Forever Severed

Она кричит. Драко отвёл взгляд от половиц гостиной и представил перед собой залитое звёздами небо. Он действительно гребаный трус. Драко знает это, осознаёт. С того момента, как надел Распределяю Шляпу на первом курсе. Он пошёл по пути трусости. Выбрал легкую дорожку в жизни. Это не значит, что все слизеринцы были трусами или что все они должны были стать темными волшебниками. Наоборот, Аластор Грюм и даже сам Мерлин были слизеринцами. Но, видимо, они объехали эту тропинку, выбрав путь, который Драко не видел. Или, может, его путешествие началось раньше… С того момента, как отец ударил его. Это была почти утешающая мысль; почти бальзам на душу Драко. Ибо, если бы он был как-то проклят самим этим поступком, то к нему бы, в конце концов, проявили милосердие. Это был билет. Поттер к этому времени уже должен был справиться со своим побегом. Это были уже десять минут ее кровоточащих страданий и, честно говоря… Честно говоря, что? Правильно, Драко. Честно говоря, ничего. Ты можешь только смотреть. И ничего не делать. В данный момент ты просто актёр, которому поручена не особо приятная роль. В конце концов, что он мог сделать? Он пытался, пытался соврать. Он сморщил нос, сузил глаза и попытался сказать, что не узнаёт их. Попытался спасти их от этой участи. Но его старания провалились, когда меч с лязгом упал на пол. Он был уверен, что позже столкнётся с расправой за это. Если только его сумасшедшая тетка не поверит, что его неспособность распознать этих троих родилась из глубин безразличия, а не из верха двуличия. Что было маловероятным, учитывая тот факт, что именно Беллатриса научила его в первую очередь загораживать свой разум. Нет, до конца дня Драко тоже окажется на этом деревянном полу, корчась и крича от немыслимой боли. Эта перспектива содрогнула залитое звёздами небо не только к западу от Уилтширского поместья, но и в его голове. Он заставил свои легкие принять ритм, не похожий на лошадь в галопе и сосредоточился на своих мыслях. Позже он будет сгорать от боли и с этим ничего нельзя будет поделать. Лестрейндж была сумасшедшей, да, но не глупой. Она сдерживала свой гнев на него, пока была в ударе и измывалась над Грейнджер. Но в этот раз Драко действительно заслужил наказания за свою, как он считал, искусную ложь. Как будто он не мог узнать эти блевотно зеленые глаза сквозь опухшие веки, изуродованные жалящим проклятием. Как будто Драко не потратил более полувека в поисках отражения в них золотого снитча (не то чтобы он хоть когда-либо смог бы его опередить). Как будто он не мог узнать гнилостные алые пятна, которые украшали кожу Рональда Уизли. Как будто Драко не представлял себе его гребаное лицо каждый раз, когда он пытался, но все ещё не мог правильно наложить Круциатус на студента, отбывающего наказания у Кэрроу. "Не хуже, чем мои месячные" - он был достоверно проинформирован о своих умениях особенно рассерженной Ханной Аббот. Как будто он не мог различить спутанную и дикую гриву, которую Грейнджер осмеливалась называть волосами, поскольку она обрамляла вызывающую линию ее губ и глаз. Как будто самые волнующие моменты из жизни Драко не были его главной целью - сломить ее решимость и вызвать слёзы из глаз резким словом и брезгливым взглядом. А они были, не так ли? Самым большим притязанием Драко Малфоя на славу, единственным лучшим доказательством его преданности делу Тёмного Лорда были насмешки в адрес маленькой девочки, которая думала, что наконец-то нашла своё место. Потому что на самом деле, что ещё у него было? Он погрузился в свои мысли и наблюдал, как среди полевых цветов то появляется, то исчезает за щитами окклюменции её изящная фигурка. Это было… приемлемо. Там, где он больше не мог вызвать ненависть к ней, он, по крайней мере, мог вызвать безразличие к её положению в его мире. Она снова закричала. И его душа дрогнула. Теперь ее голос превратился в мяуканье, больше не обладающее структурной целостностью, необходимой для того, чтобы быть пронзительным. Луг отступил с воображаемым звёздным небом отступил и он снова оказался в гостиной. Фанатизм - вещь забавная. По общему мнению, это образ мышления, порождённый страхом и невежеством. Конечно, простолюдины, как это часто бывает, совершенно ошибались. Чтобы быть настоящим фанатиком, необязательно принадлежать к определенной касте или классу. Скорее, требовалось полного или даже всеобъемлющего понимания убеждений, вкупе с общим утверждением, что ваш путь лучше. По крайней мере, в этом была причина. Например, маглы на протяжении тысячелетия несколько раз охотились на ведьм и волшебников на грани исчезновения. С момента падения Рима волшебный мир пребывал в тайне. Маглорожденные представляли опасность для этой и без того изменчивой парадигмы из-за обстоятельств своего рождения; они были рождены магглами, и поэтому всегда испытывали к ним симпатию, когда бы ни происходило очередное нарушение Статута секретности. И это произойдет. Все остальное было просто трёпом. Он хорошо помнил слова Нотта-старшего, сказанные в августе. За месяц до того, как он впервые ступил на Хогвартс-экспресс. Фестиваль Лугнасад* был опорой британской чистокровной культуры и в основном приносил самые первые плоды магии, укрепляя родовые связи и отдавая дань уважения естественным лей-линиям. Конечно, это было для душных взрослых, и большинство детей школьного возраста больше интересовала странная атмосфера вседозволенности, которая пронизывала взаимодействия между обычно жестко разделенными полами. Лугнасад был временем для сватовства, для проверки границ зрелости и совместимости участвующих сторон. Взрослые волшебники пили и потирали свои руки в ожидании. Они одной ладонью скрепляли партнерские отношения твердым рукопожатием, а другой подталкивали в плечо своего избранного наследника в направлении жизнеспособных кандидатов, с которым заключили сделку. Если оба родителя сочли возможный союз выгодным и обе стороны могли находиться в обществе друг друга без актов физического насилия, то вскоре последовали ухаживания. Ухаживания после Лугнасада, предложение где-то между Йолем* и Имболком*, венчание до Белтейна* - конечно, чтобы обеспечить скорейшее появление наследника. Тем не менее, ровесники Драко была еще слишком молоды для этого, и вместо этого отец Тео изучил их по тонкостям выделения грязнокровок в Хогвартсе. В конце концов, помимо Священных Двадцати Восьми в Великобритании были и другие чистокровные, и было бы неразумно смешиваться с неправильным типом, пытаясь заключить союзы, выходящие за пределы присутствующих в их кругу. Но взрослым пришлось смириться с тем, что их круг слишком мал и несбалансирован для удовлетворения потребностей следующего поколения. На каждого такого Драко приходились Дафна И Астория, на которой нужно было жениться. Сгорбленный, землистый Теодор Нотт-старший сидел на каменной скамейке в саду с четырьмя мальчиками, которые собирались отправиться в Хогвартс. Они выстроились полукругом, зачаровано впитывая его источаемую ненависть и табачный дым. - Вы сможете отличить грязнокровку, просто взглянув на нее. Убогость их маггловского рождения оставляет неизгладимые рубцы. Мы называем их грязнокровками, потому что вы можете видеть это в их чертах. Они не будут обладать особенностями настоящих волшебных семей. Как твои глаза, Драко. Или наш семейный нос, Теодор. У маггловской семьи почти всегда есть общие черты - тусклые волосы и мутный взгляд. Они уродливые.И я уже говорил, что их можно отличить по зубам - всегда кривые. У маглов так же нет наших зелий, поэтому их женщины не могут укладывать ими волосы. Так, как вы могли заметить, сделали ваши мамы перед таким фестивалем. Собравшиеся сыновья кивнули головами. Первенцы. Наследники Пожирателей Смерти. Все они. Они могли быть закутаны в эти тяжелые черные мантии только потому, что, если их отцы были Пожирателями смерти, то их матери были Кормильцами Смерти. И к тому времени, когда они будут отлучены от молока этой проклятой матери, их отправляли в путь. В Хогвартс. Чтобы извергнуть яд, который они впитывали все детство. - Помните, грязнокровка будет обладать слабой магией и будет слишком нецивилизованной, чтобы вынести мысль о помощи. Они жестокие люди, эти маглы, и их дети не поймут наши знания и не будут достаточно умны, чтобы наверстать упущенное. Еще один хор льстивых кивков. Он все еще мог видеть едкую ненависть в глазах Нотта-старшего, когда тот сидел через поле на каменной скамье, вторгаясь в окклюменционное святилище Драко. - И помните. Вы узнаете грязнокровку, когда увидите ее. Потому что она будет слишком уродливой, чтобы на нее смотреть. - Он закончил своё высказывание, пройдя полный круг к своей исходной точке и юный Драко записал каждый знак в выгравированную записную книгу своего пубертатного мозга. Грязнокровки будут: уродливыми, магически