«Можно объяснить эту концепцию. Вы любите то, что можете потерять: Себя, женщину, родину. До сегодняшнего дня любовь просто была недостижима для человечества, для Земли. Нас так мало. Всего несколько миллиардов. Горстка. Может быть, мы здесь для того, чтобы воспринимать людей как повод для любви». Солярис. (Андрей Тарковский, 1972)
Это Ким Тэхён из миссии В01-тета, и это моя седьмая попытка прямой передачи сообщения. Предыдущие попытки были предприняты 3 мая, 12 июня, 8 июля, 25 июля, 1 августа и 3 сентября. Согласно нашим данным, сегодня 24 сентября. Запасов достаточно, и их хватит ещё на шесть месяцев без регенерации и на два с половиной года с регенерацией. Перспективы регенерации показывают снижение на 13%. Стазис, в котором находится половина экипажа для распределения и поддержания ресурсов, заканчивается быстрее, чем нам хотелось бы. Требуется информация о том, как поддерживать долговечность стазиса. Также требуется подтверждение получения этих сообщений. [3-секундная пауза] Будем признательны. Экипаж здоров. Четверо в настоящее время находятся в стазисе, а трое активны. Волновые сокращения и уровни тепла стабильны, что указывает на нулевую угрозу. Пожалуйста, свяжитесь с нами как можно скорее. Мне выделено пятнадцать секунд на личное сообщение, и я хочу, чтобы это сообщение было передано моему зарегистрированному экстренному контакту. Пятнадцать секунд начинаются сейчас: «Привет. Я не знаю, доходят ли до тебя какие-либо сообщения. Я в безопасности. Живой и невредимый. Я так сильно по тебе скучаю. Боюсь, я забуду, как ты выглядишь. Я начинаю забывать, как ты говоришь. Если они позволят тебе, пожалуйста, отправь в ответ голосовое сообщение. Я люблю тебя». [10-секундная пауза] Думаю, это всё. В01-тета запрашивает инициацию контакта как можно раньше. Конец. Тэхён снимает головной убор устройства связи с ушей и кладёт его на стол перед собой. Стол сделан из дуба и занимает мало места. — Ты закончил? — спрашивает Сокджин, выходя из их шаттла с ярко-жёлтым мячиком для снятия стресса в руке. — Да, — Тэхён опускает локоть на стол и кладёт на него голову. Он устал. Сокджин подходит немного ближе и садится на голую землю. В этой части приятно сидеть. Слишком пыльно, но есть насыщенный, опьяняющий запах. — У них, вероятно, мало средств. В любом случае, этот проект был глупым. Я думаю, что они намеренно не устанавливают контакт, — говорит Сокджин, не сводя глаз с мячика для снятия стресса, который он сжимает с жуткой решимостью. Это заставляет Тэхёна вспомнить о выражениях лиц убийц в криминальных фильмах, когда они смотрят, как жизнь покидает человека. Он пытается вспомнить последний фильм, который видел. — Я не думаю, что у них мало средств. Юнги видел расчётный экономический график нашего проекта, а также основные из них, и сказал мне, что это маловероятно. Если только они действительно не облажались. Кстати, где Юнги? — Тэхён поворачивает голову в сторону шаттла. Тот приличного размера. В нём легко могут разместиться пятнадцать человек, но у них в экипаже всего семь. Он видел других четырёх членов экипажа раньше — на их первых встречах до начала проекта и в короткий период, когда они выходят из стазиса, а он входит в него. Период стазиса — это ощущение, похожее на сон. Тэхён не осознаёт своё тело, а только свой разум. И это только частичный контроль. Это как быть духом. Соджун глубоко религиозен, а Тэхён был атеистом. Но это никогда не мешало Соджуну рассказывать Тэхёну истории об ангелах, покаянии и о том, что происходит после смерти. Он верил, что у каждого есть душа. Что-то нематериальное, что является вашей истинной сущностью. Тэхён ни во что из этого не верит и не особо понимает, но, если бы ему пришлось объяснять — пребывание в стазисе похоже на то, чтобы быть своей душой. Нематериальной сущностью себя. Тэхён очень старался не думать о Соджуне. До сих пор он терпел неудачу каждый день. Раздаются шаги. Эта планета, РКМ-В01, как её очень недобро называют, болезненно тиха. И, может