи, я исподлобья злобно поглядывала на капрала. - Кляйн, я же сказал: раздевайся. Или застесняться решила? – он сардонически усмехнулся. Хмыкнув, как он обычно это делает, я сняла и белье. Капрал смотрел на меня, о чем-то думая, а я мелко дрожала... Так и простыть недолго. Ривай не спеша подошел ко мне. - Я смотрю, ты подготовилась, - я почувствовала, как горят щеки; лучше бы он делал все молча, как было в прошлые два раза. - Я не готовилась, чистоту любите не только вы, – взгляд и улыбка стали чуть мягче: видимо, никто не разделял его тягу к патологической чистоте. А тут попалась я. Ривай взял из-под одежды крепежные ремни и присел на корточки. - Ну, чего стоишь, как бревно, ноги просовывай, – я поспешила выполнить приказ; капрал начал медленно вставать, надевая на меня крепежи и поправляя ремни. - Я могу сама. - Ты сделаешь не так, как хочу я, – то и дело позвякивали пряжки, и я чувствовала, как он затягивает ремни. Было немного неприятно и больно. Каждый раз, как пряжка впивалась в кожу, я морщилась, но молчала. Окинув меня взглядом с ног до головы и решив, что мой вид его устраивает, он подошел ближе и наклонился. Я чувствовала его теплое дыхание на коже. И колкий взгляд. Он заметил, что я дрожу, и, хмыкнув, произнес: - Так страшно? - Я бы на вас посмотрела, если бы вас оставили ночью в камере с командиром-насильником. - Сбавь обороты, Кляйн, что за радужные фантазии? - А ни на что другое это не похоже. - Вот же упрямая девица, – взяв меня за подбородок, он заставил посмотреть на себя: в его глазах плясали чертята, на губах играла улыбка победителя. Тут он резко и грубо поцеловал меня, кусая губы; оторопев, я даже ответить ему не могла, а он все терзал и терзал мои губы, пока я не приоткрыла ротик. Его язык, как и в прошлый раз, эгоистично завладел пространством, заставляя отвечать ему. Он отстранился только тогда, когда я стала бить его кулаками по груди, так как воздуха не хватало. Переводя дух, я смотрела на него: он тоже тяжело дышал, но лицо осталось таким же спокойным - только глаза горели холодным азартом и разочарованием, в них не было ни тепла, ни страсти. - Все так же молчишь, – но, вопреки его выражению глаз, на губах расцвела улыбка. Раз он хочет, чтобы я кричала, - из вредности ничего не сделаю, мог бы быть и понежнее. Хотя, это был бы уже не капрал. - Ладно, продолжим, - сказал он будничным тоном, снимая с себя верхнюю часть крепежей. Как бы я его сейчас ни ненавидела, я не могла отрицать красоты его тела. Вот бы он еще и рубашку снял... Хотела было попросить об этом, но тут меня бесцеремонно повалили на кровать, выбивая воздух из легких. А затем, нависнув надо мной, вновь вовлекли в страстный поцелуй; оторвавшись от губ, он спустился к шее, неторопливо целуя ее и покусывая, словно пробуя на вкус; чувствуя тепло его тела, я согрелась, но туго затянутые ремни не давали расслабиться, и любое мое лишнее движение вызывало дискомфорт. Но я молчала. Когда его теплые губы дошли до ключиц, я с шумом вдохнула; мое тело подрагивало, откликаясь на его действия. - Ну ты и сучка, Кляйн, уже возбудилась, – приподнявшись, произнес он насмешливо. Я хотела ответить, но вместо этого протянула руку и, поддев веревочку на вороте рубашки, выдернула ее насовсем, оголяя его ключицы. Увидев, как его брови взметнулись вверх, я мило улыбнулась. Моя шалость вышла боком: отстегнув оставшиеся ремни, капрал взял те, что поменьше, и перевернув меня на живот, связав руки за спиной. - Ты, видно, не любишь, когда по-хорошему и ласково. - Просто обидно, что голая здесь только я. - А ты не должна получать удовольствие от процесса, – прошептал он на ушко, касаясь