слабыми, нецивилизованными, глупыми и снова уродливыми. - Пожалуйста, - глоток воздуха, - остановитесь, пожалуйста! - и рыдание. - Клянусь, это подделка, - остальная часть ее жалкого попрошайничества была украдена у нее непоколебимой злобой ореховой палочки Беллатрисы. Потому что нужно чувствовать именно это, чтобы бросить непростительное. И его тетя, несомненно, так и поступает. Драко не мог понять этот истерический восторг, который сумасшедшая женщина получала от мучительных криков своих жертв. Наследник Малфоев не мог наложить смертоносное проклятие с такой же легкостью. И он был убежден, что единственная причина, по которой он умел накладывать Империус, заключалась в его глубоком желании удержать жалкие крупицы своей жизни в его собственных руках. А не стать жертвой этого цирка, в который превратился его дом, после возвращения Тёмного Лорда. Но это шоу были теперь далекими от него, он стоял на лугу. Если бы он повернулся, он знал, что увидит за спиной белую штукатурку, а за холмом справа - небольшое озеро; на самом деле, не более чем пруд с манией величия. - Скажи мне правду, грязнокровка, или я позволю этому паршивому полукровке Фенриру выебать её из тебя. - Дыхание Драко застряло где-то в его диафрагме, когда Беллатриса предала завет, который все ведьмы считали священными между собой. Драко не мог представить себе, какое отвращение может почувствовать девочка, когда женщина постарше пригрозит натравить на нее грязное животное самым немыслимым образом. Он знал, что она тоже будет учавствовать. Он видел это на пирушках. Тех, где присутствовали единственные ведьмы - Беллатриса и Алекто. Кто бы мог подумать, что тот же Нотт-старший с глазами-бусинками, который предупредил их, чтобы они не общались с грязнокровками, не почувствовав ни малейшего сожаления, приковал такую ​​ведьму к половицам своей столовой и изнасиловал ее перед всеми собравшимися. Рыцари Вальбурги*. Неудивительно, что эти девушки, проклятые молодостью или красотой, редко попадали в поместье, не изуродованы похитителями или такими зверями, как Грейбэк. Драко точно мог сказать - это было наблюдение за глазами Нотта. Его адским, бесчеловечным и неподвижным взглядом. Когда он драл маггловскую девушку, которой было не больше 14, за столом, за которым Драко научился правильно усаживать молодую леди для обеда. Это то, что его сломало. Наблюдение за непоколебимым лицемерием Нотта и его пустым взглядом, когда он кончал внутрь своей плачущей жертвы и прерывистые рыдания ее отца, которого достаточно долго сохраняли в живых, чтобы он мог наблюдать за этим. Вот то, что окончательно разубедили Драко в его предрассудках. Но это сделало бы его лжецом, а не трусом. А прежде всего Драко был трусом. Он услышал сильный глоток воздуха над лугом, а затем крик: - Пожалуйста! Спросите гоблина, спросите Крюкохвата! Он скажет вам, я клянууусь! Гордая речь Грейнджер превратился в вопль, когда проклятие Круциатус снова овладело ею. Она явно использовала последние силы, чтобы направить свою мольбу не на Беллатрису ... а через все поместье. Через пол… в подземелья. Грейнджер нужен был этот гоблин размером с пинту, чтобы подтвердить ее историю. Это означает, что яркое, инкрустированное рубинами смертоносное оружие было настоящим. Что это оружие было доверено лейтенанту Темного Лорда. Этого он, черт возьми, и боялся! Что она лгала, чтобы обезопасить себя. Эта блестящая, стойкая и добродетельная ведьма была замучена. Но даже находясь на волоске от смерти у нее все еще оставалась та сила духа, чтобы сохранить веру в своё дело. Меч явно имел первостепенное значение, если требовал допроса перед немедленным вызовом Темного Лорда. Это был акт милосердия. Мерлин предоставил ей шанс, за использование которого её никто бы не стал винить. Вместо этого, перед лицом этой безумной женщины и страданий, которые, несомненно, будут продолжать обрушиваться на нее, она оставалась непоколебимой и непобедимой. Драко был не в силах бороться с восхищением ею, которое наполняло его грудь теплом, поэтому он создал ее на своём лугу - Полярную звезду для своего звездного неба, и улыбнулся своей первой улыбкой за долгое время. *** В другой жизни, в другом мире Драко Малфой в этот самый момент не улыбается. Что за мелочь? Легкое искривление губ, не более чем ухмылка, далекая от его обычной усмешки. При всей причинно-следственной связи, насколько может отличаться одна улыбка? Мимолетное лицо, рожденное эфемерным чувством, которое должно было умереть незамеченным. Но это было не то время и не то место. Потому что здесь и сейчас Беллатриса, которая была разочарована племянником, замечает. Она видит и не видит. Он действительно был для неё разочарованием, поистине безнадежным делом, но погодите… это была улыбка? Неужели он ... наконец-то пришел к правильному выводу в отношении грязнокровной нечисти? Могут ли эти маленькие угольки восторга, несомненно, зажженные истязанием грязи у ее ног, превратиться в бушующий ад? Она собиралась отправить его за гоблином, но… нет, лучше пусть он останется и понаблюдает. В конце концов, за этим пламенем нужно было следить, подпитывать… может, он еще сумеет доказать, что он ее настоящий родственник. - Хвост, будь добр, сходи за крючконосым. В башне замка далеко на севере, гадалка в бутылочных очках начала изрекать третье реальное предзнаменование в ее жизни. А кентавр, который шел по зеленому предлеску, нараспев произнес (гораздо более кратко): «Тубан сегодня засияет». Драко улыбнулся. Судьба захихикала. *** Он осознаёт периферийным зрением, что Петтигрю был отправлен за гоблином. Тем временем Белла не позволяла пустоте скучного момента оставаться незаполненной, особенно когда цель для мучений была так близко. От мысли, когда он размышлял о сходствах, которые, должно быть, мелькали в голове Грейнджер между ним и его тетей, его затошнило. Он тоже никогда не давал ей отсрочки от своего непрекращающегося очернения, и ему хотелось, чтобы его отослали из комнаты, и… что это было за выражение лица его матери? Нарцисса Урса Малфой, урожденная Блэк, была видна на его лугу, стоя как самый высокий цветок среди растений цвета слоновой кости, от которых она получила свое имя. Он знал, как все мальчики знают секреты, которые управляли такими вопросами, что его мать была величественной красавицей. Она была вылеплена из мягкого лука купидона и имела сильные скулы, которые характеризовали женский идеал чистокровных британцев. Эти черты лица были увенчаны блестящими серебряными глазами семьи Блэков и прямыми волосами, которые были черными, как ночь перед свадьбой. Фактически, именно это стечение визуальных факторов и дало Блэкам склонность к именам, имеющим астрономическое значение. Возможно, это было единственное изменение в ее нестареющей красоте с того дня, как она получила платиновые пряди на висках, скрепив свой союз с Малфоем-старшим. Хозяйка поместья Малфоев отличалась изысканным поведением. Обладала талантами семьи Блэк в трансфигурации, гадании и окклюменции. Драко знал, что его мать обладает железным контролем над своими эмоциями и совершенно неспособна предать себя. Она не была перед гостями или в Косом переулке такой, какой была, когда они всей семьей пили чай на восточной веранде. Вот почему он обнаружил, что отвращение, омрачившее ее лицо, было таким поразительным. Там, где он ожидал наблюдать контролируемое безразличие или, в худшем случае, пренебрежительную морщинку на носу, которую она показывала, когда решала публично заявить о своем неодобрении, например, встретив нежелательного посетителя у торговца, которому она раньше, возможно, симпатизировала. Но вместо этого он увидел нечто гораздо худшее. Нарцисса смотрела на работу сестры с выражением крайнего отвращения, как если бы само продолжающееся существование объекта этого взгляда было тошнотворным оскорблением достоинства ее дома и его места в обществе. Едкий запах аммиака и чистой джинсовой ткани донёсся до носа Драко, и он подумал: Да, если бы у настоящего ужаса перед лицом смертельной опасности был запах, он был бы таким. Луг увядает, звездное небо тускнеет и Драко следует за взглядом матери. Он не может больше отрицать, что она расстроена из-за того, что Грейнджер осмелилась потерять контроль над своим мочевым пузырем до того, как ее осудили. И вместо этого он изучает ее. Она дрожит в луже из ее мочи и слез, но ее глаза вызывающе вспыхивают - такой взгляд он видел сотни раз - грязнокровный и решительный, несмотря на все это. Это она, вся она. Расплавленная в разгар их социального конфликта, выкованная в огне ее праведного негодования и закаленная в ее собственных телесных флюидах. Ее дух был оружием, несомненно, формирующим и более опасным, чем все, что мог бы выковать гоблин. Эти глаза. Эти глаза начали метаться взад и вперед, взад и вперед, оценивая, расчитывая. Она