быть, здесь другие законы распространения продольных колебаний, потому что звук эха длиннее и более диссонирующий. Он преследует, и Тэхён это ненавидит. Юнги идёт к ним, к их маленькому хорошо пахнущему клочку пыли. Однако он не вышел из шаттла. Невозможно не заметить невыносимо громкий скрип двери. — О чём болтаете, парни? — спрашивает он, глядя на положение Сокджина на полу. Он решает, что ему лучше не сидеть на пыльной земле, поэтому встаёт за неудобным стулом Тэхёна и кладёт подбородок ему на макушку. — Что ты делал? — спрашивает его Тэхён, понимая, что подбородок Юнги немного острый. Но ему нравится присутствие острого подбородка больше, чем причиняемая им боль, поэтому он не двигается ни на дюйм. — Проверял мой маленький садик. Он хорошо растёт! Я немного удивлён, — его подбородок становится менее острым, и Тэхён предполагает, что он улыбается. — Ты не должен удивляться после того, как прислушался к совету Ким Сокджина. Я говорил тебе, что осенние цветы должны хорошо расти, если ты уменьшишь азот, — говорит Сокджин с пола, вызывающе подняв голову. — Это в основном из-за Намджуна. Я бы отказался входить в стазис, если бы он не ухаживал за ними. Он проделал хорошую работу. Намджун почти шести футов ростом. Он также неуклюж и глупо умён, и у него появляются ямочки, когда он улыбается. Он излучает тёплое силовое поле, и Тэхён очень любит его. В мозгу у Намджуна рождается большинство их идей о выживании. — Стазис. Стазис. Что мы будем с этим делать? — спрашивает Сокджин, он всегда затрагивает вещи, которые необходимо решить. Тэхён не знает, как он это делает. Когда ни он, ни Юнги ничего не отвечают, Сокджин снова говорит с раздражённым выражением в голосе: — Он сократился с двух месяцев до сорока дней. У нас не хватает ресурсов. С этим нужно что-то делать. Юнги убирает подбородок с головы Тэхёна и, наконец, садится на пыльную землю. Тэхён чувствует себя странно, будучи единственным, кто сидит на стуле, поэтому тоже опускается вниз. Пыль не прилипает. У неё необычное качество, и когда Тэхён берёт её в ладони, пылинки светятся. — Я думаю, может быть, всем нам, всем семерым, следует сесть и обсудить это. Только половина из нас не может принять это решение, — наконец говорит Юнги, рисуя волны на песке. — Да, их стазис вот-вот закончится. Через два дня, — говорит Тэхён, вытаскивая свой карманный блокнот в кожаном переплёте. Теперь это вошло в привычку — перелистывать самую первую страницу и читать маленькую записку, небрежно нацарапанную спереди, каждый раз, когда он его открывает. Это для созвездий в твоём сознании. Я люблю тебя, моя маленькая звёздочка.— Соджун
Тэхён проводит пальцем по словам, прослеживая символы, и пытается вспомнить текстуру рук Соджуна. Но тупая не липкая пыль всё ещё на его пальцах, и она светится, когда Тэхён смотрит на неё. Это похоже на издевательство. — Спасибо, чёрт возьми. Вы, ребята, замечательные, но мне нужно, чтобы Хосок прямо сейчас посмеялся над моими космическими каламбурами, или я сойду с ума, — драматично вздыхает Сокджин. — Ты уже сошёл с ума, — говорит ему Тэхён, что заставляет Юнги улыбнуться в знак согласия. — Парни, вы худшие. Мне нужны другие активные партнёры, — говорит Сокджин, но берёт их обоих за руки и тянет вниз, так что они вместе лежат на пыли, уставившись в вечно оранжево-серое небо. — Астероид, азотный шар и комета попадают в бар… Юнги стонет, а Тэхён чувствует, как широкая улыбка появляется на его лице, когда Сокджин продолжает шутить, и усталость, которую он чувствовал ранее, превращается во что-то неуловимое.***
