____________________
“Если разобраться, каким может быть первое впечатление о человеке, с которым ты общался менее минуты в фойе отеля? Да и что такое “первое впечатление”, которое у нас складывается о любом человеке? [...] Люди по своей природе настолько неприхотливы, сложны, настолько противоречивы, что они заслуживают того, чтобы их не оценивали с первого взгляда, а дали им по крайней мере второй шанс произвести хорошее впечатление. Поэтому стоит воздерживаться от строгих суждений до тех пор, пока мы не узнаем человека с разных сторон.”
— Амор Тоулз, Джентльмен в Москве
____________________
Мидория старался игнорировать стук в висках и тянущее чувство в сердце с того самого момента, как открыл глаза. Он смотрел вверх в потолок, а безупречно белый потолок смотрел на него в ответ. Подняв руку вверх, Мидория проверил, как сгибаются пальцы. Движения были медленными и скованными. Мысль, что эта рука кого-то убила казалась сном. И все же, именно эта рука нажала на дверную ручку, выпуская его из комнаты для допросов и оставляя свидетельницу беззащитной. Именно эта рука не дотянулась до Шмидт, когда та превращалась в горстку праха. Именно эта рука не остановила Шигараки. Но разве Шигараки не твой союзник? Он свернулся калачиком, на сей раз рассматривая стоящий в паре метров стол. Он думал, что Шигараки и Судья — союзники. Однако забыл, что Шмидт он допрашивал вовсе не в роли Судьи, но в роли очередного пылкого полицейского. Так что нападение произошло не на Судью, а на ту слабейшую сторону его жизни, от которой он так мечтал избавиться. Почему он не может сбросить эту кожу, доставшуюся ему от рождения, и нарастить новую, лучшую? Мидория начал чесать запястье. Кожа сперва слегка порозовела, но потом розовый начал темнеть, когда почесывание переросло в царапание. Его нервы буквально молили о пощаде, пока нарастала боль. Запястье стало кроваво-красного цвета, но его это не беспокоило, хотя, наверное, должно было. Если он продолжит, то, возможно, кожа отслоится и покажет, что под ней? Хотя он не собирался смотреть на мышцы и кровь, он хотел видеть огонь и металл. Уже начали появляться первые капли крови, когда его прервал звонок телефона. Ему стоило теперь сменить эту устаревшую мелодию. Он помнил, как однажды наткнулся на нее и какой восторг она вызвала, ведь это была фанатская композиция под названием “Я здесь!”, посвященная Всемогущему. Тогда он считал, что это идеальный рингтон. Мидория завозился не простынях, он смутно помнил, как уснул, пялясь в экран смартфона. Прислушавшись к источнику звука, он нашел телефон в опасной близости от края постели. Он потянулся за ним и едва не выронил, когда увидел имя Тсукаучи. — Алло, Тсукаучи-сан? — его голос звучал хрипло и он очень пожалел, что заранее не прочистил горло. Детектива, однако, это кажется не заботило, поскольку он сразу перешел к делу: — Мидория-кун, я тебя разбудил? Час назад я тебе писал, но, похоже, ты сообщение не видел. Протерев еще слипающиеся после сна глаза, Мидория осознал, что сейчас десять утра. Читая смс, он почувствовал, как мурашки бегут по позвоночнику, пусть даже местоположение, куда он должен подойти, и было незнакомо. — Прошу прощения. Да, я не видел, но выхожу сейчас же. Мне что-то конкретное с собой взять? — Нет, все нормально. Сможешь управиться за тридцать минут? — Конечно, сэр. Детектив повесил трубку, не дав ему договорить. Мидория лишь слушал тихий монотонный шум, что издавала отключенная линия. Такой же, как и его сердце, которое вдруг резко будто перестало биться. Мидория даже положил руку на грудь, чтобы убедиться в наличии пульса. Он отбросил все лишние мысли, сфокусировавшись на стуке сердца. Даже почти убедил себя, что он в порядке. Шумно выдохнув, Мидория вышел из спальни. По дому распространялся аппетитный аромат маминой готовки, сладкий запах специй дразнил обоняние. — Доброе утро, Изуку, — поздоровалась она из кухни. Он плюхнулся за стол, заметив, как просияло ее лицо. Он улыбнулся в ответ, пусть ему и недоставало искренности в этот момент. — Как твоя рана? — Болит, если потягиваться, но я стараюсь не делать резких движений. Мне нужно в течение часа встретиться с Тсукаучи-саном. — Да? — от волнения мать побледнела. — Я думала, у тебя нет работы. — Нет. Мы должны встретиться где-то в Тиёде. — Похоже, с этим ничего не поделаешь… Пообещай мне, что будешь осторожен. — Да, мамочка, — пообещал он, целуя ее в щеку. Он схватил банан из корзинки с фруктами и питьевой йогурт из холодильника прежде чем направиться к выходу. Инко пошла за ним, скрестив руки на животе. Мидория надел туфли, накинул пальто и рассовал еду по карманам. — Не знаю, когда вернусь, так что на обед не жди. — Береги себя, — последнее, что он услышал, прежде чем за ним захлопнулась дверь. Ему понадобилось сорок пять минут и две пересадки на синкансэне прежде чем он добрался до места. Он пялился на сообщение от Тсукаучи, потом на здание, потом снова на сообщение. Это был роскошный пятизвездочный отель. С его зарплатой полицейского Мидория вряд ли бы смог позволить себе здесь даже одну ночь в самом дешевом из номеров без появления огромной дыры в его бюджете. Когда Мидория вошел в фойе, он не обнаружил никаких признаков Тсукаучи. Своей необъятностью отель немного напоминал дом Тозавы Анри, хотя тут пустоту заполняли диваны и столики. С потолка свисали шикарные люстры, которые служили больше украшением, чем источником света. Он еще раз осмотрел фойе, но детектива так же не было. Мидория задержался у входа, изо всех сил стараясь не обращать внимания на администратора, смотрящего на него недоверчивым взглядом. К счастью, долго ждать ему не пришлось. Спустя одну или две минуты двери снова распахнулись и Мидория столкнулся с детективом лицом к лицу. — А, Мидория-кун, как раз вовремя. — Тсукаучи-сан, — Мидория