пролетает мимо Беллатрисы, восседающей над ней, как хищная птица, мимо презрения его матери, амбиций его отца, извращенной ухмылки Фенрира и, наконец, к нему, к Драко. Драко никогда особенно не заботился о своих глазах. Он унаследовал серебристые радужки семьи Блэков вместо холодной арийской синевы Малфоев. Они были слишком выразительны и, казалось, были насмешкой над легендарным, потрясающим окклюменционным умением семьи. Тем не менее, его преграды сдерживали красные щелки Темного Лорда, долго сдерживали мерцающие полумесяцы Дамблдора и сдерживали… Ее кружащиеся шоколадные глубины переплетены с его ничтожным подарком из чистого серебра, похожего на декадентские трюфели; похожего на столовые приборы, которые были выложены эльфами, которые были слишком ленивы, чтобы отполировать их от отпечатков пальцев после мытья посуды. Он полагает, что она, должно быть, прошептала заклинание, но он упустил ее губы из-за ее глаз. И она безоружна. Но палочка не является строгой необходимостью для умственных искусств, и единственное место, где он действительно слышит слово «Легилименс» - в его душе. Грейнджер не пыталась пробить его щит или поразить его психику, как это сделал бы опытный легилимент. Она просто держала взгляд грешника, когда он смотрел в бездну ее зрачков, которые продолжали сужаться, образуя точки, за которыми Драко последовал. Его совесть натолкнулась на это - на острые кончики ее решимости, и пробила его окклюменцию. Эмоции нарастали в брешь, создавая перепад давления и, когда пространство между его глазами взорвалось, медитативное видение в виде луга и звёздного неба, составлявшее основу его окклюменции, наконец, разрушилось. «Грязнокровки магически слабы». Драко расстроен и сбит с толку. Ему одиннадцать и сейчас Йоль. Его оценки только что пришли совиной почтой. Отец сначала казался таким… довольным. Второй на курсе! Мать прижала его к себе и поцеловала в щеку - практика, для которой он считал себя слишком взрослым, но сейчас его никто не видел, и родители ведь были такими, такими гордыми. Второй за год, полный Священных Двадцати Восьми и самого Гарри Поттера! Они успели приготовить пудинг до того, как спросили, как продвигаются его попытки стать другом мистера Поттера. Они знали, что молодой человек ужасно отверг его в начале года, но были уверены, что эту идею нужно продвигать вперёд и дальше. В конце концов: - Он будет нуждаться в равном интеллектуале из Гриффиндора, дорогая. И правда. Только это было еще не самым жестоким пинком Судьбы, за который ему нужно будет быть в ответе. - На самом деле, мама, вроде как девчонка Грейнджер была первой в списке, ты знаешь, о которой я тебе писал? Мерлин упаси, она не сможет сидеть спокойно, если все возможные вопросы профессора не будут полностью удовлетворены и она может сотворить почти каждое заклинание, которое просит продемонстрировать профессор Флитвик с первой попытки. Одиннадцатилетний мальчик признался родителям, почти печально расставшись со сверкающим взглядом, который он все еще мог видеть, когда она дрожала от волнения в его мысленном взоре. Но тишина за столом оглушила. Реакция его матери была контролируемой, но его отец с трудом сдерживался. И в этот момент Драко узнал, он точно понял, в чем между ними разница. - Цисси, она имеет какое-либо отношение к Дагвортам-Грейнджерам? - вздох смирения. - Нет, дорогой… Я навела справки и у неё нет предков волшебников, о которых можно было бы поговорить. Его отец не тронул его, вообще-то ... О, он крепко сжал своего наследника за плечо, так как бить своего первенца неприемлемо. Поэтому он заставляет Драко наблюдать, заставляет смотреть на порку и бесконечное количество побоев кнутом по единственному другу в родовом поместье - эльфу Добби. Когда Драко было одиннадцать, его эльф Добби гноится от полученных травм. Обиженный таким отношением от семьи волшебников, он начинает питать идеи, граничащие с откровенным подстрекательством. У Драко появляется причина ненавидеть грязнокровку Грейнджер, потому что она испортила Йольский пудинг и доказала, что Нотт-старший ошибался. По крайней мере, она была уродливой. «Грязнокровки нецивилизованные». Двенадцатилетний Драко плюет в нее этим словом в ответ на ее тяжелейшее оскорбление, и все, что она может сделать - ухмыльнуться, а не кричать. Юношеское возмущения, заполняющее углубляющуюся пропасть между ними, успокаивает его уязвленную гордость; как она смеет сомневаться в том, что он не способен быть ловцом, как ее драгоценный Поттер? Только когда он видит остекленевший взгляд ее глаз, удовлетворение от травли гриффиндорских скептиков превращается в пепел во рту. Его мать, вероятно, обругала бы его рот за то, что он употребил это слово на публике. И он почти, почти извиняется за это … но Уизли обращается к нему. Драко ничем не угрожал, да и не успел бы, так как имбецильный дружок ничего не может сделать, кроме как проклясть себя чем-то гораздо хуже, чем стыд, осевший в памяти Драко. Спустя несколько месяцев он будет распевать о победе, надеясь вернуть часть публичной лести от Крэбба и Гойла и хвастаться своей надеждой, что грязнокровка Грейнджер умрёт от рук зверя Слизерина. И только после того, как она окаменела и ожила, правда выходит на свет через слухи. Наследник Слизерина натравил Василиска на грязнокровок школы. Только глупая, глупая удача спасла нечистокровных… всех, кроме Грейнджер. Грейнджер предотвратила свою смерть от одного из самых опасных существ известных миру, используя ручное зеркало, чтобы заглядывать за угол. Он представил, как она успешно разгадывает загадку, сбивавшую с толку некоторые из величайших умов Магической Британии, прежде чем спокойно достать из сумки девчачье косметическое приспособление и защитить свои темные карие глаза, когда она устремилась по готическим коридорам по пути к Директору, чтобы рассказать о ее подозрениях. Когда Драко исполнилось двенадцать, его отец, Люциус, получает повод опасаться расправы с Темным Лордом. Если Беллатриса была его правой рукой, то Люциус был его левой, и он только что потерял артефакт, который ему поручили защищать, из-за бесполезных рейдов Артура Уизли. Ненависть Драко к грязнокровке Грейнджер усилилась - она ​​снова доказала, что старший Нотт лжец. По крайней мере, она все еще была уродливой. «Грязнокровки глупы». Можно было бы подумать, что было бы невозможно придерживаться этого предубеждения, если знаешь Грейнджер лично. Но тринадцатилетний Драко очень молод и очень фанатичен, и теперь он хватается за соломинку. Конечно, она знала ответ на каждый вопрос, который когда-либо задавался в Хогвартсе, но отец всегда говорил, что в школе с некоторых пор дела идут плохо, и Драко вообще хотели отправить в Дурмстранг. И конечно же она, гриффиндорская грязнокровка, успешно догадалась, что это за чудовище, спрятанное в Тайной Комнате, опередив Дамблдора на несколько месяцев. Когда Драко умоляет своего отца отомстить гиппогрифу, он действительно должен похвастаться этим перед книжным червем. Собрав безупречную юридическую защиту Клювокрыла, представленного подкомитету Визенгамота для судебной системы, о которой она ничего не знает, она заставляет его отца прибегнуть к принуждению, чтобы обеспечить казнь. Именно тогда она в манере, наиболее подходящей для Малфоя, обманывает и спасает зверя от топора палача легендарного Пожирателя Смерти Уолдена Макнейра. Она перехитрила его отца, Люциуса Абраксаса Малфоя, и даже выделила секунду из своего напряженного расписания, пока разгуливала со своими дружками, чтобы подчеркнуть свое абсолютное доминирование ударом в нос, от которого у Драко звенело в ушах. Кипящая ярость в ее грязных глазах стала чем-то гораздо большим, чем пощечина, и вынудила его убежать, поджав хвост. Когда Драко исполняется тринадцать, Гермиона узнает, что неукротимая воля - единственный способ выжить в этом новом мире. Ненависть Драко к грязнокровке Грейнджер достигла своего апогея - она ​​доказала, что Нотт-старший полнейший дурак. По крайней мере, он все еще мог убедить себя, что ее густые волосы и бобровая улыбка делают ее некрасивой. «Грязнокровки уродливы» Грязнокровка Грейнджер была на год старше его, и это было заметно. Половое созревание начало творить волшебство над сверстниками Драко, но это искусство почти закончило работать над ней. Когда он видит ее, закутанную в бело-зеленую ливрею национальной сборной Ирландии, все, о чем может думать четырнадцатилетний мальчик, это о девчонке… нет, о девушке, обёрнутой в родные цвета его факультета. Хрупкое сознание раскачивается, когда мир отпрыска Малфоев колеблется вместе с ней. Конечно, это не может быть Гермиона Грейнджер? Ее волосы стали длиннее, из-за их веса они укладывались в каштановые кудри. И, наконец, лишенные челки, обрамляли ее изящное лицо. Теперь у нее другая улыбка. Он первым заметил