Центр стазиса — это что-то прямиком из научно-фантастического фильма. Тёмный, металлический интерьер, освещение, напоминающее обстановку медицинского отделения, общее футуристическое ощущение — Тэхён иногда испытывает страх в этой комнате, как будто он забудет, для чего нужна определённая кнопка, и совершит серьёзную ошибку, случайно нажав на неё. Он провёл бессонные ночи, запоминая предназначение каждой кнопки, но теперь он понял, что иногда страх просто не проходит. Научиться жить с ним более разумно, чем пытаться победить его. Члены экипажа находятся внутри капсул. Капсулы имеют форму, подходящую для человеческого тела, и источают частотное излучение, вызывающее чувство оторванности от тела. Стазис помогает им выжить здесь, на этой маленькой каменной планете в миллионах километров от Земли. Он также способствует им в сохранении имеющихся ресурсов, в основном продуктов питания. И он чертовски помогает им оставаться в здравом уме. Тэхён направляется к крайней правой капсуле, отключает и открывает её. Юнги и Сокджин отключают те, что слева. Они закрыты слишком плотно, и Тэхёну всегда кажется, что он их ломает, а не открывает. Когда капсула открывается, из неё медленно поднимается очень сонный Чонгук. Тэхён не может сдержать улыбки. Чонгук хуже всех приспосабливается после стазиса. Он остаётся хмурым и рассеянным в течение целого часа, прежде чем вернётся к своему обычному сдержанному очарованию. Тэхён не очень хорошо его знает. Он самый молодой и был последним пополнением в команде, но он кажется достаточно милым. И когда он замечает, что Тэхён улыбается ему, то стирает хмурое выражение со своего лица и пытается улыбнуться в ответ. Тэхён, оценив эти усилия, направляется к следующей капсуле. Когда она открывается, его встречает сияющее лицо Чимина. — Я не сплю уже добрых полчаса. Вы, ребята, опоздали. — Я мог бы остаться там ещё на один день, — справа от них говорит Чонгук, его голос срывается на середине предложения. — Ты можешь остаться там навсегда, Чонгуки, — Чимин грациозно вылезает из капсулы, обнимает Тэхёна и утыкается лицом ему в шею. — Мне не хватает человеческого общения, — говорит он просто, и Тэхён потирает ему спину. Он знал Чимина ещё до этого дурацкого космического проекта, ещё до всех встреч, которые привели к этому дурацкому космическому проекту. И Чимин один из немногих людей, кто знает, каков Тэхён на самом деле. Не адаптированный к дурацкому космическому проекту Тэхён, а настоящий. В конце концов Тэхён вырывается из объятий, говоря Чимину, что его мочевой пузырь слишком наполнен для контактов с людьми. Хосок и Намджун тоже кажутся немного отстранёнными, хотя не так сильно, как Чонгук. Сокджин рассказывает им о ситуации: неудачные попытки контакта, ухудшение стазиса, снижение скорости регенерации пищи и кислорода. Намджун предлагает всем освежиться и через час отправиться в конференц-зал. Чонгук кротко просит больше времени, на что Юнги закатывает глаза, но продлевает время до двух часов. Тэхён тоже направляется в свою личную комнату. Она такая же большая, как и та, что дома на Земле. Расстояние — забавная вещь, потому что миллионы километров заставляют его называть своим домом целую планету. Когда он находится в Японии, а не в Южной Корее, он называет своим домом всю Южную Корею. Когда он дома, он не чувствует себя, как дома, если только Соджун не вернётся с работы и не съест всё, что Тэхён сумел приготовить, и не скажет ему, что любит его. Тэхён не прилагал дополнительных усилий, чтобы персонализировать свою комнату, потому что он понятия не имел, что они застрянут на этой планете. Он сожалеет об этом сейчас, оглядываясь и видя вокруг себя голые серые стены. На его прикроватном столике есть фотография Соджуна, сделанная у реки Хан. Тэхён тогда купил новую камеру, чтобы, взяв Соджуна на прогулку, щёлкать фотографии. Они были на мосту, солнце садилось, оранжевый цвет неба переходил в красные полосы, и он сделал снимок, заставив Соджуна встать так, чтобы его лицо скрывало солнце на маленьком экране. Солнечный свет таял вокруг тела Соджуна. Сейчас он смотрит на эту фотографию, и его сердце бешено колотится в груди. Он клянётся, что старается не думать о нём. Но Соджун — это единственное, что привязывает его к Земле, к дому. Он ставит будильник, чтобы проснуться вовремя для совещания, и сворачивается калачиком на кровати.***
