Самая весёлая богиня. (Венок историй) (18+)

До встречи с Ким Тэхёном До Кёнсу считал себя не совсем правильным и не очень привлекательным омегой. Среднестатистическая внешность (разве что губы были красивые: яркие, полные, складывавшиеся при улыбке в идеальное сердечко, но вот сама улыбка могла бы быть и помилее), склонность к агрессивной самостоятельности (ну, не любил Кёнсу гиперопеку со стороны альф: он им не доверял и точно знал, что от омег им нужно только одно, поэтому искренности от них не дождёшься, а их собственнические замашки не от большой любви, а сплошной эгоизм и животное стремление хватать и присваивать) — что может понравиться такому красавцу и любимчику всего универа, как Тэхён, Кёнсу решительно не понимал. Поэтому первоначальные ухаживания Кима воспринял как плохую шутку — а чего от него ещё ждать, он же альфа! — и решил не обращать на них внимания. Тем более, что Тэхён был на два года младше, а четверокурснику До Кёнсу некогда было отвлекаться на такого плана развлечения. Он был на распутье: идти в магистратуру или всё-таки начинать искать постоянную работу и отдаться по полной самостоятельной жизни, добившись независимости от родителей. Не то чтобы омега тяготился их заботой или помощью, но принципы, которые взял себе на вооружение Кёнсу, гласили, что омега может и должен всего в жизни добиться сам, и чем раньше он начнёт это делать, тем лучше. Образцом для подражания — а также в общем-то и причиной появления тех самых принципов — для Кёнсу был его начальник, господин Ким. До подрабатывал в большом образовательном центре вторым секретарём директора этого самого центра. И искренне, до дрожи восхищался своим начальником. Самый молодой — двадцать девять лет — директор в истории этого центра, да и, наверно, не его одного. Кроме того — омега! Начинал с первых ступеней, ещё будучи студентом — лучшим на курсе! — начал преподавать, был учителем корейского языка, сразу завоевал и любовь учеников, и уважение коллег своим сильным, волевым характером, готовностью всегда помочь, выдержкой и целеустремлённостью. Потом стал завучем. Позже, когда из Министерства образования пришла директива о необходимости активно продвигать молодые кадры и обновлять системе образования кровь, его сделали директором центра, где он начинал работать. И мистер Ким вот уже год управлял этим самым центром. Слава об этом учебном заведении давно гремела на всю Корею: здесь царила железная дисциплина, ученики становились победителями и призёрами самых престижных олимпиад, а затем студентами лучших вузов не только Кореи, но и Америки, и Европы. И новый директор достойно продолжал дело своих предшественников на этом посту, ни в чем не уступая предыдущим руководителям. Когда у Кёнсу появилась возможность подрабатывать, объявление о вакансии второго секретаря, которое он недавно вычитал на сайте центра (в поисках возможного будущего места работы он какие только сайты не облазил) первым всплыло у него в голове. Он понимал, что вряд ли они возьмут студента, однако решил всё-таки попробовать. Тогда, готовясь к собеседованию, он узнал и о центре подробнее, и своём возможном начальнике. Правда, информации о директоре Киме было мало, только рабочая и контакты. К его безмерному удивлению, его взяли. Директор Ким оказался очень симпатичным и доброжелательным человеком. Мало того, что он нашёл время, чтобы