ее, когда она прошептала что-то на ухо нищему младшему Уизли. Это тайная женская улыбка, которую можно узнать только по приподнятому уголку надутой губы, которая стала еще более загадочной, когда ее передний левый зуб зацепился за потрескавшуюся от ветра нижнюю губу, чтобы подавить смех над ответом её друга. Сейчас он думает, что Драко может сделать, чтобы тут же не опозорить себя в своих брюках, и, конечно … вот оно, лаконичное замечание отца об их низком статусе. Спасибо, отец ... Драко было интересно, как он собирается привлечь ее внимание к свидетельствам своей растущей мужественности. Он был уверен, что она оценит новую манеру, которую он использовал для расчесывания своей белокурой челки - она выглядела довольно лихо в сочетании с соболем, маггловским костюмом и водолазкой, которые он надел по этому случаю. Но, ах, на ее лице была ленивая ярость. Как будто она была выше того, чтобы избавиться от кипящего презрения, которое она сварила в своих коричневых глубинах к нему, Малфою и его предкам. Он испуган и сбит с толку. И, хотя он хорошо имитирует аффектацию своего отца, его мир навсегда перевернулся. Укрепляя свои окклюменционные барьеры, Люциус Малфой лишь смутно кивнул самодовольному идиоту, который якобы был министром магии и сделал вид, что очень обеспокоен своим сыном. Молодой человек на пороге взрослой жизни должен… ну… вести себя так, как сейчас министр, хвастаться и изгибаться в лести перед знаменитостями, которые сейчас были на поле. Его единственному сыну и наследнику казалось… довольно скучным это зрелище. На самом деле, он был почти разочарован. Люциус - логичный человек, и его мысли сразу же пришли к наиболее вероятному ответу, что его единственный сын скорее всего, так сказать… другой. У Люциуса нет никаких негативных мыслей по этому поводу, в конце концов, это было что-то вроде семейной склонности. Пока удастся заключить правильный брак, чтобы обеспечить чистокровного наследника, какое это имеет значение? Может быть, Драко пойдет по стопам своего предка Арманда и в конечном итоге станет мучить другую страну, завоевывая королевскую семью, а семья Малфоев создаст новое дворцовое поместье? Нарцисса, конечно же, читала своего сына, как только мать может это сделать. Она смотрит в его лицо, как в зеркало, которое она разгадывала за весь свой брак, и которое отличается только чертами, которыми она наградила его сама от самого сердца. Она замечает напряжение его бледных бровей и тяжелый поток воздуха, который он выпускает из ноздрей; все это типично для её сына, но ... отличие в том, как он сейчас напрягает свои ноги, пытаясь скрыть растущую проблему, столь свойственну только мальчикам его возраста. Вот оно! Черные глаза сузились до серебряных прорезей, когда он пристально посмотрел как хищник, но не на поле, а на трибуну выше и левее от них. Частота его дыхания заметно меняется (так же, как у его отца, когда он, наконец, оказался наедине с Нарциссой в конце долгой помолвки и хочет расстегнуть молнию с ее платья), и она прослеживает горящий взгляд своего сына. Убедиться. Когда Драко исполнилось четырнадцать, его мать Нарцисса с отвращением обнаружила, что ее сын невосприимчив к очарованию вейл, только потому, что он уже был околдован грязнокровкой Поттера. Ненависть Драко к грязнокровке Грейнджер иссякла и он обнаруживает, что злится на нее только дважды в наступающем году. Злится из-за обиженного взгляда в ее глазах, когда он предупреждает ее, как может, подвергая сомнению ее сдержанность перед лицом хищного террористического нападения, которое произошло позже той же ночью. Мысль о том, что она воспользовалась бы подобным преимуществом - а в этом кто-кто, а Драко точно не сомневался - заставляет его бурлить, а знание того, что она, вероятно, думала иначе, делало это еще хуже. Он злится ещё раз в этом году, а именно когда он видит, как она спускается по лестнице на Святочный бал. Ему нечего сказать перед своей компанией о ее внешности или о ее новых поклонниках. Он поймет, гораздо позже той ночью (после того, как обманет Пэнси), что он расстроен, потому что она обработала свои волосы зельем и укоротила зубы, и это стало отклонением от того, какой ее маггловские родители должны были произвести на свет. Он поймёт той ночью, насколько прекрасна Гермиона. Драко теперь знает, что Нотт-старший солгал ему. Солгал им всем. *** Темный Лорд вернулся и пятнадцатилетний Драко, откровенно говоря, не мог с ним возиться. Он был слишком очарован своей грязнокровкой, чтобы заботиться о нем. О, конечно, это все ещё достаточно его веселило - доставать Поттера, но «… ты все ещё гуляешь на свободе?» Действительно? Это все, что потребовалось, чтобы его завести? Если бы Драко не знал его, он бы подумал, что Пророк прав, и Мальчик-Который-Выжил-чтобы-досадить-ему наконец сломался под тяжестью его собственных иллюзий. Почтение, которое его отец выражал Темному Лорду, казалось смехотворно несоразмерным оказанным услугам, так сказать. Он не понимал, почему Драко должен был играть роль миньона Амбридж в этом хаосе. Он не был слугой - пусть Крэбб или Гойл сочувственно слушают ее бессмысленные бредни… И терпят ее прикосновения… чем меньше говорят, тем лучше. Для сравнения, даже внимание Пэнси было терпимее. По мнению Уоррингтона и Монтегю, наличие ведьмы, повисшей на твоей руке увеличивало вероятность того, что кто-то ещё полюбит тебя. Драко считал очень удачным, что все они стали старостами. Драко, Пэнси… и Гермиона. Он больше не мог называть ее Грейнджер, по крайней мере, мысленно. Это было слишком безлично, слишком далеко для ее главных ролей в его повторяющихся темных подростковых фантазиях. Он не прикасался к ведьме со светлыми или рыжими волосами с тех пор, как начал дрочить, и ему всегда приходилось тяжелее всего, когда оживленные брюнетки из «Playwizard»* Блэйза носили кудри. Гриффиндорцы и Когтевранцы обладали великолепным панорамным видом своих башен, но Барсуки и Змеи получили частные общежития после третьего курса, и Драко ежедневно проверял стойкость своих соседей. Имя Грейнджер было недостаточно длинным, чтобы запинаться между прерывистыми вздохами, означавшими кульминацию его ночного распорядка, и теперь он это знает . Так что это Гермиона. Разнообразие может быть изюминкой жизни, но рутина - это смазка на его члене; это единственное объяснение, которое он может придумать в мимолетные моменты посторгазмического стыда, которые почти всегда следовали за его ежедневным обожанием ее. Его одержимость. Любимая фантазия префекта Слизерина заключалась в следующем: он явится на свой маршрут патрулирования в 10 часов вечера. В назначенный час только для того, чтобы обнаружить, что его напарницу по счастливой случайности заменила Гермиона. Он начинал бы хладнокровно, спокойно и собранно; заводил с ней разговор по особенно интересным мелочам, лишь косвенно относящимся к чему-то, освещаемому в общем классе. Маленькая зубрила поначалу колебалась бы, но в конце концов она не сможет устоять перед желанием прочитать ему одну из лекций, которые она постоянно напихивала в эту дерзкую маленькую задницу. Мерлин знает, она, должно быть, умирает от умного разговора с компанией, которую она составляла. Он вступит с ней в бой, сыграет с ней в адвоката Морганы и призовет к капитуляции. Или уговорит ее, по крайней мере, признать альтернативную историческую перспективу или академическую линию рассуждений. Конечно, она будет осторожна… сначала. Но Драко знает, что он достаточно привлекателен для своего возраста, а также неплохо говорит. Он использует ее желание читать лекции. В конце концов, она всегда так стремилась продемонстрировать плоды своего академического труда, как если бы каждая дословно произносимая строчка была доказательством ее принадлежности к его школе. Что ей здесь было место. Драко скорее согласится, что её место было под ним. И так продолжалось бы, он переводил разговор с этого на что-то чуть более личное, возможно, книгу, которую она в последний раз читала для удовольствия, или свидание, которое он недавно нашел особенно разочаровывающим. Тогда он начал бы ей льстить. - Ну, это звучит замечательно. Как роман, который я закончила в прошлом месяце - Да ладно, все эти прямые волосы с заколкой надоели. Они кажутся такими же искусственными, как и из обладательницы… ты не согласна, Гермиона? Он бы сделал это вот так, соскользнул с ее имени, как будто оно сотню раз срывалось с его языка, потому что так оно и было, и она покраснела бы от его интонации. В конце концов, единственный способ, которым он умеет произносить ее имя, - это с необузданной страстью. И он уверен, что это звучит на порядок более заманчиво, исходя от него, чем от этого неграмотного дурака Виктора Крама. Она слишком сообразительна и умна, чтобы оставить это незамеченным, и она попытается указать ему на его