***
This is the end, isn't it? And you're here with me again, listening with me: the sea no longer torments me; the self I wished to be is the self I am. — Louise Glück, from «Otis», Meadowlands (1996) Это конец, не так ли? И ты снова здесь, со мной, слушаешь вместе со мной: море больше не мучает меня; Я, которым я хотел быть, есть то, что я есть. — Луиза Глюк, из «Отиса», Медоулендс (1996)
В России в это время года холодно. Выпал снег, и этого было достаточно, чтобы убедить Тэхёна сказать «да». Труднее оказалось объяснить, почему они оба не хотят немедленно возвращаться в Сеул, но Сокджин делает замечание о том, что они молоды и поэтому должны выбрать приключения и неопределённость, а не пытаться снова вернуться к нормальной жизни. Оглядываясь назад, это, вероятно, было саркастичное замечание, но они всё равно сейчас здесь, заселяются в гостиницу в Москве. Тут повсюду расклеивают листовки, объявляющие о Масленице, которую Чонгук назвал «неделей блинчиков». Им также выдают брошюры с описанием туристических достопримечательностей — музеев и парков, главных церквей, улиц, на которых продаются сувениры и подарки на память. Как человек, который никогда не думал о поездке в Россию в обозримом будущем, он чувствует себя немного потерянным. Тэхён собирает брошюры, как покемонов, просматривая их, будто это новости. Когда они укладываются в постель той ночью после составления списков и планов, Тэхён говорит: — Думаю, мне следует позвонить Соджуну. — Да, позвони. Я уже связался со всеми, с кем должен был, — говорит Чонгук, целуя его в щеку, когда он вздыхает. Тэхён звонит наедине, но это нисколько не беспокоит Чонгука. Он включает телевизор и пытается следить за ситкомом об убийстве/триллере с субтитрами. Тэхён возвращается через целый эпизод, осторожно поднимая одеяло за угол и проскальзывая внутрь, его холодные руки и ноги сразу же прижимаются к голой коже Чонгука. — Эй! У тебя плохое кровообращение. От этого твои руки становятся ледяными. Тэхён смеётся и подносит руки к лицу Чонгука. Хлопает щёки. — Смирись с этим. В конце концов он опускает руки и подвигается ближе к телу Чонгука. — У него всё хорошо. И он с кем-то встречается. Самое лучшее, что у этого парня есть ребёнок от предыдущего брака! Так что, если между ними всё пойдёт хорошо и они в конце концов поженятся или что-то в этом роде, я стану дядей! Я уже дядя! Он сказал, что собирается прислать фотографии ребёнка. Я уже так сильно его люблю. Чонгук улыбается энтузиазму Тэхёна. — Это хорошо. — Да. Я счастлив, что он счастлив, честно говоря. Он заслуживает этого больше, чем кто-либо другой. — Тогда хорошо, что он счастлив, — говорит Чонгук, слегка покусывая кожу под глазом Тэхёна. Громкий крик доносится со стороны телевизора, пугая их обоих. Парня на экране несколько раз толкают глазом об острый гвоздь. — Что за херню ты смотришь? — спрашивает Тэхён, с отвращением нахмурив брови. — Первое, что попалось? Показалось интересным. В этот момент у парня отваливается большая часть глаза, и Тэхён сразу же отводит взгляд. — Чёрт возьми, убери это. Чонгук переключает каналы, пока не находит какой-то вариант Animal Planet, и они засыпают, наблюдая, как какое-то животное, похожее на бегемота, играет в грязи.***