его губами. – Я же говорил, что хочу услышать, как ты кричишь, - я почувствовала, как ремень прошелся по спине, и ахнула - скорее не от боли, а от удивления. Боль пришла потом. - Тварь! Я завтра же все расскажу командиру, и тебя отправят под трибунал! – в ответ на мой злобный взгляд меня одарили не менее злобной улыбкой. - Ничем не докажешь. Я же не садист, не бойся - следов не оставлю. - Я сама их сделаю, если надо! - Если я отправлюсь в суд, то только вместе с тобой, – и снова ремень обжег кожу, только уже в области ног. – И мне придется рассказать твой маленький секрет. - Какая же вы сволочь, бездушная мразь! – на каждое мое ругательство меня вознаграждали новыми ударами. Не знаю, специально он это сделал или нет, но его последний удар пришелся прямо по недавнему ранению. Я сдавленно вскрикнула, вспышка боли на мгновение ослепила меня, и, взирая на него сквозь пелену слез, я произносила тихим шепотом всю нецензурную брань, какую еще помнила. Капрал в растерянности смотрел на меня, на его до этого момента бесстрастном лице отобразилось множество чувств. Видимо, мозги на место встали. Рана саднила, и я чувствовала, как стекает теплая струйка крови по руке. То, что происходило дальше, можно было с легкостью назвать сном. Ривай резко снял рубашку и, оторвав от нее кусок, промокнул рану, едва касаясь кожи. Руки мне развязали, и я, облегченно вздыхая, выпрямила их. Краем глаза я наблюдала за ним. Лицо вновь спокойное, а взгляд - сосредоточенный, но в нем было что-то еще: казалось, он пытается переступить через себя. Вытерев кровь, он оторвал еще один лоскут ткани. - Сядь! – голос такой же строгий, да и взгляд вернулся в норму; я послушно села. Он перевязал рану. - Простите меня, ваша рубашка… - Дура! Не о рубашке надо беспокоиться! Из-за тебя все, глупая девка! - Из-за меня? - А кто меня вечно выводит из себя и морально, и физически? – он сидел в пол-оборота ко мне, я хотела посмотреть на лицо, но взгляд остановился на следах от ремешков на груди; я неосознанно потянула руку вперед и слегка коснулась их пальчиками. Он вздрогнул. Помимо блеклых следов от ремней, были мелкие шрамы от порезов, но ничего серьезного. - В качестве извинения можешь сделать, что хочешь, – сказал капрал, не глядя на меня. - Все-таки, вы любите своих подчиненных. - Не выдумывай, я виноват в том, что произошло, и это моя плата - пользуйся, нахалка. - Я могу делать все, что захочу? - В разумных пределах, иначе я исполосую тебя ремнем так, что позабудешь, как звали. Не забывай, с кем разговариваешь! - он, пододвинувшись, резко взял меня за подбородок, заставляя смотреть на него снизу вверх. - А вы думаете, я знаю что-то о разумных пределах? – я улыбнулась так, как это обычно делает он. - Не испытывай мое терпение! - Тогда делайте со мной все, что хотите, – его брови снова поползли вверх. - Ты больная? Я думал, ты попросишь, чтобы я тебя выпустил. - Ну, в таком виде я далеко не уйду, – я хихикнула. - Ты точно больная, – он придвинулся ко мне ближе; последнее, что я видела, перед тем как закрыть глаза, - его холодный взгляд, пронзающий насквозь. Затем его губы мягко, но настойчиво коснулись моих. Он углубил поцелуй, повалив меня на койку. Его руки гладили мою шею, лицо, волосы; казалось, он хотел, чтобы я полностью в нем растворилась, дабы скрыть следы его минутной слабости. На этот раз он делал все осторожно и с нежностью, на какую был способен, оставляя следы на коже там, где их можно было скрыть. Никогда бы не подумала, что вот это грубое чудовище, которое десять минут назад истязало меня, может быть таким нежным. Его язык прошелся по шее до ключицы, оставляя влажную