Попаданцами быть все хотят, а ты попробуй не умри.

Юля продолжала задумчиво жевать бутерброд, первый приём пищи за целый день, если не считать двух чашек кофе на работе, и скорее на автомате согласно кивала. — А я же его любил, — медленно, заплетающимся языком продолжал своё повествование Макс, прижимаясь лбом к прохладной раковине. — Пидор. Девушка ухмыльнулась, но свои комментарии оставила при себе. По кухне уже начал разноситься кислый запах рвоты, но Юля для себя чётко решила, что даже бухой панк, решивший заблевать ей всю кухню, не испортит её трапезу. Бутерброд с плавленым сыром, шутка ли, а миллионерами они не были, чтобы лишний раз не доедать такие деликатесы. — Расставаться всегда грустно, — такая глубокая и мудрая мысль тут же была беззастенчиво прервана следующим рвотным позывом. Впрочем, какая мысль, такая и реакция. Девушка пожала плечами и невидящим взглядом посмотрела на Бориса, проколотого зубочистками, — косточку авокадо, которую именно в эту неделю было решено прорастить. Юля подумала почему-то о шоколаде. Молочном, тающем во рту. Но до зарплаты оставалось 800 рублей и пять дней, так что приходилось перебиваться только воспоминаниями о прекрасном. Эх, а ведь всё так хорошо начиналось. Короткий рабочий день, весна, солнышко, птички. Юля страдальчески вздохнула. Бутерброд казался уже не таким вкусным, а день — не таким чудесным. Вот ведь сука какая, а. Однако девушка промолчала, понимая, что будь она на месте Макса, то тот бы уже давно утешал её и вытирал рвоту с её футболки. Романтичненько пиздец. Ей было 28, но благодаря невысокому росту и хрупкому телосложению Юля выглядела моложе своих лет, только уже пробивающая седина в русых волосах и морщины на шее выдавали её возраст. Ему было 32, впрочем, едва ли вы дадите ему 25. Панки всегда молодые. Ряд серёжек в ушах и брови, худощавое телосложение и задорная искринка в карих глазах с хитрым прищуром делали своё дело, омолаживая не хуже ботокса и коллагена. Вы не подумайте, они не какие-то пьяные обрыганы. Просто… Просто иногда так получается, вы поймите. — Бля, ну Макс, ты ведь столько не пил, — тихо сообщила Джуд, пытаясь достучаться до голоса разума своего друга. Голос, видимо, был богохульно смыт вместе с желудочным соком в недра канализации. — Ебучая жизнь. Ебучее всё, — Макс, казалось, Юлю совсем не слышал, а увлекательно жалел себя — занятие интересное, но не особо информативное. — Пусть оно всё горит ко всем чертям. Заебало. Надоело. Юля нахмурилась. Когда просто пьяные речи Макса плавно перетекают в экзистенциальный кризис, то внутри всегда начинал копошиться червячок жалости. От осознания, что сейчас она никак не может помочь другу, на душе совсем стало паскудно. — Ну чё ты как этот самый-то, ну, — неловко начала девушка, переминаясь с ноги на ногу и скрещивая руки на груди в тщетной попытке подобрать слова помощи. Утешать и поддерживать она никогда не умела, этим искусством в совершенстве владел Макс, умеющий подбирать и говорить именно те слова, которые нужны были. А что делать, когда мастер поддержки сам нуждается в ней? То-то же. — Я ебал это всё нахуй, — это что, всхлип? Бля. — Давай ты сначала проспишься, окей? Тебе нужен отдых, — Юля старательно пыталась убить двух зайцев — разговаривать с пьяным дело гиблое, да и к утру у неё получится придумать, что сказать в поддержку брошенок. Внезапно, но Макс коротко кивнул и выпрямился, чуть ссутулив плечи, тем самым ещё сильнее подчёркивая свою худобу. Шаткой походкой направился в свою спальню, продолжая бурчать что-то о «съебаться как можно дальше из этого ебучего города». Лишь в конце коридора Макс обернулся и, крепко обняв косяк двери, словно желая овладеть им, пьяно улыбнулся. Но лишь губами. — И чтобы ты была рядом, — тихо, почти неслышно. Юля улыбнулась в ответ. — Обязательно. А теперь вали спать. Дверь крепко хлопнула. Спустя пару минут раздался скрип кровати. Спустя пять — громкий храп. Юля так и осталась стоять на кухне, чувствуя, как воздух начинает прописываться резким кислым запахом рвоты, поэтому было принято героическое решение убрать это всё дело как можно быстрее, чтобы недавно съеденный бутерброд не оказался там же. Ну, а для нейтрализации неприятных запахов было решено использовать шампунь. Пусть пахнет не просто рвотой, а рвотой против перхоти. Восхитившись своим гением, Юля отправилась в ванную комнату за всем необходимым. И её по меньшей мере восхитительный план уже почти осуществился, если бы не ряд событий. Лопнувшая лампочка. Не убранное вовремя ведро с грязной водой. Кафельный пол. Темнота наступила быстрее, чем в затухающем сознании промелькнула мысль «Ну пизд…». *** Кровь пульсировала в ушах набатом. Лицо горело. А вдалеке, словно сквозь слой ваты, доносились возмущённые голоса. И ещё один. Голос. Громогласный. Правда, нёс он какую-то дичь. «Казах, видимо», — подумала Юля, прежде чем приоткрыть — не без труда — один глаз и наткнуться на лицо Макса, перекошенное от скорее недоумения, чем страха. Солнце слепило, тёплый свежий воздух ласкал щёку, мягкая трава пружинила. На губах поползла счастливая улыбка, игнорируя сотрясение. Хотя. Постойте-ка. Минуточку. Солнце? Трава? Свежий воздух? Так, блять. Юля резко села, о чём пожалела. Да, явное сотрясение, сопровождающееся тошнотой и головокружением. Но сейчас было не до этого. Макс сидел рядом на коленях и опасливо поглядывал куда-то за спину девушки, машинально поглаживая её по плечам, то ли пытаясь успокоить её, то ли всё-таки себя. Мужчина продолжал что-то тихо бормотать, но сложно было разобрать, что именно. — Назовитесь, и обещаю, я подумаю над тем, следует ли мне лишать вас голов, — раздался суровый глубокий голос. Юля была готова отдать последние 800 рублей в споре за то, что этот баритон она уже слышала где-то. Медленный поворот головы, и вот перед ними как на картинке стоят тринадцать невысоких, но крепких не особо-то дружелюбно настроенных мужичков, чувак с голыми мохнатыми ногами и длинный как рельса на фоне остальных чел в балахоне и остроконечной шляпе. И только сейчас Юля поняла, что бормотал себе под нос Макс: — Ебануться, это ж гномы.