Кровать здесь мягче, и Чонгук не может найти в себе желания пошевелиться. Тэхён полностью перекатился на сторону Чонгука, заняв три четверти кровати в одиночку. Он всё ещё спит. Лицо, освещённое мягким утренним светом, щекой прижалось к матрасу. Чонгук всегда был слишком сентиментален и драматичен. И Тэхён выглядит таким красивым по утрам, когда спит как сейчас. Однажды это чувство устареет. То, где, глядя на Тэхёна, его сердце делает кульбит. И когда Тэхён хмурит брови в растерянной дымке раздражения, когда Чонгук нежно проводит большим пальцем по его щеке, он знает, что этот день наступит нескоро. Он убирает руку с лица Тэхёна на его плечо и подталкивает его. — Просыпайся. Нам есть где побывать. Тэхён трёт глаза. — Который час? — Восемь. Нам также нужно позавтракать перед выходом. И в нашем тщательно составленном списке нет ни одного ресторана. Тэхён что-то бормочет и прикрывает глаза локтем, так что Чонгуку приходится физически тянуть его в вертикальное положение. Они по очереди принимают душ и помогают друг другу одеться, потому что у них нет подходящего зимнего гардероба. На Чонгуке всегда кожаная куртка. На самом деле, в любое время года. Тэхён отказывается надевать её, но, к счастью, у него есть вельветовое пальто. У него даже есть пара свитеров и рождественский джемпер с забавным маленьким оленем на нём. Он быстро выхватывает его из рук Чонгука, прежде чем тот успевает уловить начало шутки, формирующейся в его голове. Все шарфы тоже из чемодана Тэхёна. — У тебя только пара футболок, все белые или чёрные, чёрные узкие джинсы и кожаные куртки. Во всех цветах, вау, это здорово, — комментирует Тэхён, набирая «перчатки» в своём приложении для заметок. — У меня есть подходящая зимняя обувь, — говорит ему Чонгук, полностью расстёгивая молнию на чемодане, чтобы вытащить свои ботинки. — Подходящая для тебя. Я такое не надену. — Перестань оскорблять мой модный выбор! Они как-то умудряются достойно одеться от холода. Тэхён теребит белую футболку, которую носит Чонгук. — У неё даже нет закатанных рукавов. А затем он с невероятной концентрацией закатывает небольшую часть подола, чтобы убедиться, что он ровный, и закрепляет его на месте английской булавкой, которую достаёт из одной из своих сумок. — Какой в этом смысл? — спрашивает его Чонгук, немного удивлённый тем, что Тэхён, кажется, слишком глубоко заботится обо всём. — Тебе не разрешено спрашивать о смысле чего-либо. — Вполне справедливо. Станции московского метро до нелепого перегружены архитектурой. Тэхён, кажется, любит это. — Знаешь, когда я был ребёнком, я боялся стоять прямо под люстрами? Думал, они сразу отвалятся, — говорит Тэхён, глядя на люстру, свисающую с потолка на расстоянии. Хотя он бы неплохо смотрелся, стоя под одной из них, думает про себя Чонгук. По-настоящему королевский под подвесными светильниками, золотыми и стеклянными, как будто материал был сделан с учётом Тэхёна и того факта, что потенциально он может стоять под ними. — Обоснованный страх. Хотя я сам был довольно бесстрашным ребёнком, поэтому лично не могу за это поручиться. — Ты хочешь сказать, что в детстве ничего не боялся? — Темноты, полагаю. Но я перерос это, когда начал спать один в своей комнате. У Тэхёна здесь другая энергия. Когда они идут мимо толпы и по заснеженным тротуарам, он медленно превращается в человека, которому есть что сказать обо всём. И всегда с едва скрываемым энтузиазмом. Первое место, куда они идут, — музей с произведениями искусства, которые Тэхён хотел увидеть. Пока Тэхён любуется картинами, Чонгук фотографирует Тэхёна, приближая его красивый взгляд. Глаза Тэхёна самого тёплого оттенка коричневого. Они кажутся золотыми при солнечном свете и напоминают ему о дровах, чае и камине. — Я думаю, мы все довольно похожи. Все мы. У людей есть склонность думать, что они лучше других или что никто другой не может понять, что происходит в их головах, но все чертовски одинаковы, — говорит Тэхён, ловко наматывая лапшу на