***
Затем приехали Чонгук с Чимином. Они были в ссоре, поэтому Чимин дулся и гордо закатывал глаза, а Чонгук сердито что-то шептал себе под нос. — И что в этот раз? — спросил у него Намджун, раскладывая мясо на решётке. — Он ревнует! Он меня опять ревнует! — взорвался Чонгук, как будто только и ждал этого вопроса. — Мы три года вместе, Намджун–хён, у нас такие планы! У нас столько всего было! А он, как ненормальный, ревнует, стоит мне только чуть расслабиться! — Не расслабляйся? — в порядке бреда предложил Намджун, сбрызгивая мясо поливкой. — Я не могу! У меня с Намхёком проект! Это не моя идея! — А чья? — Препода по фармакологии! — Аа… — Намджун задумчиво почесал подбородок. — Это проблема. — Это не проблема! У Намхёка есть альфа, и он нормально к этому относится! Почему Чимин не может? — Он... что-то говорит? — А ему и не надо! Он вздыхает и дуется! А я не могу так! Я же всё чувствую! И я устал объяснять! И оправдываться! Потому что я ни в чем не виноват! Если бы я даже хотел — я не мог бы ему изменить! С моими-то особенностями! — Надеюсь, ты ему этого не сказал? — Сказал… — тяжело вздохнув, сказал Чонгук и отвёл взгляд. — Ты идиот? — Нет, просто я неопытный… Намджун запрокинул голову и расхохотался. А Чонгук обиженно поджал губы, нахмурился и сказал: — Смешно тебе, хён, значит? — Слушай! — Намджун перестал ржать. — Может, тогда тебе его бросить? Чонгук изумлённо раскрыл глаза и молчал три секунды, глядя на абсолютно спокойного Намджуна, переворачивающего здоровый кусок говядины. — Ты сейчас так пошутил, Намджун–хён? — недоверчиво спросил он. — Нет. Раз всё так плохо… — Так я же сдохну без него? — В глазах Чонгука было искреннее изумление. — Ты жил без него… — Так это когда было! Ты тоже как скажешь… — Может, тебе именно так ему и сказать? — Как? — Что сдохнешь. И что физиология твоя перевёрнутая тут ни при чём. Потому что ты его любишь. Только его. — Я ему говорил… вроде… Ой, чего только я ему не говорил! — Ещё раз скажи. Такие вещи, Гуки, говорятся не раз, и не два, и не три. Они должны звучать постоянно. И познакомь Чимина с Намхёком. А лучше — и с его парнем тоже. Особенно, если проект долговременный. Вы три года вместе. А поссорились второй раз, насколько я помню… — Да, и что? Ревнует-то он постоянно! — Разве ты против? — Я? Конечно! — А если он перестанет? Ну, вот просто, с завтрашнего дня. Будет ему наплевать, что ты там с кем-то, кому-то, что-то… — Я не знаю, хён, — Чонгук в задумчивости поднял голову к небу, на уходящее вечернее солнышко. — А ты подумай! Второй раз за три года — это рекорд. Джин с Тэхёном ссорятся стабильно раз в три дня. — Ну, знаешь, хён, мы все знаем, зачем Джин-хён провоцирует Тэхён-хёна! — Верно, — усмехнулся Намджун. — Мы с Юнги ссорились за это время раз… ну, не знаю, много мы ссорились. — Вы замужем! И у вас двое детей на подходе! Думаю, у вас есть поводы! — Замужество — странное объяснение, но в принципе пусть. Но вы тоже живёте вместе три года! И вторая ссора… Мне кажется, ты не должен отпускать человека, который на такое способен, а мы все знаем, что характер у Чиминни не сахар. Но ради тебя… Сам понимаешь… — Я понимаю! Я не собираюсь его никуда отпускать! Ещё чего! Я… мне надо его срочно найти! Чонгук торопливо снял фартук, который нацепил, собираясь помогать Намджуну. — Начнёте трахаться в нашей спальне — отлучу от дома! — грозно крикнул ему вслед старший. — Ладно, разберёмся! — махнул ему Чонгук и скрылся за дверью.***