дорожку. Я, не выдержав, шумно вздохнула: это было намного приятнее, чем я думала. - Я думала, вам противны такие вещи. - Видимо, ты мозг в душевой оставила, - оскалившись, он припал губами к соску и прикусил его - я сдавленно застонала. Хотела было прикусить палец, чтобы заглушить стоны, но меня остановили. - Не смей, а то снова свяжу! - он вновь обхватил правый сосок губами и принялся жевать его, поглаживая языком; вторая рука ласкала левую грудь, сильно надавливая. Это было намного приятнее того, что я делала сама. Я уже не могла сдерживать стоны и, чтобы - не дай бог - не прикусить пальцы, прижала его голову еще сильнее, вплетая пальцы в волосы - он лишь хмыкнул в ответ. Его губы спустились ниже, к животу, размеренно покрывая его поцелуями. - У тебя, оказывается, красивый голос. Ты, наверно, со всеми так стонешь, – до меня не сразу дошел смысл его слов, а когда я поняла, о чем он, мою ногу, которая готова была врезать ему между ног , уже перехватили. - Я никому не позволяла трогать себя! - Так я у тебя первый? – я даже могла не смотреть ему в лицо, чтобы увидеть это его любимое выражение полного превосходства. – Ну, значит, мы можем не останавливаться; ты лучше других знаешь, что я не люблю грязных вещей, – встав, он направился к куртке и достал небольшую квадратную упаковку. Затем вернулся на место. Я же все это время не отрывала взгляда от его стройного мускулистого тела. Как же я хотела увидеть его еще с того раза. Он подошел к койке и начал расстегивать штаны; заметил мой заинтересованный взгляд. - И отворачиваться не будешь? - Голого капрала не каждый день увидишь. - Чертовка, – это единственное, что я расслышала из тех слов, что он бурчал себе под нос, раздеваясь. Когда он надевал презерватив на уже возбудившийся и подрагивающий член, я все же отвела взгляд, но лишь для того, чтобы посмотреть ему в глаза. В них не было ни капли нежности и безграничной любви ко мне. Я лишь чувствовала животную страсть и то, как меня заставляют подчиниться ему. Разведя мои ноги и немного поводив членом, он вошел, потом еще толчок - и я почувствовала резкую боль, не такую сильную, как от удара, но все же слезы выступили на глазах, и я снова вскрикнула. - Кляйн, твою мать, не сжимай меня так! - Мне больно, между прочим! - Знаю, - прошипел он, наклоняясь ко мне и тем самым продвигаясь еще на немного, от чего я снова сжалась. – Расслабься, как в тот раз, когда ласкала себя, – не давая возможности ни покраснеть, ни возразить, меня глубоко и страстно поцеловали; сплелись языки. Он начал не спеша двигаться, я мычала и кусала его губы, наверно, до крови. Меня буквально разрывало изнутри - настолько он был большой, это не мои два пальца. Отстранившись от меня, он помассировал пальцем клитор. - Ах-ах, Ривай… - Что за фамильярности, – он вновь продолжил массаж, слегка надавливая на него и в тоже время двигаясь во мне. Больно и приятно одновременно; было настолько хорошо, что те стоны, что я так отчаянно сдерживала, срывались с губ. - Капрал … - я обхватила его руки своими, не давая возможности их убрать. - И все же, ты развратная сучка, тебе это так нравится? Ты бы видела себя. - Вы не лучше. Ах-ха… – вместо ответа он стал двигаться с каждым разом все быстрее и быстрее, его руки ласкали мою грудь, а губы оставляли засосы, глаза хищно поблескивали. Охотник поймал свою жертву и теперь наслаждался победой. Хотя, не могу сказать, что я была жертвой - я уже давно подсознательно ждала этого. Дыхание сбилось, кожа покрылась капельками пота, голос осип от постоянных сладостных стонов. Теперь я лишь сдавленно постанывала, но, похоже, ему это не понравилось, и он, глухо рыча, ускорил