оговорку. Но Драко готов к этому моменту, и она потеряет равновесие как от лести, так и из-за тона, которым он ласкал гласные ее имени. - Ну, это твое имя, не так ли? Как и у дочери Елены, женщины такой красоты, что ее потеря вызвала войну? Это добьет её. Он держал пари, что в Гриффиндорской башне не было ни одного волшебника, который знал бы о важнейшей кровавой вещи в Троянских войнах. Тогда она бы раскраснелась, если бы не его пристальное внимание. Ее расцвет годом ранее определенно не остался незамеченным для мужского населения Хогвартса, но они были слишком напуганы ее собственными красно-золотыми телохранителями. Конечно, эти двое были либо на ступень ниже полоумных, либо слишком глупые, чтобы оттеснить друг друга, и поэтому естественное желание Гермионы, чтобы ею был очарован волшебник, было ужасно неудовлетворенным. Скорее всего, она выплюнет какой-нибудь ответ, основанный на его «прежнем мнении» о ней, и он пойдет ва-банк, осуществив свой величайший обман на сегодняшний день. Сказав ей, «что за последний час их разговора он получил больше удовольствия, чем от любой экскурсии в магазин мётел с чистокровным человеком, которую он мог вспомнить». В конце концов, величайшая ложь - это всего лишь фрагменты правды, сказанные с пользой. Полная или, скорее, абсолютная неспособность Панси следить за своими зубами, стоя на коленях и полируя его член тоже была фактом. Он сказал бы это, удерживая ее взгляд и вторгаясь в ее пространство и она была бы готова. Ее потребность в интеллектуальном подтверждении была бы настолько удовлетворена, что он мог бы сидеть сложа руки и позволить этой ведьме оседлать гиппогрифа, так сказать. В конце концов, все после этого было бы решаемо. Где бы их раунды закончились, как не в подземельях? - Джентльмен проводил бы тебя обратно в твое общежитие, но о, Гермиона! Позволь мне взять тот роман, о котором я упоминал ранее, я думаю, тебе он понравится. Ты когда-нибудь была в гостиной Слизерина раньше? Она под озером, это действительно довольно увлекательно… Она волновалась бы, теребя зубами свою сочную нижнюю губу и протестовала бы против неявного нарушения правил, полностью забывая о неприличии предложения. - Ах, как же было бы здорово! Ты была бы первым магглорожденным, ступившим туда за… Мерлин знает, сколько лет? Это было триста три года назад. Драко проверил. И он держал пари, что она тоже. Она с презрением выплюнула бы ему это число, а потом испепеляла бы его этим своим взглядом. Тот, который он впервые увидел прямо перед тем, как она ударила его, два года назад. И в тот момент, когда кипящая ярость, наконец, вскипела над стенами котла ее самоконтроля, он крепко бы сжимал пальцами ее руку с палочкой и осторожно втягивал ее в комнату. Вытащите огонь ее праведного негодования из-под кипящего зелья, и что останется? Через изумрудную освещенную гостиную, по коридору справа, пятый проход слева, последняя дверь в наклонном конце туннеля. Она все еще обрабатывала бы эти эмоции, пока он вел ее. И к тому времени, когда замок на его двери защелкнулся, он бы уже был на ней. С этого момента, в своих мыслях он был твёрд, как камень. Член выделял предсемя, пока не завершил бы своё фантазийное путешествие… с желанием. И он хотел ее, именно вот такую. Мокрую, мягкую и дрожащую под ним. Когда ее тело предало бы ее разум; предав все свои принципы, она бы приподняла свою слишком длинную юбку и раздвинула ноги для заклятого врага своего лучшего друга. Он снял бы с себя мантию так быстро, как будто постоянно практиковал свое Эванеско или из-за того, что тренировал себя любой моделью из журналов Забини, которую он мог бы счесть хоть на каплю похожей на неё. Но звёзды не сошлись (или что там должно сойтись?). Так он и присоединился к Инспекционной дружине. Если фортуна благосклонно относилась к смелым вдвое меньше, чем казалось Дамблдору, он, в конце концов, получил возможность с ней, которую ждал. Когда Амбридж, наконец, сосредоточилась на их маленьком восстании. Тем временем он должен был носить серебряную «I», прихорашиваться, как один из павлинов своего отца, и снимать очки с тех, кто не убирался с его пути достаточно быстро. Неплохая сделка, как ему казалось. В конце концов, он получит ее. Судьба была под ним. Так должно было быть. Гермиона Грейнджер будет принадлежать Драко Люциусу Малфою. Гордая грязнокровка будет чем-то вроде домашнего питомца, которого держит семья Малфоев. Конечно, к тому времени, когда он мог ударить при удобном случае, как гадюка в высокой траве, ситуация полностью вышла из-под контроля. Он ловит маленькую девчонку Уизли, кричащую что-то про Удушающий газ, и, вместо того, чтобы проглотить приманку, он идет в направлении, противоположном ее отвлекающему маневру, с Булстроудом на буксире, сначала наткнувшись на Гермиону, затем на Поттера. Его терпение наконец было вознаграждено. Драко победил махинации своей грязнокровки и поймал ее на месте преступления: они пытались связаться по каминной сети с их чокнутым старым директором! В конце концов, она увидит его таким, какой он есть: Чистокровным, Малфоем, потомком Священных Двадцати Восьми . Он колеблется, но на мгновение ему нужно это увидеть; посмотреть ей в глаза, когда ее расплавленный какао-гнев, наконец, утихает, превращаясь в теплый оттенок признательности. Вместо этого он едва завершил мысленную переработку монолога, который, как он уверен, побудит его ведьму поднять взгляд с каменного пола, прежде чем снова появляется Милли с заменой вышеупомянутого психа на буксире. Булстроуд получает приказ от Амбридж удержать ее и всё, что Драко может сделать - это не скрежетать зубами из-за упущенной возможности, пока Миллисента прижимает его грязнокровку к стене с явной угрозой. Затем есть еще гриффиндорцы, уклончивый Снейп, случайные угрозы пытками и, действительно, слишком большая компания для Драко, чтобы уделять скользкой ведьме должное внимание, которого она заслуживает ... А потом она плачет. Драко не верит ей ни на секунду, поэтому он испытывает удачу и умоляет розовую мерзость позволить ему последовать за ней, пока Гермиона ведет ее к тому, что, несомненно, будет ошеломляющим поворотом судьбы. Сука позирует и пренебрегает им. Переоценивает своё положение. И Драко это видит. Взгляд. Между сфабрикованными рыданиями и растопыренными, испачканными чернилами пальцами он видит, как в сухих глазах Гермионы Грейнджер горит вызов. И он перестает беспокоиться о том, как сильно заебется Амбридж, и начинает беспокоиться о себе. Его так отвлекают воспоминания о ее карих глазах. Как это, быть единственным? Что было бы для неё важным? Зачем ему желать обладать ею, как предметом? Драко был настолько отвлечен, что Рональд Уизли смог совершить побег, оставив Инспекционную дружину оглушенной и обезоруженной, а в личном случае наследника Малфоев, ещё и придавленным собственной свитой. К тому времени, когда Северус восстановил его и оставил выздоравливать в комфорте своей собственной комнаты, Драко снова переживает за нее и остаток ночи он проводит, мастурбируя перед лицом почти-Гермионы Грейнджер на одном из разворотов журнала. И пылает внутренним огнем победы, который он находил только в горячих, землистых оттенках ее глаз. Вот как его и находит на следующий день декан Слизерина - в сперме и стыде. Северус пришел, чтобы рассказать ему об аресте его отца Орденом Феникса ... и его одноклассников. Когда Драко исполнилось шестнадцать, его тетя Белла узнала, что нужно положиться на новое поколение в выполнении благородной миссии ее Темного Лорда… и что кудрявая грязнокровка на самом деле слишком спесива, для ее же блага. Драко узнал, что грехи отца действительно передаются по наследству сыну. *** Ему шестнадцать, когда в следующий раз он позволит себе снова так думать о ней. Тем временем он научился окклюменции и благодарен за это. Если Беллатриса и заметила его очарование грязнокровкой, когда она терзала его психику летом, она не упомянула об этом. Кроме того, если то, что он видел на пирушках, является каким-либо показателем, то он не мог быть единственным Пожирателем Смерти, который бросился к маггловским девушкам. Помогает то, что он направил свою страсть к ней, превратив свой пыл в ненависть, потому что именно она заковала его отца в цепи… не то чтобы он этого не ожидал . В конце концов, Драко больше не мог завидовать ей из-за враждебности к своему отцу. Мальчика, который еще не совсем стал мужчиной, заклеймили как домашний скот, а его мать подвергали насилию в его присутствии из-за шаткого положения, в котором Люциус оставил его семью. Он принял свою метку как волшебник и гордился этим. Наследник Малфоев теперь по факту владел своим домом и он приступил к своим обязанностям так, как будто готовился к ним всю свою жизнь. Потому что он так и делал. Никто никогда раньше не обвинял его в тщательности