Можно простить уход, но как простить возвращение?
© Джонатан Сафран Фоер
— Женщина? — недоумённо переспросила Ханджи. — Что ещё за женщина? Вы не могли нормально люк закрыть? — мрачно поинтересовался Леви. — Да, похоже, гражданская поднялась вслед за детьми, воспользовавшись чьим-то приводом, — нервно сглотнул и понурил взгляд Жан. — Простите, сэр, это моя вина. Я вовремя не заметил, что Лобова нет. — Оставь это. Сейчас уже ничего не изменишь, — остановил его поднятой ладонью Леви. — Приведите сюда ту женщину. — Есть, сэр. — Ханджи, — поворачиваясь к командору, начал он. — Заложники не входили в наши планы, тем более дети, что будем делать? — Я их знаю, — подал голос Зик. — И если вы их не тронете, я могу поручиться за то, что они больше ничего не натворят. — А тебя, бородач, не спрашивали. Ты за себя-то поручиться не можешь... Ханджи, так что ты думаешь? — Не знаю, Леви, — закусила губу и нахмурилась командор. — Сначала нужно добраться до острова и согласовать эти непредвиденные обстоятельства с Закклаем и военным сов… — её единственный глаз расширился, взгляд ушёл куда-то за спину Леви. А он терпеть не мог, когда разговор прерывался так нелепо. — Ну что там ещё? — утомлённо протянул капитан, разворачиваясь. Рваное кружево, разодранные в мясо колени. Белое платье, на нём багряная кровь. Портупея жгутами впилась в тощее женское тело, опущенное на колени. Руки завёрнуты за спину Флоком; тот скалится, скручивает их сильнее. Белёсые пряди плющом обвивают лицо, прилипая к коже, покрытой кровью, пылью и потом. Голова опущена. Из разбитой губы хлещет кровь, капает прямо на пол. Флок сжал кулак на её волосах и дёрнул их на себя, заставляя женщину поднять взгляд. Она уже была в таком состоянии или это разведчики на борту так постарались? Чёрт… И вдруг всё померкло. Все переживания и мысли. Всё это стало таким неважным и глупым. Он ещё не понимал, но что-то внутри дало трещину, маленькую трещинку. От взгляда свинцово-серых глаз дыхание застряло где-то в глотке. В секунду стало и душно, и холодно, и жарко, и просто невыносимо. Этот взгляд... Такой дикий и упрямый, знакомый, некогда родной. Леви не смел даже шелохнуться — вдруг это лишь злой сон или обман. Пальцы дрожали, немели. Веки не могли сомкнуться. Он посмотрел на шею — шрам, тот самый, без ошибки. Это он его сделал. Это его рука когда-то дрогнула и оставила клеймо на нежной коже. Леви вновь поднял взгляд к лицу, расплывающемуся из-за мути перед глазами. Как странно, один взгляд… один лишь чёртов взгляд смог пошатнуть весь мир до основания. Выбить почву из-под ног, убить,***
Бредя по тёмному коридору штаба, Леви отчётливо слышал скрип половиц под ногами, размышляя о чём-то раздражающем, заставляющем нервно сжимать кулаки. Наверное, это что-то и не было так важно, раз он не помнит. Но стоило ему отворить дверь в свою комнату, вздох облегчения вырвался из напряжённой груди, губ коснулась тихая улыбка. Анья безмолвно сидела в софе у окна, подогнув под себя ноги, укутавшись в шерстяной плед, лишь голая пятка торчит. Вздрогнула, услышав скрип двери, но не обернулась, продолжая созерцать пушистый январский снег, липнущий к окну и слепящий глаза, и так знала, кто пришёл. Леви подошёл ближе, сел рядом незаметно. Заправил ей за ухо непослушную белёсую прядь, вечно норовящую залезть в глаза. Будто пробудившись ото сна, она по-детски растеряно взглянула на него, часто моргая. Плед соскользнул с обнажённого плеча, обличая бледную ключицу, то и дело вздымающуюся от мерного дыхания. Леви припал к ней губами, прикрывая глаза, и вдохнул терпкий запах мыла. Анья робко провела пальцами по его волосам, поглаживая по затылку. Затем снова отвернулась к окну и застыла в прежней позе. — Сегодня красиво, правда? — прошептала Анья. — Да, — не отрывая взгляда от её губ, кивнул Леви. — Каждый год снег идёт, и так целый день. — О чём ты? — Сегодня Гансу было бы двадцать четыре. — Твоему брату? Ответа не было. Анья немигающе смотрела на снегопад за окном, затаив на губах лёгкую улыбку. Леви напрягся, поджимая губы. Он не имел ни братьев, ни сестёр; родных, по крайней мере. Не мог понять, что она чувствует. Мог только быть рядом и потому был. Затем Анья вновь заговорила: — Помню, когда ему только исполнилось шестнадцать, Гансу впервые разрешили выбраться из Либерио. Он взял меня с собой… — она говорила медленно и тягуче, смакуя тёплые воспоминания. — Мы пошли на снежную горку… Леви мало что помнил из её рассказа. Помнил только, что под конец заметил блеск в уголках глаз. Помнил, как сжал её ладонь, как она подняла на него взгляд, немного мутный и уставший. Улыбнулась. Он тогда спросил про это… Берилио или Либаро. Только потом вспомнил, что Либерио. Только сейчас, спустя девять лет. Леви так наивно, ни о чём не подозревая, спросил, где это. Она отвела взгляд, пробормотала что-то невнятное: «…деревня… к северу… или северо-востоку Стены Мария». — Хочешь, мы возьмём увольнительные и съездим туда? — Может, когда-нибудь, — слабо ухмыльнулась Анья. — Когда растает снег. Наверное, она тогда над ним смеялась, точно зная, что этого никогда не будет. Может, слишком долго играла свою роль, что сама ненароком поверила. Леви хорошо запомнил тот день. Один из сотни, проведённых вместе. Да, он помнил каждую мелочь. А если честно, никогда и не забывал. После её смерти… ха, смерти, до одури смешно. В