отвесил приветственный поклон, — …и Тодороки-сан. Тодороки лишь вежливо кивнул: — Не нужно быть настолько учтивым. Это, если честно, выглядит странно. Мда, вот такое вот перемирие. — Тодороки-сан, Мидория-кун, следуйте за мной. Они прошли сквозь фойе прямиком к лифту. Цифры на табло начали свой отсчет, когда кабина двинулась вверх. Внутри нее царила тишина. — Шеф Тсурагамае решил отстранить вас на неделю, — объявил Тсукаучи. — Также он приказал, чтобы именно вы сообщили Натсухико Арата, жениху Шмидт, о ее смерти под вашим надзором. Мидория закрыл глаза, когда обрушился приговор. И это было, безо всякого сомнения, худшее, что только могло произойти. Даже если чувство вины не жрало его душу прямо сейчас, оно точно поглотит ее, когда он встретится с парнем Шмидт. — Первый раз сообщаешь о смерти? Молчание оказалось красноречивее любого ответа. Лифт проиграл короткую мелодию, когда они достигли своей цели: пятнадцатого этажа. Двери разъехались в стороны. Коридор имел тот же стиль, что и фойе, был просторным и выдержанным в одной цветовой гамме. Их шаги заглушал мягкий ковер на полу, пока они направлялись в самое сердце здания. — Вы представитесь, убедитесь, что перед вами именно Натсухико и затем сообщите новости. После этого у меня будет к нему несколько вопросов, поэтому вы подождете снаружи. Приказ Тсурагамае. Тодороки придвинулся ближе и прошептал: — Новости расскажешь ты. Все-таки из-за тебя мы оставили Шмидт одну. — А из-за кого мы вообще ее начали допрашивать? — Парни, хватит. Перепалка прервалась, стоило Тсукаучи постучать в дверь. Мидория напрягся и инстинктивно отступил детективу за спину. Тодороки же напротив не пошевелился и остался стоять возле Тсукаучи. Дверь открылась, на пороге появился высокий мужчина с черными торчащими волосами и широкой улыбкой, которая немедленно исчезла, стоило ему увидеть полицейское удостоверение Тсукаучи. — Да, господа, чем могу помочь? — его дрожащий голос не скрывал беспокойства, глаза бегали от одного посетителя к другому, но в конце концов остановились на Тсукаучи. — Вы Натсухико Арата? На этот раз говорил Тодороки. Натсухико мгновенно переключился на него, замерев в замешательстве. — Да. Что-то случилось с Лилианой? Она моя невеста и должна была вернуться еще вчера, но… — он побледнел. — Только не говорите, что… — Ваша невеста, Лилиана Шмидт, была убита во время допроса. Мы искренне сожалеем. Тодороки поклонился на все девяносто градусов, его руки тряслись. Упавшая на лицо челка очень удачно скрыла его выражение лица, какое бы оно ни было. Тсукаучи обернулся. Его брови поползли вверх, когда он увидел застывшего Мидорию, который не мог отвести взгляд от лица Натсухико. Рот того был приоткрыт, будто мышцы державшие челюсть вдруг расплавились. Его тело начала сотрясать дрожь, а колени подгибались, пока он не рухнул на пол. Рукой он безуспешно пытался заглушить рыдания, вырывающиеся из горла. Когда он поднял голову, из его глаз лилось столько жидкости, что Медузе хватило бы на целый месяц. — Во время допроса?.. Почему вы допрашивали ее? Тодороки ответил с молчаливого одобрения Тсукаучи: — Она пришла к нам добровольно. Дать информацию о смерти Тозавы Анри. — Они дружили, но я не знал… Мы обещали, что не станем ничего скрывать друг от друга. — Она слово не сдержала. Мидория сам не понял, зачем он заговорил. Выражение лица Натсухико из обезумевшего стало разъяренным, рот скривился под совершенно неестественным углом, и человек, наконец-то, собрал достаточно сил, чтобы подняться. Он оказался выше Мидории физически, но казался куда меньше, из-за предательски блестящих глаз, демонстрирующих его слабость. — Я хочу знать. — Мисс Шмидт не хотела, чтобы вам что-либо разглашалось. Она не желала вмешивать вас, — прояснил Тодороки. Поведение Натсухико менялось словно по щелчку выключателя, его гнев тут же угас: — Пожалуйста, мне нужно знать, что Лил сказала перед смертью. Какими были ее последние слова? Мидория не помнил, но в память хорошо врезались его собственные. Он сказал ей, что она не покинет Японию поскольку является свидетелем, но правда в том, что он хотел оставить Шмидт в стране, чтобы более подробно расспросить ее о личности Тозавы и ее роли в якудза. Возможно и другие герои работали со Шмидт, возможно сеть была куда шире и были другие, кто клялся защищать невинных, но вместо того втянул их в преступления мафии. Но Шигараки убил ее. Теперь, размышляя об этом, Мидория никак не мог понять, что могла выгадать Лига злодеев, убрав Шмидт с доски. — Тодороки-сан, Мидория-кун, подождите меня в фойе. Последнее, что Мидория заметил: заплаканное лицо Натсухико и его сгорбленную фигуру, отступившую вглубь номера отеля.____________________
— Есть охота. Забежим потом куда-нибудь, перекусим? Тодороки на него даже не посмотрел, он не отрывал взгляда от своих скрещенных рук. Они сидели на диване по разные стороны, и когда как Тодороки выглядел мрачным и задумчивым, Мидория чувствовал лишь боль в животе, требующем еды. — Да что с тобой не так, Мидория? Тот нахмурился, не понимая, чего такого плохого в желании позавтракать. — Я с утра ничего не ел. — Черт побери, Мидория, я же не об этом. Я о твоей стойкости. Стойкости? Он не был стойким, вообще ни разу. По его мнению таким как раз был Тодороки с его нехваткой эмоций и лицом, будто бы высеченным в мраморе. Лишь несколько раз он показывал признаки жизни и то, его тогда довел до крайности сам Мидория. А он другой. Пока Тодороки остается невозмутимым, Мидорию может расстроить любая ерунда. — Вот в этом твоя проблема. Мидория ошеломленно уставился на Тодороки. Профессиональный герой по-прежнему не поднимал взгляда, однако глаза его горели будто два уголька. — Можно обмануть Тсукаучи, но не меня. — Да о чем ты говоришь? — Мидория улыбнулся. Тодороки выпрямился, его