и к тому моменту, когда он сел в Хогвартс-экспресс в сентябре, его успокоило множество планов, которые он уже осуществил. А почему бы и нет? В конце концов, он самый молодой Пожиратель Смерти, когда-либо принявший метку и уверенность Темного Лорда не была потеряна. Он заткнул дерзость Забини одним взмахом рукава мантии вверх, и, если Пэнси, казалось, оттолкнула новая добавка к его телу, тем ему лучше. Она была поистине невыносима ... А вот и звезда шоу, Привет, Поттер! То, что Избранный находится в его власти, под каблуком ботинка, должно вызвать у Драко прилив ликования. Но он не теряет окклюменционные границы ни на мгновение; предпочитая раздавить мальчику нос, рассматривая при этом западный луг поместья. Он оставляет его там, чтобы они оба варились - Поттер в его собственной крови и слизи, а Драко в припадке юношеской досады. Что это ему дало? Он не почувствовал себя лучше от этого и отсутствие Поттера, несомненно, будет замечено, а затем немедленно исправлено. Требуются еще семь месяцев и две неудачные попытки на жизнь Дамблдора, чтобы реальность обстоятельств полностью осозналась в глазах Драко. Конечно, всегда были мучительные сомнения, блуждающие на самых краях его сознательных мыслей ... но они были сразу и по-настоящему подавлены у луга. Повреждение его окклюменционных барьеров начинается после его первой попытки покушения на жизнь Дамблдора… или на самом деле со второй? План с медовухой, которую ненавидел Слизнорт, но которую любил директор, был немного затянут. Ожерелье с проклятым опалом было его первой попыткой, и она подействовала. Но не на его цель. Кто-то другой оказался из-за этого в Св. Мунго ... Эта уловка открыла ему массу возможностей, поскольку взгляды министерства были обращены еще более пристально, на оружие, готовое проникнуть в замок, а не на предметы, которые уже были в нем. Когда Драко узнает, что он чуть не убил грязнокровку с Гриффиндора, а не этого старого дряхлого ублюдка, он ныряет в ближайший туалет на втором этаже и встречает призрак Плаксы Миртл. Она не дает о себе знать, пока его паническая атака не закончилась. Ее утешительные слова - это первый раз, когда Драко узнает, что значит получить что-то от сверстника без ожидания взаимности. Она грязнокровка, и к тому же мертва ... но мертвые ведьмы не рассказывают сказок, и он начинает обрисовывать свою проблему только в самых расплывчатых общих чертах. Детство лжи, невыполнимая задача, мать в заложниках. Спустя несколько месяцев он рассказывает ей все, и вообще ничего. Миртл становится первым настоящим другом мальчика. У него был шанс только однажды показать свою ревность, которой он был поглощен, когда наткнулся на блуждающие руки МакЛаггена. И если бы не заслуга его сознания, которое было сконцентрировано сдержать реакцию желудка на блевотину, украсившую ботинки Северуса, то он бы стал представлять поцелуи, которые ублюдок мог бы украсть … Луг. Озеро. Открытое, голубое небо. Держись. Ключ к любому хорошему окклюменционному упражнению не в яркости мысленного образа, а в его способности оправдать вторжение эмоциональных стимулов. Он узнает, что ему этого катастрофически не хватает и он взорвет более половины раковин в ванной Миртл, прежде чем понять это. Когда Уизли впивается в отравленную медовуху и почти умирает, отвращение, которое пронизывает Драко, наверняка говорит ему, что его положение бесполезно. Сожаление о девчонке Бэлл понятно. Девушка настолько на нее похожа, что он прощает себе слабую силу духа. Но если Драко не может даже вынести мысли о том, чтобы отправить Уизли в Больничное крыло без гипервентиляции в позе эмбриона, что ж… может быть, он не совсем подходит для Пожирателя Смерти. Когда маглорожденный (после Рождества он больше не может думать о Мирт как о грязнокровке) призрак обволакивает его своим холодным призрачным телом, Драко настраивает свой окклюменционный транс, заменяя полуденное небо ясным, знакомым комфортом звездного неба. Ночь ... Кроме того, он всегда любил астрономию и этот мысленный образ оказывается гораздо более стойким. Это защищает его от навязчивого Снейпа и он может сосредоточиться на поставленной задаче, добившись большего прогресса за один месяц, чем за весь предыдущий семестр. Драко узнает, что секрет в том, чтобы позволить этим надоедливым мыслям улетучиться и он делает именно это - связывает проклятое ожерелье, испорченную медовуху, лицо своей матери, даже гребаные руки МакЛаггена ... и кладет их на падающую звезду. Он наблюдает, как они падают с неба, пылающие цветные следы уводят их все дальше и дальше, через холм и скрываются из виду. И это действительно работает, пока он не видит, что Поттер допрашивает Бэлл в центре Большого Зала, а он просто... Не может.Ее лицо. Он не... не может. Хва… Глаза такие же зеленые, как и смертоносное проклятие, находят его вину в море сотни невинных. И охота продолжается. Он убегает, потому что это единственное, что он умеет делать. И потому что его неудача будет означать смерть его матери. И потому что он не совсем уверен, что Поттер оставит его в живых на достаточно долгое время, чтобы увидеть это. Драко едва отдышался от своего импровизированного полета, чтобы как следует начать задыхаться, когда Поттер находит его, доведенного до нового уровня истерии при виде собственного лица в зеркале. Возможно, его соперник не знает, как себя чувствовать, находя Драко плачущим и со слезами раскаяния под успокаивающее сочувствие маглорожденного призрака. Но дело не в том, что Драко мыслит рационально в этот момент, и, как животное-жертва, столкнувшись с хищником, владеющим оружием, он набрасывается со слепой надеждой, что сможет сбежать, как и единственный волшебник, который постоянно выживает. Но чего стоит его провалившееся задание против жертвенного ягненка Темного Лорда? И ирония в любых других обстоятельствах была бы суровой, но это не так. Все потеряно для них обоих. Так что Драко позволил себе бросить проклятие невербально. Дуэлянт, который в течение прошлого года наносил материальный ущерб всем видам фарфоровых раковин. Но Поттер не выжил бы дважды, скрещивая палочки с Темным Лордом, будучи медлительным, так что он уклоняется и отвечает на огонь невербальным оглущающим, разбивающим зеркало прежде, чем Драко успевает осознать мысль о том, что Поттер намного больше практиковался в этом, чем он. Таким образом он решает скрыться за туалетами, потянув Поттер дальше в ванную и скользит вниз на землю, за двери кабинки, прежде чем пытаться застать его противника врасплох взрывом. Ошибки должны быть быстро исправлены и как начинающий Пожиратель Смерти, он вынужден реагировать быстрее противника. Увернуться от синей струи, которая взрывает раковину с колоннами, на которую он опирался. Драко применил Конфринго и был искренне разочарован, когда Поттер решил ответить синей вспышкой того, что, как он предполагал, было Экспульсо - в основном несмертельным разнообразием взрывных проклятий. И Драко поглотила ярость. Неужели Поттер думал, что это игра? Что он мог просто держать Драко здесь в плену достаточно долго, чтобы профессор назначил ему наказание? То, что первый Эвере Статум было предупредительным, подразумевало то, что Драко не собирался отбиваться? Черта с два! Он ведь Пожиратель! Вот что значит гнев. Он наконец, наконец понимает, что имела в виду тётя Белла, когда она сказала ему, «... ты должен чувствовать это, Драко ...» с тоном ребенка, который благоволил демонстрируя свою любимую игрушку. Он едва успел произнести заклинание, как проклятие Поттера поразило его. Кровь, протекающая через его барабанные перепонки, не дает ему услышать заклинание окончания дуэли, но это временная проблема, так как его кровь скоро будет по всему полу. Он лежит в луже воды из развалин раковины, которая медленно окрашивается в красный за счет добавления его чистой крови. Он слышит, как Миртл визжит, а не стонет, из-за осуждения Мальчика-Который-Выжил. Следующую дюжину часов он проводит, падая в пространстве и теряя сознание. Узнает, что Северус смог вытащить его из самой пропасти, но не настолько быстро, чтобы спасти его от постоянного напоминания о его глупости. Все проклятые раны несут в себе остатки темной магии, а Поттер ударил хорошо, рассекая его почти пополам от правого бедра до левой ключицы. - Тебе повезло, - сообщил ему Северус, - что ты вообще смог спастись. Поттер был настолько некомпетентным волшебником, что ущерб оказался обратимым. Но даже в этом случае он почти полностью вспорол его грудную клетку и грудину. Снейп был первым профессором, который пришёл на помощь и одним из немногих на факультете, кто был достаточно опытен в исцеляющей магии, чтобы спасти его с помощью одной лишь волшебной палочки. И его миссия по-прежнему продолжается, потому что у Снейпа хватило здравого смысла скрыть левую руку мальчика, прежде