В конференц-зале нет ничего грандиозного. Просто мягкий интерьер и слишком много дерева. Намджун и Юнги уже тут. Они просматривают документы, и на их лицах почти одинаковые хмурые выражения. Тэхён садится рядом с Юнги, вежливо улыбаясь Намджуну. Следующим заходит Хосок, за ним идут Сокджин и Чимин. Чимин плюхается рядом с ним, массируя виски. — Кажется, у меня болит голова, — говорит он, кладя голову на плечо Тэхёну. — Пристегнитесь. Эта встреча только усугубит ситуацию, — говорит Юнги рядом с Тэхёном, а Чимин только высовывает в ответ язык. Чонгук опаздывает на пять минут, волосы растрёпаны, лицо опухшее. Он садится на единственный свободный стул рядом с Сокджином и громко выдыхает. Намджун качает головой и начинает говорить. — Я не знаю, как долго мы сможем продержаться без установления контакта. — Но мы устанавливаем контакт. Это двусторонний путь к общению. Эти ублюдки не реагируют по какой-то причине, — говорит Сокджин, его слова как всегда сильны, а гнев ещё сильнее. — Можем ли мы работать с другим устройством связи? Как насчёт тех радиоприёмников, которым нужна сквозная передача? Значит, это не сработает, если на другом конце не будет чего-то, чтобы принять передачу? — Тэхён не решается дать собственное предложение, но он уже некоторое время обдумывает это. — Чонгук? — приподнимая брови, спрашивает Чимин, глядя на огромную фигуру Чонгука в конце стола. — Да. Да. Я слушаю, — говорит Чонгук, а потом молчит какое-то время. — Эм, для сквозной передачи мне придётся собрать что-то новое. Вероятно, с нуля. Я не думаю, что какое-либо устройство связи, которое у нас есть, можно модифицировать для этого. У меня есть некоторые структурные знания системы, имеющейся в их космическом центре, поэтому я могу попытаться создать что-нибудь в соответствии с этим, но… это может занять некоторое время, — объясняет Чонгук, глядя в основном на Намджуна. — Но это возможно? — уже делая пометки, спрашивает Намджун. — Да. Но, — Чонгук на мгновение смотрит на Тэхёна, но он так быстро отводит взгляд, что Тэхён думает, что ему показалось. — Это может быть бессмысленно. Мы не знаем, как там обстоят дела. Мне понадобится стопроцентно точное географическое положение, чтобы направлять частоты, и кто-то должен присутствовать в тот момент, когда я управляю успешной передачей. Учитывая все факторы, вероятность того, что всё получится, уменьшается. Гораздо уменьшается. Я бы сказал, менее десяти процентов. — Менее десяти процентов вполне достаточно, — шутит Хосок, и Тэхён соглашается. Менее десяти процентов всё равно лучше, чем радиомолчание. — Да, это достаточно хорошо. Но мы не знаем, какова там ситуация. Я могу передавать волны, и мы будем знать, передаются ли они и принимаются ли, но если они не ответят, я ничего не смогу с этим поделать. — По крайней мере, мы будем знать, что они передаются и принимаются. И если они не ответят, мы будем точно знать, что что-то не так, — говорит Тэхён, глядя на Чонгука, призывая его молчаливым взглядом хотя бы попытаться. Чонгук смотрит в ответ, вероятно, потому, что он смотрит слишком долго, Сокджин бьёт его по руке, и он пару раз моргает. — Хорошо. Ладно, я займусь этим. Тэхён кивает ему. Чонгук деловито кивает в ответ и кладёт голову на стол. — Я заколебался готовить с Сокджином. Я заколебался готовить в принципе, — объявляет Юнги, игнорируя зовущего его Сокджина. — Это твоя проблема. Есть идеи по смене кухни? — спрашивает Намджун, терпеливо выслушивая, что говорят по этому поводу все, кроме Юнги. В конце концов они переходят к теме стазиса. — Я думаю, — начинает Намджун, просматривая то, что записал в своём блокноте. — Что, поскольку он заканчивается быстрее, единственный способ сохранить баланс — заходить в него почаще. — Мы едва ждём пол часа, прежде чем сменить группы, — вопросительно приподняв брови, рассуждает Хосок, глядя на Намджуна. — Мы можем разделиться ещё больше, — предлагает Чимин. — Группы из двух, двух и трёх человек. — Но как это будет работать? Если две группы находятся в стазисе вместе, то они также