общем, потом он пытался найти эту мистическую деревеньку к северу Стены Мария, но разве мог? Неуверенное покашливание Оньянкопона заставило Леви поднять безучастный взгляд и впервые за несколько часов оторваться от изучения пола кабины пилота. — Мы подлетаем к острову. Через пару часов будем на месте, — отрапортовал он, заметив, что Леви всё-таки его слушает. — Ясно. Леви сидел прямо на полу, прислонившись спиной к стене. Нет, место, чтобы сесть нормально было, только вот не было желания. Кабина пилота — это единственное помещение на этом дурацком дирижабле, где можно было побыть в относительном одиночестве и разобраться в каше в своей голове. Так вот, Либерио… ох, уж это долбаное Либерио. Леви хотел найти её родных или хотя бы соседей, знакомых. При жизни… Твою мать, опять. Мысль о том, что Анья буквально за соседней стенкой не могла уложиться в голове. Так, ладно… При жизни она редко говорила о семье и родных, лишь иногда о брате. Леви каждый свой выходной тратил на то, чтобы отыскать ту деревню, а на него только смотрели, как на умалишённого, когда он спрашивал про какое-то там Либ… А, да уже не важно. А потом было уже не до этого: Стена Мария пала. Спустя три месяца или чуть больше… Стоп. Вот же… — Сука. — Жмурясь так, чтобы выдавить глаза, прошипел Леви, долбанув головой по металлической панели позади. — Всё в порядке? — обеспокоено косясь на него, поинтересовался Оньянкопон. Но Леви не слышал ни его, ни рёв мотора, ни даже собственных мыслей. Впервые за последние несколько часов он почувствовал хоть что-то. Его вдруг окутала жгучая злость, на весь мир и на себя, аж зубы сводило. Даже тот, кто прикрывает твою спину, может также воткнуть в неё нож. И снова Кенни оказался прав. Как всегда, мать его. Совпадение ли это, что через три месяца после того, как эта лживая… после того, как она вернулась к себе на родину, на них напали? Совпадение ли это, что Райнер, Бертольд и Энни так чудесно ориентировались внутри Стен, знали, как и что нужно делать? От собственной глупости и никчёмности хотелось удавиться. Та, кого он вечно звал глупой девчонкой, обвела его вокруг пальца, как ребёнка малого. Сейчас он ясно помнил каждую её вскользь брошенную фразу или глупую шутку, на которую, по обыкновению своему, закрывал глаза, а точнее закатывал. И про гетто, и про море, и про мир без титанов, и про чёртово Либерио. Помнил, будто это было вчера, помнил и презирал себя за глупую веру во что-то хорошее. Неужели он, Леви Аккерман, в самом деле думал, что в его дерьмовой жизни может быть хоть что-то похожее на покой и на счастье? Наивный глупец, вот он кто. Иначе ведь и быть не могло. Самое чистое и прекрасное, во что он верил всю свою жизнь, отравило эту веру своим вскрывшимся естеством. Разочарование — его вечный крест, и нести его он, видно, будет до самой могилы. Ему вдруг просто захотелось исчезнуть… исчез… исч… Нет, так нельзя. Как бы ни хотел, он не может просто забыть о своём долге. Даже если весь его мир рушится по кусочкам до основания и до пепла. — Леви, — позвали его откуда-то сверху. Он поднял рассеянный взгляд, сфокусировал — Ханджи. Ей тоже не по себе, вон руки дрожат, а она пытается их унять, хватаясь за плечи. Леви со вздохом поднялся на ноги, вопросительно заглянул в единственный глаз Ханджи. — Ты как? Он неопределённо повёл плечом. В самом деле не знал, что здесь можно сказать. Да и что тут вообще можно сказать? — Да, знаю. Но нам следует допросить её, ты же понимаешь. — Я сам, — коротко и ясно. — Ты уверен? Если хочешь, мы можем… — Нет, Ханджи, — перебил её Леви, кладя руку на плечо Зое. — Я сам. — Извини, Леви, но это не только тебя касается. Анья — политический заложник, а не та, кого мы с тобой когда-то знали. — Это я уже понял, — хмыкнул он, отводя взгляд. — Если хочешь... — неуверенно начала Ханджи. — Я дам тебе десять минут, потом мы вместе допросим её, ладно? Леви коротко кивнул вышел из кабины пилота, медленно и монотонно шагая к переговорной, служащей временным местом заключения и, похоже, комнатой для допроса. Арестованные дети сжались в противоположном от Зика углу. Девчонка с презрением косилась то на бородатого, то на разведчиков. Пацан покорно молчал. Вот и славно. — Значит, с Аньей вы уже знакомы? — с язвительным безразличием поинтересовался Зик, всё ещё залечивая свои ранения. Вот кому действительно стоило бы сейчас помолчать. — Похоже, она тоже гостила у вас на Парадизе. А я-то всё думал, почему обычной медсестре дали звание почётной марлийки… — Тц… — замирая посреди комнаты, Леви скосил на него пренебрежительный взгляд. — Умолкни, рожа бородатая, пока я тебе и язык не отрезал. — Ну, зачем же ты так грубо? Леви свернул в небольшой коридор, игнорируя провокационные выклики Зика. Этому уроду вообще повезло, что он жив. Если бы не его чудесная королевская кровь, сейчас бы гнил в какой-нибудь канаве. Леви не хотел, но ноги продолжали шагать всё ближе и ближе к комнате, которую охранял Флок. Завидев Леви, он отступил в сторону, пропуская его внутрь, и вернулся к остальным в основное крыло. Леви почти протянул руку к дверной ручке, но тут прямо перед ним возник Армин. — Капитан, мы можем поговорить? — храбрясь, он чуть вскинул подбородок. — Ты не вовремя, Армин. — Это важно, — настаивал на своём Армин, преграждая Леви путь к двери. — Это по поводу той женщины, которую вы хотите допрашивать. Леви