темп. Ривай кончил с глухим стоном, я - вслед за ним. Открыв глаза, я не смогла оторвать от него взгляда: растрепанный, он тяжело дышал, глаза с поволокой тускло поблескивали. Выйдя из меня, он буквально на пару минут прилег, позволяя вдохнуть запах его тела, затем встал и пошел одеваться. Повернув голову, я смотрела за ним. Наверно, если меня спросить, на что я могу смотреть вечно, я, не думая, отвечу - на Ривая. Меня пугала эта животная тяга к нему, но и противиться я не могла. Одевшись, он подошел ко мне; я села. - Что, голос потеряла? – он как обычно ерничал, все было по-прежнему, но голос был какой-то другой - или мне показалось? Расстегнув ремни, он позволил мне одеться. А я все смотрела на его оголенные пресс и кусочек шеи, проглядывающие из-под куртки: рубашку-то уже не наденешь. Не в силах сдержаться, я провела пальчиками по твердым кубикам: теплая, влажная от пота кожа. - Нарываешься… - сказал он строго, но мне было все равно. - Нарываюсь, - он, лишь хмыкнув, пошел отпирать двери. Затем мы сходили в душ. Капрал не пустил меня грязную спать, буквально втащив в кабину. Уже около своей комнаты я стояла, опустив глаза и переминаясь с ноги на ногу. - Ну, чего хотела? - сказал он насмешливо; подняв взгляд и не увидев отказа, я слегка прикоснулась к его губам и, отстранившись, прошептала: "Спокойной ночи". Тут же меня схватили за волосы и, припечатав к дверям, страстно поцеловали. - Вот теперь спокойной ночи, – хитро улыбаясь, он пошел к себе в комнату; я злилась, но губы сами собой расползлись в улыбке. Уже лежа в кровати, я прошептала: мой Ривай. И провалилась в сладкий сон. Ривай POV - Какая же вы сволочь, бездушная мразь! – на каждое ругательство я вознаграждал ее новым ударом, оставляя красные следы на коже, но с ее губ так и не сорвалось ни единого стона. Как же это бесило: я хотел слышать ее стоны, хотел, чтобы она умоляла меня остановиться, но она всего лишь смотрела на меня, злобно сверкая глазами. Кляйн приглушенно вскрикнула - просто музыка для моих ушей. Нет, я не был садистом, но в этот момент я хотел сломить ее. Она лежала, злобно смотря на меня и сдавлено шипя, отборно ругаясь - некоторых слов даже я не знал. Я заметил, как по ее плечу стекает тоненькая струйка крови. Твою мать! Очевидно, по неосторожности задел ее ранение. А она всего лишь сдавленно простонала - что за девка? На ее лице отображалось множество эмоций: боль, злость, ненависть - и все они по праву принадлежали мне. Блядь… На автомате я снял рубашку и, оторвав лоскут ткани, осторожно приложил к ране, едва касаясь кожи. Одно дело - крошить титанов или избивать Йегера, на нем быстро заживет, но передо мной лежала девушка, моя подчиненная; я просчитался, и самое малое, что я могу сделать - это оказать первую помощь. И когда это я стал таким добрым? Что-то определенно во мне менялось сегодня, и мне это не нравилось; я сам себя узнать не мог. Где тот безжалостный убийца титанов с холодным взглядом? Вытерев кровь, я оторвал еще лоскут ткани - рубашку все равно уже можно было выкидывать. - Сядь! - голос остался прежним - значит, я был просто в состоянии аффекта, перевязывая ее рану. Кляйн, заикаясь, что-то начала говорить про рубашку и просить прощения. Хотелось сомкнуть руки на ее шее, чтобы она больше не произносила ничего: каждое ее слово выводило меня из равновесия, в которое я с трудом вернулся. Не выдержав больше ее причитаний, я рявкнул: - Дура! Не о рубашке надо беспокоиться! Из-за тебя все, глупая девка! – черт, звучит, как оправдание, - да что эта стерва делает со мной? Я словно зеленый юнец, то и дело оступаюсь, идя по проторенной дороге. Ох, она меня