Белый шиповник

Она дочь божества, сотворившего мир, Её ноги целует болотный аир, Она пьянит, как янтарные блики мёда из сот.

Снег шел. Шел, шел, шел. Мокрые снежинки еще в воздухе собирались в кучи, размером с новорожденных котят, и падали на головы прохожим. Белых и очень-очень кусачих котят. Жанна тщетно пыталась отогреть руки о термос, но он был почти такой же холодный, как ее закостеневшие пальцы. Она уже представляла, как они будут болеть, когда она доберется до общежития. Если бы не ее дар исцеления, сухая и тонкая, как бумага, кожа давно бы потрескалась. Жанна каждый раз чувствовала стыд, тратя свою силу на такие мелочи, но ходить с облезлыми руками был стыд еще больший. Никто не должен видеть, как ей тяжело. От безуспешного отогревания термосом Жанну оторвал звон, который издает мелочь. Она воспрянула.  — Спасибо вам! Большое! — но искренняя благодарность, как обычно, мазнула мимо пустых глаз прохожего. Человек, ежась от холода, прошел мимо благотворительного стенда, даже не замедлив шаг. Она была почти уверена в том, что он даже не заметил белую девушку на фоне белых хлопьев. Жанна не обратила внимания, улыбнулась, протянула руку. От пальцев отошло сияние — ослепительное для нее, невидимое для обычных людей. Оно догнало и окутало прохожего, когда он уже был от нее далеко. Жанна не могла видеть, но была уверена, что человек на секунду вздохнул глубже, чем обычно, и зашагал гораздо легче, чем минуту назад. Белую девушку он не вспомнит, но именно ее глаза сейчас заполнились слезами. Внутри ее души прорвалась очередная дыра: бывшая жена запретила ей видеться с сыном, вышла за итальянца и увезла ребенка в другую страну. Она тряхнула головой, избавляясь от наваждения. Жена и сын были не ее, а прохожего. Воспоминания остались при нем, но боль… боль теперь была ее. Она не могла взять на себя всю боль этого мира. Но она могла попытаться это сделать. Так было гораздо проще, чем когда тело пронзают железные шипы железной девы, а пальцы ломают в тисках. Она исцеляла себя, чтобы их ломали снова. Снова. Снова. Снова. Она улыбалась. После Турнира Жанна поступила в медицинский колледж. Марко был против. Он говорил, что смертные недостойны ее силы. Она не смогла убедить его. Сейчас Жанна жила в общежитии, и стипендии едва хватало на жизнь, поэтому она устроилась волонтером. Жанне каждый раз становилось совестно, когда она вспоминала, что пошла работать в фонд ради денег, а не из-за добрых побуждений. Звон мелочи.  — Спасибо! — ее взгляд остался безответным. Сияние окутало мальчишку с кругами под глазами. Сердце Жанны разорвалось. Вчера у нее умерла собака. Мальчишка снял шапку, поправил мокрую челку, надел шапку обратно и пошел дальше. Она улыбалась ему вслед и сжимала закостеневшими пальцами бесполезный термос. Где-то вверху безучастно веял Шамаш. Бог правосудия даже не смотрел в ее сторону, наблюдая за только ему известной точкой. Их отношения весьма остыли с тех пор, как она поменяла телесные муки на душевные. Он считал, что это слишком мелко для святой девы. Жанна знала, что никогда не была святой. Марко, как же ты ошибался насчет нее! Боже, как ошибалась она… Шамаш молчал. Жанна улыбалась. Снег шел. Шел, шел, шел. День за днем он не прекращался, как будто хотел сделать из Франции белый холст для рисования. Ее трясло от мороза, от черной воронки, в которую превратилась ее грудь, от усталости. Она чувствовала стыд, когда исцеляла сама себя. Шамаш холодел все больше. Разгорячить его могла только кровь. Звон мелочи. Жанна только что потеряла не родившегося ребенка. Представила, что будет натянуто улыбаться перед дальними родственниками и коллегами и делать вид, будто ничего не произошло. — Спасибо! Пусть у вас все будет хорошо! — молодая женщина скользнула по ней взглядом, не зацепившись, и прошла мимо, стуча каблуками о расчищенную мостовую. Жанна улыбалась. Стало холоднее. Снег из пушистых котят превратился в мелких жалящих мошек. На этот раз мелочь не звякнула — в коробку опустилась крупная купюра. Такое бывало редко, но бывало. Жанну накрыла тень.  — Спасибо! — не поднимая глаз, она вытянула руку. Сияние отделилось от руки стремительно, как поисковая собака, и отрекошетило обратно, столкнувшись с серьезной преградой.  — Не надо, — услышала она смешок, — на этот раз я справлюсь сам. Обладатель голоса говорил со смутным акцентом. Жанна подняла глаза и превратилась в сосульку не только снаружи, но внутри. На нее смотрел снисходительный взгляд желто-злых глаз.  — Что с тобой? — спросили злые глаза. — Не узнала, что ли? На нее смотрел Тао Рен, и весь его облик резко контрастировал с ее. Черное, небрежно распахнутое пальто, будто ему было плевать на холод, элегантный костюм и вычищенные до блеска сапоги. Наследник клана Тао, которого ее обманом вынудили воскресить, сейчас смел стоять перед ней, такой весь… кричаще богатый и неприлично хорошо сложенный. Его взгляд скользнул от нее к столу с пожертвованиями и благотворительными сувенирами.  — Как шрам? — свой тихий голос Жанна сама еле услышала. Рен нахмурился.  — Ты совсем не по погоде одета, — глаза опустились на ее термос. — Может горячего?  — Мне ничего не надо. От тебя. Рен залился румянцем. Жанна решила, что из-за мороза.  — Я… ехал мимо, увидел тебя, и… — он оглянулся. Жанна проследила за его взглядом и увидела черную машину. Она не разбиралась в автомобилях, в отличии от Марко и Люциуса, но от нее почти что пахло миллионами. Рядом с ней стояла тройка телохранителей. Жанна брезгливо поморщилась. Рен продолжил: — Нехорошо получилось тогда, на Турнире.  — Да. Нехорошо.  — Я подумал… Вдруг тебе нужна помощь?  — Рен, уйди, пожалуйста. Ты отпугиваешь людей. Но Рен не уходил.  — Зря ты так. Моя семья не забывает… Жанна хлопнула руками по столу. Мелочь подпрыгнула и едва не рассыпалась. Улыбаться больше не было сил.  — И что твоя семья сделает? Поставит ко мне парочку своих рабов? — она кивнула на телохранителей. — Или как у вас эти несчастные зовутся?  — Зомби, — ответил Рен, не пряча глаз. — Я думаю, ты знаешь, что это. И да, — сказал он, — если передумаешь, — он положил на стол визитку. Позолоченный дракон на ней почти сразу покрылся снегом. — Или что-то случится, или просто… Я помогу, Жанна.  — Ты поможешь мне, если уйдешь. Прямо сейчас. Она заглянула в его глаза снова и почти что утонула в их тоске, малодушно порадовавшись, что не смогла взять на себя эту боль.  — Я понимаю. Рен развернулся на каблуках и пошел к машине, на ходу вытаскивая телефон. Серьезно хмурился, выговаривая собеседнику на повышенном тоне, сел в салон. Белые мошки блестели на солнце вокруг него, как будто мелкие брильянты. Слишком мелкие. Таких у клана Тао, наверное, не водилось никогда. Жанна пообещала себе не смотреть вслед уезжающей машине, но нарушила свое обещание. Остаток дня прошел мерзло. Она стояла, приплясывая на месте. Пробовала дышать на руки, но так было только хуже: пар изо рта превращался мелкие капельки на ладошках, и руки мерзли еще больше. Но — через вечность, не меньше — ее рабочий день завершился, и Жанна засобиралась. Нужно было привезти вырученные деньги в офис, отдать туда же благотворительные сувениры и, наверное, взять