вопросительно изогнул бровь. Что ж, это и правда интересно послушать. Что Армин может знать о ней такого, о чём он сам ещё не в курсе? — Мне кажется, она не опасна, — пользуясь секундным успехом в привлечении внимания капитана, выпалил Армин. Леви разочарованно вздохнул. Нет, ничего интересного. — Ребята сказали, что она пыталась остановить тех детей, но не успела, — Армин стал замечать, как Леви раздражённо сжимает челюсти, и торопливо продолжил, — я это к тому, что вы сами говорили, что гражданские не должны пострадать. — Армин, ты же не так глуп, — покачал головой Леви. — Как, по-твоему, обычная гражданская без подготовки поднялась на борт с помощью привода? — Вы думаете, она солдат? — Я это знаю. Отойди. — Нет, подождите, — практически врезаясь в руку Леви, протянутую к дверной ручке, воскликнул Армин. — Вы же видели повязку у неё на руке, она тоже элдийка. Зик сказал, что она просто медсестра. Нет смысла арестовывать её, так мы только больше разожжем огонь ненависти. — Расслабься, я же не собираюсь её пытать, просто поговорю. — Но сэр, а если она такая же, как те добровольцы? — Дело в другом, Армин, — терпеливо отчеканил капитан. Армин нахмурился, тая досаду и вопрос в нежно-голубых глазах. Слишком похож… Он тоже вечно борется за справедливость, пытается найти правду и никогда не отступает. Верно Ханджи говорит, его дух точно живёт в этом мальчишке. И может, из-за этого поразительного сходства, а может, из-за чего другого, но Леви не мог ни врать, ни кривить душой перед ним. — Это личное, — сухо пояснил он. — Эта женщина… Она убила дорогого мне человека. И пусть она сама была этим человеком. Армину об этом знать необязательно. Ему хватило этих слов, чтобы потупить взгляд и отойти, бормоча какие-то нелепые извинения. Колеблясь лишь секунду, Леви нажал на ручку, отодвигая дверь в сторону. Тусклый прерывистый свет электрических ламп еле-еле достигал тёмных углов. Повсюду металлические панели, какие-то трубы. Шум мотора здесь слышится сильнее. Шаткий деревянный стол посередине придвинут к скамье. А на скамье… Леви отвёл взгляд, задвигая за собой дверь. Подошёл ближе, садясь на стул, придвинутый к столу с обратной стороны от скамьи. Упёрся взглядом в расцарапанные костяшки женских рук, связанных какой-то холщовой верёвкой, от которой кожа на запястьях покрылась розоватыми мозолями. Долго, очень долго решался поднять глаза. И всё же поднял. Разбитая, чуть посиневшая губа. Ссадина на скуле, засохшая кровь. Веснушки — россыпь звёзд в ночи, но бледнее и будто не те, что прежде. Её волосы, кожа, запах, взгляд — всё это ему теперь чуждо. Они больше не волнуют ни сердце, ни тело, ни разум, кажутся такими заурядными и невзрачными. Неужели ради этой женщины он когда-то готов был умереть? Морщинки в уголках глаз, как раньше, вот только губы не в улыбке, а дрожат. Серые глаза… И снова этот миг, когда их взгляды встретились, намертво вцепившись в друг друга. Оба молчат, у обоих ком в горле. Незнакомцы, вот они кто. Смотрят друг на друга, видят и не узнают. Стали старше, глупее или мудрее. Изменились, и ничего здесь уже не поделаешь. Её ресницы трепещут, она опустила глаза, поджала губы. Не всякий выдержит столь суровый капитанский взор. Нет, не суровый — равнодушный. Анья цепляется взглядом за его руки на столе, до бледности и синих вен сжатые в замок. Глупая, такая глупая, она тянет свои связанные руки к ним. Он их, конечно, убирает и смотрит на неё, кривя губы. А чего она ждала? Анья тоже убирает руки, исподлобья глядя на Леви. — Здравствуй, Леви, — тихо начала она, боясь, что голос дрогнет. Он медленно моргнул, не меняясь в лице. Молчит. Никто не произносит его имя так, как она. Ничей голос не звучит в этом сочетании «Ле-ви» так же робко и с вызовом одновременно. И впервые он ненавидел и проклинал имя, что дала ему мать. Впервые не хотел быть этим нарочито коротким «Леви». — Так много лет прошло. Мне столько всего нужно рассказать тебе. — Не сомневаюсь, — так же тихо, слегка нахально хмыкнул Леви спустя полминуты. — Только вот мне нечего тебе сказать. Ты лгунья. — Леви, я… — растеряно хмуря брови, Анья склонила голову набок. Голос всё же дрогнул, дрогнул и сломался. Леви резко мотнул головой — с него довольно. Поднялся на ноги, гремя стулом. Развернулся, вышел. Дверь выехала из-за стены и скрыла его спину в проёме. Анья уткнулась лбом в связанные вместе кулаки. Она бы давно развязала этот дурацкий узел, будто не умела. Но привлекать к себе лишние подозрения не хотелось. Горячие слёзы щипали ранки на лице, капелью спадая на стол. Значит, всё зря… Она ждала его так трепетно и верно, а теперь всё рухнуло. Леви ненавидит её, смотрит, как на чужую, как на врага... Анья думала, что ничего не может быть хуже, чем забыть его голос. Оказалось, что есть — равнодушие в нём. Десятки, а то и сотни раз она представляла себе их встречу. Воображала, как кинется ему на шею, вдыхая родной запах, давно ушедший в забвение, как он крепко-крепко сожмёт её в своих объятиях. Ох, сколько же раз она проигрывала в голове слова, которые скажет ему: «прости меня, милый», «я так скучала» или что-то вроде «я никогда больше не оставлю тебя», но на деле только промычала это нелепое «здравствуй». Может, Анья просто перечитала глупых романов, где возлюбленные впадают в эйфорию при встрече после долгой разлуки. В жизни всё по-другому. В жизни