чем его передадут Помфри. И он должен носить этот шрам как напоминание о явных подвигах идиотизма, которые он продемонстрировал в этом году. Мальчику удалось булькнуть от иронии - навсегда испорченной самим великим Шрамом. Он мог бы поклясться, хотя он, должно быть, вообразил это, что в сумерках его посетили и Дамблдор, и Панси, но это не имело смысла - и, следовательно, должно было быть галлюцинацией, вызванной потерей крови. Драко, однако, был совершенно уверен в физическом присутствии своего следующего посетителя. Это был мягкий вопрос позади него, который привел к ясности его помешанные на зелье мысли. - Как ты себя чувствуешь, Малфой? Полагаю, это нелепый вопрос… Ведьма замолчала. Звук ее голоса был сладким и это сбивало его с толку… Он был слишком юным, чтобы принадлежать профессору и далеко не достаточно пронзительным, чтобы это была Пэнси. - Я даже не знаю, что я здесь делаю… Конечно, я последний человек, которого ты ожидаешь видеть у своей постели. Она закончила это недоверчивым фырканьем, как будто посетитель с голосом меда рассказывал личную шутку, которую знали только они. Это не Миртл, и даже не его кузина Нимфадора, которая бродила по периметру замка, презрительно подозрительно относясь к племяннику общей тети, отправившей ее в больницу в июне прошлого года. Кто же т… - Просто... Это все моя вина, понимаешь... Я говорила Гарри! Я сказала ему несколько месяцев назад, что эта книга станет проблемой. Но он был одержим этой нелепой идеей, что Волан-де-Морт сделал тебя Пожирателем Смерти! К тому времени, как она добралась до этого имени, он понял, кто она такая и сразу понял свои предыдущие трудности с заданием. Видите ли, Драко Малфой никогда не слышал, чтобы этот голос обращался к нему таким мягким тоном и только безжалостное осуждение, которое она выливает на имя Поттера, выдает личность его посетителя. Гермиона Грейнджер ворвалась в больничное крыло после комендантского часа, чтобы навестить его в постели. Шок от всего этого омывает его конечности, замораживая притворный сон параличом булавок и иголок. - Он даже утверждает, что ты собирался применить на него Непростительное, как будто он всерьез верит, что этот потрясающий пример сверхмужской бравады, замаскированной под дуэль, стоил тебе всей жизни в Азкабане ... Конечно, это безумие было немедленно подтверждено и Джинни. Скажи мне, способны ли мужчины понять хотя бы последовательность слов, исходящих из уст женщины, если у них не было языка в ее горле? Она выплюнула эти слова, как его отец мог выплюнуть вино с уксусом. Как если бы само дыхание стало кислым на ее небе. До этого момента Драко осознавал то, что было очевидным с самого начала. Из всех людей в этом замке, да и вообще в Великобритании, единственными двумя, кто предложил ему хоть немного защиты, были… Миртл и Гермиона. Его отец и тетя предложили ему метку в знак верности Темному Лорду, дали невыполнимое задание и угрожали подавленной матери. В нем сомневается Снейп, игнорирует Дамблдор и убивает Избранный. И в итоге, это были две маглорожденные ведьмы, проявившие хоть какую-то степень великодушия в отношении его положения. Они могли смотреть на него, на живую кульминацию вековых привилегий и предрассудков с… сочувствием? Миртл назвала Поттера убийцей, а Гермиона даже не поверила, что рассказ её лучшего друга заслуживает доверия. Это был его шанс. Момент, которого он ждал. Она была здесь, наедине с ним. Ему нужно было перевернуться и сказать ей… Что ей сказать? Коварный голос сомнения вернулся, проникая сквозь его веки в незащищенный разум ... Что она ошибалась? Что он был отмеченным Пожирателем Смерти? Что он уже подверг не менее трех ее друзей смертельной опасности? Что он пытался использовать Непростительное на Поттере? Что он провел год, позволяя своим отметкам и психическому здоровью ухудшиться, в попытке нанести решающий удар в конфликте, который закончится для нее в лучшем случае изгнанием или сексуальным рабством? Последний из вариантов, это то, о чем он мечтал с тех пор, как стал достаточно взрослым, чтобы понять, что делать со своей эрекцией? Внезапное желание убежать и спрятаться накрыло его с головой. Но он так же хотел остаться. Сделать все возможное, чтобы снова услышать, как она ласково с ним разговаривает. Теперь он сталкивается с двумя непостижимыми частями знания, которые он прочно скрывал почти год - Гермиона Грейнджер наиболее ошеломляющая, когда она свободна. И он признался самому себе, что это самое возмутительное из чувств, которые можно испытать. Что он обожал ее. Не вопреки, а из-за ее смуглого лица, ее экзотического происхождения, ее пламенного презрения и ее сострадания. Он просто признал, что он проникся к ней настолько глубокой любовью, на которую вообще способен смертный мужчина. Так что весь его мир в один миг перевернутся, но и остался таким же. Его мать по-прежнему находится в плену в собственном доме. Драко по-прежнему виновен во всех грехах, а Темный Лорд все еще имел хорошие возможности для победы в войне после, по сути, справедливой полутора десятилетий ложной отсрочки. На самом деле все это довольно бессмысленно. Поттер не мог даже прикончить Драко. У Малфоя не было абсолютно никакой возможности прикончить Дамблдора и он не мог представить вариантов, при которых он мог бы стать для нее лучшим мужчиной. И вряд ли мог удержаться от того, чтобы быть худшим. Он был спасен только знанием того, что его привязанность, вероятно, помешает ему почувствовать достаточно ненависти, чтобы наложить убийственное проклятие, которое когда-либо ударит человека, о котором она заботится. Он мог быть мёртв сейчас, но он все еще на пути к гибели. Это был путь, который он выбрал с того самого момента, когда Распределяющая Шляпа вынесла свой вердикт и решение было столь же ясным, как и приговор Визенгамота, до которого он надеялся дожить. Он не переворачивается и не открывает глаза, поскольку она желает ему всего наилучшего. И слезы боли, которые начинают щипать глаза при звуке ее удаляющейся фигурки, не имеют ничего общего с сожалениями, вызванными событиями этого вечера, поскольку он не нуждается в этом. Теперь он знает, что эти коричневые глубины будут преследовать его всю оставшуюся жизнь. Когда Драко исполнилось шестнадцать, его наставник Северус узнает, что мальчик не может наложить смертельное проклятие и передает ему знания о заклинании Сектумсепра. Зная, что он подарил ему оружие, которым никогда не будут злоупотреблять в корыстных целях. А ещё Драко узнает, что он трус. И он никогда не перестает возвращаться к этому знанию каждый день в следующем году. *** Драко видит, что она была вытащена из глубин его воспоминаний из-за возобновленного внимания Беллатрисы, которая поменяла свою палочку на ритуальный нож и с непоколебимой энергией выкрикивала непристойности. Очевидно, она поняла, что делала Гермиона, когда девушка перестала реагировать на круциатус, и возмутилась от мысли, что его окклюменция так тщательно проверяется. - Как ты посмела? Как ты посмела, вонючая маленькая грязнокровка! Пытаешься вторгнуться в разум наследника Чистокровного дома? Прорвать защиту, поставленную мной? Она продолжала кричать в том же духе, когда начала резать объект бессмертной преданности Драко, воодушевленная мелодией новых криков своей жертвы. - Ты никогда, никогда не забудешь, кто ты, девчонка! Сколько бы времени твоя гнилая пизда не использовалась для обслуживания лучших! Теперь он видит как на внутренней стороне её предплечья на кремовой коже начинает формироваться круглая М и ему трудно решить, от чего его больше тошнит: от вида ее увечий или от года его продолжающейся трусости. Слюноотделение во рту и стук зубов - предвестники рвоты. Драко знал это, потому что у него не было нормального аппетита уже много лет и его тело, казалось, могло вызвать столько слюны только тогда, когда он должен был больной или … или что? Ничего не изменилось. Ничего лучше не стало. Теперь его семья оказалась в не более безопасном положении, чем в прошлом году. И жестокое обращение в семье Малфоев не прекращалось. Драко испортил все шансы украсть славу у похитителей, а так же виновен в том, что он не опознал Поттера и ... Когда его безумная тетка остановилась, чтобы оценить результат своей работы, Драко понимает, что дороги нет вообще. Жизнь не была тропой, как он считал раньше. Это был лес, по которому можно было двигаться только вперед. Жизнь была… жизнь была полна выбора. И всегда был выбор. И он делал свой выбор. Он выбирал и он делал. Не все выборы одинаковы, но некоторые имеют большее значение, чем другие. и у него есть шрамы, чтобы доказать это. Его глубокий вдох тащит звездное небо и луг ногтями из его рассудка. У него всегда был выбор. У него было больше, чем у любого из его сверстников. Кроме нее. Он, вероятно, был обречен любить ее с того