глаза пылали: — Вот. Твоя улыбка не скроет правды под ней. Я уже видел достаточно, чтобы такое узнавать. Мидория не представлял к чему приведет этот разговор, но все-таки заставил себя небрежно пожать плечами: — Тогда, будь добр, просвети меня. — Ты провоцировал меня и считал это веселым. Ты допрашивал женщину и запретил ей уезжать. Только что на твоих глазах человек буквально свалился от горя, а ты думаешь лишь о том, что голоден. — И что конкретно ты пытаешься сказать? — Когда я в прошлый раз говорил конкретно, тебе не понравилось. И сейчас не могу обещать, что ты нормально воспримешь услышанное. Тебе, похоже, нравится видеть бессилие других людей. Мидория уставился на Тодороки, но последний не пошевелился. Он был серьезен. У Мидории вырвался одинокий смешок, который вскоре перерос в настоящий неудержимый хохот, настолько громкий, что привлек внимание администратора. Но ему было плевать. Тодороки оказался настолько далеко от правды, что это заставляло ребра и щеки болеть. — Что за черт? Ты подался в психологи? — Я человек логики. Собираю факты и делаю выводы. Из того, что я видел, ты… — Не нужен мне твой диагноз. Нормально со мной все, — перебил его Мидория, отмахнувшись от него. — Но правда, давай поедим, когда Тсукаучи закончит? Раз уж мы партнеры, нам нужно по крайней мере узнать друг друга чуть получше? Тодороки поворчал, но предложения не отклонил. Он резко поднял голову, переключив внимание на лифт. Оттуда к ним шел Тсукаучи с поникшей головой. — Как оно? — спросил Тодороки. — Да никак, — вздохнул детектив, потерев лоб ладонью. — Натсухико не хотел бы, чтобы кто-то узнал о причастности Шмидт к преступному миру. Однако, ее связь с Тозавой впутала ее в мутные дела Судьи. Такое чувство, что чем ближе мы к этому ублюдку, тем дальше мы от разгадки. — Мы его поймаем, — голос Тодороки был ясным, а взгляд безжалостным. — Всегда их ловили. Мидория медленно кивнул, скривив губы. А это мы еще посмотрим. — Я должен вернуться в офис, а вы двое… — Мы с Тодороки собираемся перекусить. — О? — Тсукаучи широко улыбнулся, он явно был доволен новостями. — И куда вы пойдете? — Мы не говорили о… — Ко мне домой. Хотя мы еще не решили, что именно будем есть. Наверное, смотря что мама приготовила, впрочем, не переживай, она отличный повар. Может даже попросим приготовить твое любимое блюдо, Тодороки-кун. Какое, кстати? У главного заинтересованного лица возникла проблема, как скрыть удивление, глаза как-то неравномерно расширились. А губы раскрылись с таким трудом, что он на полсекунды помедлил с ответом. Мидория не был уверен, что именно его шокировало больше: приглашение на обед или же новое обращение. — Соба. Холодная. — У тебя хороший вкус. Не думаю, что у нас дома она есть, так что придется заглянуть в магазин. — Ладно. И пускай ответ Тодороки звучал крайне вяло, Тсукаучи был вне себя от радости: — Я счастлив видеть, что вы наконец-то ладите. Они распрощались возле станции, детектив отправился на северо-восток, тогда как они поехали на юг. Поездка прошла в тишине, Мидория даже не пытался завязать разговор. Теперь, когда Тсукаучи ушел не было необходимости вести себя дружелюбно. Конечно же, это все было игрой. Как Тодороки красноречиво выразился ранее, никакой особой пользы такое партнерство не приносило. Вот разве что давало шанс собрать информацию, чтобы подстава Тодороки выглядела убедительно. Узнать о нем все: что его печалит, что выводит из себя, найти в его душе тьму… и выпустить ее. Когда они доехали таки до супермаркета, он оставил Тодороки выбирать собу, а сам наблюдал издали. Было что-то нереальное в том, как тот стоял напротив полок в задумчивой позе, почесывая подбородок, и внимательно рассматривал разнообразные упаковки с лапшой. Профессиональный герой жил в другом, высшем, измерении, или так Мидория раньше думал. И герои, и беспричудные принадлежали одному миру, однако количество у них привилегий было далеко не равным. — Кто будет платить? Мидория моргнул, ухмыляясь: — Угощаю. А в следующий раз будет твой черед. — Значит, сделка. И я тоже должен буду тебя угостить. — Конечно. Разве ты не поборник равноправия и справедливости? Да и это всего лишь услуга за услугу, нет? — Само собой, — пробормотал Тодороки, хотя его голосу и недоставало уверенности. — Как насчет этой? Он держал марку, которую Мидория никогда еще не пробовал, так что он совместил пожимание плечами с энергичным кивком. — Да, почему бы и нет? Ты тут босс. Даже если Тодороки и остался озадачен фамильярностью Мидории, он не сказал по этому поводу ни слова. Когда они подошли к дому, часы уже показывали половину двенадцатого. Район жил своей жизнью: офисные сотрудники поспешно переходили дорогу, бегун совершал вместе с собакой ежедневный моцион, группа школьников, прогуливая уроки, болталась без дела, пара туристов устроили пикник под деревьями, окрашенными в красный, оранжевый и желтый цвета. Если бы Мидория смог на секунду забыть, что он убийца и сейчас общается с Тодороки, с наименее подходящим для этого человеком, то ему бы понравилось быть частью такой идиллической картинки. Квартира Мидории оказалась пуста, когда они вошли. На коврике возле входа не стояло туфель. Тодороки, сняв обувь, немедленно обратил на это внимание: — Твоей матери нет дома. — Наверное, решила пообедать на работе. Это же тебя не смущает, Тодороки-кун? Тот потряс головой, он ждал, когда Мидория пригласит его в дом. Поскольку порядок поддерживала мама, гостиная сияла чистотой, в воздухе витали запахи кондиционера для белья и моющих средств. И хотя комната Мидории не была завалена грязной одеждой на полу, а стол не был погребен под кучей бумаг, там все равно царил больший беспорядок, чем в остальной квартире. На приготовление собы ушло пятнадцать минут. Мидория поставил на стол две тарелки, в полной тишине