самому поговорить с претендентом, так ещё и разговор был весьма неформальный. Директор с интересом расспрашивал Кёнсу об учёбе, о том, что сейчас интересует студентов, какие трудности были при поступлении, как живётся Кёнсу в общежитии, каковы его дальнейшие планы на жизнь — в общем, было такое ощущение, что директор Ким не секретаря себе ищет, а товарища для вечерних бесед за стаканчиком соджу. После этого Кёнсу вышел из его кабинета в полной уверенности, что собеседование провалил, раз его ни разу не спросили о его навыках, умениях и достижениях. А потом ему перезвонили из отдела кадров центра и попросили зайти, чтобы оформить приём на работу. В его обязанности входила подготовка разной документации, анализ данных по центру и отчёты разного рода для планёрных совещаний. То есть по идее с самим директором Кимом Кёнсу почти и не должен был сталкиваться по работе. Но тем не менее он имел частую возможность наблюдать его в рабочей атмосфере, потому что не раз замещал первого секретаря, который был неплохим профессионалом, но при этом крайне эмоциональным человеком с бурной личной жизнью. Поэтому Кёнсу не раз приходилось его прикрывать и отправляться вместо него на различные совещания, сопровождая директора. Совмещать учёбу с такой активной рабочей деятельностью иногда было, конечно, трудновато, но Кёнсу уже имел на факультете авторитет, поэтому ему многое прощалось, тем более, когда он говорил, что это связано с его будущим трудоустройством. И это не было ложью. За полгода работы Кёнсу понял, что магистратура — это, конечно, всё ещё заманчивы вариант, но в принципе профессия секретаря его тоже вполне устраивает. Конечно, если начальником будет директор Ким — понимающий, строгий, но справедливый, очень умный. Постоянно устающий и вымотанный, но не теряющий бодрости и оптимизма. Его любили и боялись. Но Кёнсу (как он думал, единственный) видел, что тот был ещё и ужасно одиноким человеком. Просто однажды они ехали с совещания в отделе образования и попали в пробку. Чтобы не терять времени, Кёнсу начал делать заметки в своём планшете и попутно выяснял у директора Кима, что заносить в список срочных дел на месяц, а что оставить на потом. Разговор стих, потому что младший омега занялся составлением расписания, а потом директор Ким немного растерянным голосом спросил: — Эээ... Кёнсу-ши... Вы бы не хотели со мной… посидеть где-нибудь сегодня вечером? До подумал, что ему послышалось, поэтому глупо переспросил: — Что? — Я не имею в виду ничего такого, — поспешно сказал начальник, — я просто… если Вы, конечно, заняты, я понимаю… А... забудьте... и — простите меня. Вид у директора был такой смущённый, что Кёнсу разинул рот от изумления: он никогда не видел, чтобы директор Ким смущался. — Я, нет, конечно, я с удовольствием! — поспешно закивал он головой. — Простите, я просто немного растерялся… — Так Вы не заняты? Поверьте, Кёнсу-ши, последнее, что я бы хотел делать, — это навязываться, — грустно сказал Ким. — Нет-нет, — Кёнсу прижал руки к груди, — я бы очень хотел пообщаться с вами! Я... Вы — мой идеал! — выпалил он, сам испугался собственной откровенности и зажал рот рукой. Директор Ким от удивления широко раскрыл глаза, а потом засмеялся. — Ну, спасибо, конечно… — Он мягко улыбнулся, а потом тише добавил: — Только напрасно Вы это, Кёнсу-ши, поверьте мне: вы не хотите быть таким, как я.

