Занимательная химия

Первый снег. Казалось бы, прекрасное явление, воспевающееся в стихах и увековеченное в картинах. Холодный белый посол, предвещающий наступление морозной красавицы зимы, которая сменяет на посту свою сестрицу осень, укрывая мир белым полотном одеял и наряжая дома в причудливые ожерелья гирлянд и новогодних фонариков. А вы только посмотрите как падает этот холодный снег! Смотреть на танец белых, еще кружащихся в воздухе, словно в движении танго, снежинок, можно, казалось бы, вечность. Зрелище до безумия завораживающее и несомненно красивое. Красивое, но только не в глазах Антона. Точнее не совсем так. Он зиму любил. Хотя тоже нет, не совсем верное слово. Он относился к зиме как м-м-м… к тому что вызывает улыбку, но ты уже к этому привык. Вот, так более верно. Но если говорить просто то зима ему нравилась. Ну, с учетом морозов, поздних рассветов и охуительного холода, нравилась конечно же, но он ее и не ненавидел. Он вообще любое время года любимым мог назвать с натяжкой, но и не плевался. В каждом были свои минусы и плюсы, которые могли перебивать друг друга, и каждый год по разному. Сам снег, например, был одним из плюсов зимы — наряду с ведром оливье под Новый год, сам Новым годом и, естественно мечтой любого школьника, зимними каникулами, — потому что был относительно красив, ну и прикольный просто, собственно потому никаких претензий к снежинкам и, естественно, снегу у него не было, как таковых, но вот первому снегу, у него возмущений вагон и маленькая тележка. Он ненавидел его всей душой. Не потому, его выпадение означало скорое похолодание (вообще не обязательно), а потому, что уже через час-полтора или утром, — в зависимости от времени суток, — эта белая сказка превращалась в рыхлое дерьмо с примесью грязи и кусков еще не до конца растаявшего все того же снега, который еще и капал с веток деревьев. Мало того что на земле, пиздец, минное поле, так еще и сверху обстрел. Вот тебе и суровая воронежская Золушка. Вроде красивый белоснежный вид из окна, а потом хуяк, полночь, и уже нет никакой сказки. Только земля, сырость и кучи, кучи луж. И нет, чтоб вы понимали, нихуя это не романтично, гулять по улицам и без того мрачного Воронежа, когда все они еще и заляпаны этой хуйней, которую хер оббежишь и не перепрыгнешь, потому что в лужу впиздолишься. Короче этот ваш первый снег только в сказках и кино красивый до пизды, а в реальности он бесючий, но тоже до пизды. А еще более бесючим было ходить по городу, когда этот самый город, чуть ли не полностью погряз в талом снегу с кашей из земли, песка и, вполне вероятно настоящего, дерьма. Но Антон ходил. Ходил, потому, что у него была его невероятная, прекрасная подруга у которой в жопе шило, которое мешает ей спокойно сидеть дома в один из немногих выходных и смотреть фильм, не напрягая ни ноги, ни извилины (ты, блять, попробуй просчитай где ты обгадишь ноги меньше, если ступнешь, ни один калькулятор не поможет). Но нет, она захотела прогуляться и, естественно, как она могла бросить Шаста одного! Потому что: -Шаст, ты заебал сидеть дома! Сколько можно?! Все, я ничего не знаю. ты. идешь. со. мной. гулять! Комнатный ты фикус! Антон хотел было сказать, что комнатный на то и комнатный, чтобы стоять в комнате, но его конечно же никто не слушал, таща на улицу, как на буксире. А что он? Он покорно тащился, потому что идти нормально, уж извините, я и так не вырываюсь, хуй там. Вот и получалось, что пусть матерились они оба, «прогуливаясь» по подворотням, но Оксана перебиваясь с матерного русского на яркую улыбку, а Антон на, поистине дедовское, ворчание, тоже с примесью могучих матов. Так они и шли, весло-задорно (сниматься в гейском порно), пока и самой Оксане не надоело страдать долбоебизмом и она не признала свое поражение пред происходящим, и