выйдут из стазиса вместе, — говорит Юнги, опровергая предложение Чимина. Это хороший аргумент, но это то, над чем они могут работать, — думает Тэхён. — Если одна группа войдёт в стазис сегодня, другая через 20-25 дней, то мы сможем что-нибудь придумать. Последняя группа завершит приблизительно сорокадневный период, и к тому времени первая группа снова будет готова, и две группы с разными конечными периодами будут находиться в стазисе, — говорит Тэхён, выжидающе оглядываясь по сторонам. — Это… В этом есть смысл, — намеренно слишком недоверчивым голосом говорит Сокджин. — В тебе есть смысл. — Отвали. — Да, это не только имеет смысл. Это единственный вариант, который у нас есть. Теперь разделите группы, чтобы я мог знать, что мне нужно делать. Я хочу спать, — Чонгук молчал с момента своего первого выступления, но он говорит сейчас. — Чимин, Хоби, как продвигаются исследования? — спрашивает Намджун, игнорируя просьбу Чонгука. На это Чонгук хмурится, глядя на Намджуна, что заставляет Тэхёна улыбаться. — Мы были с тобой в стазисе, я действительно ничего не могу вспомнить. И я бы даже не назвал это исследованием. На этой планете нет ничего, кроме различных почв. Мне придётся просмотреть свои записи, — говорит Хосок, и Чимин кивает. — Хорошо, так что вы, ребята, можете вместе исследовать почву. Кто знает, как надолго мы здесь застрянем. Знание почвы кажется важным, — говорит Намджун, записывая всё это. — Итак, это одна группа из двух человек. Мне нужно поработать с Юнги. Разработать правильный план устойчивого развития, чтобы мы все могли прожить хотя бы ещё год. Сокджин может пойти с Тэхёном и Чонгуком. — Я не пойду с детьми. И очевидно, что ваша с Юнги группа из двух человек будет первой, кто войдёт в стазис. Мне необходимо оказаться вне головы и тела прямо сейчас. Поэтому, если вы оставите меня с детьми, которые будут над чем-то работать, бог мне свидетель, я подожгу эту планету, — угрожающе говорит Сокджин. — На самом деле будет действительно полезно, если тебе удастся найти способ разжечь огонь, — говорит ему Юнги с той дерзкой ухмылкой на лице, которую он использует только для споров с Сокджином и Чимином. — Заткнись. Я заслуживаю того, чтобы находиться в стазисе. Мы — группа из трёх человек. Это всё решает. — Прекращайте, — говорит Намджун. — Так что всё решено. Хоби и Чимин могут исследовать почву. И кто знает, они могут в конечном итоге найти что-то стоящее. — Без шансов, — говорит Хосок, прерывая Намджуна. — Чонгук может передавать сообщения. Тэхён может писать, помогать Чонгуку. Это вторая группа. Сокджин присоединится к нам, мы третья группа, которая первой войдёт в стазис. Определите следующую группу из вас четверых, в зависимости от достигнутого прогресса. Можем поужинать все вместе, прежде чем мы втроём войдём в стазис. Закончили. Они начинают выходить из конференц-зала. Чонгук догоняет Тэхёна и говорит: — Эй, я, пожалуй, немного посплю. Увидимся завтра? — Конечно. — Круто, — говорит Чонгук, потирая шею сзади — нервная привычка, которую, вероятно, Тэхёну придётся выучить, и затем уходит. Всё будет по-другому, когда Юнги и Сокджина не будет рядом. Он привык к ним за год, но нет никаких причин, по которым он не привыкнет к Чонгуку. Это займёт некоторое время, но Тэхён надеется добиться той же лёгкой динамики, что и с Сокджином и Юнги. Кроме того, он отчаянно нуждается в переменах. Когда Чонгук оборачивается, дойдя до конца коридора, чтобы в последний раз помахать рукой, прежде, чем скрыться из виду, Тэхён обнаруживает, что расслабляется. — Перемены могут быть хорошими, — говорит он себе.***