***

Вечером директор Ким и Кёнсу вместе вышли из центра, начальник отпустил машину, и они прошлись до первого попавшегося небольшого ресторанчика. — Я пригласил — я и угощаю, и не спорьте, — строго сказал Ким. — А я и не думал спорить, директор, — улыбаясь, ответил Кёнсу. — Я бедный студент, поэтому, конечно, вы угощаете. Они засмеялись и сделали заказ. Беседа была неторопливой и очень приятной. Начальник спрашивал, Кёнсу отвечал. Травил студенческие байки, жаловался по традиции на несговорчивых преподавателей, хвастался успехами. Ким был идеальным собеседником. Кёнсу рассказал о семье, о любимых родителях и своей гордой независимости от них. — А у меня сегодня годовщина гибели папы, — как-то не очень впопад сказал директор Ким. Кёнсу ахнул, у него на глазах невольно выступили слёзы, и он начал бормотать извинения. — За что ты извиняешься, Кёнсу? — слегка нахмурившись, спросил старший омега. — Я сказал потому, что разговор зашёл о семье. — Но… Вы, наверно, меня и позвали сюда, чтобы как-то это… вспомнить? — растерянно прошептал Кёнсу. — Ну, может… — Директор Ким откинулся на спинку стула и устало прикрыл глаза. — Не могу больше быть в этот день один. А ты, — он мягко улыбнулся, — очень приятная компания. Кёнсу смутился, покраснел и отчаянно потёр лоб. — Простите, директор, а кем был Ваш папа? — Пожарным, Кёнсу. Он погиб, спасая людей из пожара. — Директор Ким печально улыбнулся. — Он был героем. И мне очень его не хватает. — Простите меня за вопрос, но… Ваш отец… Почему вы сейчас не с ним? — Кёнсу понимал, что сейчас идёт практически по минному полю, но ему хотелось разговорить директора, чтобы тот хоть немного поделился своей болью. Ким в ответ нахмурился, но ответил спокойно: — Мы с ним не общаемся. Он... он выгнал меня из дома, потому что я отказался слушаться его, когда он хотел запереть меня в четырёх стенах и выдать замуж, чтобы со мной ничего не случилось… как с папой. Так что вот, я здесь, надоедаю своим нытьём симпатичному омеге–секретарю, вместо того чтобы достойно пить в этот вечер в одиночестве, как делал это на протяжении семи лет. Кёнсу отчаянно замахал руками и закачал головой: — Нет, прошу вас, директор, не надо так говорить. Если вам когда-нибудь снова понадобится компания убогого секретаря, чтобы разделить печаль, я готов! Ким усмехнулся: — Боже, какие же мы с тобой пафосные зануды! — И они оба засмеялись. Поговорив ещё немного, они разошлись по домам. Ну, разве можно было не восхищаться этим человеком? С этого вечера Кёнсу стал ещё ревностнее выполнять свои обязанности, он постарался окружить директора Кима всем возможным комфортом. Однако и об учёбе не забывал, помня, как внимательно директор Ким отнёсся к его рассказам о студенческих успехах. Хотелось, чтобы кумир им гордился. В общем, как вы понимаете, времени на красавчика Ким Тэхёна у До Кёнсу совершенно не было. Но Тэхёна это, видимо, вообще не заботило. Он ухаживал красиво, не был ни навязчивым, ни равнодушным. Правда, против него было, кроме всего прочего, то, что за ним числилось несколько разбитых сердец, всерьёз так разбитых. Хотя слухи ходили разные, в том числе и о том, что это не он расстаётся — а с ним. Вроде как там что-то не так с серьёзностью в отношениях. Но Кёнсу не то чтобы прямо интересовался. Однажды, принимая очередной букет от этого рыжего альфы, он спросил: — Почему я, Тэхён? Только про мою неземную–небесную не заливай, я себя в зеркале каждый день вижу. — Ты мне просто очень нравишься, хён, — улыбаясь во все свои белоснежные тридцать два, ответил Тэхён. — И ты очень красивый. Особенно... — ...