отгул на завтра. Нужно было подготовиться к коллоквиуму. Как обычно, волонтеров забирал автобус: сегодня он даже не опоздал. Кутаясь в ветровку и чувствуя себя самой счастливой девочкой в мире, Жанна побежала навстречу теплу. Офис принадлежал строительной компании с труднопроизносимым названием, которая использовала благотворительный фонд в качестве рекламы. Голодные студенты часто хватались за подобные подработки, и здесь давно никто не косился на продрогшие силуэты посреди царства дорогих брючных костюмов и намного более дорогих документов.  — Как это «не нужна»? — переспросила Жанна, во все глаза глядя на помощника заместителя начальника отдела кадров внерабочих организаций. — Погодите, вы не можете меня просто так уволить.  — Не можем, — согласился человек со скучающим видом, — потому что ты у нас не работаешь. И никогда не работала. Студенты не имеют права работать полный рабочий день — это незаконно.  — Неофициально…  — Дорогая моя наивная девочка, неофициально работать — это все равно что не работать вовсе. Зарплату тебе платили с рук, никаких доказательств у тебя нет. А даже если есть, то ничего ты делать не будешь, потому что пулей вылетишь из этого своего колледжа. Или где ты там учишься. Она стояла в кабинете со стеклянными стенами. Напротив нее, как в экране телевизора, разворачивалась работа. Чужие судьбы: старания, лень, усердие, любовь, предательство — все ауры смешались для нее в одну большую пеструю краску. Человек, говорящий с ней, был глубоко несчастен: глаза резала его потерянность в пространстве. От Жанны отделилось сияние. Он добился этого кресла своими умом и работой, как немногие в этом здании, и был настоящей гордостью для своей семьи, но все, что он чувствовал, — разочарование. Оно вгрызлось в ее тело изнутри, словно червь. Человек поморгал, очнувшись от своей боли.  — Могу я узнать, почему? — решилась спросить она.  — Да, — человек кивнул, все еще моргая, — конечно. Мы увольняем всех неофициально работающих студентов, потому что больше не нуждаемся в их услугах. Сегодня на счет поступила, хмм… сумма с десятком нулей. Этого с лихвой хватит, чтобы помочь всем бедным детям под нашей опекой, а остаток — в банк фонда. Туда же пойдут деньги, вырученные официальными работниками. Жанна попыталась представить такую сумму и что на эти деньги вообще можно сделать. Не получилось.  — Эта персона пожелала остаться анонимной?  — Что? — переспросил человек, отвлекаясь от бумаг. — А, ты все еще здесь. Нет, это некий Тао Рен. Известный меценат и благотворитель. Правда, он больше об экологии беспокоится, а сейчас, видимо, надоело. У богатых свои причуды. Щеки и пальцы жгло от перепада температур. Жанна хлюпнула носом.  — Ну-ну, — решив, что она плачет, человек псевдосочуственно посмотрел на нее, — не надо. Оно того не стоит. Вы еще найдете себе работу. К тому же, мы вам выплатим все, что вам причитается. Зайдите в бухгалтерию, они в курсе. Жанна не плакала. Она радовалась теплу.  — Спасибо, — сама не зная за что поблагодарила она и вышла. На улице ее едва не сбили. Водитель, матеря ее на чем свет стоит, проехал в полуметре. Резко завоняло резиной, и машина, визжа шинами, выровнялась на дороге. Жанна посмотрела на светофор — горел зеленый. На Шамаша — тот был равнодушен и безучастен, как обычно. Она пошла дальше, унимая дрожь в руках. Вереница дней брела ей вслед, как полусонный караван. Коллоквиум прошел нервно, но благополучно. Жанна слышала, что шаманы часто используют хранителей, чтобы незаметно списывать и мухлевать на экзаменах, но она содрогалась от одной