Анья сидит в тёмной комнате, пропахшей машинным маслом, и слушает монотонное жужжание мотора, а тот, кому она когда-то отдала сердце, даже смотреть на неё не хочет. Дверь отъехала в сторону, на пороге стояла Ханджи с какой-то тетрадью в руке. Она так изменилась — походка, осанка, серьёзность на лице. И это даже не считая потери глаза. Просто в её взгляде больше нет того безумства и былого энтузиазма. Она прошла внутрь, присаживаясь на стул, на котором прежде сидел Леви. Он тоже был здесь. Задвинув за ними дверь, сел на соседний стул от Ханджи, приняв излюбленную позу — скрещенные руки на груди. Буравил её пустыми глазами, точно на стену смотрел. — Анья, — резко выдохнула Ханджи. — Ханджи, — кивнула в ответ Анья. Так непривычно и неправильно общаться в официальной форме. Стыд заставил потупить глаза. Ханджи ведь верила ей, делилась военными тайнами и своими успехами. Подруга — да, она и правда когда-то могла так назвать её. Дружба обычно крепче любви. Нужно очень постараться, чтобы разрушить её. Наверное, такие предательства больнее. Анья не знала, ведь предала она, а не её. Не хотела, но предала ещё до того, как они познакомились, ещё до того, как подружились. Зое сначала казалась ей чудаковатой и даже жуткой, но потом они нашли общий язык. Шутили над Дирком и таскали виски из офицерской кладовой... Нет, друзья не предают. Жаль, что Анья не смогла действительно стать ей подругой. — Кхм-кхм… что ж, — прочистив горло, Ханджи сложила руки на столе. — По протоколу, как командор разведкорпуса, я обязана задать тебе несколько вопросов, — она говорила так холодно и отчуждённо, а у самой уголок рта дёргался. Разумеется, никакого протокола не было. Разве может быть протокол на случай внезапного воскрешения члена разведкорпуса, который оказался предателем? Да даже если бы и был, допрос должны проводить лица беспристрастные, а из всех жителей острова Ханджи и Леви в наименьшей степени соответствовали этому условию. Тем не менее, они здесь и проводят допрос или по крайней мере пытаются. — Командор? — вдруг нахмурилась Анья. Впервые на этом дирижабле в её взгляде появилось возмущение. — Так, значит, это по твоему приказу в Либерио началась бойня? — Это не совсем верная формулировка. — Ханджи скомканными движениями поправила оправу очков и с непониманием нахмурилась. — Погибли невинные люди. — У Аньи до сих пор перед глазами мелькали пришибленные обломками жертвы этого ужаса, в ушах звенели их предсмертные стоны. — Дети погибли… Как вы могли? — кривя губы, покачала головой Крауз. — В наши планы это не входило. Мы действовали под руководством братьев Йегеров, — пытаясь сохранять спокойствие в голосе, ответила Ханджи. — Йегеров? — немного опешила Анья. Значит, Зик в этом тоже участвовал. Так это он виноват в случившемся. Вот же мразь… Но злость на разведчиков всё равно продолжала кипеть внутри. — И что, думаете, это вас оправдывает? — А что оправдывает тебя? — подал голос Леви, до этого сохранявший молчание. Ропот Аньи поутих, стоило стальным глазам вонзиться в неё с презрением. Она отвернулась, понемногу успокаиваясь. Да, Леви прав как всегда. — Похоже, у каждого из нас есть поступки, которыми мы не гордимся, — меланхолично отводя взгляд, ответила Анья. — Именно об этих поступках мы и хотим услышать, — снова возвращаясь к цели их разговора, напомнила Ханджи. — Девять лет ты, Анья Крауз… — Хоть имя-то у тебя настоящее? — фыркнул Леви, перебивая её. — Да, настоящее. — Ясно, — тут же продолжила Зое. — Так вот, девять лет тебя считали погибшей в 42-й экспедиции за Стены, но, как недавно выяснилось, ты выжила и вернулась на свою родину, верно? — Верно. — Мы хотим знать, с какой целью тебя отправили на остров и чего тебе удалось достичь? — Я расскажу, — опуская взгляд, выдохнула Анья. — Всё расскажу. Слишком долго она хранила это в себе, слишком долго терзала себя сожалениями. И всё так же не поднимая глаз, Анья стала рассказывать об операции тринадцать лет назад. О том, как их готовили и о том, как только она одна добралась до Стен, о поступлении в разведку, о своих намерениях и о том, как единственная опрометчивая мысль руководила ей все те годы: «цель оправдывает средства». —…значит, это ты подстроила те убийства, за которые казнили Густава? — немигающе уставившись на Анью, спросила Ханджи. — Да, — буравя взглядом мозоли на руках, ответила Крауз. — Я не прошу вас простить меня и не оправдываюсь, я совершала ошибки, ужасные ошибки. Просто поймите, — она наконец подняла глаза. Отчуждённость в голосе сменилась на дрожь. — Меня всю жизнь учили ненавидеть вас, ненавидеть себя. Нас убеждали в том, что мы грешны только из-за своей крови. Единственным выходом было — стать воином, чтобы получить звание почётных марлийцев и спасти себя и свои семьи. — Что ж, смотрю, ты неплохо справилась, — хмыкнул Леви. — Знаешь, страшно подумать, на что готовы отчаявшиеся люди. Тебе ли не понять меня, Леви? Это был мой единственный шанс выбраться на поверхность, — с мольбой о понимании Анья заглянула в серые глаза, сверкнувшие из-под тени чёлки. — Не сравнивай, это не одно и то же. — Разве? — Я не предавал и не убивал тех, кто доверял мне. — А как же Эрвин? В начале службы ты ведь собирался… — Не смей, — прошипел Леви, подрываясь из-за стола и возвышаясь над Аньей. Впервые он дал слабину и позволил эмоциям взять над собой верх. — Не смей даже