губы, — перебил его Кёнсу, — я знаю. — Глаза, хён. Именно глаза, — покачал головой Тэхён. — И ещё… Ты безумно приятно пахнешь. — Ну, уж не знаю, — насмешливо ответил Кёнсу. — Моё черносмородиновое варенье, говорят, вполне себе на любителя. Тэхён прикрыл глаза и, судорожно вдохнув, прошептал: — Это самый приятный запах, хён. Мне сложно устоять. Практически невозможно. Не то чтобы Кёнсу поверил Тэхёну. Просто… он был так очаровательно настойчив... А у Кёнсу приближалась течка. В общем, омега сдался. И пригласил на течку настойчивого и обаятельного альфу. Тэхён был просто счастлив. В ожидании они несколько раз сходили на свидания, альфа был милым, ласковым, ухаживал за Кёнсу, но не навязывался, не пытался доминировать везде и во всём. Он по-настоящему понравился омеге, но всё-таки… Всё-таки было в нём что-то, что не давало покоя, тревожило, царапало. Этот его задумчиво–тоскливый взгляд в никуда. Это стремление постоянно обнюхивать Кёнсу, как будто его запах был самым ценным в нём. В те самые глаза, которыми альфа вроде как так восхищался, он смотрел на так часто, а вот дышать около шеи пристраивался постоянно, как только Кёнсу стал позволять такое после первых нескольких поцелуев. Кстати, целовался Тэхён потрясающе, тут нечего сказать. Эта течка стала для Кёнсу временем открытий. Во-первых, он понял, что умеет безбожно развратно стонать, прямо как в фильмах для взрослых: громко, пошло, всхлипывая от невероятно приятных ощущений. Во-вторых, он выяснил, что ему больше нравится грубый, животный секс, когда альфа забывает себя и начинает бешено вытрахивать из тебя душу, зажимая так, что не продохнуть, и рыча над ухом. В-третьих, он согласился с тем, что слухи не врали и Ким Тэхён — прекрасный любовник: при всём том, что альфа дал возможность понять указанное в пункте два, он был бесконечно нежен и трепетен, двигался очень умело, как будто хорошо понимая, что испытывает омега и как надо к нему прикасаться. И в-четвёртых, Кёнсу точно решил, что дальнейшие отношения с Ким Тэхёном невозможны, потому что тот страстно, безумно, невероятно любит кого-то по имени Джин. Именно это имя Тэ выкрикивал несколько раз, бурно кончая в горячее нутро Кёнсу и вжимая его тело в себя. И если первый раз омега мог бы это спустить, то второй и третий — извините. В общем, они расстались. По инициативе Кёнсу. При этом Тэхён был таким потерянным, что омеге стало его даже жалко. — Объяснись уже, наконец, с этим своим Джином, — печально сказал он ему на прощанье. Тэхён вздрогнул и с ужасом посмотрел на парня: — Откуда ты... Как ты… Что? — Кёнсу не ответил, лишь нахмурился и отвёл взгляд. — Прости, пожалуйста, Кёнсу-я… Прости меня! — Тэхён порывисто обнял омегу и, резко развернувшись, зашагал прочь. Этим же вечером Кёнсу напился. В баре было шумно, от смешения запахов и выпитого алкоголя кружилась голова. Но душевного облегчения не было. Было паршиво, хотелось кого-то ударить и мороженое. Или домой. Вот, пожалуй, домой. Но сначала мороженое. И раз причина всего этого чёртов Ким Тэхён, пусть он и расплачивается. Кёнсу едва находит номер Кима и заплетающимся языком требует: — Сссукин… сын, Ким Тэхён! Я в клубе.. З-з-забери меня… срчн… Телефон удивлённо молчит и дышит. — Ты м-меня услышл? Эй, при… ик… ой… приезжай… Клуб «С-с-с-с…скорпион». И мор-р-рожнко… Захватит мо-о-о.. ик… рожко… Кое-как сунув телефон в карман, Кёнсу платит за выпивку и ложится головой на стойку — ждать мерзавца Тэхёна. Но вместо него минут через двадцать к почти заснувшему в этом шуме омеге подходит директор Ким. Кёнсу таращится на него и, ничего не понимая, ойкает. Ким мягко улыбается младшему, молча помогает выйти из клуба и сажает в машину. Тогда Кёнсу наконец-то отмирает: — Я… Я… Пр-р-рстит-те… а в-в-вы как?... — Ты нажрался вусмерть, До Кёнсу. Надеюсь, ты утром мне расскажешь, что с тобой произошло. Кёнсу благодарно закрывает глаза и, кивая, произносит: — С-с-спасибо… дир-ре... ик... ох, прос-с-стите… дир-р-рект… ик… — Чунмён. Можешь звать меня Чунмён, Кёнсу-я, — с доброй улыбкой прерывает его директор Ким.