не свернула тему их прогулки к походу в теплое, чистое, а самое главное, лишенное мешанины из снега, кафе. И Антон тут же подобрел, бежа чуть ли не впереди самой Сурковой, которая и показывала дорогу. Потому немудрено, что когда Тошка допрыгал до перекрестка и понял что даже не представляет куда идти, обернулся к девушке со щенячьими глазками, что чуть было не заскулил. Сама Оксана тихо хихикала, покорно повела двухметровое «дитятко» за собой, неторопливо, хотя и ей самой не терпелось скорее оказаться в сухих теплых стенах не менее сухого и теплого заведения. Пусть и не только потому, что хотела согреться. *** Стоило только ноге Шаста переступить порог кафе, как он издал вздох невероятной облегченности и буквально побежал к столику у окна, откуда лучше всего было видно все безобразие творящееся на улице. Обращать внимание на интерьер, Шаст не стал. Не до того было. Он наслаждался тем, что наконец-то сел, после двух часов непрерывных хождений и поисков выходов из лабиринта талых снежных луж, да еще в теплом месте, еще и туда где и поесть можно. О боги, неужели это Рай? Суркова вновь похихикала, глядя на растекшегося по дивану друга, пусть и сама не сдержала облегченного вздоха, стоило ей оказаться сидящей на удивительно мягком диванчике. Но пока Антон уже увлеченно читал меню, выискивая знакомые названия, Суркова что-то кому-то написывала, строча не менее тридцати слов в минуту. Шастун сначала внимание не обратил. Тип, ну пишет и че? Ответила кому-то, бывает. Когда его вопрос был нагло проигнорирован, Антон только взглянул на подругу и махнул рукой. «Сидят в своих телефонах постоянно, даже на вопросы не отвечают, ужас. Вот в наше время…» — подумал он со смешком и снова продолжил читать позиции блюд. Но когда его в открытую перестали замечать, Шаст посмотрел на нее косо из-под книжки и слегка наигранно прокашлялся, чтобы привлечь внимание. Правда не помогло, а Оксана только улыбаться начала и с удвоенным энтузиазмом — куда ж быстрее-то? — начала строчить, видимо, поэму. Тогда Антон сощурился и наклонился к столу почти всем корпусом. -Чего это ты улыбаешься? Что, мальчик пишет? — слегка фальшиво и пискляво, произносит он, не поднимаясь со стола, а девушка только отмахивается привычно. -Да это так, Антон пишет, — а потом до нее вдруг доходит, с кем же она сидит за столом и она медленно кладет телефон на столешницу экраном вниз. — Ой. -По лбу пиздой, — язвительно отзывается парень, откладывая меню в сторону, и ставит руки на стол, укладывая в «лодочку» из ладошек, свою голову. — Че за Антон? Не познакомишь? -Ну, Шаст блин, — толкает его под столом Оксана, бурча. — Ну, вырвалось просто. Я ж не виновата что мои родители любят таким интересоваться. -Да-да, ты зубы мне не заговаривай, — наклоняет голову парень. — Пишет кто? -Да че ты пристал! — надулась Окс, отворачиваясь и тихо бурча. — Ну, Ира мне написала и что? Мне шифроваться и от тебя еще теперь, чтобы не задалбывал? -О-о, уже просто «Ира», — мечтательно тянет он, складывая руки вместе. — Вы вышли на новый уровень отношений и теперь обращаетесь друг к другу по имени. Э-э-эх, как все-таки прекрасна любовь, — с придыханием говорит Антон, прикрывая глаза. -Прекрати уже, дебил, — краснея щеками, говорит девушка, заправляя локон волос за ухо. — Она сама меня попросила так ее звать, а я что? Отказаться должна? -Нет, но вы такие ми-илые, — еще раз протянул Антон, довольно скалясь. Теперь он будет мстить за ее шуточки про химика. И мстя его будет страшна. (конечно тош, да.) -Сказал человек, что светил перед крашем своей заспанной мордашкой, — нахмурившись и беря в руки свою книжку, говорит Суркова. -Ты не понимаешь, это другое, — машет рукой он, возвращаясь к меню. -Конечно другое, вы фактически проснулись в одной постели, — беспристрастно изучая свое, продолжает