имя его называть. Он верил тебе, мы все… — Прекрати, Леви, — одёрнула его Ханджи. — Мы здесь не для этого. Анья, — повернулась она обратно к Крауз. Леви фыркнул и уселся обратно. — Для чего ты добивалась повышения? Кого ты искала? — Эрена Крюгера. По нашим сведениям, он выкрал Атакующего титана и отправился за Стены. — Полагаю, тебе не удалось. Ведь Эрен Крюгер так и не добрался до Стен. — Неужели? — нахмурилась Анья. — Да, — ответила Ханджи, ничего так и не объясняя. — Значит, когда ты добилась повышения и узнала необходимые сведения, решила вернуться на родину? — Поначалу так и было. Ещё задолго до того, как я вернулась в Марлию, и до того, как меня повысили. Когда даже в военной канцелярии не оказалось никаких сведений о Крюгере, я думала, что придётся вернуться ни с чем. — Ещё до повышения? Но как ты?.. — Она использовала меня, — безразлично ответил за Анью Леви. — Я не использовала! — отчаянно выпалила Анья. — Ты ведь… ты ведь сам решил помочь мне, разве не помнишь? — Помню только твою ложь о семье, из-за которой я это сделал. — Я не лгала, тогда я и правда делала это ради своей семьи. Думала, смогу сделать их жизнь лучше, но я ошибалась, — снова опуская отрешённый взгляд, вздохнула Анья. — Я была такой глупой, ненавидела вас, желала смерти за грехи ваших предков, но затем… Будто заснув с открытыми глазами, Анья замерла. Вся её жизнь была окутана ложью. Вначале врали ей, затем врала она. Казалось, из этого круга не выйти, но ей удалось. Её выдернули оттуда, спасая от жесткости… хоть и ненадолго. — Что затем? — напомнила о своём присутствии Ханджи. — Я встретила тебя, — прямой взгляд серых глаз в серые. Её губы, кажется, дрогнули в улыбке. — Тц… Оставь эту чушь для других. Ты ошибаешься, если думаешь, что мы поверим хоть единому твоему слову. — Я не вру, в этом нет смысла, — с дрожью обиды в голосе, Анья резко повернулась обратно к Ханджи. — Когда я по-настоящему узнала вас, я будто прозрела. Мне казалось, что эта ненависть возникла из-за непонимания, ведь король стёр вам память. Я хотела изменить что-то, рассказать людям на материке о том, что вы вовсе не демоны. Когда появилась Пик… — Титан-грузоперевозчик? — догадалась Ханджи. — Да. Она рассказала о том, что Марлия готовит новых воинов для атаки на Стены. Этого нельзя было допустить, я хотела остановить их и… — И снова облажалась. — Леви, — Ханджи укоризненно помотала головой. — Она ведь так никогда не закончит. — Да, я облажалась. Думала, удастся переубедить их, но у меня не вышло. Мне и правда жаль, — Анья медленно перевела взгляд с Ханджи на Леви и обратно. — Если ты поняла, что мы не так и ужасны, почему не рассказала о людях за Стенами? — Я пыталась, я... — Ты могла сказать хоть что-то. — Мне было страшно, вы бы возненавидели меня, — она тяжело, до щемящей боли в груди вздохнула. — Как, впрочем, и сейчас. — Ясно, спасибо, что поделилась. — Спасибо, что выслушали, — невесело ухмыльнулась Анья, точнее уголок её губ нервно дёрнулся. — Ханджи, могу я спросить тебя кое о чём? — Да, спрашивай. — Что будет с теми детьми? Я обещала, что позабочусь о них. — Они будут находиться в заключении под стражей, пока мы не решим, что с ними делать. — Ясно. Анья не стала спрашивать, что будет с ней. Ясно, что ничего хорошего. Ханджи изо всех сил старалась выглядеть спокойно и сдержанно. Она сложила тетрадь, в которую всё время что-то записывала, и направилась к двери, мимоходом кивая Леви. Он встал, безмолвно следуя за командором. Неужели он просто так уйдёт? — Леви, — не сдержавшись, окликнула его Анья. Он замер, не оборачиваясь. Видно, большего внимания она не заслуживает. — Ты даже ничего не скажешь? Леви слегка повернул голову в сторону, на скулах заходили желваки. Он долго молчал, затем на одном дыхании, дёрнув плечом, ответил: — Для меня ты давно мертва. И вышел, с треском задвигая за собой дверь.***
Рассекая пух и серость утренних облаков, дирижабль стремительно приближался к полям, близлежащим столице. Зелёный океан лесов заливало бледное солнце. Наконец, находящиеся на борту почувствовали лёгкий толчок приземления. Рёв мотора понемногу стихал. Открылись люки, все стали собирать обмундирование. Мертвенно-белое тело накрыли плащом и на носилках вынесли на свежую примятую траву. Анью вывел тот же парень, что и скрутил её. Рыжий и с надменным взглядом. Когда она запнулась, спускаясь по трапу, он лишь толкнул её в спину. Анья чертыхнулась, но пошла дальше, решила не устраивать сцен. И всё же застыла на месте, случайно врезавшись взглядом в фигуры в нескольких десятках метров от неё. Леви и Ханджи напряжённо что-то обсуждали, одинаково сложив руки на груди. Похоже, они действительно сблизились за это время. Это не может не радовать. По крайней мере они не совсем одиноки; ведь никого, кроме них, из бывших разведчиков Анья не приметила, один молодняк. Леви, наверное, что-то почувствовал… Всегда ведь чувствуешь, когда на тебя смотрят. В следующую секунду его взгляд скользнул в сторону Аньи. Она попыталась натянуто улыбнуться и скрыть печаль в глазах, но очередной толчок в спину выбил из неё все силы. Её повели дальше. Леви резко отвернулся, прикрывая глаза и стараясь вернуться в суть разговора. Ханджи ведь не дура, сразу поняла, что с ним, стоило ей взглянуть в ту же сторону. — Что мы будем делать, Леви? — шёпотом, слишком странным для командора, а тем более