Хосок и Чунмён приезжают вместе, и все по традиции удивляются этому. — А что это у нас в лесе сдохло? — начинает Джин, обнимая Чунмёна и подавая руку Хосоку. — Ой, не начинай, а? — морщится Хосок. Чунмён смеётся и отвечает: — Я взял неделю отпуска. — А управление образования? — со знанием дела уточняет Джин. — Послал, — коротко отвечает Чунмён. — Брешешь, как дышишь, — насмешливо сдаёт его Хосок. — Телефончик-то трепетно у сердечка держишь? Чунмён цокает, показывает ему язык. — Вообще-то я жду звонка от Чонина, Кёнсу в больнице и может родить со дня на день! — Зая, я бы тебе поверил, не будь я с тобой столько времени знаком. Чунмён показывает язык вторично и идёт доставать из машины овощи. — Эй, доносчик, ты собираешься помогать своему омеге? — зовёт он чуть позже Хо, заболтавшегося с Джином. Тот торопливо кивает старшему и бежит к своему мужу. — Я тебе запретил поднимать тяжёлое! — возмущается он, видя в руках Чунмёна пакет с баклажанами и кабачками. — Тебя хрен дождёшься! — машет рукой Чунмён. Хосок сердито отбирает у него его ношу, в которой весу — килограмма три от силы. — Мы не для этого пытались полтора года, чтобы ты сейчас так к себе относился! — сурово говорит он. — Не начинай. Твои лекции меня больше утомляют, — отвечает Чунмён и любовно гладит мужа по голове. Хосок тает и нежно целует его в нос. — У нас всё будет хорошо, Хо-я, — шепчет Чунмён, поглаживая его по груди. — Я знаю, — улыбается Хосок, а потом резко выдыхает, когда шаловливые пальчики мужа проезжают по чувствительным местам. — Не начинай, пожалуйста, только не здесь. А у самого глаза становятся маслеными и могут смотреть только на насмешливо изогнутые губы омеги и на его открытую в вырезе лёгкой летней рубашке шею. — А я чего? — невинно спрашивает Чунмён, но не выдерживает тона и сладко шепчет ему в ухо: — Ну, не могу я устоять, когда ты так меняешься… для меня… Хосок стреляет глазами на машину, но Чунмён сразу отстраняется: — Нет, даже не думай. Всё, пошли, нас ждут. — Возбудим и не дадим? — шипит Хосок, поднимая пакеты. — Поломаюсь и дам, — шепчет ему в ухо Чунмён и со смехом уносится в дом.***
Последними приезжают Бэк и Чанёль. Им навстречу выходят Юнги и Чунмён. Омеги и бета обнимаются и стоят какое-то время, прижимаясь друг к другу. О том, что Юнги и Чунмён — родственники, они узнали совсем недавно, на свадьбе Чунмёна. Тогда Юнги увидел фото папы омеги и сразу узнал своего внучатого дядю. Столько слёз было пролито. Столько изумления выказано. И больше всего этому условному воссоединению условной семьи был рад Бэк. Едва оправившийся от истории с Инсоном, смертельно боящийся потерять кого-то из близких, он иррационально воспринял появление Чунмёна как божий дар и обожал хёна, наверно, больше всех. Юнги же просто был счастлив. Просто по-настоящему счастлив. Теперь, когда эти трое встречаются — а это бывает не так часто из-за постоянной занятости Мёна и командировок Бэка — стоять вот так, в тройственном объятии, — их традиция. Мужья показательно усмехаются, но никто, даже Джин, не смеет над этим шутить.***
— Ты поедешь к нему, хён? — спрашивает Бэк, присаживаясь на пол рядом с сидящим на диване в прохладном зале Чунмёном, который о чём-то задумался. Тот сразу вплетает пальцы в волосы беты и с улыбкой слушает его довольное урчание. Чуть помолчав, он отвечает: — Он оскорбил и унизил меня. — Десять лет… — шепчет Бэк. — Десять лет, хён… Ты настолько мстительный? — Он до этого не вспоминал обо мне! А тут видите ли вспомнил! — У него будет внук. Или внуки… — Зачем им дед, который презирает омег? А если они будут омегами? Бэк тихонько вздыхает и, взяв вторую руку хёна в свою, начинает её нежно поглаживать. Ему ли не знать, насколько трудными и болезненными бывают вопросы гендера. «И это ты ещё не знаешь, что твой отец сделал с Юнги, — думает он. — Надо всё же уговорить его рассказать. Хотя… Этот упрямец каждый раз так злится… Нет, наверно, сейчас не время. Хён беременный». — Я всё вижу, — ревниво говорит Чанёль, проходя мимо них к бару за коньяком. — Присоединяйся, — тут же отвечает Бэк и, глядя прямо в глаза вспыхнувшему мужу, нагло