еще и спрашивает - видимо, хорошо ее головой приложило. Конечно, из-за тебя, только хер я тебе скажу это прямо. - А кто меня вечно выводит из себя и морально, и физически? – я отвернулся, чтобы она ненароком снова не увидела бурю сменяющихся чувств у меня на лице, и попытался прийти в себя в прямом смысле слова. Почувствовав ее холодные пальцы на коже, я вздрогнул: похоже, она неверно все истолковала и решила, что я чувствую себя виноватым. Да, я виноват, но не настолько, чтобы нуждаться в чьей то жалости. Я искоса наблюдал за ней: она, слегка растерянно смотря на меня, гладила старые шрамы пальчиками. Тут взгляд снова зацепился за лоскут моей рубашки, уже пропитавшейся кровью. Черт, похоже, во мне пробуждалась давно, как мне казалось, умерщвленная совесть. В наше время честные и благородные долго не живут. - В качестве извинения можешь сделать, что хочешь. - Все-таки, вы любите своих подчиненных, – мне нечего было возразить на правду, но я люблю их как подчиненных - не более, хотя в плане этой девушки слишком много «хотя». Я поспешил добавить, пока она себе не нарисовала каких-нибудь радужных картин - нет уж, только через мой труп, а такого точно не случится: - Не выдумывай, я виноват в том, что произошло, и это моя плата; пользуйся, нахалка, – ох, эта стерва еще и переспрашивает! Она что, специально изводит меня или ей это доставляет удовольствие: включать наивную дурочку, хотя сама не лучше, чем я, и меня таким же сделала? Вместо того чтобы спать, я занимаюсь с ней похабщиной. - В разумных пределах, иначе я исполосую тебя ремнем так, что позабудешь, как звали. Не забывай, с кем разговариваешь! - взяв ее за подбородок, я заставил ее смотреть на меня: в этих серо-голубых глазах не было и капли наивности - они с озорством смотрели, вовлекая в игру. Ох, сожри меня титан, я же не железный! Если она так продолжит, то нарвется на грубый и жесткий секс. Она еще потешается и взгляд, как у меня, сделала - научилась, сучка! - Не испытывай мое терпение! - Тогда делайте со мной все, что хотите, – из головы вылетели все слова, что я хотел сказать, - и что это за странный взгляд? Ей что, доставляет удовольствие, когда я бью ее и заставляю подчиняться? - Ты больная? Я думал, ты попросишь, чтобы я тебя выпустил, – еще и шутит. Ей точно диагноз неправильно поставили. Или это мне диагноз надо определять. Меня почему-то влекло к ней. Я взрослый мужик - и меня окрутила какая-то девка? Да не бывать этому. Сейчас я поставлю ее на место и разобью все иллюзии. Придвинувшись, я аккуратно коснулся ее губ, придавливая своим телом, чувствуя ее холодную кожу и частые вздохи; невольно отдался моменту, гладя ее лицо, шею, вплетая пальцы в мягкие, приятно пахнущие волосы. Она пыталась отвечать мне на поцелуй, но я не позволял, полностью захватив инициативу. Я не мог показать ей, что она стала моей слабостью и как сильно я хотел обладать ею, забывая о всех своих правилах и запретах; я так хотел, чтобы она стонала с моим именем на губах. Я хотел позволить себе такое удовольствие, пока еще жив. Оставлял на ней багровые засосы - эта сучка томно дышала мне на ухо, щекоча кожу, но еще ни разу не застонала; раз поцелуев мало, пойдем дальше. Я оставил влажную дорожку от покусанной шеи до самой ключицы. Ни единого стона. Маленькая дрянь. Это ее поведение распаляло меня еще больше. - Я думала, вам противны такие вещи. - Видимо, ты мозг в душевой оставила, - она еще смеет издеваться, видя, до чего я опустился? Эти ремни на ней придавали ситуации еще более извращенный смысл. Она была рождена, чтобы носить их. Твою мать, она просто прекрасна, но она никогда не услышит этого от меня: если