для Ханджи, спросила она. — В смысле? — От наших слов зависит её дальнейшая судьба. Леви обречённо вздохнул, никак не привыкнув к тому, что тема табуированная для него долгих девять лет, теперь преследует его чаще собственной тени. — Судьба предателей меня мало волнует, — равнодушно пожал он плечами. — Леви. — Ханджи покачала головой. Вот же чёрт, ей ведь врать смысла нет, всё равно она скальп срежет, но доберётся до тараканов, кишащих у него в голове. — Я понимаю твои чувства, мы с Аньей тоже были близки, но нам нужно принять решение. Если военному совету станет известно о том, что она сделала, о тех подстроенных убийствах, то её казнят, даже если это было десять лет назад. Несмотря на её предательство, я не готова смотреть на казнь Аньи… А ты? — Я просто не приду на неё. — Леви. — Ты — командор, Ханджи, тебе и решать, — отчеканил Леви. — Значит, скидываешь всю ответственность этого выбора на меня? — нет, ей не обидно и нет, она не разочарована. Если Леви что-то решил, то его уже не переубедить. Даже если он решил не принимать решение, как бы парадоксально это не звучало. — Если ты не заметила, ни один мой выбор не кончается ни чем хорошим, так что да, это решение тебе придётся принять самой. Он больше не хотел ничего слушать и не слушал. Развернулся и пошёл в сторону штаба. Нужно собрать вещи перед отъездом и подточить лезвия, если ему всё же доведётся перерезать глотку Зику. Да, лучше думать об этом. О чае, которым он запасётся в дорогу, об экипаже, который стоит заказать заранее, так много дел, так много дел… Совсем нет времени для раздумий о покалеченной душе и кровоточащем сердце.***
Она забыла, когда последней раз крошка хоть чего-то съестного попадала ей на язык. Она забыла, когда последний раз проваливалась в спасительное забытьё. После нескольких выматывающих часов в затхлой комнате, а затем в другой, ещё более тесной, Анью вели тёмными коридорами штаба прямиком в неизвестность. Может, её ведут в темницу, а может, и в петлю. Одно успокаивало — Ханджи сказала, что с Габи и Фалько всё будет в порядке, а причин врать у неё не было. Наверное, не было. Только вот в груди саднило от мыслей об Изе, оставшейся в Марлии, но она не одна, Пик о ней позаботится, может, даже Марк. Жаль только, что Анье не удастся больше никогда обнять её, прижать к груди свою маленькую девочку... Глаза стало щипать от подступающих слёз, но её вдруг за плечо встряхнули: — Эй, уснула, что ли? — грубоватым голосом гаркнул на неё какой-то солдат. Анья подняла взгляд. Единорог на рукаве — всё понятно. Надменность и хамство, присущие полиции. Они остановились посреди длинного коридора, освещаемого вытянутыми витражными окнами, пропускающими внутрь рассеянные лучи солнца. Дежавю проплыло перед глазами. Анья удивлённо захлопала ресницами, смотря по сторонам. Главный штаб почти не изменился — те же лакированные половицы и бордовый ковёр, дорожкой уходящий к лестнице, те же стены и вазы с цветами. — Значит, ты одна из добровольцев? — Что? — Мне сказали, медиком будешь, — совсем не замечая замешательства Аньи, продолжил солдат, — ты ведь в этом разбираешься, а? — Ну, да, есть такое, — повела плечом Крауз, всё ещё не понимая сути дела. — Только смотри, без глупостей, тогда тебя не тронут, — чуть понизив тон, предупредил полицейский. — Это Николо. Только сейчас Анья заметила ссутулившегося светловолосого парня позади солдата. Он был одет в тёмный костюм и сжимал в руке какой-то клочок бумаги, похожий на письмо. Глаза его покраснели, будто он долго не спал… хотя, нет, не от этого. Николо поднял на неё мрачный взгляд и тут же отвёл его. — Он пленный из Марлии, отменный повар, мать его, тоже работает на нас и вполне доволен, так ведь, Николо? — солдат повернулся к парню и как бы по приятельски — смех-то какой! — пихнул его в плечо. — Да, доволен, — слабо кивнул Николо. — Ну что, есть вопросы? — Нет, — пожала плечами Анья. Соврала, конечно. Вопросов у неё была куча, но этот солдат вряд ли мог на них ответить. Если её не судят и не собираются казнить, значит, они не в курсе о том, что она сделала десять лет назад. Но если они не в курсе… Ханджи ничего не сказала им? А Леви… неужели он тоже промолчал? Они сжалились над ней? Или припомнят о её грехах, как только она сделает хоть один неверный шаг? Пусть так. Сейчас у неё хотя бы есть время, а время — панацея, как ни крути. — Капитан Леви, — вдруг безразлично хмыкнул солдат. Анья ужаснулась, вдруг подумав, что всё это сказала вслух, но призрачный аромат чая, пролетевший совсем рядом, заставил её рывком развернуться и с приоткрытым ртом провожать взглядом мужскую спину. Прошёл мимо. Просто взял и прошёл мимо, чёрт возьми. Ни словом, ни взглядом не удостоил. Свернул за угол к лестнице и исчез. Анья подскочила к окну, плавя лбом стекло. За воротами штаба ждал экипаж. Леви шёл к нему неспешно и как бы нехотя, но всё равно шёл. Закинул свою сумку на полку для багажа. Вдруг из фиакра высунулся тот, кого Анья меньше всего ожидала там увидеть — Зик. Он что-то спросил у Леви, а тот лишь покачал головой и отмахнулся. — Эй-эй, чего ты там высматриваешь? — дёрнул её за локоть полицейский. Анья скинула его руку, не отрывая взгляда от ленивых движений Леви. Не могла не смотреть. Слишком долго мечтала об этом — просто видеть его, просто знать, что он в порядке. И пусть ненавидит её и не хочет знать, пусть