Ужин накрывают вокруг сада Юнги. Некоторые цветы биолюминесцентные и отливают неоново-розовым и красным, напоминая Тэхёну клубы. Он скучает по тому, как его прижимало к людям, скучает по раскованности, которую он чувствовал из-за алкоголя, скучает по всему, что может предложить Земля. Он устраивается между Чимином и Сокджином, оба очень щедры и позволяют Тэхёну опереться на них. Несмотря на жалобы Юнги, сегодня они приготовили настоящую корейскую еду: лапшу с острыми соусами и овощи из своего ограниченного запаса замороженных и консервированных овощей. Мяса нет, но это всё равно лучше, чем любое блюдо, которое Тэхён ел за последние шесть месяцев, и он почти плачет. Все едят в тишине, пока: — Подождите, если мы с Джуном находимся в стазисе, кто будет присматривать за моим садом? — Нет, подождите. Никто не отвечайте на это, — продолжает Юнги, хотя никто и не пытался заговорить. — Тэхён, ты сделаешь это. Я недостаточно доверяю остальным. Чимин издает обиженное «Эй», а Юнги показывает ему язык, и на этом всё заканчивается. Ужин возобновляется в тишине, потому что трое из них (Чимин раздражающе быстро перестраивается) всё ещё не в себе после стазиса, и они уже исчерпали все темы для разговоров на семь лет вперёд. Тэхён не возражает против тишины. Не тогда, когда еда так хороша и одного присутствия этих шестерых кажется более чем достаточно. Сокджин следит за тем, чтобы все попробовали его особенный хрустящий салат; Юнги коротко кивает в ответ на комплименты, но его глаза всё ещё светятся, как звёзды; Хосок кормит Намджуна, Чимин кормит Тэхёна, а Чонгук кормит себя с забавной концентрацией, как будто он осознаёт, что акт поедания пищи — это то, что в первую очередь поддерживает человечество, и поэтому он ест, словно еда — это форма поклонения. После обеда они кружатся вокруг биолюминесцентных цветов Юнги, бормоча себе под нос корейские мелодии, потому что все, кажется, забыли слова. — Я так чертовски устал от всего, — подавленно говорит Сокджин. Его обычный гнев утих, и Тэхён тоже чувствует себя опустошённым. Никто ничего не говорит. Сокджин чувствует потребность признать всё, но никто другой этого не делает. Они медленно просачиваются обратно в шаттл и в свои комнаты. Вместо того, чтобы спать, Тэхён направляется в кладовую. Она огромна, и в ней есть всё. Вещи, которые они никогда не использовали, и вещи для которых они не могут найти применение вообще. Он находит наборы красок и кисти. Есть холсты всех размеров, но он выбирает тот, который легко перенести. Вернувшись в свою комнату, он пытается вспомнить тот закат с Соджуном в центре. Он смешивает оранжевый и жёлтый, а также чёрный с белым, и когда картина закончена, кажется, что вечно оранжево-серое небо простирается снаружи, над ним, и Тэхён даже не может найти в себе силы заплакать.***
После того, как Намджун миллион раз попросил их всех быть осторожными и сказал всем, что Хосок отвечает ещё за миллион, трое из них — Юнги, Сокджин и Намджун — были помещены в стазис, а Тэхён остался стоять в невольной толпе с оставшимися тремя. — Итак… — говорит Чимин, по-совиному оглядываясь, — мы начинаем работать немедленно или… — он замолкает, когда встречается взглядом с Хосоком. — Я должен начать немедленно. Даже думать не о чем, — говорит Чонгук, выбираясь из толпы. Он не просил Тэхёна о помощи, и Тэхён всё равно не специализируется на коммуникационных технологиях, поэтому он не знает, должен ли сопровождать Чонгука или нет. — Мне больше нравится «бездействующий из-за стазиса» Чонгук. — Чонгук прав. Мы должны начать. Прогресс необходим, — говорит Хосок, вытаскивая блокнот с изображением ярко-жёлтого солнца на обложке. — Давайте встретимся через семь часов. Тэхён видит, как Чимин явно подавляет свои протесты. Он поворачивается, чтобы посмотреть на Чонгука, и на этот раз Чонгук говорит с ним: — Я думаю, нам нужно сначала отправиться в хранилище. Мне нужно посмотреть, с чем можно работать. Тэхён вздыхает с облегчением при слове «нам». Он уже начал думать, как заставить себя казаться занятым на случай, если Чонгук не захочет, чтобы он был рядом. — Хорошо. Итак, Хосок и Чимин приступают к работе над своим небольшим вездеходом, который будет осматривать другие части этой планеты, а он вместе с Чонгуком направляется в хранилище. Чонгук много напевает. У него приятный голос, и шаткие правила перемещения продольных колебаний, похоже, не