она. -Нет, — хмурится теперь уже Антон, поглядывая на подругу. -Пидора ответ, — пожимает плечами девушка и улыбается, хитро глядя на друга из-за книжки меню. -Лесбухи аргумент, — кивает ей парень в ответ и теперь уже оба не могут сдержать смеха. И, почему-то, именно в этот момент их решили обслужить. Именно тогда, когда от смеха лица покраснели, животы болели, а слезы выступали на глазах. Хорошее выбрали время, ничего не скажешь. -Здравствуйте, вы уже определились с выбором? — подходит к ним официант, на бэйдже которого указано Данил. Зачем ему эта информация, Антон не знает, но решает об этом не думать, на всякий случай запомнив, стараясь отдышаться после хохота. -Да, можно мне глинтвейн и-и, карамельный чизкейк, пожалуйста, — кивает Шаст, все еще стараясь успокоить легкие, и откладывает книжечку на стол, оборачиваясь к окну. А там не меняется ничего, с того момента, как они вошли в здание. Серая погода, серое небо и не менее серая земля, покрытая слоем серого грязного снега. И люди, мельтешащие туда сюда. Тоже кстати отдающие серостью. Как же хорошо что они сейчас не там. -Мне тоже глинтвейн и шоколадный торт, пожалуйста, — улыбается Оксана и официант кивает им обоим, щелкая ручкой. -Прошу прощения, вам ведь есть шестнадцать лет, верно? Потому что глинтвейн можно пить лишь по достижении этого возраста, — пожимает плечами официант, чуть улыбаясь. -Да, нам есть шестнадцать. Вам нужен документ? — спросила Оксана, уже поворачиваясь за своей сумкой. -Нет-нет, я вам верю, — шире улыбается Данил, вероятнее всего именно Окс (кто ж из них тут красивая молодая и милая девушка?), разворачиваясь чтобы уйти, но перед тем как удалиться, подмигивает Сурковой. Та, или не замечает, либо не хочет замечать, потому никак не комментирует. А вот Антон смотрит ему вслед, усмехаясь. -Да он на тебя запал! — присвистывает Шаст, дергая бровями. — Может дашь ему номерок? -Не неси херни. Ты же знаешь, что даже если и запал, ему ничегошеньки не светит — закатывает глаза девушка. Шастун только смеется и все же решает осмотреть место, куда они пришли, потому что Оксана вновь возвращается к телефону. То, что кафе построено и открыто не так давно, было видно невооруженным взглядом. Новые, чистые и блестящие столики, с, еще не облупившимся, лаком. Удобные мягкие диванчики, — за стулья ручаться Антон не мог, но был уверен что тоже очень круты, — красивое меню, с витиеватым шрифтом и достаточно красивыми ценами. Темные кирпичные стены, новые белые плафоны люстр и уже, слегка грязные — и тут погода постаралась, — полы. Кофейно-коричневые тона, с деталями белых и бежевых цветов, радовали искушенный творческий глаз и странно согревали, оттенками теплых напитков или выпечки. Других сравнений в голову просто не приходило. Одним словом атмосфера была приятной, а интерьер уютным. Просто красиво, просто уютно, просто тепло и просто очень хорошо, что не лавочка в парке и заваренный в ларьке кипяток, потому что чая нет, кончился, молодые люди. Но больше всего зеленый взгляд притягивали картины на стенах. Художник везде художник. Потому смотрел Антон на них, во все глаза. А посмотреть было на что, тут их было множество. Широчайший выбор для исследований, как говорится, на вкус и цвет — на цвет и вкус. От обычных распечатанных старых карт мира, вставленных в рамку и просто подходящих по цвету к интерьеру, до искусно написанных кофейных зерен и самих чашек кофе, рядом с десертами, от которых почти что текли слюнки. Антон, натурально залип на эту красоту, пока Оксана продолжала печатать сообщения, а их заказ еще готовили. И, вдруг, внезапно для себя Шаст, переместивший фокус с картин на двери, откуда послышался звук колокольчика, ловит взгляд красивых удивленных голубых глаз, уставившихся прямо на него. Взгляд до жути знакомых голубых глаз.