презирает. Ей просто хотелось видеть его. Ну обернись же, обернись. Но он не оборачивался, даже не собирался. Ступил на подножку и тут… замер. Стоял так несколько секунд. Сейчас обернётся, ну же. Он дёрнул плечом и забрался внутрь, скрываясь за плотными шторками. Экипаж тронулся… Уехал... — Эй, а ну отойди оттуда! — солдат снова схватил её за руку и оттянул от окна. — Куда они? — беспокойно бегая глазами от окна к лицу полицейского, спросила Анья. — Я… Эм… — он растерялся сначала. — Тебе знать не положено. Анья только хмыкнула и отвернулась. Не положено, ага, конечно, да он просто не знает. Обычному рядовому не сказали бы, куда отправляют государственно важного заложника. К счастью, Анья никакой ценности для Парадиза не представляла. Как, впрочем, и Николо, так умело смывшийся, пока солдат был занят Аньей. — Вот же зараза… — прошипел полицейский и уже хотел рвануть за ним, да тут опомнился. Обернулся к Анье и пригрозил пальцем, — стой здесь и жди меня. Крауз беспечно кивнула, и солдат скрылся за углом коридора. Анья снова подошла к окну. Митра ей нравилась прежде. Всегда красочная, всегда при параде, словно старая зажиточная дама, каждый день надевающая свои лучшие перстни, ведь каждый день может быть последним. Теперь столица Анью не прельщала. Даже в самый разгар цветения она казалась искусственной. Люди, бродящие за забором, читали газеты и звонко смеялись, как заводные, солдаты во дворе ходили, как шестерёнки механизма. Даже листья деревьев, казалось, качаются на ветру по чьей-то указке. Анья вдруг поняла, что от Марлии-то она не слишком отличается. И там и здесь люди похожи. Нет правых, нет виноватых. Все верят в свою правду. Рождаются, любят, ненавидят, борются за что-то, умирают. Все ведь в конечном итоге умирают… Пусто было у Аньи внутри. Не хотелось оставаться там, где её не ждали. Ха, конечно, не ждали. Они ведь считали её погибшей. Но в любом случае места ей здесь больше нет. Леви был её пристанищем и душой. Но он уехал. Ему всё равно. Сам сказал, что... даже в мыслях произносить это было горько. Правда, и в Марлию возвращаться не сильно хотелось. Только если ради Изы, только ради неё. Но пока такой возможности нет. Внезапно из-за колонны штаба показался тот самый парень — Николо. Тревожно озираясь по сторонам, он выбежал за ворота штаба и свернул куда-то налево. Занятно. Вряд ли он сбегал насовсем, Митра хоть и богатая, но не такая большая, его живо найдут. Он сбежал ненадолго, может, повидаться с кем-то. Хотя, с кем из жителей острова ему видеться? Из штаба тут же выбежал уже знакомый Анье полицейский, направившийся за Николо. Только он, вот дурень, побежал направо. Что ж, поиски его будут долгими. А Анье даже стало любопытно, куда это так спешил Николо…***
Желание сейчас же отправиться в баню или нет… самому себя освежевать, просто к чертям содрать кожу, никак не покидало. Слишком отчётливо Леви чувствовал на себе этот липкий взгляд. Остановившись тогда, на подножке, его будто пробил озноб, а он точно знал отчего это. Смотрела, точно же, блять, смотрела. Пиявка. Никак не перестанет сосать из него кровь. Пусть просто оставит его в покое. Он не хотел больше думать о ней. Так сильно не хотел, что только о ней и думал. — Там говорится о победе? — выглядывая из-за шторки, спросил вдруг Зик. — Тревожно жить в неведении… Сидеть напротив этого человека, слушать, как он говорит, шутит, да просто дышит — невыносимо. Ведь он жив, а Эрвин нет. И ему плевать, он улыбается, совсем забыв о том, как четыре года назад лишил жизни сотни солдат. И лишил жизни его, Эрвина. Того, кто почти буквально вытянул Леви из сточной канавы — Подземного города, того, кто подарил ему цель в жизни, того, кто всегда был рядом. И хоть был шанс спасти его, это Зик убил Эрвина. Он, а не Леви. Приходится скрещивать руки на груди, чтобы ненароком не вмазать по его ухмыляющейся бородатой роже. Пока приходится. Пока он полезен. Впрочем, время идёт быстро, а его план может оказаться лажей… — После того, как убью тебя, я отправлю твой труп в Марлию и все узнают о твоих интригах. Уверен, твоим дедуле с бабулей тоже достанется… — глядя на Зика исподлобья, процедил Леви. — Но если вдруг окажется, что ты не совсем лживый кусок дерьма и твой план — это правда, может, с этим придётся повременить. Правда, ты в любом случае сдохнешь. — Ты так добр, Леви, но как же встреча с Эреном? — как ни в чём не бывало поинтересовался Зик. — Эй, ну хватит так жутко смотреть на меня… Смотреть на него Леви хотел куда меньше, чем выколоть ему глаза. Тем не менее, так было гораздо удобнее представлять, как он отрубит его бородатую башку или как придушит собственными руками… нет, так только запачкается. От этих мыслей становилось чуть сноснее ехать в трясущемся душном экипаже. Было бы почти хорошо, если бы это были единственные мысли, распирающие голову. Из двух зол выбирай меньшее, верно? Но как определить, какое из них меньшее? Мысли о той, кто лишил его единственной женщины, с которой он был готов провести жизнь (хоть по иронии она сама ей и являлась). О той, кто так много трепалась о доверии, но сама была не в силах довериться на равных. О той, кто предал, о той, кто растоптал его чувства и лишь посмеялся над этим… Или мысли о том, кто сидит перед ним. О том, кто лишил его путеводной звезды. О том, кто убил его самого близкого друга. О том, кто так нагло продолжает строить из себя святого… О чём бы не думал, всё душит, всё не даёт покоя. Потому терзал себя в два раза больше. Это как выпить яду и сразу пойти за верёвкой с мылом. Итог один, а как много способов. Из двух зол выбирай меньшее, да? Но как быть, если не можешь выбрать, какое из них меньше?***
