Белладонна

У Алевтины кожа смуглая, мягкая, как сатин, кудри тёмные, тяжёлые, непослушные, очи — черным омутом затянет и не отпустит… И как же она опостылела сама себе! За какие благие дела к ней прилетела золотая пчела? Память бережно хранит июльское утро в Кисловодске, звенящий от жара и гула насекомых воздух, поле, поросшее наперстянками и беладонной. Девичий смех — они собирают другие, не ядовитые цветы на венки, гадать. Утонет венок — суженый не явится. А ей хоть в омут, хоть отраву глотай, не до веночков. Её сосватают за того, на кого укажет папенька, как только они вернутся в Петербург. Блик, отраженный от бочка золотой пчелы, попадает ей в глаза. Настойчивое создание не отстаёт от Али, не даёт смахнуть себя, подгоняет, словно зовёт куда-то. Куда — Алевтина узнает лишь в конце октября, когда ей больше никуда податься, нечего терять. Она сразу подмечает, что отличается от смешливых русых-курносых и тех, что с косами, как мёд, у кого веснушки россыпью на сильных рабочих руках. Её руки раньше держали лишь пяльца, перья для письма и книги. Девушки обсуждают её за спиной, старшая Марфа презрительно зовёт барыней, Ульяна и Аглая дают ей самые непосильные задания — в одиночку начищать общие котлы, пока пальцы не начинают кровить, ухаживать за самыми нерадивыми пегасами. Аля злится, но исполняет, как до ШНыра следовала воле отца. Вычистить конюшни, отдраить котлы, покормить норовистого вороного Цезаря и отвести к Николке подковать его, вытерпеть полный патоки взгляд юноши… Другие девушки грезят, чтобы у них появились женихи, одной Алевтине всё не так. В комнатке у них только и разговоров, что о юношах и венчаниях. Аглая, Полюшка, Прасковья обсуждают как назовут детей, а Аля пытается вникать в первошнырскую летопись, рассматривает самоцветы, оставшиеся от закладок, в Зелёном лабиринте смотрит на расколотый камень главной закладки. Кто его расколол? Что стало с осколком? Кто осмелился его унести? Почему вода течёт с камня из ниоткуда в никуда? Она узнаёт о Мокше Гае ещё до первого нырка, до первой увиденной гиелы. «Страсти то какие! Бедная лошадка!» — как плакальщицы неискренне завывают девицы по погибшему от яда пегу, одна Аля желает рассмотреть удивительного крылатого хищника. Первый нырок должен стать самым тяжёлым, но Аля едва ли помнит, какую закладку она принесла в наш мир. Все ночи ей снится молодой мужчина с чёрными кудрями ниже плеч и синими глазами, раскалывающий закладку Зелёного лабиринта. Он устал, зол, запутался в себе и всех вокруг, глубоко несчастен и отличается от остальных. Аля как никто понимает его, понимает Мокшу Гая. Другие шныры используют его имя как пугалку — мол, не будешь ухаживать за пегом, кончишь как Мокша Гай, мол, он до сих пор живёт, как проклятый, охваченный существами из болота, посылая к ним всадников на гиелах, дабы отнять закладки. Дескать, как наберётся у него силы — уничтожит шныров и наш мир потом. Алевтина считает, что большая часть росказней — придумки, но всадники кому-то же подчиняются и мысли о Гае терзают её. Проходит больше двух лет за рутинными занятиями: нырки, уборка конюшни, сбор картохи и репы, работа на кухне, болтовня с соседками. Девушки постарше её не выдерживают испытаний, обольщаясь безделицей — красой волос, или талантом петь. Появись у неё возможность отказаться от того, что дано ей от рождения, Алевтина отреклась бы и от гладкой кожи, и от крутых бёдер, и от толстых темных кос. Красота её не приносила ей ни радости, ни удовольствия. Ровесницы по весне счастливые гуляют с парнями-шнырами — Николкой, Гришей, Петей, рыжим Саввой; Аля чурается их и возвращается к Мокше Гаю умом. Спрашивает о нём Горшеню — чудо глиняное с котелком вместо пуза. Чудо убегает, проглотив младшую Марфу — в себя он вбирает лишь тех, кого любит, а Алю обходит, боится её и распросов девушки. Алевтина выходит из нырков специально как можно ближе к гиелам, старается подманить их к себе, обхитрить наездников и разузнать, откуда они вылетают.