налил в стаканы воды и сел напротив Тодороки. — Приятного аппетита, — пробормотал Мидория прежде чем приступить к еде. Тодороки с легким поклоном повторил эти слова и также начал есть. Мидория наблюдал за ним краем глаза, оценивая реакцию. На его лице не отразилось никаких эмоций, пока он, мыча, хлебал лапшу. — Вкусно, — заявил он таким тоном, словно был удивлен. — Мама учила меня готовить. И если ты считаешь, что это вкусно, ее стряпня покажется тебе божественной. Тодороки был слишком занят лапшой, чтобы что-то ответить. Мидория решил подождать, пока тот спросит, зачем его притащили в дом, однако профессиональный герой открывал рот лишь для того чтобы проглотить новую порцию собы. — А давай позадаем друг другу вопросы, — предложил Мидория. Тодороки хмуро посмотрел на него поверх тарелки: — Вопросы? — Да, чтобы получше узнать друг друга, — кивок в ответ. — Не вижу в этом смысла. — Если уж мы стали напарниками, тогда я хочу узнать с кем рядом я сражаюсь и для чего. Тсукаучи-сан всегда говорит, что доверие строится с обеих сторон и я хочу последовать его совету. А ты? Казалось, молчание Тодороки будет длиться вечно, но в конце концов он спросил холодным голосом: — Кто начнет? — Я, раз уж предложил, — Мидория притворился задумчивым, хотя на самом деле все вопросы были уже составлены и выстроены в четкую последовательность, где важные чередуются с безобидными. — Ты больше кошка или собака? Он и подумать не мог, что самый первый вопрос заставит Тодороки озадаченно наклонить голову: — Ты имеешь в виду кто мне больше нравится: Тамакава-сан или Тсурагамае-сан? — Что? Не, я спрашиваю, по характеру ты больше похож на кошку или на собаку? Похоже, что Тодороки никогда раньше не слышал о такой классификации, потому что он продолжал смотреть на него непонимающим взглядом. Мидория вздохнул: — Я, например, кошка. Я ценю независимость и иногда предпочитаю одиночество обществу людей. Я чувствительный и немного неврастеник. — Что ж, значит, я тоже кошка. Мидория ждал, что Тодороки разовьет тему, но напрасно. Он даже начал уже привыкать к этому, к ожиданию не приносящему результатов. Тодороки тем временем перешел к своему первому вопросу: — Какой твой любимый цвет? — Серый. — Серый? — повторил Тодороки. — Мне казалось, что тебе нравится что-то поживее: зеленый, там, или желтый. — Это нейтральный цвет. Он одновременно вбирает в себя и таинственность черного, и легкость серебристого, но в то же время остается сбалансированным, подконтрольным. — Статус-кво, — пробормотал Тодороки. — Ясно. Мидорию начинало раздражать это вечное “ясно”. — А какой твой? — Синий. — Подходит тебе. Лучше, чем красный. Он заметил, как Тодороки вытянулся в струну, будто бы его задело такое замечание: — Почему ты вторым цветом назвал именно красный? — А почему нет? Для кого-то красный был всего лишь цветом, но для Тодороки он символизировал ту половину его причуды, что он унаследовал от отца. Синий, напротив, ассоциировался с матерью. Используя цветовую психологию и немного экстраполируя, Мидория мог узнать об отношениях в их семье больше, чем когда-либо услышать из уст Тодороки. И Мидория это понимал. — Мой черед. Если бы ты сделал татуировку, что бы это было? Бровь Тодороки поднялась, но вскоре вернулась на место: — Я однажды хотел сделать тату. — Правда? Какое? Где? — Змея, обвивающая левое запястье. Мидория задумался, что бы оно могло символизировать, ведь Тодороки ни за что бы не стал навсегда портить кожу чем-то незначительным. — И почему не сделал? — Перерос. Почему-то Мидория был уверен, что Тодороки говорит не о татуировке, но о чем-то большем, глубоком, о чем-то, что ему не терпелось теперь обнаружить. — А какой твой любимый… — Тодороки помедлил, размышляя, — звук? — Звук? Серьезно? — Это интересный вопрос. Воистину. Большинство звуков в его жизни были агрессивны: его будильник, ревущий в полшестого утра, скрип тормозов метро, полицейские сирены, чей визг становился тем громче, чем ближе он подходил к управлению, жесткие щелчки клавиш, пока он печатал свои отчеты… С другой стороны его всегда окружали звуки, на которые он не особо обращал внимания, типа беззаботной болтовни окружающих, или звуки маминой готовки, когда она нарезала овощи, помешивала соус или жарила рыбу. Даже когда он ложился спать, звуки не оставляли его в одиночестве. Он слышал мамин храп из соседней комнаты, а иногда из окна до него доносилось пение сверчков или чей-то смех. А еще самый противный шум, что он слышал всегда и не мог его остановить, его собственный голос. — Тишина. Тодороки снова поднял бровь: — Тишина? — Да, — и осознав, как противоречиво это звучит, добавил. — Как когда ты молишься в святилище или стоишь на вершине горы и смотришь вниз на облака. — Никогда так не делал, но, кажется, понимаю. — Ты никогда не молился в храме? Даже на Новый год? — Не вижу смысла молить о чем-то Бога, который все равно не слушает. — Может ты просто недостаточно молился, — бросил ему Мидория, пожимая плечами. — А тебя Он услышал, когда ты молил о причуде? Мидория был слишком удивлен, чтобы оскорбиться. И решил просто не отвечать, а перейти к следующему вопросу. — И раз уж мы заговорили о Новом году. Ты когда-нибудь сдерживал новогодние обещания? — Да. Мидория ободряюще кивнул: — И? Какое? — Этого я тебе не расскажу. Не то чтобы Мидория обиделся на эту словесную пощечину, но он откинулся на назад, сжав губы. Да уж, чтобы заставить Тодороки рассказать больше придется больше раскрыться самому. Доверие и правда строится с обеих сторон. — Ладно. Я вот никогда. Не сдерживал обещание, в смысле. Не то чтобы мне не хватало силы воли, я просто не принимал такое всерьез. Новый год это же типа новое начало, а ты можешь дать себе обещание и изменить свою жизнь так, как только захочешь. Не похоже, чтобы Тодороки следовал за