пластиковую вилку. Они сидят на скамейке в парке и едят лапшу, купленную в магазине, мимо которого проходили. Найти горячую воду было не так уж трудно — кассирша позволила им нагреть воду в электрическом чайнике. — Кроме тех случаев, когда они на грани. Это может быть немного хреново, но мне действительно нравится наблюдать, как люди взрываются. Как будто все одинаковы, пока ты не подтолкнешь их к краю. А потом все они падают в разных направлениях. — Ты всегда говоришь люди с этим отчётливым чувством разделения, — отвечает Чонгук, запихивая в рот собственную лапшу. — Как, по-твоему, я бы отреагировал, если бы был на грани? — В том-то и дело! Я не знаю, и я чувствую, что нет никакого способа узнать. Конечно, до тех пор, пока я не увижу тебя на грани, — он шевелит бровями, заставляя Чонгука улыбнуться. Они устали, когда возвращаются. Тэхён лениво целует его, прижимая к стене, но оказывается, что это было только для того, чтобы отвлечь и первым сбежать в ванную. Чонгук даже не может заставить себя обидеться. Вместо того чтобы спать, они включают телевизор и смотрят фильм о встрече с правильным человеком в неподходящее время.***
— Ты веришь в родственные души? — спрашивает Чонгук, пока Тэхён выбирает носки с полки магазина, в котором они сейчас находятся. — Полагаю, «верить» — слишком сильное слово. К тому же я не уверен, что вообще означает верить в родственные души, — отвечает Тэхён, ощупывая материал чрезвычайно отвратительной пары носков с ярко-зелёными, красными и коричневыми оттенками. — Как ты думаешь, есть ли у человека где-то в мире другой человек, который может быть единственной настоящей любовью на всю жизнь? — Агх. Я думаю, теоретически, конечно, — начинает Тэхён, и Чонгук бормочет «конечно» себе под нос, что заставляет его упереться локтем в грудь. — Что кто-то, очевидно, может быть более совместим с тобой, чем остальная часть человеческого населения, но то, что он твоя родственная душа, означало бы, что вам суждено встретиться в какой-то момент вашей жизни, и это бред. — А что ты думаешь о встрече с правильным человеком в неподходящее время? — спрашивает Чонгук, облегчённо выдыхая, когда Тэхён, наконец, корчится на эту отвратительную пару носков и убирает их. Вчера они заснули почти сразу, как только начались финальные титры, и он так и не смог задать Тэхёну этот конкретный вопрос. — Я думаю, это грустно. Но я не знаю, если он правильный человек, разве ты не знаешь об этом где-то? В глубине души? Это может сработать, если попытаться, — Чонгук хмыкает в знак согласия. Это тоже соответствует его мнению по этому вопросу. Он, конечно же, не говорит Тэхёну, что, по его мнению, у Тэхёна есть неоспоримый потенциал стать для него единственным, и если это так, то они определённо встретились слишком рано, и один из них в конечном итоге всё испортит, потому что они молоды и глупы. Ну, по крайней мере, так оно и есть. Это почти глупое утешение — слышать, как Тэхён говорит, что попробует ещё раз. — Ты можешь уже выбрать пару носков? Они прячутся тебе под штаны и ботинки, и никто их не увидит, а я голоден, — говорит Чонгук, размахивая корзиной в руке. — Обнаглел? Когда тебе потребовался час, чтобы выбрать эти серьги-кольца из коллекции, где все они были чертовски идентичны. — Они были разного размера и разной толщины. Каждые из них. — О, посмотрите, я случайно купил серьги, которые на один микрометр тоньше, чем это социально приемлемо. Все будут избегать меня в обществе, как только заметят! — издевается Тэхён, повышая голос, что, по мнению Чонгука, является нелепым воспроизведением его собственного голоса. — Ты