я признаюсь, то потеряю всю власть над ней. Нет, она никому не расскажет. Но эта бесстыдная девчонка будет знать о моих слабостях. Припав губами к ее соску, я слегка прикусил его и услышал сдавленный стон - эти звуки лучше любых песен и слов. Тут я заметил, как ее рука тянется ко рту, чтобы заглушить эту музыку. Не позволю, больше ты не вернешь свое первенство. - Не смей, а то снова свяжу! – сказал я строго, она тут же послушно убрала руки, тяжело дыша. Я вновь обхватил сосок губами и принялся с наслаждением жевать его, обводя кругом уже вставшие соски, второй рукой лаская левую грудь, сильно надавливая и переминая ее. Как же приятно пахла ее кожа. Свежестью и цветами - видимо, нашла где-то мыло с запахом. Неужели, знала, к чему все идет, хотя я недвусмысленно так намекал? Кляйн уже не могла сдерживать стоны, все больше туманя мой разум и распаляя; я видел перед собой только ее тело, которое подрагивало от возбуждения и отвечало на мои ласки, и мне хотелось ласкать ее еще и еще, чтобы она похабно стонала, умоляя о большем. Я ведь мог и удовлетворить ее просьбу: член давно уже встал и требовал разрядки, но я хотел ее помучить еще немного - так хорошо она пела в моих руках. Тут я почувствовал ее руки на макушке и пальцы, перебирающие волосы, не давая возможности оторваться; я не смог сдержать улыбку, покрывая ее плоский животик поцелуями, ощущая губами ее частое дыхание. - У тебя, оказывается, красивый голос. Ты, наверно, со всеми так стонешь, – я перехватил ее ногу, целящуюся в пах; она злобно смотрела на меня, но взгляд был затуманен желанием. Она слишком раскованно вела себя для девственницы, слишком сладким был ее голос, слишком томный - взгляд, слишком плавные движения. Она слишком сильно завела меня! - Я никому не позволяла трогать себя! – впервые в жизни меня так приятно удивили. - Так я у тебя первый? Ну, значит, мы можем не останавливаться: ты лучше других знаешь, что я не люблю грязных вещей, – я чувствовал себя победителем, все внутри меня ликовало, в эту минуту я почувствовал себя свободным. Я не был новичком в этих делах, но и не спал с кем попало. С того момента как я увидел, как она ласкает себя, я поймал себя на мысли, что хочу ее, хочу быть таким же свободным в своих желаниях и не быть скованным этим грязным, прогнившим и покрытым кровью миром. Встав, я пошел за презервативом, добытым у медиков под предлогом использования для опытов. Впервые я порадовался наличию этого балбеса Йегера у себя в отряде. Я не любил проигрывать и останавливаться на полпути, сегодня этого не будет. Все это время она бесстыдно смотрела на меня, ее глаза тускло поблескивали. Наконец, сниму эти чертовы штаны и войду в нее, заставляя стонать еще громче - И отворачиваться не будешь? - она за словом в карман не лезла. «Чертовка». Надев презерватив, я встретился с ней взглядом. Такой же дерзкий и колкий, но она не будет мне перечить. Разведя ее ноги и смазав головку, я резко вошел: к чему прелюдии, все равно будет больно. И снова ее уже хриплый голосок заполнил пустую, холодную камеру, отскакивая от стен, словно мячик. Она всего лишь сжала меня, а я уже готов был кончить, словно мальчишка. - Кляйн, твою мать, не сжимай меня так! – она что-то прошептала про боль. Ну конечно, а она чего ждала - фейерверков и цветов? Я же все-таки не зверь - ну, почти, - да и слезы в уголках ее глаз не позволяли мне быть слишком грубым; я и так запачкал этого чистого ангела с хвостиком и рожками - она стала женщиной. Наклонился к ней, входя еще глубже, и прошептал: – Расслабься, как в тот раз когда ласкала себя, – что я несу? Я глубоко и страстно поцеловал ее, сплетая языки. Начал