момента, как она его ударила - неужели это была всего лишь пощечина? - это было похоже на долото, которое она прижала к самой его душе. И теперь она знала, она видела и чувствовала тоску его души, восторженную пытку его существования. Он почитал ее, как невозделанный полевой цветок на территории своей семьи. Она была подвигом и особенностью природы, эфемерной и изысканной, но неприрученной и неподвижной. Но что хорошего в том, чтобы она знала всю глубину его чувств? Он хочет отступить еще дальше в своем разум, возможно, в другой… где ничто из этого не могло его коснуться. В противном случае он был бы обречен умереть вместе с ней сегодня. Теперь он знает, что род Малфоев закончится с ее смертью так же, как если бы умер он сам. Он отчаянно желал другого выбора, нового перекрестка, второго шанса предотвратить те ужасы, в которых он сам сыграл немалую роль. Постоянный вред, как проклятие… как шрам. - Нет! Голос вернулся, и он понял, что его совесть ужасно похожа на голос Северуса: - Оглянись, посмотри на ситуацию за цветами… Беллатриса извиняется за то, что залила грязной кровью всю древесину в гостиной его матери. Его мать шепчет на ухо его отцу, чей лоб в ужасе нахмурился. Фенрир облизывает торчащие клыки в своей пасти, как будто вида Гермионы, растопыренной и оскорбленной перед ним, было достаточно чтобы вызвать перевоплощение ... Драко не смотрит на нее, в этом нет необходимости. Он был прав - ее глаза все равно никогда не покидали его разума. Его бледная рука скользнула по диафрагме, чтобы расстегнуть стильную черную мантию, которую он надевал после того, как получил отметку. Это не облегчило его одышку. Рука его тети с ножом дернулась со злым умыслом и Драко остался выбор, поскольку мерцающее серебро напомнило ему о разговоре с деканом, который теперь имел гораздо больше смысла ... - Пусть гриффиндорцы точат мечи, лучшая защита - нападение. У нас тоже есть своё оружие. В основном то самое проклятие, которое так безрезультатно было обращено на тебя, Драко. Это заклинание с почти безграничным потенциалом ... Знай, я решил передать тебе это знание не по просто так. А по той причине, что твой постоянный недостаток эмоциональной магии стал вопиющей уязвимостью твоей жизни ... и, следовательно, моей. Изогнутая бровь, пренебрежительный взмах палочки мастера зелий, произнесенное шепотом заклинание; это было единственное, что Драко заметил прежде, чем старое дерево бузины на окраине парка Малфой-мэнора раскололось пополам. Это было впечатляюще и его крестный проводил тот день с призрачной улыбкой на лице. - Проклятие Сектумсемпра - это рассекающий клинок, который становится более мощным с ясностью цели заклинателя. Это больше подходит для холодного и отстранённого опытного окклюмента, чем для буйного идиота, слепо следующему за страстью. В тот день Драко понимающе кивнул. Недостаток внимания Поттера был единственной причиной, по которой он не оказался разделенным пополам, как дерево; тот лишь соскользнул диагонально по телу, потеряв структурную целостность, чтобы рассечь плоть до конца. Северус заставлял его колдовать до тех пор, пока он не смог воспроизвести эти эффекты. Пока он не искривил сердцевину своей палочки из волоса единорога, чтобы та приняла темную магию, которую он направил через нее. - На сегодня остался еще один урок, Драко… Мы же уже выяснили, что латинские корни заклинания означают «навсегда разорвать»? Это проклятие - одно из моих собственных творений и как я ни старался, мне так и не удалось придумать ему противодействие. Общее заклинание исцеления, которое выполняется волшебником с невероятными навыками, который трижды накладывает его на рану, сможет вернуть урон, как вы, возможно, помните ... Но при правильном применении это проклятие навсегда разорвет плоть и кости, разделив конечность пополам или туловище таким образом, что лекарства не помогут. Когда ты накладываешь это проклятие, ты должен действовать решительно, Драко… ты понял? В тот день Драко кивнул в знак согласия, но солгал. Или, правильнее сказать, только сейчас пришел к полному пониманию слов своего наставника. Эта жизнь была полна выбора. И выбор, который вы делаете с помощью этого проклятия, невозможно отменить. Полярная звезда на его лугу мигнула, когда Драко Люциус Малфой принял решение. Его пальцы обвились вокруг темного древка из боярышника в кармане брюк. Левая рука Беллатрисы вывернулась и темная магия вылилась из палочки, ударив свернувшуюся калачиком Гермиону, снова лежащую на спине. Нож в ее правой руке опустился. Выбор. Когда Дамблдор был у него на прицеле, его рука с палочкой дрожала под ночным небом, как лодка в открытом океане во время шторма. Решение. Рука Драко теперь тверда, как камень. Он воспринимает это как хороший знак. Он готов поспорить, что у Париса дрожала рука, когда он ускользнул с Еленой Троянской, бедной дурочкой. Кто выберет кого-нибудь еще, если им уже обещали Гермиону Спартанскую? Если Елена стоила сотни тысяч солдат, то Гермиона, несомненно, стоила его жалкого акта неповиновения ... Кончик ножа теперь на волосок от кожи… - Не думай, что я забыла о тебе. В конце концов, мы должны закончить это, чтобы ты не… Он уже вытащил кончик палочки из его темных брюк. Он слышит как мать выкрикивает его имя, но оно уже сжалось и улетает на хвосте кометы. В его небе теперь ничего нет, кроме Полярной звезды. - Дра …! - … забыла. - СЕКТУМСЕМПРА! Огоньки искаженной реальности на кончике его палочки появились в одно мгновение, как белая звезда. Невидимый меч, отрубивший его тетке левую руку по локоть продемонстрировал признаки кровного предательства, которые невозможно было не заметить. Драко лишил генерала Темного Лорда руки с меткой и её палочка, зажался в когтистой ладони, упала на залитый кровью пол гостиной. Беллатриса попятилась, не в силах остановить поток крови, вытекающей из отрубленной культи. Нарцисса задохнулась от ужаса. Его отец зарычал, бессмысленно схватившись за пустую трость рядом с ним, в которой не было палочки, ведь его хозяин запретил ему её использовать. Фенрир повернул палочку к Драко с равной смесью удивления и голода, губы скривились вокруг проклятия ... - Конфринго! Даже утопая в луже крови… Его принцесса-воительница Спарты забрала жизнь оборотня за него. Запятнала свою безупречную душу… ради него. Она потрясена так же, как и он. В мгновение ока его мать начала бормотать слова, которые на самом деле могли быть чем угодно, когда за ее спиной взорвались французские двери гостиной, обшитые тяжелыми деревянными панелями. Гарри Поттер и его верный друг сбежали из плена. Ну наконец то. Запатентованный Поттером Экспеллиармус вырвал палочку Нарциссы из руки хозяйки, а его отец едва смог справиться с двумя отражающими заклинаний, используя защитные чары, так предусмотрительно выкованными эльфами на отцовской трости, прежде чем он упал от оглушающего Уизела. Какая позорная кульминация его единственной успешной драки в Малфой-Мэноре. Вопли агонии его расчлененного врага на мгновение привлекли внимание Мальчика-который-по-всей-видимости-не-стал-проклинать-никого-кроме-Драко. Именно этот момент, когда зараза, поразившая его дом может ошеломить его отца, позволяет мальчику, который, возможно, только что стал мужчиной, подойти к Гермионе и предложить ей свою свободную руку. Это рассчитанный маневр в той же степени, что и запрошенное благо. Она удивляет его, отвечая обеими руками. Одной рукой схватив предложенную ладонь, а другой притянув его к согнутому колену. А потом она обвила их вокруг его шеи и всхлипнула, прижимаясь к его ключице. Это бальзам, очищающий его от прошлых проступков и восхваляющий его небольшой подвиг. Четыре из его пяти чувств отключаются и он отвечает ей, прижимая ее дрожащую фигуру к себе, передавая уверенность в своем решении единственным способом, который, казалось, имел смысл. Она захныкала и Драко почувствовал укол сожаления. Но затем она притянула его ещё ближе, каким-то образом сделав объятие более интимным. Тепло поднялось вверх по всем внутренностям в пространство между лопатками. Эта гордость… это… это было всем. Годы бесцеремонных комплиментов и насмешливых похвал от его отца, а затем Темного Лорда, меркли по сравнению с последствиями простого объятья, которое ему дала ведьма за защиту, о которой она даже не просила его. Она знала, что он чувствовал, как она могла не знать, пройдя через коридоры его разума? Он не сдерживал её вторжение, потому что все это принадлежало ей. Это был его момент, его выбор. Ему нужно было поговорить с ней, узнать, что она чувствовала после того, как увидела это поразительную серию его откровений. Узнать, почувствовала ли она ту боль, в которой он купался, когда он просто смотрел на её глаза, которые держали его в плену дольше, чем он мог… - Что. За. Нахуй? Ох, ну и выбрал же ты время, чтобы высказаться.