подлый, — говорит ему Чонгук, изо всех сил стараясь не улыбнуться, когда Тэхён подражает ему. — А ты не очень терпеливый, — говорит Тэхён, но в следующую секунду он берёт пару голубых носков с жёлтыми звёздами на них и тянет Чонгука за запястье к кассе. В ресторане Тэхён заказывает лёгкие закуски, и Чонгук чувствует себя немного странно, когда ест так много в одиночку. — Есть ли причины, по которым ты не в настроении есть хорошую еду? — спрашивает он, разрезая свой стейк пополам и чуть не плача вслух от совершенства, с которым тот приготовлен. — Ну, я полагаю, что мы собираемся заняться сексом сегодня вечером, а учитывая то, как ты питаешься, я подумал, что сделаю шаг вперёд и принесу себя в жертву. Чонгук чуть не порезал себе палец ножом. Затем оглянулся. — О, как будто люди в России знают корейское слово, обозначающее секс. Пожалуйста, продолжай есть, — говорит Тэхён, наблюдая за Чонгуком с насмешливой улыбкой. Они наблюдают за закатом с башни, и их указательные пальцы автоматически сцепляются при виде этого зрелища. Солнце тает в небе, оставляя за собой оранжевую лужу, и он тоже напуган. Тем, чтобы вернуться назад и разбираться со всем заново, тем, чтобы преодолеть осознание того, что жизнь не имеет смысла, и единственное, что в настоящее время сохраняет его нетронутым, — это прикосновение пальца. Но есть чувства и похуже страха, полагает он. И когда Тэхён вздыхает рядом с ним, безвозвратно восхищённый раскинувшимся зрелищем, большая часть страха всё равно рассеивается. Они направляются в первую попавшуюся аптеку, чтобы Чонгук мог купить презервативы и смазку, и Тэхён отпускает около сотни гомофобных шуток, притворяясь пожилым мужчиной, который смотрит на них с отвращением. Чонгук изо всех сил старается не рассмеяться, чтобы не обидеть старшего. Это менее неловко, когда он начинает целовать Тэхёна, как только они оказываются в своём номере, потому что теперь они оба знают, что нет необходимости сдерживаться. Этот же факт заставляет Чонгука не торопиться. Делать это как можно медленнее, не с намерением затягивать, а с намерением сказать то, что на самом деле нельзя сказать, используя только слова. Тэхён начинает стаскивать с Чонгука куртку, говоря: — Вот почему кожанки чертовски глупы. Это дерьмо не хочет сниматься. Видишь, как легко было избавиться от моего пальто? И Чонгук заставляет его замолчать, снова целуя, прикусывая губу, чтобы не дать ему заговорить. Чонгук целует медленно, глубоко, чтобы попытаться заставить ритм лёгких Тэхёна принадлежать ему. Он хочет Тэхёна так сильно и так отчаянно, что его грудь болит от этого — забавная, вращающаяся пустота, которая, кажется, немного успокаивается каждый раз, когда они приближаются или каждый раз, когда Тэхён издаёт этот звук, который наполовину голос, наполовину дыхание, и полностью доводит его до грани безумия. Когда они оба обнажены и лежат на кровати, Тэхён смотрит на него. Глаза широкие и красивые, и когда Чонгук наклоняется, чтобы поцеловать его в щеку, затем в челюсть, а затем в шею, он подносит руку к волосам Чонгука и просто оставляет её там. Чонгук хочет его всего сразу. Он довольствуется следующей лучшей вещью — целовать его всего, каждый дюйм его тела медленно. Чем ниже он опускается, тем сильнее напрягается рука в его волосах. Когда он берёт Тэхёна в рот, рука в его волосах тянет за пряди. Он проводит языком по всей длине члена, впитывая каждый звук, издаваемый Тэхёном, смакует боль, возникающую, когда его тянут за волосы. Длина Тэхёна — это тёплый, тяжёлый вес в его горле, и он нетерпеливо двигает челюстью, чтобы Тэхён чувствовал себя хорошо. Чтобы