оказывают никакого негативного влияния на звук его сладкого голоса. Доставая свой холст, Тэхён устроил небольшой беспорядок, и холсты, которые раньше были прислонены к стене, теперь лежали на полу. Чонгук щёлкает выключателем, чтобы включить свет. — Ха, эта планета испытывает какие-то сейсмические колебания? — спрашивает он, наблюдая за предметами, которые лежат на полу, а не на своих местах. Тэхён прочищает горло: — Я хотел порисовать. Вчера я не включил свет, когда доставал материалы, так что, возможно, я несу за это ответственность. — Оу, всё в порядке, — Чонгук обходит лежащие на полу предметы, чтобы пробраться в угол, где есть необходимые ему электрические детали. — Так ты думаешь, это бессмысленно? — в конце концов спрашивает Тэхён, наблюдая, как Чонгук достаёт детали и убирает их обратно. — Не бессмысленно. У меня просто… У меня такое чувство, что они избегают нас, и я не хочу, чтобы это подтвердилось, — Чонгук очень скрупулёзно обращается с этими деталями размером с муравья. — Мне очень жаль, что я не могу ничем тебе помочь. Общение на самом деле не является моей сильной стороной. — О, ты поможешь. Я думаю, что из всех остальных твой голос должен быть самым лёгким для передачи. Однако, тебе придётся много говорить, чтобы помочь, — Чонгук на мгновение отрывается от компонентов и смотрит на Тэхёна, и Тэхён хочет спросить, почему его голос будет легче всего передать. Он не спрашивает. Может быть, это потому, что его голос глубокий. — Я могу это сделать. Когда Чонгуку удаётся положить всё, что ему может понадобиться, на электрический синий поднос, они выходят из хранилища. — Никому не говори, но я использую конференц-зал для сборки устройств, — идя впереди, говорит Чонгук, умело балансируя подносом на одной руке. Им не разрешается использовать конференц-зал для чего-либо, кроме совещаний. Тэхён не уверен, почему они всё ещё следуют бессмысленному протоколу, когда, похоже, нет контролирующего их высшего авторитета. — Иногда я сплю в кладовке, — отвечает Тэхён, потому что лучший способ сохранить тайну — выдать свою собственную. Доверие похоже на качели. — Что? Почему? — В отделе красок. Приятно пахнет. — Пары краски токсичны, Тэхён, — и это первый раз, когда Чонгук произносит его имя. Вы можете прекрасно провести разговор один на один с человеком, не используя его имя, и это заставляет Тэхёна задуматься, означает ли предложение больше, если в нём есть ваше имя. — Я не вдыхаю напрямую! Я сплю на расстоянии. — Но зачем тебе там спать? Кровати довольно удобные, — Чонгук открывает дверь конференц-зала, и Тэхён ни разу не был внутри, когда там пусто. Вся эта древесина заставляет его думать о местной церкви Соджуна. Тэхён не хочет говорить Чонгуку, что иногда он чувствует себя одиноким. Что кровать удобная, но в то же время невыносимо большая. Поэтому он пожимает плечами и выдумывает что-то о том, что пол выпрямляет спину, и Чонгук больше не лезет. Чонгук садится на ближайший стул и начинает набрасывать пару макетов, писать и вычёркивать что-то на полях. Тэхён какое-то время наблюдает за ним. Ему нечего предложить, кроме своего присутствия. И, возможно, его голоса позже, в какой-то момент. Он знает, что присутствия человека достаточно, но этого недостаточно, когда он предлагает его вместо того, чтобы получить. — Как продвигается твоя статья? — спрашивает Чонгук через час. Или, может быть, три. Он потерял счёт времени, уставившись на линии, вырезанные на дереве, которые выглядят так, будто влюблённые обнимаются. Статья. Вся причина, по которой Тэхён здесь. Он должен оценить рост жизни и шансы на формирование здесь цивилизации. Первые пару месяцев он работал над этим бесконечно. Всё было ново и интересно, но сейчас он потерял эту энергию. Он даже не помнит, какой подтемой занимался в последний раз. — Хорошо, — он лжёт. — В последнее время мало писал, но первоначальный прогресс был хорошим. — Значит, ты считаешь, что здесь может возникнуть цивилизация? — Чонгук потягивается в кресле, и