«Мечта»

В руке горел невидимый огонь. Он обжигал ладонь, разгораясь и потухая. Рыжеволосый юноша чувствовал, как пламя колыхается, стоит ветру тронуть его, но знал, что, если взглянет на ладонь, то ничего не увидит, потому что волшебное ощущение разрушится. И он сидел на уроке с невидимым пламенем в руке. И улыбался, наслаждаясь тёплым волшебством. И никто не знал, чему он радуется. Иногда волшебство нельзя увидеть. Можно только почувствовать. Если веришь… *** Он надолго застыл, будто задумавшись о чём-то очень важном, и словно впал в транс. Внезапно он встрепенулся, беспокойно ощупывая грудь, но, наконец убедившись, что бусы из дзенок на месте, накрутил их на пальцы, успокоился и вновь погрузился в размышления. Шаман мог долго сидеть так, уставившись в одну точку. Он будто отключался от реальности, погружаясь в мир своих мыслей. Если они, конечно, вообще были в его голове в такие моменты. Говорят, для медитации важно, в первую очередь, ни о чём не думать. Сложно поверить, наверное, но у Шамана это получалось. Раз! — отключился и сидишь себе, погружённый в Нирвану. Иногда его сознание отделялось от тела, и от Шамана не оставалось ничего, кроме души, которая блуждала как будто бы в астральном мире. А иногда он становился лишь оболочкой, а душа куда-то пропадала, оставляя его без мыслей. Порой это очень помогало привести свой внутренний мир в порядок. А бывало, что действовало во вред. Когда это случалось внезапно. Шаман делал это настолько часто, что иногда уходил в медитации, не замечая этого. И иногда получал за это замечания… *** Он лежал в кровати поздней ночью, по обыкновению зажав в ладони деревянную бусину, подаренную Шаманом. Так ему лучше засыпалось. И тут в его руке загорелся огонь. Вновь. Он понял это, не открывая глаз. Рука нагрелась до температуры, которая была намного выше, чем у другой. Пламя обжигало ему ладонь и, как ему показалось, бусину, лежавшую в ней. Он даже не сомневался, что в его руке горит настоящий огонь. Но глаза открывать он не захотел. Когда он проснулся утром, он обнаружил, что бусина стала чёрной. — Снова призрачный огонь? — улыбнулся Шаман, разглядывая обожжёную дзенку. — Верно… — Всё-таки не просто так тебе дали прозвище Факел. Оно пришло к тебе не столько из-за волос, сколько из-за твоей сущности. Твоей внутренней Силы. Или же это Сила нашла тебя в «Мечте» после того, как ты стал Факелом. *** Дым. Нежный дым изящными лентами кружился вокруг неё. Она ловила его руками, легонько дула на него, изменяя узоры, парящие перед её лицом. Дым позволяд ей видеть движение потоков воздуха. Он был подвластен её рукам, и она могла управлять им, как пожелает, плести из него прекрасное кружево. Она завороженно смотрела на волшебные белые кольца, висящие вокруг неё. Казалось, дотронешься — и оно повиснет у тебя на пальце. Но они неосязаемы и растворяются до того, как ты понимаешь, что не можешь их потрогать. С дымом нужно обращаться бережно и осторожно. И она это умела. Она плавала среди нитей дыма, опутывающих её. Глаза слезились, а лёгкие жгло от запаха гари. Но её это не тревожило. Она была абсолютно спокойна и счастлива, ощущая себя в своей стихие. Она не курила. Она предпочитала благовония. Но ей нравился не столько аромат, сколько сам дым, его текстура, то как он себя ведёт. Кто-то считал своей стихией огонь, кого-то — воздух. У неё это был дым. Она и сама была… Дымкой. *** Она любила «Мечту». Едва она оказалась там, она услышала её зов и позволила себе слиться с её стенами, а им слиться с собой. Она чувствовала это здание. Ощущала каждый уголок, стены, пол потолок, стараясь стать с ними одним целым. Она чувствовала, что «Мечта» живая, улавливала её таинственную силу. Передвигаясь наощупь и прикасаясь к стенам, она поглощала эту энергию и становилась невидимым наблюдателем жизни обитателей интерната. Она чувствовала его поддержку. Особенно прижимаясь к стенам. Словно подключалась к «Мечте», которая давала ей почувствовать, что происходит внутри неё. Поэтому она обо всём была осведомлена. Она присутствовала везде, срасталась со стенами и становилась незаметна на их фоне. Если у них и были уши, то принадлежали они ей. Входя в стены, она попадала в Сказку, и словно просачивалась сквозь них. Между призрачным миром и реальностью она слушала разговоры и наблюдала, оставаясь незаметной для постояльцев. «Я останусь в этих стенах. Навсегда.» «Это не просто стена. Она неживая только для тебя. Ты просто… не умеешь чувствовать её жизнь. Всю энергию, эмоции, воспоминания, что она в себя впитала. То, что осталось от прошлых обитателей этого места.» «Всё это здесь. Жизнь, что когда-либо была в «Мечте». Вся она впиталась в стены. И примыкая к ним, я погружаюсь в эту жизнь, прошлое и настоящее «Мечты». Прямо сейчас эти стены поглощают нашу энергию, сохраняя её в себе, словно текст на страницах книг. Память — всё, что остаётся от нас в итоге. Частицы нас хранятся в этих стенах… А я прикасаюсь к сущностям тех, кого уже нет… здесь…» «Люди сопротивляются, когда я пытаюсь познать тайны их душ. Они отталкивают меня