его мыслью. Мидория предположил, что его молчание лишь вежливый способ дать понять, что он уже вкурсе. — У тебя есть вредные привычки, от которых тебе хотелось бы избавиться? — Ну, я начинаю бормотать, когда встревожен, — вопрос был до смешного простым. Почти чудо, что Тодороки до сих пор не становился свидетелем его печально известного бормотания. — Я не всегда это осознаю, так что спокойно проси меня заткнуться. Я не обижусь. — И часто ты так бормочешь? — Да, — признал Мидория с застенчивым смешком. — Я же говорил, что немного неврастеник. — И стресс снижается, когда ты это делаешь? — Никогда об этом не думал, но, наверное, да. Как будто из котла выходит лишний пар, понимаешь? — Тогда людям не стоит тебя затыкать. Определенно Тодороки имел стороны, о которых Мидория и помыслить не мог. Видеть его… возможно, “заботящийся” не совсем верное слово, но только оно в тот момент всплыло в мыслях Мидории. Видеть его заботящимся, хотя он скорее всего просто следовал логике, было удивительно, однако внушало определенную долю уважения. — Кто мог бы помочь тебе спрятать тело и почему? — Яойорозу. Она моя бывшая одноклассница и единственная, кто приходит на ум. Но я не могу утверждать, что она не закопает уже мое тело после этого. — Кажется, она грозная. На лице Тодороки промелькнула едва заметная улыбка, когда он шепнул: — Так и есть. — Твоя очередь, — напомнил Мидория, когда молчание слегка затянулось. — С каким человеком ты бы хотел провести жизнь? Мидория не был уверен, есть ли связь между той девушкой Яойорозу и новым вопросом. — Он должен быть добрым, сочувствующим, терпеливым. Любить меня такого какой я есть, а не такого каким мог бы стать. — И ты готов раскрыть душу такому человеку? — Конечно. Если он сделает для меня то же самое. Условия оставались неизменными. Равноценный обмен. Если кто-то что-то делает, другой должен ответить ему взаимностью. Один дает, другой берет, а потом последний тоже делает одолжение, чтобы вернуть этот неявный долг. Если профессиональный герой отнимает чью-то жизнь, то Судья должен забрать его. — Если бы ты мог что-то изменить в обществе, что бы это было? Вот я бы изменил взгляды, по которым наше общество судит людей. — Одностороннюю перспективу, — после нескольких секунд молчания объявил Тодороки. — Общество основано на взаимодействии. Все, что мы знаем и что собой представляем, зависит от нашей семьи, друзей, учителей, коллег и всех тех, с кем мы встречаемся. Мы всегда с кем-то контактируем, когда смотрим новости, общаемся в соцсетях, даже когда еду покупаем в супермаркете. Но мы не способны к нормальной коммуникации, потому что никогда не знаем, что другие думают, что чувствуют, что они пережили, как воспринимают мир и какое их мнение о людях. — Значит, ты хотел бы… чтобы мы все были связаны телепатически? — Я бы хотел большего понимания, сочувствия, большей заинтересованности, больше старания. Знаю, что невозможно полностью понять мысли другого человека, но нам стоило бы приложить усилия и научиться признавать чужое мнение, учитывать его точку зрения. — И ты бы признал мнение Судьи? — Это было бы трудно, учитывая, что он убил троих человек. Однако, наверняка не все так однозначно. И даже если он совершил преступление и скорее всего будет долго сидеть в тюрьме, я хотел бы узнать, что заставило его так далеко зайти, понять его характер. — Да не на что там смотреть, — безрадостно улыбнулся Мидория. — Возможно, но я хочу сам в этом убедиться. Хочу понять. — А разве не у всех так? Иногда жажда знаний сильнее, чем жажда силы или денег. — А ты, Мидория? Предположу, что ты бы изменил несправедливость того, что большинство людей имеют причуды, а некоторые, как ты, нет. Разговор свернул не туда еще до того, как он это понял. Он в конце концов недооценил Тодороки. Тот хоть и не был болтливым человеком, но явно умел вести беседу, когда нужно. — Я не говорил… — Ответь тогда на мой вопрос, — продолжил Тодороки. — Какую причуду ты бы хотел иметь? Мидория никогда о таком не думал. Да, он мечтал иметь причуду, но ничего конкретного. Он хотел само это начало и всего, что прилагается, к обладанию причудой, самого ощущения сопричастности. Строго говоря, причуда есть сила, с которой ты рождаешься. Ты ее не выбираешь. Она либо есть, либо нет, все просто. Как талант. Кто-то прирожденный певец, а кто-то никогда не попадет в ноты, неважно как будет пытаться. Тот, кому медведь на ухо наступил, не сможет тебе сказать, какую бы песню он хотел бы спеть, если бы вдруг обзавелся музыкальным слухом. — Любая бы подошла, — признался Мидория. — Само собой, хотелось бы иметь причуду, как у Всемогущего, или как у тебя, но суть не в том. Ведь это владелец определяет, как лучше использовать и развивать причуду, а не наоборот. Так что мне неважно, какая именно она бы была, я бы нашел способ как с ее помощью помочь людям. — Хороший ответ. Раньше, до этого самого момента, когда Тодороки стал его проверять, такого никогда с Мидорией не происходило. Парень, что испытывал его, был умен и пугающе рационален. Мидория улыбнулся. Ему начинало нравиться. — Мой черед, — объявил он, от усердия перейдя на бормотание. — Кто больше всего повлиял на тебя? — Что ты имеешь в виду под “повлиял”? — То есть оказал существенное влияние на твою жизнь, неважно положительное или отрицательное, кто сделал тебя таким, какой ты есть. Мидория восхитился, как сильно задумчивость исказила черты лица Тодороки. Как его тело напряглось, словно сжатая пружина, а челюсть сжалась так сильно, что расколола бы орех. Тень набежала на его лицо, подчеркивая контраст между блестящим голубым глазом и багровым шрамом вокруг него. — Если следовать определению, то я бы сказал: мой отец. Мидория продолжил напирать: — Должно быть тяжко, когда твоим отцом является сам Старатель, нет? — Тяжко — верное