Тэхён предполагает, что у него перерыв. Он ценит попытку Чонгука завязать разговор. Ему также нравится, как Чонгук сформулировал этот вопрос. Он не спрашивает, поддерживает ли эта планета жизнь. При достаточном количестве денег возможно всё. Он спрашивает, может ли жизнь сформироваться и выжить. Вырасти в цивилизацию. — Шансы на формирование какой-либо формы жизни в ближайшем будущем маловероятны. И даже если это произойдёт, она начнётся как одноклеточный организм. Мы не доживём до того, чтобы увидеть всё это. Или что-то из этого, честно говоря. Цивилизации слишком далеки от будущего. — Тебе ведь двадцать три, верно? — спрашивает Чонгук, и это неожиданно. И немного не связано. — Да. Но в декабре мне исполнится двадцать четыре. — Какого декабря? — Тридцатого. — Окей, отмечено. Я должен это запомнить, — с мягким взглядом говорит Чонгук. Как будто день рождения Тэхёна — это достижение, за которое он заслуживает поздравлений. — Итак, расскажи мне побольше о цивилизациях. — Там была одна антрополог, Маргарет Мид, и одна из её студенток спросила её, что является первым признаком цивилизации, и она сказала, что это бедренная кость, которая была сломана и зажила. Чонгук не перебивает его и продолжает слушать так серьёзно, что Тэхён учится очень внимательно относиться к Чонгуку и заставлять себя всё больше осознавать, что говорит. — Потому что сломанная бедренная кость могла бы зажить, только если бы вокруг вас были люди. В те времена люди много перемещались, и если вы были ранены, но не остались позади, то это определённо означало, что слово «цивилизация» может быть применено к этой конкретной группе людей. Животных. — Так что в основном эмпатия. Эмоциональное развитие — это то, что определяет цивилизацию, — говорит Чонгук, реконструируя слова Тэхёна, чтобы сформировать ответ. — Из всех нас Хосок, скорее всего, сломает бедро, — добавляет Чонгук, и это заставляет Тэхёна засмеяться. Чонгук начинает что-то набрасывать в блокноте. — Но это захватывающе. Эмоциональное развитие людей. Есть ли причина, по которой уровень эмпатии и морального понимания увеличивается с каждым поколением? — спрашивает Чонгук, продолжая рисовать, теперь его взгляд сосредоточен на блокноте. Когда Чонгук не смотрит на него, разговаривать легче. — Ты принимаешь меня за антрополога или эксперта по человеческому поведению, — говорит ему Тэхён, но задумывается. — Об этом интересно подумать. Мне кажется, что воздействие может иметь к этому какое-то отношение. У нас больше историй, музыки, искусства, чем у наших предыдущих поколений. И больше произведений, описывающих или критикующих их. Собственно, я помню, как читал статью об этом. — Хмм. И теперь у тебя здесь на одно произведение искусства больше, чем у других, — говорит Чонгук, отрывая страницу из своей записной книжки и протягивая её Тэхёну. Это сломанная бедренная кость, над которой склонился мужчина, его руки излучают, как предполагает Тэхён, какой-то магический свет, исцеляющий кость. Только спина мужчины похожа на спину Тэхёна. — У меня два вопроса. Во-первых, откуда ты знаешь форму бедренной кости. И во-вторых, это я? — Биология десятого класса — это ответ на первый вопрос. И да, это ты. — Ты ужасно хорош в рисовании. — Ну, это очень удобно, когда я должен проектировать наброски, — пожимает плечами Чонгук, и Тэхёну уже легко рядом с ним. Его будильник начинает звенеть, пугая обоих. — Это Юнги подстроил. Я должен пойти проверить его сад. Хочешь чего-нибудь поесть? — Сколько у нас осталось запасов молока? Я бы выпил чаю. — Я уверен, что там осталось сухое молоко. Я вернусь, — Тэхён встаёт и думает погладить Чонгука по волосам, но останавливается и уходит, неловко помахав рукой. Ещё слишком рано для поглаживаний по голове, но прогресс многообещающий, и Тэхён не сомневается, что они скоро поднимутся и до этого уровня лёгкости. Прежде чем отправиться в сад Юнги, Тэхён заходит в свою комнату, находит двусторонний скотч и приклеивает рисунок Чонгука на голые серые стены.