мысли просить о чем-то подобном бога правосудия. Из-за увольнения с работы она успела выучить почти все, и, благодаря наводящим вопросам преподавателя, получила твердое «хорошо». Найти новую работу оказалось на удивление просто. Рядом с колледжем открылась кофейня, хозяйка которой была согласна брать на работу студентов. И, что немаловажно, оформлять их официально на неполный рабочий день. Жанна была готова петь от счастья: кофейня оказалась маленькой, теплой и невероятно уютной, а она сама очень понравилась хозяйке своим «милым личиком». Жанна работала во вторую смену, и единственное, что ее смущало, — приходилось возвращаться в общежитие вечером, когда было уже совсем темно, но после многих дней на холоде это ей казалось сущей мелочью. Прошла неделя, как к ней подошел Рен, но с тех пор ее жизнь существенно изменилась. Сейчас ей казалось, что с этой нелепой встречи прошел, как минимум, год, а свои страдания на морозе она поторопилась забыть. Теперь она стояла за прилавком, заправляла кофемашину, советовала пирожные повкуснее и выпечку помягче. Она по-прежнему брала на себя боль посетителей, но большинство студентов были более легкомысленны, чем те, кто регулярно помогал фонду, поэтому ей было намного легче.  — Знаете, я так люблю ваш кофе, — стесняясь, сказала очередная студентка после того, как сияние вокруг нее потухло. Переживания по поводу потерянной стипендии перешли к Жанне. — В нем будто бы растворяются все беды. Как вы это делаете?  — Секрет фирмы! — Жанна просияла. Впервые ее работу кто-то заметил, и это разлилось по ранам ее души сладкой карамелью. — Приходите еще! Чем более радостной становилась Жанна, тем больше мрачнел Шамаш. Ее хранитель считал, что ее предназначение совсем не в этом. Она металась между чувством долга и чувством комфорта, и только воспоминания об окрашенных в алый шипах подстегнуло ее инстинкт самосохранения. «Моя Русалочка», — нежно говорил Марко, расчесывая ее волосы. Жанна действительно напоминала Русалочку. По крайней мере, ходить по лезвиям она умела. Железные сандалии оставляли раны на ступнях и кровавые мозоли на щиколотках. Хуже этого — только мозоли от пояса верности. Боль не должна покидать Святую Деву нигде: ни в железной деве, ни вне ее. Боль, через которую она улыбалась. Эти все размышления напомнили ей Марко, и в этот же день, идя темным вечером домой, она решилась позвонить ему.  — Жанна! — облегченно-радостный крик ее приемного отца резанул динамик телефона. Переживал о ней, но позвонить самому ему мешала гордость. — Как ты? Что делаешь? Мы так и не поговорили с тех пор…  — Иду с работы, — о ней редко беспокоились, и чувство благодарности заставило ее прослезиться. — У меня все в порядке. Волнуюсь только, скоро сессия.  — Работы? — голос Марко похолодел и резко опустил ее на землю. — Жанна, ты шаман Божественного Класса.  — Да, но этим не заработаешь на жизнь.  — Я не понимаю, зачем тебе эта медицина. Мы могли бы… — голос Марко перешел в лихорадочный шепот. Жанна терпеливо ждала, когда он закончит излагать идею очередной секты ее имени. Если бы только кто-то знал, как она устала от него. — Почему нет? — его мысль сделала круг, и Марко наконец дал возможность вставить ей хоть слово.  — Потому что я не хочу, — неожиданно вырвалось у нее. Шамаш замер, оглянувшись. Его черные и бездонные, как бездна, глаза сощурились в две трещины. Жанна сама испугалась и неосознанно прикрыла пальцами губы. Слово «хочу» впервые в жизни вырвалось из ее уст. Марко молчал долго. Жанна беспокоилась, что он, как собака, почувствует испуг.  — И чего же ты хочешь? — наконец раздалось в трубке.  — Нормальной жизни, — с тихим отчаяньем прошептала она. — Ходить на нормальную, обычную работу, в которой не надо истязать себя до полусмерти, чтобы перейти на следующий уровень. Сплетничать с подружками, смеяться, меняться с ними платьями, танцевать под глупую музыку и не думать ни о каких грехах, пороках и боли.  — Это низко и недостойно. Мир осквернил тебя.  — Марко, мне восемнадцать, а я даже не знаю, какой у меня размер джинсов! Я их просто ни разу не носила! Что в них недостойного? Жанна говорила еще долго. Месяцы, которые она провела на свободе, вдали от его гибельной опеки и тотального контроля, развязали ей язык, и это больше всего напоминало прорвавшуюся плотину. Бурным потоком ее речь сносила все на своем пути, пока она не поняла, что ее никто не слушает. Числа на экране говорили, что Марко отключился еще пятнадцать минут назад, а обстановка города — что она давно прошла свою остановку. Ее тут же накрыл стыд за вспышку гнева на отца. Жанна попыталась перезвонить, но сухой электронный голос поведал ей, что абонент занят. Марко добавил ее номер в черный список. К стыду примешалось чувство вины.  — Разве я многого хочу, Шамаш? — тихо спросила она. Ей никто не ответил, как обычно. Жанна посмотрела наверх, чтобы почувствовать от своего духа хотя бы иллюзорную поддержку, но ее хранителя нигде не было. — Шамаш?.. Ее продул ветер. Сегодня многое было для нее впервые, и впервые она осталась одна. Рядом с ней всегда был кто-то. Сначала Марко, потом Шамаш, а вместе с ними — команда Икс-Судей, с фанатичным блеском в глазах убивающих во имя Господа и Святой Железной Девы Жанны. Она любила каждого из них так сильно, как вообще может любить одиннадцатилетняя девочка с искалеченной душой и телом людей, которые ради нее готовы на все.  — Шамаш! И вот сейчас она одна. Все люди, которые, казалось бы, любили ее, были либо мертвы, либо добавили в черный список ее номер.  — Эй, Бигбой, слушай, она че, сама с собой разговаривает? Может она того, а?  — Вот именно, эй, если она того, то никому не расскажет. Тогда мы не только телефон у нее стрельнем, гы.  — И правда. Че, ей жалко, что ли? Жанна только сейчас поняла, насколько на улице темно. До общежития оставалось совсем немного, пару дворов — и она на месте. Очень темных и опасных дворов. Никогда раньше она не думала об опасности, ведь у нее был Шамаш. Но теперь… шаманка Божественного Класса, которая могла исцелять, воскрешать, и, чего уж там, убивать одним своим желанием, теперь была абсолютно беззащитна перед парой гопников. Ей казалось, что это страшный сон. Еще немного, и она проснется. Воздух резко потеплел, или это ей стало жарко. Медленно, так, как и положено в страшном сне, она обернулась. В свете фонаря на нее надвигалась пара парижских бандитов совсем неромантичного вида. Она попятилась.  — Не рыпайся, — сказал тот, что справа. — Тебе понравится. Жанна побежала. Не разбирая дороги, во дворы, куда-то подальше от этого места. Она никогда не занималась спортом, даже не думала об этом. Ее тонкие, как спички, ноги, привыкли часами терпеть изматывающую боль, но устали уже после второго поворота. Она споткнулась о собственную ступню и упала бы, если бы ее руки не наткнулись на стену. Тупик. Силуэты шли медленно, словно издеваясь. Они наслаждались ее страхом. Жанна знала это чувство. Шамаш часто так играл с ней: в такие моменты оставалось только молиться и мечтать об ангеле-хранителе, который прилетит и спасет ее. На нос упала тяжелая капля. Жанна оторвалась от силуэтов и посмотрела вокруг. Асфальт и земля были в крупных влажных пятнах, с неба, несмотря на зиму, срывался дождь. Следующее, что заметила Жанна: из ее рта больше не вырывается пар. На улице действительно потеплело. Молния — вдали двух силуэтов появился третий. Жанна не видела его лица, но зато четко видела ослепительное золотое сияние вокруг него. Следом гром — шаман пропал. Силуэты приближались. Она вжалась в стену.  — Басон, вызови врача, — звучный командный голос разрезал воздух так, как гром секунду назад. — Скажи, удар электричеством. Золотое сияние появилось совсем близко к двум темным силуэтам. В тот же миг призрак воина в массивных доспехах кинулся сквозь стены. Жанна представить не могла, чтобы она в таком тоне говорила с Шамашем, и как вообще призрак может вызвать скорую. Тем временем воздух позади свечения заклубился и стал напоминать грозовую тучу. Жанна подняла глаза наверх и сглотнула слюну. Духи такого уровня были только у пятерки Великих Воинов, и тот, кого видела она, был слабейшим. У нее перехватило дыхание от страха и восторга. Силуэты медленно обернулись. Они не видели духа и не видели сияние, зато отлично видели желто-злые глаза. Тао Рен на них не смотрел: он смотрел на дождливое небо.  — Хорошо. Сегодня духи благоволят.  — Э-эй, слыш, еще один чокнутый!  — Он мне не нравится. Валим отсюда. Но стоило одному ступить шаг, как мокрая земля под его ногой наэлектризовалась и выкинула вверх шаровую молнию. Жанна дернулась от крика: запахло жареным мясом.  — Что за?!..  — Нет, — Рен покачал головой. — Не так просто. Сегодняшний день вы на всю жизнь запомните. Дух Грома! — скрежет металла о металл: воин вынул меч из ножен. Скрежет металла о металл: открылась железная дева. Застоявшаяся кровь хлынула наружу. Жанна даже представить не могла, что в ней может быть столько крови. Пальцы слиплись от вязкого. Щеку стянула запекшаяся корка. Взрослые мужчины кричали от боли. Она испытывала то же самое каждый день и улыбалась. На песок арены закапала кровь, уже не ее. Марко плакал от благоговения. Шамаш был доволен. Это сделала она. Жанна почувствовала, как ее кто-то осторожно взял на руки. Люциус?.. Когда-то давно, до Турнира, она притворялась, будто спит, чтобы он нес ее. Его улыбка, такая мягкая, согревала ее до тех пор, пока они не рассорились с Марко. Нос тронул аромат мускатного ореха и, совсем чуть-чуть, свежесть дождя. Нет, Люциус не пользовался парфюмом. Она через силу открыла глаза, увидела пару желтых солнц и тут же их закрыла. Сладкий и прозрачный, как акварель, цветочный запах обволакивал ее. Жанна любила белый шиповник. Она ассоциировала себя с ним: дикий, прекрасный и способный причинить боль. На цветах лежал мальчик немногим старше нее. Можно было подумать, что он спит, если не опускать глаза ниже его лица. Огромная сквозная рана от ключиц до паха не оставила ему никаких шансов. Какого же размера должно быть оружие, чтобы сделать такое? Какой силы должна быть ненависть?.. Неужели людям Хао все равно, кого убивать — союзников или врагов? Дух мальчика еще не упокоился, не желая покидать Землю. Такое бывало, когда душе было уготовано место в Аду. Какие еще должны быть доказательства причастности к Хао? Но сейчас именно это и давало ей возможность воскресить его. Насытившийся кровью Шамаш молча ждал ее команды. Жанна наклонилась к телу. Никогда она еще не рассматривала кого-то так бесстыдно близко. В нос ударил отдающий железом запах крови и мускатного ореха, перебив белый шиповник. Рука сама собой потянулась ко все еще теплой щеке мальчика, и незнакомое чувство кольнуло ее изнутри. Она отпрянула.