Какое-то время бредя следом за Николо, Анья вдруг поняла, что не узнаёт местности и в этой части города ещё не была. Вдруг парень свернул и прошёл за какую-то ограду. Анья увидела сотни каменных надгробий, как под копирку, сотни несбывшихся мечт и сотни загубленных судеб. Почти нет могил стариков, ведь в основном здесь хоронят военных. Она замерла у калитки, не решаясь войти, а Николо пошёл дальше. Дальше идти не стоит. Нет ничего любопытного в чужом горе. Анья почти развернулась, но взгляд вдруг зацепился за резную эпитафию… «Петра Ралл». Её вдруг пробила мелкая дрожь. Анья прикрыла рот рукой и немигающе уставилась на надгробие. Как же так… 850-й год. Она же была так юна, так смущалась от разговоров о женихах и так забавно злилась на Оруо. Петра мечтала выйти замуж и завести семью. Петра была самой доброй девушкой, которую Анья знала. Но ведь Смерть всегда забирает таких, особенных. Оруо… Анья вдруг заметила и его могилу, совсем рядом. Вечно дерзил и выпячивал грудь. Так забавно повторял за Леви его повадки. Эрд, Гюнтер… Они тоже были тут. Эрд был рядом и подбадривал её. Чёрт, у него же была невеста. Бедная Мари. Гюнтер относился с уважением к Анье, хоть они толком и не общались. Эти ребята всегда были рядом, а теперь их нет, и даже их могилы не могут ответить, на волнующие Анью вопросы. И везде один роковой год — 850. Один и тот же день. Что же… что же произошло? Ребята, с которыми она жила и ела из одной кастрюли, с которыми смеялась и шутила над суровостью их капитана. Самые смелые и самые опытные — элитный отряд, отряд Леви. Все они разом пали. А Леви? Леви, похоже, остался один. Жаль, что она не смогла быть рядом, когда он в ней нуждался. Как же жаль, что не разделила с ним горечь этой потери. Они всегда останутся светлыми и молодыми в её памяти — Петра, Эрд, Оруо, Гюнтер. Анья никогда их не забудет. Она никогда ничего не забывает. Её память — тяжкое бремя, но временами и единственное утешение. Она пошла дальше вдоль безмолвных надгробий. Вдруг ещё кого-нибудь встретит из павших бойцов разведки. Тучи сгущались над головой. Зябко до мурашек, но не от холода. Ветер играет с волосами, сбрасывая их на лицо. Тихо, так тихо здесь. Только птицы изредка щебечут… — Эй, что ты здесь делаешь?! Ты ведь из Марлии! — Возмущённый голос, прогремевший в этой тиши, заставил Анью испугано вздрогнуть и повернуться в том направлении, откуда он донёсся. Но, к её удивлению, это обращались не к ней. Тот полицейский всё-таки нашёл Николо и схватил его за груди, тряся над землёй. Анья скользнула за одно из деревьев, прячась в его тени. Если она не в заключении, значит ничего такого не будет, если она немного прогуляется по кладбищу. Анья прислонилась головой к стволу дерева. Шершавая кора царапала спину. Она вдруг взглянула на надгробие прямо перед собой. В горле засаднило… Все звуки, крики и ветер утихли. Реальность уплыла на задворки сознания. Сонный туман окутал рассудок. Что чувствуешь, смотря на собственную могилу? Страх? Непонимание? Боль? Или… ничего? Анья ничего не почувствовала. Должна была бы, но нет, пусто. Всё внутри одеревенело. Она шаг за шагом подошла ближе. Дотронулась до камня, леденящего концы пальцев. Сомнений нет, её имя, её дата рождения. А смерть датируется девятью годами назад. Они похоронили её, в самом деле похоронили. Может, даже скорбели и плакали. И это вдруг показалось до жути правильным. Да, именно правильным и именно до жути. Кто-то чужой лежит в этом гробу, кто-то давно забытый. Анья Крауз —девчонка, наивно верящая, что в одиночку способна изменить мир. За эту веру она и погибла. Она любила и была любима. Смеялась, плакала, упрямилась, дерзила. Она жила. А та, что стоит над её могилой, только носит её имя, только и всего. Ведь что-то в ней сломалось тогда, девять лет назад, что-то замолчало. В тот день она и правда что-то потеряла; потеряла кого-то… А что, если Леви прав? Может, она действительно уже давно мертва? Глупый вопрос, ведь Леви всегда... — Эй, я же сказал тебе оставаться в штабе! — процедил вдруг полицейский, хватая Анью за плечо. — Несносные марлийцы… Она живо заслонила собой надгробие, пряча своё имя. Если он узнает, что Анья была здесь прежде, могут появиться проблемы. И даже не у неё, а у Ханджи и Леви. Крауз вдруг заметила, что вместе с этим полицейским появился ещё один, только более хмурый. Он подхватил её под плечо и поволок прочь с кладбища. Первый полицейский поплёлся следом. — Эй, что вы делаете? Я и сама могу идти, — возмутилась Анья, пытаясь вырвать свою руку из стальной хватки. — Больше нет. — Что это ещё значит? Я ведь доброволец. — Анья попыталась хоть как-то выкрутиться, начиная понимать, что некоторые заложники тут обладают преимуществами. — Ситуация изменилась. Теперь марлийские пленные находятся под более тщательным надсмотром. — Но почему? — Я не обязан отвечать. Анья с недоумением через плечо обернулась к знакомому полицейскому, с растерянностью заглянув ему прямо в глаза. Он хмыкнул, но всё же решил ответить за товарища: — Марлийские детишки сбежали из темницы.