почувствовать ещё больше этой горечи во рту. Тэхён отталкивает его, упираясь ногами в плечо Чонгука, когда этого становится слишком много. — Ты хочешь, чтобы я..? — спрашивает он, поднимая бутылку смазки, наблюдая, как Тэхён слегка вздрагивает, когда он придвигается ближе. — Да, — шепчет Тэхён немного хрипло, но достаточно ясно, чтобы Чонгук понял утверждение. — Да, — повторяет он снова, прочистив горло, заметно дрожа, когда Чонгук подносит руку к его бедру. — Расслабься, Тэхён. Смазка холодная и скользкая на его пальцах, но пахнет хорошо. Он проверяет вкус на бутылке. Там написано «Мята перечная». В спешке, подпитываемой смущением, он на самом деле не потрудился проверить, какую смазку покупает. Похоже, он сделал хороший выбор. — Да. Я просто… просто давно этим не занимался. Чонгук целует Тэхёна в губы, целует его медленно, пока тот не вздыхает и немного не успокаивается. Когда он вводит первый палец внутрь, Тэхён снова напрягается. Чонгук шепчет слова похвалы по его коже и целует в щеку, когда начинает кружить пальцем. Это почти странно — находиться в таком положении и иметь единственную мысль, кружащую в голове, о том, как ты хочешь подарить этому человеку весь мир. — Поцелуй меня, — говорит Тэхён, когда у него внутри три пальца, и действительно, кто, чёрт возьми, такой Чонгук, чтобы не сделать это? Он прижимает их рты друг к другу. Глубоко целует его и наблюдает, как Тэхён слегка приподнимается со своего места на кровати, чтобы погнаться за губами Чонгука, когда тот на секунду отстраняется. Этого достаточно, чтобы он никогда больше не захотел прекращать целовать Тэхёна. Когда Тэхён готов, он надевает презерватив и смотрит на Тэхёна, чтобы они могли выяснить, как сделают это. Тэхён читает вопрос в его глазах. — Чёрт возьми. Просто войди в меня своим членом. Мне всё равно, как ты это сделаешь. Чонгук, как будто это было возможно, ещё больше возбуждён сердитым Тэхёном. — Думаю, будет лучше, если ты прокатишься на мне. Задашь темп и всё такое, — предлагает Чонгук, застигнутый врасплох, когда Тэхён немедленно выполняет. Он толкает Чонгука в сидячее положение и начинает опускаться на его член. — Помедленней, Тэ. На Чонгуке уже бывали сверху раньше, и было хорошо, но ничто не сравнится с этим чувством. Опьяняющим и ошеломляющим. Когда Тэхён начинает двигаться после того, как он принял всего Чонгука, он теряет чувство того, что должен делать. Но Тэхён знает, что делает. Их тела встречаются снова, и снова, и снова, когда Тэхён двигается и хвалит его за то, что он делает вещи, о которых даже не подозревал. Когда движения Тэхёна замедляются, Чонгук вырывается из своего тумана удовольствия. Затем опускает Тэхёна на матрас, крепко обхватывая его ногами свою талию, и начинает трахать его — сначала медленно, в сладком ритме, который постепенно усиливается, заставляя Тэхёна так привлекательно вскрикивать. Он крепко держит Тэхёна за бёдра, но хватка немного скользкая. Чонгук не уверен, смазка это или пот, но ему становится жарко, когда он поправляет хватку. Тэхён так прекрасен этой зимой, в этой постели, в этой позе под ним. Ночной воздух вокруг них горячий, может быть, это всё то дыхание, которое они выдыхают. Крики Тэхёна становятся громче, глубокий хриплый голос в конце переходит в более высокий стон, когда Чонгук попадает в это место внутри него. Тэхён начинает прикрывать рот ладонью, и само по себе это зрелище слишком сильное для Чонгука. Им обоим не требуется много времени, чтобы достичь края, глаза Тэхёна закрываются, тело напрягается, заставляя Чонгука потерять и дыхание, и разум. Они целуются сквозь оргазм, целуются