облизывается. — Ты мой! — обиженно напоминает Чанёль. — Что ли правда? — изумляется нахальный Бэк и подносит руку Чунмёна к губам, не сводя глаз с Пака. — Я всё Хосоку скажу! — возмущается Чанёль. — Ой, отлично, а то я всё никак не могу набраться храбрости и предложить ему сообразить на четверых, — мгновенно отзывается Чунмён. — Извращенцы! — целомудренно ахнув, высказывается Чанёль. — Завистник, — тут же отрезает Бэк. — Ханжа-а-а, — насмешливо тянет Чунмён. — Ты же учитель! — жалобно ноет в его сторону Чанёль. — О, я тот ещё учитель, — жарко шепчет Чунмён, поигрывая бровями, — иди сюда, маленький, мы тебя такому научим… — Хосо-о-о-ок!! — орёт Чанёль, которого тащат на диван разыгравшиеся парни. — Воздействуй на своего му-у-ужа-а-а! — Мой мальчик! — Хосок появляется в дверях и останавливается, прислонившись к косяку и скрестив руки. — Эти изверги тебя снова обижают? — Может, поможешь? — возмущённо пыхтит Чанёль, вскрикивая и пытаясь защитить уязвимые места от цепких рук омеги и беты, которые его щекочут. — Окей, бро, только скажи. Хосок ухватывает своего мужа, вытаскивает его за бёдра из кучи–малы и закидывает себе на плечо. Потом он крепко шлёпает его по заднице и, приговаривая «Кто тут у меня опять балуется? Кто тут у меня опять младших обижает?», уносит во двор. А Бэк и Чанёль через минуту уже страстно целуются, забыв обо всем. — Ночью я тебе отомщу, — шепчет Чанёль, прикусывая ушко беты. — Я так тебя отымею, что ты у меня ходить не сможешь, сладкий! Пока Минхо в лагере, я с тебя слезать не буду… Тот содрогается от мурашек и шепчет в ответ: — Обещаешь?***
— Жизнь — сука, — резюмирует Джин, наливая себе ещё коньяка и рассматривая его на свет. — И при этом очень похотливая. Сумерки сгустились, дом за их спинами был полон огнями и музыкой, оттуда неслись весёлые голоса и смех. А они с Намджуном изображали умудрённых жизнью стариков и сидели около бассейна в плетёных креслах с бутылкой коньяка и двумя бокалами. Был ещё лимон, но это так, для красоты. — Думаешь? — отзывается Намджун. — Знаю! — Мм… И что делать? — Я тебя умоляю. Что ты можешь сделать? Попробуй получить удовольствие! Вот ты знаешь античную мифологию? — Ну… кое-что. — Вот. Там, знаешь, были не только боги. Там были богини. Знаешь, кто это? — Что-то типа омег, только… ну… — Омеги… Где уж им. Это что-то типа самок богов. Как у зверей, понимаешь? Только человеческие что ли. — У людей нет самок, Джин, — вздохнув и как бы с сожалением произносит Намджун, подливая себе в бокал. — Нам с головой хватает омег. Самок мы бы, наверно, уже не вынесли. — Именно! Поэтому они и были только у богов. И так им и надо! Судя по мифам, эти самые богини были в разы коварнее, злее и жёстче самых коварных и злых богов. Мозги у них работали отменно. Особенно в плане отомстить, напакостить или уничтожить. А в сочетании с неземной красотой коктейль получался зашибенный. И знаешь что? Воплощением судьбы была тоже — богиня. — Ну, неудивительно! — Да! Потому что иногда такое в жизни происходит, что ни одному нормальному человеку не приснится и в самом фантастическом сне! Из разряда «Кому ни скажи — никто не поверит», а оно, сука, случается! Они какое-то время сосредоточенно молчат, а потом, глядя друг другу в глаза, произносят одновременно: — Юнги! — Если бы не он… — говорит Намджун. — …у нас ничего из того, что мы сейчас имеем, не было бы, — заканчивает за ним Джин. — Ну, вы с Тэхёном всё же были бы вместе. — Ему Юнги сказал, чтобы он… — Джин замялся. — А, точно, — усмехается Намджун и оставляет всё, как есть. Пусть. — Так вот, бро. Эта самая судьба, сука, — самая весёлая богиня. И пока она веселится, нам не будет ни отдыху ни сроку. — Ну… — Намджун отпивает. — Я в общем-то не жалуюсь. — А я о чем? Просто спасибо хочу ей сказать. Пусть веселится, зараза.