слово. — В конце концов, ты унаследовал обе причуды: и отца, и матери. Предположу, что он тренировал тебя, как героя, еще до поступления в Юэй, и ты, наверное, благодарен ему за науку. Глаза Тодороки потемнели: — Да, он и правда тренировал меня. — Мир профессиональных героев был для тебя открыт с самого момента рождения. Словно мечта, верно? — Мне казалось, что все слишком нереально, чтобы быть правдой. — Но это правда и это потрясающе. Ты многим обязан отцу. Надеюсь, ты это осознаешь. На сей раз Тодороки не ответил. Он поднялся, собрал со стола пустые тарелки и отнес их на кухню. Вместо того, чтобы вернуться он открыл кран, горячая вода брызнула во все стороны из наполненной тарелками раковины. Он порылся в ящиках в поисках моющего средства и губки. — Я бы сам их помыл потом, Тодороки-кун. Кроме того, это моя обязанность, ведь ты мой гость. — Как ты судишь людей, Мидория? Улыбка Мидории застыла на лице от замешательства. Должно быть он ослышался. Наверняка ослышался. Тодороки тем временем продолжил шуметь посудой. — Тодороки-кун? — Ответь, пожалуйста, на вопрос. Звук льющейся воды наполнил комнату. Дружеская атмосфера скисла. Мидория это почувствовал. Как облака, слишком быстро застилающие чистое небо, как приятный ветерок, перерастающий в шквал. И хотя зрелище Тодороки, моющего посуду на его кухне, было донельзя забавным, он ощущал лишь все нарастающий страх. — Я не стал бы менять порядок вещей, того, что кто-то имеет причуду, а кто-то нет. Дело вовсе не в этом. Меня больше беспокоит, как общество судит о тебе, критерии, по которым мы определяем чужую значимость. Если их послушать, то я абсолютно бесполезен, ведь я беспричудный. И в это до недавнего времени меня заставляли верить, и я верил. Тодороки внимательно слушал, намыливая тарелки, а потом смывая пену. Мидория поблагодарил судьбу, что ему не нужно смотреть Тодороки в лицо, в его немигающие глаза. Разглядывать его спину было куда комфортнее. — Я вполне признаю, что наше общество больно односторонней перспективой, из-за чего судить людей намного сложнее. Без всеведения нет верного способа судить кого-либо. И я думаю, что всегда есть небольшой шанс ошибки, который может стать роковым, когда решаешь осудить ли человека или же отпустить. Однако есть поступки, которые раскрывают людей. Например, ты всегда готов помочь. Тодороки застыл на мгновение, затем проворчал: — Ты о чем вообще? — Ты моешь посуду, хотя ты и гость, а значит у тебя благородный характер. Большинство людей просто проигнорировали бы, решили бы, что раз они гости, то помогать не нужно. Это признаки благожелательности и вежливости. — Чепуха. — Не-а. Ты бы удивился, если б узнал сколько можно узнать о ком-то, просто наблюдая за его поведением и реакциями. Честно говоря, меня это до сих пор сбивает с толку. Тодороки поставил тарелку на сушилку и оглядел результаты проделанной работы. Его руки покраснели и блестели от воды, на костяшках пальцев еще оставались следы пены. — Почему ты не надел перчатки? Они же рядом с моющим средством. — Твоя очередь, — отозвался Тодороки, игнорируя вопрос. — Что ты подумал обо мне, когда мы впервые встретились, и изменилось ли твое мнение? Профессиональный герой посмотрел ему в глаза: — Что я о тебе подумал? — Говори честно, — подтвердил Мидория, хотя Тодороки и так всегда был с ним честным. — Я подумал, что не очень-то ты вписываешься. У тебя нет ни телосложения, ни взгляда, ни ауры полицейского. И хотя никакими качествами ты не обладаешь, мне показалось, что я понимаю, почему Тсукаучи взял тебя. Ты проницательный и дальновидный, хотя и непослушный. Едва он отвернется, ты тут же исчезнешь. — А сейчас? — А сейчас ничего. Я еще недостаточно о тебе узнал, чтобы что-то добавить, — Тодороки повернулся к нему и поклонился. — Сегодняшний день был поучительным, спасибо. Мидория пристально на него посмотрел, затем признался: — Когда мы впервые встретились, я решил, что ты намеренно создаешь вокруг себя таинственность. Тогда по телефону твой голос звучал сонно, как будто тебе наплевать на свою работу. А потом мы… расходились во мнениях во многом, но ты всегда оставался сдержанным. Мне хотелось сорвать с тебя эту маску, но похоже, ты и вправду всегда тихий и уравновешенный. Тодороки сел напротив него с непроницаемым лицом, в очередной раз доказывая правоту Мидории. Он помедлил, будто собираясь с мыслями, а затем улыбнулся. У него лишь слегка приподнялись уголки губ, привычного всем изгиба не вышло, но Мидория оценил попытку. — Когда ты позвонил мне, я и правда спал. Мой офис у меня в квартире. Мидория честно думал, что профессиональный герой с силой и опытом Тодороки должен работать в огромном здании, как минимум вдвое большем, чем полицейское управление, и с оравой помощников. — Если тебе показалось, что я высокомерный, я прошу прощения. Я таким себя не считаю, хотя и верю в свои способности. И если я кажусь отстраненным, то это потому что не привык работать с людьми. — Но разве у вас в Юэй не было практики по командной работе? Это был вопрос-обманка, поскольку Мидория точно знал, что изучают счастливчики, которым удалось стать студентами Юэй. Когда-то, когда он еще верил, что способен сдать вступительные экзамены, он буквально проглатывал школьные брошюры, описывающие многочисленные курсы, какие предлагались поступившим на геройский факультет. Там выдвигалось больше требований, чем на других направлениях: в конце дня стоял дополнительный урок, задавалось огромное количество домашней работы, ученики проходили через суровые тренировки и ездили в летний лагерь, но Мидории все это казалось раем. Командная работа являлась основой геройского курса Юэй. Профессиональные герои были обязаны помогать друг другу, ведь стремились они к одной цели. Юэй учил, насколько важно уметь отложить вражду и соперничество