и закрываются. Но когда их части оказываются в стенах, я могу прочитать их сущности. Стены открывают мне всё…» Мотылёк. Её прозвали Мотыльком. И она незаметно перемещалась среди стен, становясь незримым наблюдателем жизни «Мечты». Вот только в отличие от ночных бабочек лететь на свет она не стремилась. *** Художница заглянула в шкаф. Вроде бы за чем-то конкретным, но за чем, она забыла, как только её взгляд упал на старые вещи. Она взяла в руки папку с рисунками, валявшуюся в шкафу не первый год. Она лежала там с тех самых пор, когда Художница переехала в новую, десятую комнату. Она нарисовала эти рисунки, ещё будучи маленькой, когда её повседневность была наполнена красочными фантазиями и весёлыми приключениями в её воображаемом волшебном мире. Теперь же её жизнь представляла из себя нечто намного более мрачное, а работы постепенно воплощением унылого реализма. Художница достала рисунки из папки и вздохнула запах старой бумаги, застывшей на ней гуаши и медовой акварели и чёрного чая, который она иногда использовала вместо краски в детстве. Такой знакомый и родной… И всё же потерянный. Так ничто уже не пахло. Это был аромат прошлого. Художница принялась нюхать старые вещи, которые пропитались запахом её детства, проведённого на третьем этаже. Там теперь царила совсем другая атмосфера. Чужая. Чувства нахлынули на Художницу разом. Старые рисунки напоминали ей о лучших моментах её жизни, и в то же время ей было горестно из-за утраты прежнего счастья. Утопая в запахе прошлого, она закатила глаза и… упала в шкаф, исчезнув в Сказке. Художница оказалась в одном из коридоров «Мечты», которые в действительности вроде бы находились рядом, прямо над её новой комнатой, но уже не вызвали в её душе прежней радости. В видении, в котором она очутилась, всё было иначе. Третий этаж вновь казался ей загадочным и пронизаннным волшебством. Тёплый свет закатного солнца падал из окон, освещая стены, сплошь исписанные разноцветными узорами и увешанные детскими рисунками. И по большей части её, Дона и Д’Артаньяна. На них была изображена их волшебная страна, которая возникала вокруг них каждый раз, когда они играли, придумывая всё новые и новые приключения. Разгоняя золотистую пыль, висящую в воздухе, они бегали по всей «Мечте», невзирая на запреты воспитателей. От этих воспоминаний у Художницы защемило сердце, и в то же время к ней пришло давно забытое ощущение счастья. Куда бы она ни пошла, «Мечта» прошлого встречала её таинственным флёром их старой Сказки. В её нынешней жизни дело обстояло иначе. Обычно бывало так. Куда ни пойди, везде скучно, одиноко и холодно. Пусто. Нигде нет того, что ты ищешь. Ты бродишь по всей «Мечте», по лесу вокруг неё, который теперь завален мусором, в поисках чего-то, что нужно тебе для счастья. Ты сам на знаешь, что это, но понимаешь, что без него тебе никак, и это чувство побуждает тебя идти вперёд. Но приходя куда бы то ни было, ты разочаровываешься, так и не найдя того, что искал. Ты идёшь вперёд, ожидая, что там, где ты окажешься, будет лучше… А потом понимаешь, что уныло везде. И утыкаешься в стену, опустошённый. А в Сказке, где оказалась теперь Художница, то, что она искала, было везде. Маленький островок пусть иллюзорного, но счастья. И оно наполняло её душу. И Художница позволила себе насладиться этим счастьем, утонуть в умиротворении и раствориться в приятных воспоминаниях. И вдруг она очнулась в шкафу, валяюсь в куче вещей. К ней подошла Радуга. — Ты вся светишься. В Нарнии что ли была? — Ага… — с блаженством отозвалась та. *** Он был травником и целителем для всей нашей стаи, и не только для неё. Он был шаманом. Он был… Шаманом. Его образ сочетал в себе смесь культур древних славян, индейцев Северной Америки, цыганской и восточной, в особенности индийской культуры. Казалось бы, он должен был бы принадлежать к религии буддизма, индуизма или, на худой конец, язычества. Но он просто верил в Высшие Силы. Типичный Чародей. Он ходил в длинной русской рубахе, перевязанной цветастым кушаком, и бежевых шароварах, которые заматывал верёвками у щиколоток. Обуви не носил никогда и чудесным образом умудрялся не травмировать ноги, но на его шее всегда висело множество деревянных бус, а в волосах виднелось перо. Он был мудрым, лечил тела и души, помогал советом. Он всем желал добра. Казалось бы, блаженный. Но и действовать он тоже умел. Он бы, наверное, смог бы спасти мир, если бы понадобилось. «Паранойя, во что ты веришь, то и происходит. Мысли материальны. Особенно здесь, в «Мечте». Если тебе кажется, что за углом стоит призрак, то он, скорее всего, там и окажется. А если думаешь, что волшебная страна, то там ты найдёшь вход в неё. Поэтому верь в хорошее. И страхи твои пройдут.» Он был не просто умным, а мудрым человеком. Он вёл нашу стаю по верному пути, и все следовали на ним. Он никогда не провозглашал себя нашим вожаком или лидером, но все сами считали его таковым. Хотя он был скорее проводником для всех. Мы верили в него. А главное — он верил в нас. И, кажется, готов был сгореть на костре за своих подопечных.