двигаться, она мычала и кусала мне губы, чувствовался привкус крови - потерплю, но только пока, потом она за это ответит. Она все так же была напряжена, не давая мне возможности двигаться так, как хотел я; черт, даже здесь она вертит мной, как хочет, хотя я сверху - и она это уже признала, распластавшись подо мной и томно смотря из-под полуопущенных век. Отстранившись, я помассировал пальцем ее клитор, и, словно натренированная собачка, она тут же расслабилась; вместе со стоном, с губ слетело мое «имя». - Что за фамильярности? – в наказание я продолжил массировать ее клитор, не переставая двигаться; Кляйн извивалась в моих руках, словно змея, зычно постанывая. Я хотел было убрать руку, но она накрыла ее своими, лишая меня свободы действий. Не мог сдержать улыбки. - И все же, ты развратная сучка, тебе это так нравится? Ты бы видела себя, – она была прекрасна до одури: грязная, порочная, но прекрасная - и еще смела мне дерзить. Я стал вдалбливаться в нее еще сильнее, грубо покусывая кожу и лаская мягкую грудь, что умещалась в ладони, позволяя мне делать с ней все, что вздумается. Я чувствовал, как капельки пота стекают по спине и по вискам, падая на неё, разгоряченную, как только наши тела встречались друг с другом. Голова кружилась, взгляд не фокусировался, низ живота стянуло в ожидании разрядки. Я, глухо рыча, ускорился, доводя ее стоны до исступления. Оргазм наступил мгновенно, вслед за мной кончила и она, подрагивая подо мной и тяжело дыша; смотрела она куда-то в пустоту. Я прилег на мгновение, чтобы восстановить дыхание; во всем теле за столь долгое время была приятная тяжесть и легкость. Голова была ясной, и мысли пришли в порядок. Встав, я пошел одеваться, чувствуя на себе ее взгляд. Интересно, кто из нас сильнее хотел этого? Губы расползлись в улыбке - вероятно, глупой и счастливой, впервые за столь долгое время. Я, наверно, никогда в жизни не проявлял еще столько эмоций. Она же прорвала плотину - интересно, смогу ли я построить ее вновь? Одевшись и успокоившись, я вернулся к ней. Она все еще была закована и, отойдя от оргазма, уже с интересом наблюдала за мной. - Что, голос потеряла? – я попытался ответить как обычно, но голос дрогнул. Похоже, Кляйн не заметила. Я помог снять ей ремни. Она с любопытством смотрела на мой оголенный пресс, и я видел, как заблестели ее глаза. В следующее мгновение она нежно провела пальчиками по нему, чуть не заставив меня с глухим стоном взять ее снова; она просто не видит, насколько сексуальна сейчас, а я же не бревно. - Нарываешься… - вот же нахалка. Я пошел открывать дверь; затем она хотела сбежать от меня, но в душ, несмотря на все протесты, мы пошли вместе. Мы стояли у дверей ее спальни, она смотрела в пол и переминалась с ноги на ногу. Твою мать, что за детский сад. И розовые сопли. - Ну, чего хотела? - вместо ответа она посмотрела на меня и робко поцеловала. Что? Ей что, мозг в душе смыло? Разве не эта девушка полчаса назад бесстыдно смотрела на меня и молила о продолжении? Я не намерен был играть в эти игры. Схватив ее за волосы и припечатав к двери, я грубо и пылко поцеловал ее, прикусив нижнюю губу. - Вот теперь спокойной ночи, – уже когда я развернулся и шел к двери, у меня промелькнула мысль, что меня наглым образом развели на эти действия. Но это не останется безнаказанным. Ребекка Кляйн, твой сладкий голос будет принадлежать только мне - если его услышит кто-то еще, то будет мертв во мгновение ока. С сегодняшнего дня ты принадлежишь мне. _____________________________________________________________________________________________________ УПМ* - Устройство пространственного маневрирования.