между профессиональными героями, когда на кону жизни. И если Тодороки не привык к такому, значит ли это, что он все время был эгоистичен? — Я предпочитаю сражаться со злодеем, пока остальные спасают гражданских. Яойорозу всегда ругала меня за это. “Доверяй своим товарищам” — говорила она. Мидория прикусил губу, проклиная себя за поспешность в выводах, за поспешность в суждении. С такой ужасающей силой, как у Тодороки, Мидория ни капли не сомневался, что тот способен о себе позаботиться, но эта Яойорозу была права. Профессиональные герои обязаны сотрудничать. Могут возникнуть ситуации, когда твоя причуда окажется полезнее в спасении гражданских, а не в бою. Так что Тодороки должен был сильно верить в способности товарищей, и Мидория понимал его точку зрения. Например, сражайся они вместе, Тодороки скорее всего взял бы преступника на себя, пока Мидория шнырял бы вокруг и занимался саботажем. Но могло случиться и так, что роли бы их поменялись… — Ты можешь довериться мне, Тодороки-кун. Может и выгляжу я не ахти, но я… Мидория подпрыгнул, когда у него в кармане зазвонил телефон. Он собрался уже сбросить вызов, когда увидел имя звонившего: Лунный камень. Он извинился перед Тодороки и, не дожидаясь ответа, убежал в спальню, закрыв за собой дверь. — Чего тебе надо? Я занят. — О, так ты уже кончил ныть? Нужно, чтобы ты сейчас же пришел в штаб. — Позже с радостью загляну, нам еще нужно обсудить кое-что, но прямо сейчас я… — Малой, не заставляй меня тащить тебя силой. У этого твоего героя нет ни шанса. Так что, хочешь второй раунд? Его дыхание сбилось, рука бессознательно потянулась к заживающей ране, но пальцы лишь погладили рубашку. Не то чтобы он так уж переживал за Тодороки, но будет непросто объяснить матери, почему в ее квартире убили профессионального героя. — Нет необходимости. Дай мне пять минут. — Даю две. Курогири уже связывается с твоими агентами, твой черед. Мидория выскочил из спальни, только чтобы увидеть, что Тодороки уже у выхода надевает туфли. Последний оживился и подарил ему еще одну натянутую улыбку. — Вижу, что мое присутствие стало доставлять неудобства. — Да о чем ты? Мне очень понравился наш разговор. Правда. Тодороки не был плохим парнем, и даже не таким уж плохим профессиональным героем. Его молчаливая сдержанность могла быть пугающей, но стоило ее пробить, как показался человек, с которым приятно разговаривать, несмотря на его краткие ответы. Он не проявлял гиперопеки, как мать Мидории, не пытался следовать этой стремной линии поведения “босс-хочет-быть-дружелюбным”, как Тсукаучи. Может они и не были равными в действительности, но иллюзия этого освежала. Тодороки не принижал его, не ходил перед ним на цыпочках, не считал его беспомощным ребенком. — Не думал, что скажу это, но мне тоже. Прямолинейно, как и всегда. Он вышел вместе с Тодороки на лестницу и, опершись на перила, наблюдал, как уходит профессиональный герой. — Мы ведь скоро увидимся в управлении? Тодороки поднял глаза: — Разве я не должен тебя угостить? — Знаешь, не обязательно же на этой неделе. — Настаиваю, — Мидория не мог понять, как у него получается оставаться в таких разговорах спокойным. — Я напишу тебе время и место. Мидория машинально кивнул, а потом, поняв кое-что, затряс головой. — Погоди, откуда у тебя мой номер? Но Тодороки уже вышел из здания, дверь бесшумно закрылась за ним. Мидория вздохнул и вернулся обратно в квартиру. Он вздрогнул, когда увидел, как Курогири убирает помытые Тодороки тарелки. Мидория даже не знал, что хуже: что Курогири ведет себя как мамочка, или что он знает, где у него в доме стоит посуда. — Мидория, — завидев его, злодей поклонился. — Пора. — А ничего, что я в полицейской форме? — Не вижу проблемы. Теперь, пойдемте. Томура теряет терпение. Мидория подчинился, и снова при проходе через варп-врата возникло это чувство, будто внутренности скручиваются в узел, вызывающее желание немедленно вырвать недавно съеденный обед. Так что его появление, с одной рукой прижатой ко рту, и второй, держащейся за живот, и лицом таким же зеленым, как его волосы, было далеко не изящным. Даби хмыкнул, а Тога тут же подскочила к Мидории, ее широкая улыбка больше напоминала оскал. — Поздравляю с первым убийством! — С-спасибо, — сумел он прокашлять, бросая отчаянный взгляд на Шигараки с немой просьбой помочь. — Достаточно, — прорычал злодей, отталкивая от него Тогу. Но как только он оказался свободен, теперь уже Шигараки забросил руку ему на плечи, словно делая удушающий захват. Мидория вздрогнул от сильной хватки, но сбросить ее не пытался, ведь любое сопротивление могло закончится превращением его шеи в пыль причудой Шигараки. — И что там у тебя за свидание со Старателем номер два? — Ничего там романтического не было. Просто беседовали. Я хочу повесить на него убийства Судьи. Шигараки широко ухмыльнулся и повернулся к остальным злодеям. — Внимание, господа… и дамы, — добавил он, фыркнув в сторону Тоги. — Представляю вам… Судью. Тога радостно захлопала в ладоши, ее визгливый смех был таким же болезненным, как хватка Шигараки. Даби закатил глаза, словно спрашивая себя, что он вообще тут забыл, а Курогири лишь молчаливо сощурился. Шигараки отпустил Мидорию и толкнул в спину. Тот споткнулся и едва не упал лицом в пол, лишь чудом ухватившись за диван. Он поднял глаза, стараясь сделать так, чтобы взгляд его казался хищным, а лицо имело скучающее выражение с легким оттенком презрения. Мидория понимал, что сейчас ему следует произнести речь, но губы не двигались, ни единого слова не приходило на ум. Он запаниковал, когда Шигараки снова положил руку ему на плечо. — Первая кровь была пролита последователями, доказав, что они достойны. Теперь же, когда сам Судья вкусил этот сладкий фрукт, запретный плод убийства, бал официально открыт. Скажи мне, Судья, кого