после, пока воздух снова не начинает казаться холодным и не наступает липкое и мерзкое послевкусие секса. Они целуются до тех пор, пока Чонгук не забывает, что делать со своим ртом, когда они не целуются. Им удаётся привести себя в порядок и снова одеться, потому что теперь, когда они не касаются друг друга, такие горячие, тяжёлые и голые, Чонгук понимает, что здесь ужасно холодно. Его не волнует, какие обстоятельства повлияли на формирование основы его чувств к Тэхёну, но то, что он чувствует сейчас, само по себе очень реально. Это безопасное чувство — не знать, как всё окажется, но знать, что рядом с тобой будет кто-то, пока вы во всём разбираетесь.***
Они проводят ещё три дня в Москве, пробираясь по снегу, проверяя места в своём списке, разговаривая. Улицы освещены гирляндами огней в ознаменование предстоящих фестивалей, и этот момент почему-то кажется волшебным. Потому что Тэхён улыбается рядом с ним, отражая огни, свисающие с деревьев и домов, весь освещённый сам. Как будто свет отражается в его волосах, прячется в его каштановом пальто, в изгибе его улыбки. И там, где они соприкасаются, Чонгук тоже чувствует себя освещённым. Словно они оба вырезаны из солнца. Позже они сидят на своих местах на обратном рейсе в Сеул, снова просматривая списки, но на этот раз это автономные закладки, сохранённые на их телефонах, с квартирами, в которых они могут жить вместе. Они спорят об идеальном ковровом покрытии для полов, и это глупо, потому что они могут даже не начать жить вместе. Эта охота за квартирами и выбор дизайна интерьера в основном просто для того, чтобы было на что опереться. Чтобы убить время. Но Тэхён отнёсся к этому серьёзно, развеяв нюансы этого действия, и Чонгук думает, что он, возможно, влюблён. У него есть склонность погружаться с головой во всё, включая первые намёки на эмоции, так что это может мало что значить. Но Тэхён разглагольствует о том, почему ковры с более чем двумя цветами и повторяющимися узорами просто неправильны и не должны изготавливаться вообще. Мы смотрим на ковры только тогда, когда остаёмся одни. Или когда мы не можем смотреть в глаза человеку, стоящему перед нами. А ковры с узорами отвлекают! Вы начинаете различать закономерности и вдруг забываете о том, почему вы не можете смотреть этому человеку в глаза, и это становится чрезвычайно неловким. Чонгук поймал себя на том, что улыбается этому объяснению, и, возможно, оно немного серьёзно. Может быть, это действительно что-то значит. Может быть, учитывая, как он чувствует себя внутри и везде. Одноцветные ковры — действительно единственный выбор, говорит ему Тэхён, и Чонгук бросает на него пустой взгляд. Хорошо. Должен ли я выбрать цвет? Вот только Тэхён уже сто раз восклицал, какой красивый ковёр из обожженной сиены. Поэтому Чонгук указывает на него, и Тэхён в ответ одаривает его сияющей одобрительной улыбкой. Он играет с закатанным краем рукава, который Тэхён сегодня утром аккуратно приколол булавкой. Такое чувство, что его сердце действительно на его рукаве. Как будто его сердце повсюду. Пилот объявляет, что они в Сеуле и скоро приземлятся. Он вернулся домой. — Кто первым найдёт сумки, тот выберет, что у нас на обед, — говорит Тэхён, потягиваясь в кресле. (Его сердце находится в его теле. Или, может быть, в руках Тэхёна.) В целом, у него хорошее предчувствие, что он вернётся и снова найдёт своё место. Или создаст своё место с нуля, что бы это ни было и чего бы это ни стоило. Потому что он знает — ему есть на что опереться. С кем-то, с кем можно отступить. И это больше, чем он мог просить. (Его сердце в безопасности.)