ты избрал следующей жертвой? — Я… — список был длинный и отбор занимал много времени, но… он не знал. — Я сортирую по категориям. Есть три нарушения, которые могут быть сделаны, и сейчас я… мы выбираем тех, кто сделал какое-то из них. Я зову их “долгом”. — На своем сайте, где собраны преступления совершенные профессиональными героями, вы упоминаете об этом, — отметил Курогири. — Да. Существует три долга: долг действия, спасения и чести. Долг действия требует, чтобы профессиональный герой не оставался безучастным, когда является свидетелем злодеяния. И если он посчитает, что его сил недостаточно, он обязан вызвать подкрепление, а сам заняться эвакуацией гражданского населения. — Долг спасения заключается, в том, что они должны спасать и защищать гражданских, которые зовут на помощь и с которыми они контактируют во время работы. Если перед профессиональным героем стоит выбор: преследовать злодея или же спасти жизнь, он обязан выбрать второе. — И наконец, долг чести состоит в том, что герой обязан быть честным и не совершать преступлений, как связанных с нарушением правил, рассказанных мною ранее, так и любых других. Профессиональный герой никогда не должен становиться участником преступления вне зависимости от его вида и тяжести. — Я подумывал над тем, что мы можем все вместе нанести удар, в одну ночь, лишь с разницей в несколько часов между преступлениями, сделав целью героев, что нарушили один из долгов. По одному на каждый. Это бы сделало наше послание более явным, что виновные герои должны быть осуждены и будут осуждены. Речь его не была встречена с энтузиазмом, но и возражений не последовало. Реакция вообще отсутствовала. — Я выберу жертв на этой неделе, — объявил Мидория, стараясь добавить властности в голос. — Встретимся здесь в районе десяти вечера и я расскажу вам план. — У нас типа есть план? — вмешался Даби. — Не знал, что мы что-то планируем. — Так клево! Жду не дождусь! — прогоготала Тога. Да, есть надежда. — С вашего разрешения, я верну вас туда, откуда забрал. Тога ушла первой, она отправила в сторону Мидории воздушный поцелуй и незамедлительно впрыгнула в портал Курогири. Даби же помедлил, подойдя к причудливо вращающейся дыре в пространстве, он обернулся и бросил взгляд на Мидорию: — Вообще не понял, зачем сюда пришел. Он исчез, успев выдать один последний смешок, оставляя Мидорию наедине с членами Лиги. Шигараки немедленно плюхнулся на диван, забросив ноги на стол. Новый, заметил Мидория, и не из стекла, как прошлый, а цельнометаллический. — Козел вернется, — заверил его Шигараки. — Если б ему не было интересно, он бы сразу ушел. — У тебя были дела с Тозавой? Злодей ни капли не смутился от внезапного вопроса Мидории, он лишь задумчиво кивнул и почесал шею. — А да, ты же ее убил. Хреновый выбор и еще более хреновое исполнение. Она продавала нам информацию о местонахождении героев и их будущих встречах. Но нам она больше не нужна, ведь у нас теперь есть ты. — Почему ты убил Лилиану Шмидт? Улыбка Шигараки не исчезла: — Потому что Лилиана Шмидт знала, кто ты такой. Сердце Мидории пропустило удар. Не может быть. Она бы тогда узнала его, когда он вошел вместе с Тодороки. Она бы тогда сказала что-нибудь. — Она видела тебя, когда ты уходил от Тозавы. Я предположил, что она хочет рассказать все полиции, но когда она увидела, кем был один из дознавателей… ну, у нее оказались связаны руки. И когда вы вышли, стало очевидно, что Тодороки не пустит тебя обратно и продолжит допрос сам, и тогда она ему все сольет. Так что я ее убил. Что-то не то. — Ты как-то слишком много знаешь. — Ты абсолютно прав, мой дорогой Судья. Мидория на миг застыл и сразу принял защитную стойку. Голос исходил откуда-то из-за спины Шигараки, но там не было ничего, кроме старого компьютера. Мидория никогда не видел его включенным. Шигараки ни разу не притрагивался к нему, несмотря на то, что обожал играть в игры на всех консолях, что мог найти. Так что Мидория предположил, что это лишь старый, стоящий в углу и собирающий пыль хлам. Ему следовало бы догадаться, что Лига никогда бы не стала хранить что-то бесполезное. — Я говорил, что он облажается, Сенсей, — объявил Шигараки, его внимание было сфокусировано на Мидории. — Напротив, он преуспел. Мидория уже успел убедиться, что голос исходил от компьютера. Он опустил кулаки, но дрожь не спешила покидать тело. И раз кто-то такой упрямый и инфантильный, как Шигараки, зовет этого человека своим сенсеем, уважаемым мастером, значит, именно он настоящий лидер Лиги злодеев. — Я наблюдал за тобой издалека, — продолжал голос, обращаясь к Мидории. — Шмидт несла тебе опасность, так что я попросил Томуру нейтрализовать ее. Было бы в высшей степени жаль, если бы твое путешествие оборвалось бы так быстро. Я видел все: рождение твоей философии, ее воплощение в жизнь, твои сомнения, твои страхи, твое пробуждение… Мурашки побежали по телу Мидории: — Простите, но кто вы? — Ты можешь знать меня под именем Все за Одного, но если нет, это не страшно. Ты скоро узнаешь, кто я такой. — Сенсей, он этого не заслуживает, — проворчал Шигараки. — Его план полная хрень. — Тише, Томура. Судья произвел хорошее первое впечатление и прошел испытание. Мидория чувствовал, будто он лезет не в свое дело, будто подслушивает какие-то тайные переговоры, не предназначенные для его ушей, а недовольство Шигараки делает все еще хуже. Он подумывал уже попросить Курогири отправить его домой, когда голос — Один за Всех — заговорил вновь. — Мидория Изуку, пришло время обществу отнестись к тебе серьезно. Мидория даже дышал с трудом. Он раздумывал, это его воображение или температура и правда выросла на несколько градусов, из-за чего его ладони стали липкими, а одежда пристала к телу. — Что ты скажешь, если я исполню твое заветное желание и дарую тебе причуду?